ВЫСОКИЙ ОМУТ ЛЮБВИ
ВЫСОКИЙ ОМУТ ЛЮБВИ
На утро, у меня снова поехала крыша. Я сидел, глядел, слушал и наполнялся весь каким-то безумным ощущением, в котором было все: и грусть, и радость, и предчувствие будущего, и желание, и страх жизни. Но я тогда ничего этого не понимал и ничего бы не сумел назвать изо всего того, что во мне бродило, или бы назвал это все одним именем — именем КАТЯ.
Я терялся в соображениях и все искал уединенных мест. Особенно полюбил я чердак нашего корпуса, где мы стали оборудовать нашу штаб квартиру и рок клуб. Мы поставили старый проигрыватель и допотопный РИЖСКИЙ приёмник, с дико длинной антенной. Целыми днями мы пытались поймать западные радиостанции, с целью прослушивания рок музыки. На стенах чердака были нарисованы самодельные рисунки — АББА, KISS, ЭЛИС КУПЕРА, а также чб фотки БИТЛЗ и ДОРС. Кроме этого на чердаке складировался весь наш «ГР стаф» и размещалась мини мастерская.
Взберусь, бывало, на чердак, сяду и сижу там таким несчастным, одиноким и грустным юношей, что мне самому становится себя жалко, и так мне были отрадны эти горестные ощущения, так упивался я ими!..
Вот однажды сижу я на чердаке, гляжу вдаль и слушаю ГОЛОС АМЕРИКИ. Вдруг что-то пробежало по мне, ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости. Я опустил глаза. Внизу, по аллеи, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком на плече, поспешно шла КЭТ. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла на меня свои бархатные глаза.
— Что это вы опять, мутите на чердаке? — спросила она меня с какой-то странной улыбкой.
_ А....????
— Вот, ты все уверяешь, что любишь меня! Ну, тогда спрыгни ко мне на дорогу! Если ты конечно — действительно любишь меня!
Не успела КЭТ произнести эти слова, как я уже летел вниз, точно, кто подтолкнул меня сзади. Чердак был на уровне чуть ниже третьего этажа. Я ударился об землю ногами, толчок был так силен, что я не мог удержаться, упал и на мгновенье лишился сознанья. Когда я пришел в себя, я, не раскрывая глаз, почувствовал возле себя КЭТ.
— Милый мой мальчик, — говорила она, наклоняясь надо мною, и в голосе ее звучала встревоженная нежность, — как мог ты это сделать, как мог ты послушаться... Ведь я люблю тебя... встань.
Ее грудь дышала возле моей, ее руки прикасались моей головы, и вдруг, что сталось со мной тогда! Её мягкие, свежие губы начали покрывать все мое лицо поцелуями, они коснулись моих губ. Но тут Катерина, вероятно, догадалась, по выражению моего лица, что я уже пришел в себя, хотя глаз я не раскрывал. Быстро приподнявшись, она сказала:
— Ну, вставайте, безумный; зачем лежать в пыли и среди лягушек?
Я поднялся.
— Да не смотри на меня так... что за глупости? Ты не сломал ноги? Говорю тебе, не смотри на меня. Вообщем, на всякий случай сходи в амбулаторию, а я пойду по своим делам. Тодько не смей идти за мной, а то я рассержусь, и уже больше никогда...
Она не договорила своей речи и проворно удалилась, а я присел на дорогу, ноги меня не держали. Крапива обожгла мне руки, спина ныла, и голова кружилась, но чувство блаженства, которое я испытал тогда, уже не повторилось в моей жизни. Оно стояло сладкой боли во всех моих членах и разрешилось, наконец, восторженными прыжками и восклицаниями. Точно: я был еще ребенок.
Я так был весел и горд весь этот день, я так живо сохранял на моем лице ощущение Катиных поцелуев, я с таким содроганием восторга вспоминал каждое ее слово, я так лелеял свое неожиданное счастье, что мне становилось даже страшно, не хотелось даже увидеть ее, виновницу этих новый ощущений. Мне казалось, что уже больше ничего нельзя требовать от судьбы, что теперь бы следовало «взять, вздохнуть хорошенько в последний раз, да и умереть»....
На следующий день, отправляясь в корпус к КЭТ, я чувствовал большое смущение, которое напрасно старался скрыть под личиною развязности, нормального парня, желающему дать знать, что он умеет сохранить тайну. КЭТ встретила меня очень просто, без всякого волнения, только погрозила мне пальцем и спросила: нет ли у меня синякоф? Вся моя скромная развязность и таинственность исчезли мгновенно, а вместе с ними и смущение мое. Конечно, я ничего не ожидал особенного, но спокойствие КЭТ меня точно холодной водой окатило. Я понял, что я дитя в ее глазах, и мне стало очень тяжело! КЭТ всякий раз быстро улыбалась, как только взглядывала на меня; но мысли ее были далеко, я это ясно видел и пытался думать как быть?:
—«Заговорить самому о вчерашнем ДЕЛЕ? Куда она так спешила, чтобы узнать окончательно?!», — но я только махнул рукой, как нас позвали на ужин. По дороге ко мне приклеился ВАДИМ:
— Серёга, скажу тебе как пацан пацану! Кэт нас всех кинула, она по ночам встречается с вожатыми из Большевика с Янисом и тем другим!!! Советую тебе не спать по ночам и наблюдать, наблюдать из всех сил. Вощем, ночью, у пожарного пруда, вот где надо караулить. Ты мне спасибо ещё скажешь!
Вадим засмеялся и повернулся ко мне спиной. Он, вероятно, не придавал особенного значенья тому, что сказал мне; он имел репутацию отличного мистификатора и славился своим умением дурачить людей на маскарадах, чему весьма способствовала та почти бессознательная лживость, которою было проникнуто все его существо...
Он хотел только подразнить меня; но каждое его слово протекло ядом по всем моим жилам. Кровь бросилась мне в голову. Меня словно окотило ушатом ледяной воды и одновременно поразило током! Я остолбенел и думал, что ацкая сила разорвет меня на части или я провалюсь в АД!
«А! вот что! — сказал я самому себе, — добро! Стало быть, мои вчерашние предчувствия были справедливы! Стало быть, меня недаром тянуло к пруду! Так не бывать же этому!» — воскликнул я громко и ударил кулаком себя в грудь, хотя я, собственно, и не знал — чему не бывать?
Я не знаю, как я пережил последующие два часа. После всех раздумий и импульсивных решений, я взял себя в руки. Я всё выложил как на духу парням из ГР клуба, они понуро и молча, слушали мои откровения. Вернее я разговаривал сам с собой. А, что они мне могли сказать или посоветовать? Мстить? Доказать всему свету и ей, изменнице, что я умею мстить! Пытаца каким-то неимоверными УСИЛИЯМИ её привязать к себЕ? Это был провальный проект!
Сутки я находился на грани помешательства и во мгле ада. За это время я в ЮООраз все перекрутил по кругу. Принимал и отменял решения, убить ёё, пасть к её ногам, броситца под тепловоз или в пожарный пруд. Я представлял себе, как она может рыдать надо мною, а в толпе будут говорить:
— Этот Серёжа, он её ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ!
При этой мысли я рыдал как дитя, рыдал в умиление над этой мыслью...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.