У НАС ДЛИННЫЕ РУКИ. ТРОЦКИЙ (БРОНШТЕЙН) ЛЕВ ДАВИДОВИЧ (1879-1940)
У НАС ДЛИННЫЕ РУКИ. ТРОЦКИЙ (БРОНШТЕЙН) ЛЕВ ДАВИДОВИЧ (1879-1940)
Российский политический деятель. Принимал активное участие в революционной деятельности. В1927 году, проиграв борьбу за власть Сталину, был выслан сперва вАлма-Ату, а затем за границу. Резко критиковал сталинскийрежим. Был убит в Мексике по заданию НКВД.
Лев Бронштейн появился на свет 25 октября (по старому стилю) 1879 г. «.Год моего рождения был годом первых динамитных ударов по царизму, — писал Л. Троцкий в автобиографической книге «Моя жизнь». — Террористическая партия «Народная воля» вынесла. за два месяца до моего появления на свет смертный приговор Александру II. Начиналась грозная борьба, которая привела 1 марта 1881 г. к убийству Александра II, но в то же время и к гибели самой «Народной воли».
Как и многие выдающиеся политики, Лев Бронштейн не был столичным жителем; его родина — село Яновка Елисаветградского уезда Херсонской губернии (ныне — Бобринецкий район Кировоградской области). Его отец был «.земледельцем, сперва мелким, затем более крупным. Мальчиком он покинул со своей семьей еврейское местечко в Полтавской губернии, чтоб искать счастья на вольных степях Юга. Неутомимым, жестоким, беспощадным к себе и к другим трудом первоначального накопления отец мой поднимался вверх. Мать вышла из городской мещанской семьи, которая сверху вниз смотрела на хлебороба с потрескавшимися руками. Молодая женщина не сразу вошла в суровые условия сельского хозяйства, но зато вошла полностью и с той поры не выходила из трудовой упряжки почти 45 лет. Из восьми рожденных от этого брака детей выжило четверо. Я был пятым.»
Когда мальчик подрос, было решено отправить его учиться в Одессу, в реальное училище, однако в 1888 г. поступление в школу было сложной задачей: «...Десятипроцентная норма для евреев в казенных учебных заведениях введена была в 1887 г. «Норма» распространялась на реальные училища. и вела к строжайшему отбору, осложнявшемуся, разумеется, взяточничеством. Решено было поместить меня в приготовительный класс. откуда евреев переводили в первый класс хоть и по «норме», но с преимуществом над экстернами».
Мальчик вскоре стал первым учеником в классе; он рисовал, писал стихи и статьи в школьный рукописный журнал, переводил басни Крылова с русского на украинский язык. По позднейшему признанию, в то время его не занимали обычные для одесских мальчишек развлечения: купание в море, ловля рыбы, плавание на лодках. Однако отличник Лев не отличался примерным поведением. Он даже был временно исключен из училища за то, что подговорил соучеников сыграть шутку над учителем французского языка. Сам Бронштейн позже называл ту выходку своей первой политической акцией и говорил, что уже тогда увидал, как люди делятся на три группы: предатели, верные друзья и аморфная масса, которая следит за тем, как повернется дело, и ни во что не вмешивается.
В 1896 г. Лев уехал учиться в Николаев — в Одесском реальном училище не было последнего, седьмого класса. Он писал: «.Город был провинциальнее, училище стояло на более низком уровне. Но год учения в Николаеве, 1896-й, стал переломным, ибо поставил передо мною вопрос о моем месте в человеческом обществе. На первых порах я давал в разговоре решительный отпор «социалистическим утопиям». Я пытался избежать личного влияния на меня тех молодых социалистов, с которыми меня столкнула судьба». В итоге Лев вошел в кружок, члены которого изучали и обсуждали научно-популярную литературу, а потом перешли к запрещенным изданиям. Поначалу он сочувствовал идеям народников и отвергал марксизм, считая его чуждым человеку учением. В этот период многие черты его личности — острый ум, полемический дар, энергичность, самоуверенность, честолюбие, склонность к лидерству — наконец нашли свое применение.
Окончив училище, Лев поступил в Одесский университет на математический факультет, но вскоре бросил учебу, посвятив себя целиком политической пропаганде и работе в революционном подполье. Он основал подпольный «Союз рабочих юга России», но в январе 1898 г. был арестован, и организация распалась. Лев Бронштейн был приговорен к четырехлетней ссылке в Восточную Сибирь. Еще находясь под следствием, он сошелся с Александрой Соколовской, соратницей по революционной деятельности, с которой в 1900 г. и отправился в ссылку, в Иркутскую губернию. Там ссыльный Бронштейн работал приказчиком, писал в местную газету «Восточное обозрение». В 1902 г. Лев и Александра разошлись, и он бежал за границу, вписав в фальшивый паспорт фамилию Троцкий, позаимствованную у надзирателя одесской тюрьмы.
В 1902 г. Троцкий познакомился с Лениным и вошел в состав редакции газеты «Искра». В 1903 г. в Париже он женился на Наталье Седовой, которая стала его спутницей на всю оставшуюся жизнь. В это время начался период затяжных конфликтов между Троцким и Лениным по политическим вопросам.
В октябре 1905 г. Троцкий стал заместителем председателя, потом председателем Петербургского Совета рабочих депутатов, а в декабре его арестовали. В 1907 г. Троцкий был приговорен к вечному поселению в Сибирь с лишением всех гражданских прав, но по пути к месту ссылки вновь бежал за границу, в Вену. В 1912 г. Троцкий стал военным корреспондентом на Балканах, потом во Франции, откуда был выслан в 1916 году. Троцкий отплыл в США, где продолжал выступать в печати.
Узнав о Февральской революции, Троцкий вернулся на родину, вступил в партию большевиков и вскоре был в очередной раз арестован (на этот раз всего на несколько недель). Осенью того же года стал председателем Петроградского Совета и председателем военно-революционного комитета. Троцкий, фактически, возглавил октябрьское вооруженное восстание (оно, кстати, началось как раз в день рождения Льва Давидовича).
После прихода большевиков к власти Троцкий принял назначение на пост народного комиссара иностранных дел, но после подписания Лениным Брестского мира сложил с себя полномочия из-за полного несогласия с таким шагом. Весной 1918 г. Троцкий стал наркомом по военным и морским делам и председателем революционного военного совета республики. Для создания боеспособной армии он шел на жесточайшие меры: брал заложников, расстреливал и отправлял за решетку противников, дезертиров и нарушителей воинской дисциплины, не делая никаких поблажек и исключений. В то же время Троцкий активно привлекал в Красную Армию бывших царских офицеров («военспецов»), защищая их от нападок большевиков.
К началу 20-х годов популярность и влияние Троцкого достигли апогея, и в результате после смерти Ленина ему противостояло большинство руководства страны. Спекулируя прежними разногласиями Троцкого с Лениным, его сместили со всех занимаемых постов. Сторонники Троцкого были вытеснены из руководства партии и государства, а его взгляды («троцкизм») были объявлены враждебным мелкобуржуазным течением.
В 1927 г. Л. Троцкий был выведен из состава Политбюро ЦК, исключен из партии, в январе 1928 г. сослан в Алма-Ату, а в 1929 г. выслан из СССР. С женой и старшим сыном Троцкий оказался на о-ве Принкипо (Турция), откуда в 1933 г. перебрался во Францию, а в 1935 — в Норвегию. Троцкий неустанно критиковал политику советского руководства, опровергал утверждения официальной пропаганды и советскую статистику. В конце 1936 г. Троцкий, у которого агентами ГПУ-НКВД была похищена большая часть архива, покинул Европу, найдя убежище в Мексике, где поселился сначала в доме художника Диего Риверы, а затем на укрепленной и тщательно охраняемой вилле в небольшом городке Койокан.
Необходимость усиленной охраны обнаружилась уже в январе 1938 г., когда была совершена первая попытка покушения на Троцкого; неизвестный человек попытался проникнуть в его дом с фальшивыми рекомендациями от одного политического деятеля. После этого была установлена автоматическая сигнализация, введены круглосуточные дежурства охранников и т. д. Дом Троцкого превратился в крепость, охраняемую снаружи постоянным отрядом из десяти полицейских, и личной охраной изнутри. Жена Троцкого, Наталья Ивановна, считала, что нужен дополнительный пост у окна его кабинета. Троцкий отказался, сославшись на то, что в таком случае пришлось бы расширить внутреннюю охрану, а «это не по средствам ни в отношении затрат, ни в отношении человеческого материала».
Ответственность за безопасность Л.Троцкого взяла на себя Социалистическая рабочая партия США. «Охрана всегда состояла из молодых товарищей, связанных со мной единством политических взглядов и отбиравшихся моими старыми друзьями из числа добровольцев, — писал Троцкий. — Мы живем — моя семья и охрана — маленькой замкнутой коммуной, отделенные четырьмя высокими стенами от внешнего мира».
Одновременно с обеспечением безопасности Троцкий прилагал большие усилия, чтобы получить визу для въезда в США, где было безопасней и он мог бы поддерживать более тесный контакт с единомышленниками. Однако правительство США раз за разом отклоняло просьбы Троцкого о предоставлении политического убежища. В отличие от Мексики, не имевшей тогда дипломатических отношений с СССР, США подвергались непрерывному давлению со стороны Советского правительства. Характеризуя свое положение в конце 30-х годов, Троцкий писал: «Мексика оказала мне гостеприимство. потому, что ее правительство оказалось. достаточно независимым от внешних давлений, чтобы руководствоваться собственными принципами. Я. живу на земле не в порядке правила, а в порядке исключения».
Тем не менее Троцкий не отказывался от попыток сплотить своих сторонников. В 1938 г. был провозглашен IV Интернационал, в который вошли малочисленные и разрозненные группы из различных стран, но он оказался нежизнеспособным и распался вскоре после смерти своего основателя.
Советские спецслужбы держали Троцкого под пристальным наблюдением. В 1938 г. при загадочных обстоятельствах в Париже в больнице после операции умер его старший сын. Из Советского Союза шли известия о жесточайших репрессиях против «троцкистов», были расстреляны его первая жена и младший сын.
Собственно, еще до прибытия в Мексику Троцкий знал о том, что ГПУ готовит на него покушение. После московских процессов Троцкий постоянно ощущал нависшую над ним угрозу убийства и даже предполагал, кем оно будет осуществлено. В первой половине 1940 года мексиканская пресса была полна слухов о сосредоточении в Мексике агентов НКВД. «Я получал немало писем…о тех агентах ГПУ, которые направлялись в Мексику из Франции и Соединенных Штатов. Имена и фотографии некоторых из этих господ были мною своевременно переданы мексиканской полиции».
Предчувствуя скорую гибель, в начале 1940 г. Троцкий составил документ, названный им «Завещание» и носящий преимущественно личный и мировоззренческий характер. В этом документе нет политических выводов и оценок, советов сторонникам и т. д. Он написан тогда, когда Троцкий уже ожидал покушения, но в нем говорится не о возможном теракте, а об ожидании смерти от кровоизлияния в мозг («это самый лучший конец, какого я могу желать») и о готовности к самоубийству, если склероз приведет к инвалидности.
Еще в 1939 г. Сталин дал указание Берии подготовить план осуществления прямого теракта против «койоканского затворника». Через несколько месяцев Сталиным была одобрена операция под кодовым названием «Утка», согласно которой одновременно готовились два нападения. Первое — штурм дома Троцкого группой налетчиков под руководством мексиканского художника Давида Альваро Сикейроса. Второе — убийство, выполнение которого было возложено на испанца Рамона Меркадера, убежденного сталиниста, услуги которого предложила его мать, давняя «знакомая» НКВД Каридад Меркадер. Подготовка к проведению операции «Утка» шла одновременно в Париже и в Нью-Йорке.
Руководителем группы исполнителей операции «Утка» по предложению Л. Берии был утвержден П. Судоплатов. Сам Судоплатов так описывал события того времени: «В конце 1938 года. мне грозил арест. В подвешенном состоянии я находился до марта-апреля 1939 г. К этому [времени] подоспело. новое боевое поручение ЦК ВКП(б); все утихомирилось, и мы начали активно готовиться к проведению операции в Мексике». После мексиканских событий карьера Судоплатова резко пошла вверх, и в июле 1945 г. ему присвоили звание генерал-лейтенанта. Однако после смерти Сталина в 1953 г. он был арестован как приспешник Берии и приговорен к 15 годам тюремного заключения. Судоплатов вышел на свободу в 1968 году.
Второй участник «группы» — Н. И. Эйтингон — был одним из немногих чекистов-евреев, пережившим чистки 30-х годов. Н. Эйтингон давно показал себя надежным исполнителем: в 1929 г. он обеспечивал возвращение в Москву резидента НКВД, работавшего в секретариате Троцкого, а во время гражданской войны в Испании руководил террором против троцкистов.
В июле 1945 г. Н. И. Эйтингон стал генерал-майором, но в начале 1950-х годов был арестован «по указанию главы Советского правительства» в разгар антисемитской кампании и расправы над «группойАбакумова». Сразупосле смерти Сталина Эйтингон был освобожден, реабилитирован, ему возвратили правительственные награды и вернули на работу. Однако в июне 1953 г. он был арестован вновь — как соучастник преступлений Берии — и приговорен к 12 годам тюремного заключения. Эйтингон вышел на свободу в 1963 г., после чего работал редактором в издательстве «Международная книга».
Третьим членом группы стал И. Григулевич, зарекомендовавший себя во время гражданской войны в Испании. Он прибыл в Мексику в январе 1940 г. по фальшивому паспорту, устроился официантом в баре, принял непосредственное участие в налете на виллу Троцкого, после чего бежал в Калифорнию. С 1946 г. Григулевич жил в Коста-Рике и продолжал свою агентурную деятельность. Ему удалось не только обзавестись паспортом этой страны, но и получить назначение на пост посланника Коста-Рики в Ватикане и в Югославии.
Весной 1953 г. Григулевич был отозван Берией в Москву и в конце 50-х годов работал в Госкомитете по культурным связям с зарубежными странами, где продолжал выполнять агентурные задания. Позже Григулевич ушел в науку, в 1979 г. стал членом-корреспондентом АН СССР, под фамилией Лаврецкий писал книги и статьи по истории Латинской Америки и Ватикана. Умер Григулевич в 1988 году.
Непосредственным организатором покушения на Троцкого стал знаменитый художник и убежденный сталинист Давид Альваро Сикейрос. За это его приговорили к длительному тюремному заключению, но год спустя освободили под денежный залог. Такое решение было принято президентом Мексики, который к тому же санкционировал отъезд Сикейроса из Мексики (причем не в виде высылки, а в виде предложения работать за границей по контракту). Когда Сикейрос в 1944 г. вернулся в Мексику, судебные органы сообщили, что дело против него не может быть возобновлено, так как досье «таинственно исчезло». Сикейрос оставался «другом СССР» до самой смерти. В 1966 г. ему была присуждена Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами».
Каридад Меркадер, мать убийцы Троцкого — одна из ключевых фигур операции «Утка» — была дочерью богатого испанского помещика, жившего на Кубе. Она развелась с мужем и вместе с детьми переселилась в Париж, активно участвовала в гражданской войне в Испании, стала добровольным агентом НКВД.
Во время покушения на Троцкого Каридад с Эйтингоном находилась в машине возле дома Троцкого, чтобы сразу же после убийства переправить Меркадера в США, потом пароходом во Владивосток и в Москву. Когда стало ясно, что Рамона задержали, Эйтингон и Каридад скрылись, бежали на Кубу, а затем перебрались в США. Оттуда они координировали адвокатскую поддержку Р. Меркадера и наладили с ним связь агентов, находившихся в Мехико. Незадолго до начала войны Каридад и Эйтингон были приглашены в Кремль, где Калинин вручил им орден Ленина. Каридад осталась в СССР и первые годы войны жила в Уфе.
Однако вскоре она начала жаловаться: «Я им больше не нужна. Я больше не та женщина, какой была прежде. Каридад Меркадер — это... худшая из убийц. Я не только ездила по всей Европе, разыскивая чекистов, покинувших рай, чтобы безжалостно убивать их…Я превратила в убийцу моего сына Рамона, сына, которого я однажды увидела выходящим из дома Троцкого, связанного и окровавленного, не имеющего возможности подойти ко мне». В 1944 году К. Меркадер добилась разрешения переехать во Францию, где и умерла в 1975 году.
Главным действующим лицом трагедии, чье имя теперь известно не менее, чем имя самого Л. Д. Троцкого, стал Хайме Рамон Меркадер дель Рио Эрнандес (известен также как Жак Морнар, Леон Жак, Тони Бабич и Фрэнк Джексон).
Рамон Меркадер родился в Барселоне. Под влиянием матери Каридад он рано включился в революционное движение, стал членом компартии, за что неоднократно подвергался арестам. Меркадер в совершенстве владел французским и испанским языками, хорошо объяснялся на английском, позже освоил русский язык. С июля 1936 г. участвовал в гражданской войне в Испании, был комиссаром на Арагонском фронте. В феврале 1937 г. его завербовал советский резидент. До 1938 г. Меркадер находился в Москве, где проходил подготовку к спецзаданию в рамках операции «Утка» (по другим данным, он попал в Москву только в 1960 г.).
Для осуществления теракта Рамону было нужно проникнуть на виллу Троцкого. Участниками операции «Утка» была разработана схема, в результате которой в июне 1938 г. Рамону Меркадеру удалось сблизиться с девушкой, которая должна была стать секретаршей Троцкого — Сильвией Агелофф. Она вместе с подругой (которая была одним из тайных агентов советской разведки) приехала в Париж, где та познакомила Сильвию с Меркадером. Рамон представился как Фрэнк Джексон, бизнесмен из Канады — и действительно, у него был канадский паспорт на это имя, который принадлежал человеку, погибшему в испанской войне.
В октябре 1939 г. в Нью-Йорк прибыл Эйтингон, основавший в Бруклине импортно-экспортную фирму, которая использовалась как центр связи и как «крыша» для Меркадера-Джексона.
В январе 1940 г. Сильвия Агелофф, которая уже два месяцев работала секретарем уТроцкого, приехала в Мехико. «Джексон» каждый день подвозил ее к дому Троцкого, а вечерами ожидал ее у ворот виллы, беседуя с охранниками. В марте 1940 года Агелофф вернулась в Нью-Йорк, так что с внедрением Меркадера в окружение Троцкого пока что ничего не получалось.
Тогда было решено совершить на дом Троцкого запланированный вооруженный налет, который возглавил мексиканский художник Сикейрос. Он сколотил банду, в распоряжение которой были переданы материалы для обеспечения четкой ориентации налетчиков на территории виллы: снимки, сделанные в саду и в доме, изображения заборов, фотографии охранников, Троцкого, его жены и т. д. Эти снимки были сделаны агентами НКВД, в разное время внедренными в окружение Троцкого.
Покушению предшествовала интенсивная идеологическая кампания. Компартия Мексики провозгласила курс на истребление троцкизма, и 1 Мая 1940 г. по улицам Мехико прошла демонстрация с лозунгами «Троцкого — вон!». В тот же день был опубликован манифест Компартии: «Иностранные шпионы и провокаторы должны быть изгнаны из страны, и в первую очередь их самый злостный и опасный главарь: Лев Троцкий». Однако, как писал сам Лев Давидович, «первоначальный план: добиться массового движения за изгнание Троцкого из Мексики, потерпел полное крушение. ГПУ пришлось встать на путь теракта». Кампания достигла особого остервенения в дни, непосредственно предшествовавшие налету. Примерно за десять дней до покушения Троцкий собрал охранников и сказал, что истерическая кампания по его дискредитации достигла апогея и что она нужна, чтобы оправдать его предстоящее убийство в глазах общественного мнения.
24 мая 1940 г. около 4 часов утра примерно 20 человек в полицейской и военной форме напали на виллу Троцкого. Они бесшумно разоружили и связали полицейских наружной охраны и вызвали звонком дежурившего в это время внутреннего охранника Роберта Шелдона Харта. Харт по условному знаку Григулевича открыл калитку и впустил налетчиков во двор. Они отключили сигнализацию, изолировали нескольких охранников, а других членов охраны отрезали от дома пулеметным огнем. Группа нападавших устремилась к дому, заняла с двух сторон позиции напротив спальни Троцкого и открыла перекрестный огонь. Налет продолжался 10–15 минут, и за это время нападавшие выпустили более трехсот пуль. После этого бандиты захватили две машины охраны Троцкого и, уезжая, бросили в дом зажигательные снаряды, вызвавшие пожар, который Троцкому и его жене удалось потушить. Кроме того, к дверям спальни была подложена бомба, начиненная полутора килограммами динамита, — этого было достаточно, чтобы снести дом до основания. Взрывное устройство не сработало из-за технической неисправности.
Описывая действия нападавших, Троцкий обращал внимание на исключительно высокую технику покушения: «Убийство не удалось вследствие одной из тех случайностей, которые входят неизбежным элементом во всякую войну. Но подготовка и выполнение покушения поражают своей широтой, обдуманностью и тщательностью. Террористы прекрасно знают расположение дома и его внутреннюю жизнь. Они достают полицейское обмундирование, оружие, электрическую пилу, морские лестницы и пр. Они с полным успехом связывают внешнюю полицейскую охрану, парализуют внутреннюю стражу правильной стратегией огня, проникают в помещение жертвы, стреляют безнаказанно в течение трех-пяти минут, бросают зажигательные бомбы и покидают арену нападения без следов. Такое предприятие не под силу частной группе. Здесь видна традиция, школа, большие средства, широкий выбор исполнителей. Это работа ГПУ».
Руку НКВД Троцкий видел и в том, что нападавшие имели несколько зажигательных снарядов: «Участники покушения преследовали, таким образом, не только убийство, но и поджог. Единственной целью их могло быть при этом уничтожение моих архивов. В этом заинтересован только Сталин, так как архивы имеют для меня исключительную ценность в борьбе против московской олигархии. Зажигательные снаряды представляют собою, таким образом, нечто вроде визитной карточки Сталина».
Троцкий и его жена сумели спастись потому, что Наталья Ивановна увлекла мужа в дальний угол спальни и заставила его лечь на пол. Троцкий считал, что они «помогли счастливому случаю тем, что не потеряли голову, не метались по комнате, не кричали, не звали на помощь, когда это было бы безнадежно, не стреляли, когда это было бы безрассудно, а молча лежали на полу, притворяясь мертвыми».
Судоплатов объяснял неудачу покушения тем, что «группа захвата не была профессионально подготовлена для конкретной акции. В группе Сикейроса не было никого, кто бы имел опыт обысков и проверок помещений или домов».
Одним из самых загадочных аспектов налета была роль Роберта Шелдона Харта, двадцатитрехлетнего охранника из США, находившегося в Койокане всего полтора месяца. Харт охранял ворота, которые он не должен был открывать никому без разрешения начальника охраны, но он нарушил этот приказ и покинул виллу после налета.
Через некоторое время в Мехико прибыл отец Харта, который сообщил, что его сын был сторонником Сталина; кроме того, в его комнате обнаружили испаноанглийский словарь с подписью Сикейроса. Однако, несмотря на очевидные улики, Троцкий упорно отказывался верить в то, что Харт был в сговоре с бандитами: «Если бы Шелдон был агентом ГПУ, то имел бы возможность убить меня ночью без всякого шума и скрыться, не приводя в движение 20 человек, которые все подвергались большому риску.»
25 июня тело Харта было найдено во дворе дома, который арендовали участники покушения, родственники и друзья Сикейроса. Харт был убит соучастниками из опасения, что он может рассказать лишнее, попав в руки полиции. Во время следствия арестованные участники покушения подтвердили, что Харт был подкуплен. Судоплатов в своих воспоминаниях писал: «Харт был ликвидирован, посколькуузнал Григулевича и мог нас выдать».
В то же время, хотя Харт и был завербован НКВД, он, по-видимому, не предполагал, что планируется убийство Троцкого. Открыв ворота и увидев банду налетчиков, он сделал все, чтобы помешать им. Это следует из слов Эйтингона: «Шелдон оказался предателем. Хотя он и открыл дверь калитки, однако в комнате, куда он привел участников налета, не оказалось ни архива, ни самого Троцкого. Когда же участники налета открыли стрельбу, Шелдон заявил им, что если бы знал все. то никогда не согласился бы участвовать. Такое поведение послужило основанием для решения о его ликвидации».
Троцкий принимал активное участие в следствии по делу о покушении. Однако до конца мая полиции не удавалось напасть на след преступников, и постепенно в газетах появилась версия о том, что «события, имевшие место недавно в Мексике, были ловко подстроены ничтожным Троцким и его бандой». В этой версии Троцкий усматривал «несомненный элемент сумасшедшего дома: наглость и безнаказанность легко доходят до грани безумия. Но в этом безумии есть система, неразрывно связанная с ГПУ».
Через неделю после покушения возмущенный Троцкий, вынужденный опровергать ложную и нелепую версию, обратился с письмом к президенту Карденасу: «если даже допустить невозможное, именно, что. я решил организовать «автопокушение». то остается еще вопрос: где и как я достал 20 исполнителей? Какими путями обмундировал их в полицейскую форму?
Вооружил их? Снабдил всем необходимым? И пр. и пр. Иначе сказать, каким образом человек, живущий почти совсем изолированно от внешнего мира, умудрился выполнить предприятие, которое под силу только могущественному аппарату?»
Получив письмо Троцкого, президент Карденас распорядился направить следствие на разработку более правдоподобных версий. Вскоре удалось выявить почти всех участников налета. Более 20 человек были арестованы. Они назвали руководителя операции — Сикейроса, раздававшего полицейскую форму и оружие и возглавлявшего налет. 25 июня второстепенные участники налета были освобождены. Девять человек были приговорены к тюремному заключению. Но Сикейросу удалось скрыться, и лишь в октябре 1940 г. полиция узнала о его местонахождении. На следствии он не отрицал, что руководил налетом, но утверждал, что целью нападения было не убийство Троцкого, а уничтожение его архивов. Он заявил, что акция была направлена на то, чтобы добиться изгнания Троцкого из Мексики. Сикейрос утверждал, что решение об «уничтожении штаб-квартиры Троцкого» было принято группой мексиканцев, выступавших на стороне республики; «естественно, левые политические партии, в частности Компартия Мексики, ничего не могли и не должны были знать о наших планах». Так или иначе, Сикейрос был приговорен к тюремному заключению и опасность покушения на некоторое время отступила.
Постоянное ожидание нового покушения не ввергло Троцкого в депрессию. «Открывая утром или закрывая вечером массивные железные ставни, устроенные нашими друзьями в нашей спальне. Лев Давидович иногда говорил: «Ну, теперь до нас не доберутся никакие Сикейросы», — вспоминала Н. И. Седова. — А просыпаясь, он приветствовал меня и себя: «Вот нас с вами этой ночью и не убили, а вы все недовольны».
Сразу же после покушения Троцкий занялся вопросом о хранении своих архивов. После 7 ноября 1936 года, когда ГПУ похитило в Париже 65 кг его архивов, различные научные учреждения США обратились к нему с просьбой передать наиболее ценную в историческом смысле часть архивов в их библиотеки и хранилища. Адвокат Троцкого вел длительные переговоры с библиотекой Гувера, с Чикагским и Гарвардским университетами. Договор на передачу архивов был заключен с Гарвардским университетом.
После покушения 24 мая директор библиотеки Гарвардского университета прислал Троцкому письмо, в котором настаивал на скорейшем получении архивов. Сообщая об этом секретарю внутренних дел Мексики, Троцкий уточнял, что «дело идет об архивах советского периода моей деятельности и о моей переписке, кончающейся декабрем 1936 г., т. е. до моего въезда в Мексику. Что касается писем, рукописей и документов за время моего пребывания в Мексике, то они полностью останутся со мной до тех пор, пока я буду пользоваться гостеприимством этой страны».
Пока Троцкий вел неустанную борьбу за свои архивы и установление правды о налете банды Сикейроса, его будущий убийца «Фрэнк Джексон» продолжал работу по внедрению в его дом. Через Сильвию Агелофф он познакомился с близкими друзьями жены Троцкого, что не могло не вызвать доверия к нему со стороны Седовой и, следовательно, Троцкого.
Вообще же, по приезде в Мексику с «Джексоном» произошла разительная перемена. До этого представлял себя перед Сильвией Агелофф и ее друзьями аполитичным человеком и, объясняя причины своего пребывания в Мексике, говорил, что состоит на службе у крупного торгового босса из США и занимается экспортом бананов и сигар. Теперь же «Джексон» не только часто говорил о своем интересе к политике и троцкистскому движению, о своем знакомстве с европейскими троцкистами, но даже упоминал о пожертвованиях, которые он якобы делал французской секции IV Интернационала.
28 мая «муж Сильвии», как его называли в доме, был приглашен на завтрак, и с тех пор охранники свободно пропускали «Джексона» на виллу. Его не обыскивали, так как Троцкий запретил применять подобные меры к людям, постоянно посещавшим виллу, чтобы не унижать их человеческого достоинства. По той же причине Троцкий запретил охранникам находиться в его кабинете и даже за его дверью, когда он встречался с посетителями.
Согласно записям в книге посетителей, «Джексон» побывал там до покушения двенадцать раз и провел на ней, в общей сложности, около четырех с половиной часов. За это время Троцкий оставался с «Джексоном» наедине всего один раз — в течение 10 минут 17 августа. На протяжении нескольких недель, которые «Джексон» посещал виллу, он не вызывал подозрений уТроцкого.
В июне Сильвия поехала в Нью-Йорк. Вслед за ней отправился в Нью-Йорк и «Джексон». Спустя три недели они вернулись в Мексику, а за ними выехала Каридад.
После возвращения из Нью-Йорка «Джексон» продолжал время от времени посещать виллу Троцкого, а в июле вновь отправился в Нью-Йорк, где пробыл три недели. После возвращения он выглядел крайне нервным и истощенным, его лицо стало бледным и серым. В конце июля Эйтингон сообщил, что у них «все в порядке».
В августе «Джексон» появился на вилле без предварительного приглашения, с букетом цветов и огромной коробкой конфет, присланной, по его словам, Сильвией. В этот день он впервые заговорил с секретарями Троцкого о развитии мирового троцкистского движения, упомянул некоторые имена его руководителей в различных странах и намекнул, что мог бы содействовать движению материально.
Девятого августа Сильвия вернулась в Мехико. После ее приезда состоялось еще несколько визитов «Джексона» в Койокан. Во время первого из них он заговорил с Троцким о желании оказать материальную поддержку троцкистскому движению. Этот короткий разговор вызвал раздражение у Троцкого и Седовой, но, тем не менее, спустя несколько дней «Джексон» и Сильвия были приглашены в дом на чашку чая.
17 августа «Джексон» неожиданно появился вновь; он был в шляпе, которую не снял даже в помещении, на руке у него висел плащ. Он сказал Троцкому, что просит прочитать набросок его статьи против раскольников в троцкистском движении США. Троцкий предложил ему пройти в кабинет, где они впервые оказались наедине на несколько минут. Троцкий в этот день сказал жене: «Мне он не нравится. Какого сорта этот парень? Мы должны провести небольшое расследование о нем. Я не хочу его больше видеть».
Однако Троцкий не смог проверить свои подозрения, в частности, потому, что в его окружении не было людей, прибывших из Испании. Если бы прошло еще несколько дней, Меркадер мог быть раскрыт прибывшим в Мексику сторонником Троцкого. Есть, кстати, версия о том, что после встречи с «Джексоном» 17 августа Троцкий обратился к своему секретарю с настойчивой просьбой выяснить, «кто такой этот Джексон». Никаких справок наведено не было, и, когда 20 августа он вновь появился в саду виллы, Троцкий не выгнал его, а пригласил в свой кабинет.
В эти дни происходили последние встречи Меркадера с Эйтингоном и Каридад, в ходе которых отрабатывались детали теракта. Предполагалось, что Меркадер нанесет Троцкому бесшумный смертельный удар, быстро покинет виллу, не возбуждая подозрений охраны, и сядет в автомобиль, в котором у ворот его будут поджидать Эйтингон и Каридад.
Судоплатов рассказывал, что существовал еще один план, который сводился к тому, что во время нахождения Меркадера на вилле Троцкого Эйтингон, Каридад и группа из пяти боевиков попытаются ворваться на виллу и завязать перестрелку с охранниками, во время которой Меркадер убьет Троцкого и покинет виллу. Однако Рамон убедил Эйтингона в том, что он «один приведет смертный приговор в исполнение», используя навыки, полученные им во время партизанской войны в Испании.
Выбирая орудие убийства, «тройка» остановилась на малом ледорубе альпиниста, поскольку его легче скрыть от охранников и им можно нанести бесшумный удар. Надеясь на свою физическую силу, Меркадер думал убить Троцкого одним ударом, но на всякий случай взял с собой нож и пистолет. Решимости Меркадеру, несомненно, прибавляло и то обстоятельство, что в законах Мексики отсутствовала смертная казнь — высшей мерой наказания было двадцатилетнее тюремное заключение.
20 августа Троцкий встал в семь утра и сказал жене: «Знаешь, я сегодня с утра, по крайней мере, совсем хорошо себя чувствую, давно так не было». Хорошее физическое состояние окрыляло его надеждой поработать в этот день «как следует». После завтрака Троцкий начал диктовку статьи о военной мобилизации в Соединенных Штатах. В час дня пришел адвокат для обсуждения деталей передачи архивов в Гарвардский университет и работу над статьей пришлось прервать.
В 17.30 без приглашения явился «Джексон», одетый так же, как и 17 августа, — в шляпе и с плащом, висящим на левой руке, прижатой к телу. Между тем он всегда хвастался, что не носит ни шляпы, ни плаща — даже в самую скверную погоду, а этот день был ясным и солнечным.
«Джексон» заметно нервничал. Встретившая его Наталья Ивановна подумала про себя: «Почему он стал приходить так часто?» «Почему вы в шляпе и с плащом? — спросила она его. — Погода такая солнечная». «Да, но вы знаете, может пойти дождь», — ответил «Джексон». Затем он направился кТроцкому. Сопровождавшая его Седова спросила: «А статья ваша готова?» — «Да, готова». «Он вынул стесненным движением руки, продолжая не отрывать ее от корпуса и прижимая плащ, в котором были зашиты, как потом стало известно, топор и кинжал, и показал мне несколько листиков, напечатанных на машинке».
Троцкий пригласил «Джексона» в свой кабинет, и через несколько минут Меркадер нанес альпенштоком по его голове страшный удар, который должен был убить Троцкого. Однако Троцкий издал пронзительный крик, повернулся, напал на убийцу и схватился за альпеншток. В 1969 году Меркадер рассказал Судоплатову, что такая реакция жертвы вызвала у него подобие ступора, и он не смог заколоть Троцкого, хотя имел при себе нож: «Представьте, ведь я прошел партизанскую войну и заколол ножом часового на мосту. но крик Троцкого меня буквально парализовал».
Вспоминая об этих минутах, Седова рассказывала: «Я услышала ужасный, потрясающий крик. Не отдавая себе отчета, чей это крик, я бросилась на него. Между столовой и балконом, на пороге, у косяка двери, опираясь на него. стоял Лев Давидович. с окровавленным лицом. Мы отошли на несколько шагов, и Л. Д. с моей помощью опустился на дорожку.
— Знаешь, там, — он глазами указал на дверь своей комнаты. — Я почувствовал. понял, что он хочет сделать… он хотел меня. еще раз. но я ему не дал, — говорил спокойно, тихо, прерывающимся голосом».
Тем временем в кабинет ворвались охранники и стали жестоко избивать «Джексона». В этот момент покушавшийся — в первый и последний раз — потерял контроль над собой, однако не забыв о том, что не должен говорить по-испански. Он кричал на французском языке: «Они заставили меня сделать это. Они держат в тюрьме мою мать. Они собираются убить ее. Пожалуйста, убейте меня! Я хочу умереть!»
Услышав крики «Джексона», Седова спросила Троцкого: «Что делать с этим? Они его убьют». «Нет. убивать нельзя, надо его заставить говорить», — все так же с трудом, медленно произнося слова, ответил мне Л. Д.». Охранники стали добиваться от убийцы признаний в том, что он действовал по приказу ГПУ, но «Джексон» ответил, что его послало не ГПУ, а какой-то человек.
Вскоре приехал доктор, который, осмотрев рану, сказал Троцкому, что она «не опасна». Затем прибыла полиция, отправившая жертву и убийцу под усиленной охраной в больницу. Там Троцкий подозвал секретаря и продиктовал ему: «Пожалуйста, скажите моим друзьям, что я уверен в победе Четвертого Интернационала. Идите вперед!»
Вскоре Троцкий впал в бессознательное состояние, из которого уже не вышел. «Не спуская глаз, всю ночь я сидела над ним, ждала «пробуждения», — рассказывала Седова. — Глаза были закрыты, но дыхание, то тяжелое, то ровно-спокойное подавало надежду. Так прошел и наступивший день. К середине его, по определению врачей, наступило улучшение. Но к концу дня внезапно произошла резкая перемена в дыхании больного: оно стало быстрым, быстрым, внушающим смертельную тревогу. Черты лица его сохранили свою чистотуигордость. Казалось, вот он выпрямится и самраспорядится собой. Но глубина пораженного мозга была слишком велика. Пробуждения. не свершилось».
В 7 часов 25 минут вечера 21 августа 1940 г. Троцкий скончался.
На протяжении пяти дней тело Троцкого находилось в помещении городской ратуши Мехико. С ним пришли попрощаться не менее сотни тысяч человек, а вслед за этим в Мехико состоялась многотысячная похоронная процессия, превратившаяся в грандиозную антисталинскую манифестацию. Мексиканское правительство взяло на себя расходы и ответственность за проведение траурных мероприятий.
Дальнейшая судьба Рамона Меркадера, назвавшегося на следствии Жаком Морнаром, складывалась благоприятно. Он рассказал историю, что якобы хотел жениться на Сильвии Агелофф, но Троцкий запретил этот брак. Вспыхнула ссора, в которой оказалась замешана девушка. «Я решил принести себя в жертву ради нее», — сказал Джексон.
СССР не жалел средств для защиты «Морнара»: адвокаты должны были доказать, что убийство совершено на почве склок и интриг в троцкистском движении. В этом им активно помогал сам обвиняемый, который отрицал свою причастность к НКВД. В мае 1944 г. суд Федерального округа Мехико вынес приговор: 20 лет тюремного заключения, т. е. высшая мера наказания. Меркадер получал большие суммы денег, на которые «снимал» в тюрьме отдельный «номер» со всеми удобствами и даже телевизором (что по тем временам было верхом роскоши). Вообще, за время тюремного заключения на «Морнара» было израсходовано около 5 миллионов долларов. Средства шли на оплату лучших адвокатов, улучшение условий тюремного заключения, содержание связных в Мехико.
Кроме того, разрабатывались различные планы его побега из тюрьмы и выезда за пределы Мексики. Их реализация была более чем возможна: Меркадер выезжал к зубному врачу, имел возможность гулять по городу (часто без сопровождения), ходить в гости к друзьям. Планы побега были раскрыты, но это не изменило условий пребывания Меркадера в тюрьме. Более того, начиная с 1946 г. его стала навещать индианка Ракелия Мендоса, снабжавшая его медикаментами и ежедневно приносившая домашние обеды. Еще во время его пребывания в тюрьме она вступила с Рамоном в брак. Через Ракелию Меркадер пересылал письма родным в Москву.
Многие годы власти Мексики настойчиво доискивались подлинного имени «Жака Морнара». Уже в начале следствия суд обратился за помощью к профессору криминологии Альфонсо Куарону. Тот дал много ценных данных о личностных особенностях «Морнара», но сказать, кто он на самом деле, не смог.
Полиция установила, что убийца не является ни бельгийцем, ни французом, ни канадцем. Выйти на «испанский след» мешало то, что заключенный упорно скрывал свое знание испанского языка. Поиски продолжались до тех пор, пока несколько бывших членов интербригад не опознали Меркадера по фотографиям и не сообщили об особой примете — ране на предплечье. Ее следы были обнаружены и на теле убийцы. Окончательную ясность внес Куарон, который во время своей поездки в Испанию в 1950 году раздобыл в полицейских архивах досье Меркадера с фотографией и отпечатками пальцев.
Когда в Мексику было доставлено полицейское досье Меркадера, дальнейшее запирательство стало бессмысленным. Перед лицом неопровержимых улик Меркадер назвал свое настоящее имя, но по-прежнему отказывался признать, что убил Троцкого по приказу из Москвы, подчеркивая личные мотивы убийства.
Документально доказать участие органов НКВД в убийстве Троцкого так и не удалось. Однако оно стало очевидным после освобождения Меркадера 6 мая 1964 г.: незадолго до выхода из тюрьмы он получил чехословацкий паспорт, с которым вылетел в Гавану, а затем направился в Москву. Еще через две недели в Москву прилетела Ракелия. В Москве Меркадер получил советские документы на имя Рамона Ивановича Лопеса.
Председатель КГБ направил Хрущеву докладную записку с предложениями о награждении Меркадера, предоставлении ему советского гражданства и решении вопросов его материально-финансового обеспечения. 31 мая был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором говорилось: «За выполнение специального задания и проявленные при этом героизм и мужество присвоить тов. Лопесу Рамону Ивановичу звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». В печати этот указ, разумеется, не был опубликован. 8 июня Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев вручил Меркадеру высшую правительственную награду.
По личному ходатайству Долорес Ибаррури Меркадер был зачислен на должность старшего научного сотрудника в Институт марксизма-ленинизма, где занимался историей гражданской войны в Испании. Кроме оклада, он получил пенсию от КГБ, четырехкомнатную квартиру в Москве и подмосковную государственную дачу.
В начале 70-х годов Меркадер заявил, что он и его жена тяжело переносят местный климат, и в 1974 г. выехал на Кубу, где ему предложили работу консультанта по вопросам трудового воспитания в системе МВД. Он скончался от саркомы 18 ноября 1978 года. Согласно последней воле Рамона Меркадера, урна с его прахом была захоронена на кладбище в Москве. В 1987 году на могиле появилась гранитная плита с выгравированной на ней золотыми буквами надписью «Лопес Рамон Иванович, Герой Советского Союза».
Троцкий был похоронен во дворе своего дома в Койокане, где сейчас находится его музей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.