Глава двенадцатая Тепло любви

Глава двенадцатая Тепло любви

Кончина Патрика Планкета стала для королевы первой крупной потерей после случившейся двадцать три года назад смерти отца, и она черпала силы в своей “глубочайшей религиозности” (1) (как охарактеризовал эту черту один из ее давних друзей), взращенной в детстве и укрепленной помазанием в 1953 году.

Как глава Англиканской церкви, монарх выступает защитником веры – официальной религии страны, закрепленной законом и исповедуемой по зову сердца. Однако, переезжая в Шотландию, королева переходит в лоно Шотландской церкви, самоуправляющейся и не признающей государственного вмешательства. Это не значит, что, пересекая границу, она отрекается от англиканства, скорее наоборот, хотя ни один англиканский епископ ни разу не приезжал с проповедями в Балморал.

Елизавета II всегда “считала королевский сан священным” (2), по свидетельству бывшего архиепископа Кентерберийского Джорджа Кэри. Религия для нее – обязанность “не в смысле бремени, а в смысле радостного служения” (3) подданным. Вера органично встроена в повседневный ритм королевы. “У нее ровные отношения с Господом, – утверждает Кэри. – Вера помогает безропотно принимать повороты судьбы, поскольку строится на жизненной философии, согласно которой все предопределено” (4).

По воскресеньям она неизменно молится в церкви – будь то крошечная часовня в Лаврентийских горах Квебека или деревянная хижина на реке Эссекибо в Гайане, до которой приходится два часа плыть на лодке. Однако ее величество “не кичится своей религиозностью” (5), – утверждает каноник Джон Эндрю, часто наблюдавший королеву в 1960-х, когда помогал архиепископу Кентерберийскому Майклу Рэмзи. В отпуске она посещает богослужения в приходской церкви Сандрингема и в церкви Крейти у въезда в Балморал.

Причащается королева три-четыре раза в год – на Рождество, Пасху, Пятидесятницу и, бывает, по особым случаям – “таков старинный англиканский уклад, в котором ее воспитали” (6), – поясняет Джон Эндрю. Королева любит простые традиционные церковные гимны и короткие, без лишнего мудрствования, проповеди. Джордж Кэри считает ее религиозность умеренной: “Королева дорожит англиканством. В Сандрингеме молится по “Книге общественного богослужения” 1662 года. Не одобряет современные службы, но в открытую об этом не распространяется. Из версий Библии предпочитает старую, короля Якова. Она ценит красоту английского языка в библейских текстах, впитывает их всем существом” (7). Библию короля Якова Елизавета II называет “шедевром английской прозы” (8).

Поскольку в Сандрингеме и Балморале нет своих священников и службы ведут приезжие, они часто гостят в замке. “Королевская семья не закрывается от духовных лиц, – свидетельствует священник Шотландской церкви. – Родные королевы расслабляются в нашем присутствии. Иногда выходит довольно неловко, когда они не следят за языком” (9). Однажды, гостя в Сандрингеме, Джордж Кэри услышал, как королева назвала принцессу Маргарет дурехой (10). “Это было сказано не в обиду, а любя, – вспоминает Кэри. – Обычная семейная перепалка”. Бывают и забавные случаи. “От всей души возблагодарим Всевышнего за яства, которые мы сейчас вкусим, и за последующие плотские утехи!” (11) – эту речь священника из Абердина, произнесенную перед обедом в Балморале, королева потом цитировала друзьям, мастерски передавая шотландский акцент.

Как главе государства, Елизавете II доводилось встречаться с духовными лицами самых разных рангов, от пап до приходских священников. В Виндзорском замке несколько раз устраивал частное богослужение американский баптист Билли Грэм. Восторгаясь его проповедями (12), ее величество тем не менее отклонила приглашение в королевскую ложу на массовое богослужение на стадионе “Уэмбли” с ста тысячами собравшихся, отказавшись обнажать душу до такой степени.

Архиепископу Кентерберийскому положено около шести регулярных аудиенций в год, однако бывают и внеурочные, если необходимо разрешить какие-то связанные с религией вопросы. Королева поддерживает отношения и с другими сановными англиканскими священниками, но ближе всего ей, пожалуй, настоятель Виндзора, который “выполняет роль семейного духовника” (13), по утверждению Маргарет Роудз. “Он встречается с Елизаветой II достаточно часто, поскольку находится в непосредственной близости от Виндзорского замка и выслушает в случае сомнений. Королева знает, что найдет с ним общий язык”.

Религия находит отражение и в общественных обязанностях Елизаветы II – не только в рождественской речи, но и в присутствии на торжественных службах, например в Поминальное воскресенье (единственное мероприятие в королевском календаре, на которое ее величество является в черном) во вторые выходные ноября. В этот день у лондонского Кенотафа проводится поминальная служба в честь погибших на войне граждан Британии и Содружества.

За три дня до Пасхи, в Страстной четверг, проводится современная интерпретация ритуала, олицетворяющего смирение и восходящего к истории об Иисусе, который омывал ноги своих учеников перед Тайной вечерей. В предшествующие века монархи действительно омывали в этот день ноги бедным, однако в 1685 году Яков II эту практику прекратил, заменив ее подачей милостыни. Во времена Елизаветы II “великопостная милостыня” вручается избранным пожилым подданным как награда за служение обществу. С подачи Филиппа церемонию перенесли в 1957-м в собор за пределами Лондона, и с тех пор она периодически проводится в разных местах по всей стране. Обставлена церемония очень торжественно (14): бифитеры в алых мундирах с белоснежными брыжами выносят на серебряных подносах мешочки с отчеканенными специально для этого случая серебряными монетами. Королева, двигаясь вдоль шеренги, число мужчин и женщин в которой равно количеству прожитых ее величеством лет, вручает каждому мешочек с монетами, добавляя слова благодарности за добрые дела.

Основная обязанность королевы как главы Англиканской церкви состоит в том, чтобы назначать архиепископов, епископов и настоятелей по рекомендации премьер-министра. Она не может отклонить кандидатуру, однако, как и в светских делах, имеет право задать вопросы и потребовать дополнительных сведений. “Это очень тонкий способ намекнуть премьеру, чтобы он подумал еще, – говорит историк Кеннет Роуз. – Если на следующей неделе он по-прежнему будет настаивать на изначальной кандидатуре, значит, на этом все. Королева не станет перекраивать конституцию по такому поводу” (15).

Особенно радовался аудиенциям с подобной повесткой дня Гарольд Вильсон. “Духовные дела он считал оазисом покоя в пустыне, в которую большинство премьер-министров неизбежно превращают свой сад” (16), – писала биограф Элизабет Лонгфорд. Обрушившиеся на Британию невзгоды давили на Вильсона гораздо сильнее, чем во время первого срока премьерства, и силы его убывали. Видя, как он терзается, королева старалась подбодрить и утешить его во время визитов четы Вильсон в Балморал. “Нас привезли на машине из Абердина, заботливо укутав пледами, – вспоминает Мэри Вильсон. – Королева с Филиппом встречали нас у входа в замок. Вокруг носились корги, на полу стояли собачьи миски, мою комнату украшал составленный королевой букет горечавки в вазе. Ее величество, как шепнула провожавшая меня наверх фрейлина, надеялась, что мне понравится. Она всегда уделяет внимание таким мелочам” (17).

Во время сентябрьского приезда (18) Вильсонов в 1975 году Елизавета II отвезла их в охотничий домик, угощала чаем и собственноручно испеченными оладьями. После, когда королева с Мэри мыли посуду, Вильсон неожиданно для ее величества признался, что в марте, под свое шестидесятилетие, собирается подать в отставку. Обнаруженная у него впоследствии болезнь Альцгеймера позволила предположить, что он, еще тогда распознав у себя симптомы расстройства сознания, решил уйти, не дожидаясь, пока болезнь отразится на его способности управлять государством. Однако Марсия Фолкендер утверждает, что еще в марте 1974 года, “вновь перебравшись на Даунинг-стрит, он сказал, что пробудет здесь недолго” (19). Кроме его жены и Фолкендер, о предстоящей отставке знал только Мартин Чартерис, который хранил тайну премьера вместе с королевой.

Перед отъездом премьера из Балморала королева сделала несколько фотографий. На одном из снимков она стоит в платке, смущенно улыбаясь из-под капюшона дождевика, рядом с Вильсоном, который в элегантном твидовом костюме и с трубкой в руке выглядит истинным сельским джентльменом. Вильсон потом не расставался с этим снимком и годами носил его в бумажнике (20).

Непростую задачу иного рода задал ее величеству в ноябре 1975 года австралийский премьер-лейборист Гоф Уитлем. Как королева Австралии, Елизавета II нежно любила эту далекую страну, которую со времени коронации успела посетить пять раз. Когда в 1972 году Уитлема только избрали, Елизавета II задалась целью переубедить республиканца, открыто заявляющего о намерении упразднить монархию в Австралии. В апреле 1973 года, на свой сорок седьмой день рождения, она пригласила его погостить в Виндзорском замке вместе с женой Маргарет, “высоченной” и “несуразной” (21) (как она сама себя называла), получившей у придворных прозвище “Мардж-каланча” (22). Уитлемов принимали по высшему разряду, поселив в покоях с видом на Длинную аллею (23), которая тянется на две с половиной мили через Большой Виндзорский парк к гигантской конной статуе Георга III на Снежном холме.

После обеда Уитлем преподнес королеве именинный подарок – “ворсистый кремовый ковер из овчины” (24), на который ее величество с сестрой кокетливо уселись, расстелив на полу гостиной. “В тот вечер она твердо решила поймать гостя в свои сети, – рассказывал Мартин Чартерис писателю Грэму Тернеру. – Обычно она глубоко прячет свою сексуальность, но в тот вечер она использовала свои чары как оружие. Она вертела Гофом Уитлемом как хотела. Усевшись перед ним на ковре, она поглаживала ворс, нахваливая его мягкость и нежность. Я просто опешил от такого открытого кокетства” (25). Позже Уитлем сказал Чартерису: “Если у нас такая королева, то пусть будет монархия!”

В последующие два визита в Австралию королевская чета постаралась не дать угаснуть симпатиям. Прощаясь после октябрьского приезда в 1973 году, Маргарет написала, что “все было очень душевно” (26). Однако 11 ноября 1975 года симпатии оказались не у дел, когда Уитлем увяз в противоборстве с сенатом, отказывающимся принимать его бюджет, и перед страной маячила перспектива дефолта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.