Глава вторая Возмужание полководца

Глава вторая

Возмужание полководца

Российской дипломатии так и не удалось предотвратить новую большую войну с Османской империей. Благоразумие не возобладало в султанском окружении, печальные уроки «первой екатерининской войны» оказались напрочь забыты.

15 июля 1787 года послу России в Стамбуле Якову Ивановичу Булгакову вручается ультиматум с требованиями, которые перечеркивали все ранее достигнутые соглашения и трактаты между двумя соседними государствами. Турция требовала отозвать русских консулов из Ясс, Бухареста и Александрии, а турецких консулов допустить во все российские гавани и торговые города в Северном Причерноморье. Россия должна также согласиться на досмотр всех своих судов, проходивших через проливы Босфор и Дарданеллы.

В ультиматуме речь шла о прямом и грубом нарушении суверенных прав Российского государства, да еще с вмешательством в ее внутренние дела. Противная сторона заранее знала, что для Санкт-Петербурга такие требования просто неприемлемы. Ответ на них было предложено дать не позднее 15 августа.

Стамбул явно форсировал развитие событий. До установленного срока Я.И. Булгакова пригласили на заседание дивана — совета при турецком султане. От посла в категорической форме потребовали немедленного возвращения Блистательной Порте Крыма и признания недействительным Кючук-Кайнарджийского мирного договора.

Русский посол держался с достоинством. Я.И. Булгаков отказался передать такой ультиматум императрице Екатерине II, сказав, что ему заранее известен ее ответ. Других слов от него члены дивана не ожидали. 5 августа посла арестовали и заключили в Семибашенный замок — константинопольскую политическую тюрьму, где уже успел побывать не один полномочный посланник государства Российского.

13 августа 1787 года Турция, поддерживаемая Лондоном и Парижем, официально, в которой уже раз, объявила России «священную войну». В Стамбуле даже не стали ждать ответа из Санкт-Петербурга на предъявленный ультиматум.

Руководство русской армией в начавшейся войне Екатерина II возлагает на президента Военной коллегии генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического. Екатерининский фаворит принимает меры по обеспечению безопасности южной государственной границы: войска, принимавшие участие в Полтавских маневрах, срочно перебрасываются в Херсон, главную тогда морскую базу России на Черном море, в Екатерининскую губернию, к границе вдоль реки Южный Буг.

Бугский егерский корпус возвращается из-под Полтавы к месту дислокации по уже известному маршруту. Батальоны, совершив ускоренный марш, 12 августа переправляются через Днепр и далее держат путь в Ольвиополь. Там назначается сборный пункт русской действующей армии.

Особые надежды, и не без основания, возлагаются на недюженные способности генерал-аншефа A.B. Суворова, находящегося в Херсоне. Ему поручается наблюдение за всеми передвижениями турецких сил у Очаковской крепости и по Бугу.

Российская императрица Екатерина II подписала высочайший манифест о войне только 7 сентября: главнокомандующим армией утверждается генерал-фельдмаршал Г.А. Потемкин, второе лицо в империи, ему же вверялось непосредственное руководство главной действующей армией — Екатеринославской, насчитывавшей 82 тысячи человек и 180 орудий. Вспомогательная, или Украинская армия, под командованием генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева имела 37 тысяч человек и 50 орудий.

Бугский егерский корпус до июля 1788 года находился «у закрытия границ по Бугу», входя в состав сил Главной армии. Они располагались в Екатеринославском наместничестве под общим командованием генерал-аншефа князя Ю.В. Долгорукова. Помимо егерей в подчинении у генерал-майора Голенищева-Кутузова находились Елисаветградский, Херсонский и Александрийский легкоконные полки с 12 орудиями. По сути дела, он командовал приграничной группировкой войск, состоявшей из легкой пехоты, конницы и артиллерии.

Граница по Бугу опиралась на крепость Ольвиополь и охранялась тщательно. Кутузов решил усилить крепостной гарнизон, оставив здесь 150 егерей, два эскадрона Херсонского полка и сотню казаков. Основные силы он расположил между Ольвиополем и устьем реки Ингул. Усиливаются пограничные кордоны, под круглосуточный контроль берутся броды через Буг. По самой реке круглые сутки разъезжали солдаты в лодках, осматривая камыши и противоположный берег Буга.

Базовый лагерь кутузовских войск разбивается в верстах двадцати от речного берега, в удобном для выдвижения месте между селами Александровка и Константиновка. Корпусной командир видит свою задачу в своевременном пресечении всяких попыток неприятеля перейти границу по Бугу.

В середине сентября решением главнокомандующего кутузовский корпус передвигается к устью Буга: «Обстоятельства требуют подкрепить Херсонскую часть, ибо неприятель начал покушаться на Кинбурн». Прибыв к устью Буга с тремя егерскими батальонами и двумя легкоконными полками, генерал-майор Михайла Голенищев-Кутузов поступает в непосредственное подчинение Суворову, державшему свою штаб-квартиру в Кинбурне, который был рад вновь увидеть у себя исполнительного и инициативного командира.

Турция имела огромный флот и, вне всяких сомнений, стремилась лишить Россию ее присутствия на черноморских просторах. Стамбул несколько столетий смотрел на Черное море как на свое внутреннее.

Поэтому представлялась очевидной попытка османов уничтожить Херсон, на верфях которого строили корабли для молодого русского флота. Эту главную черноморскую базу России на дальних к ней подступах прикрывала крепость Кинбурн.

Весь боевой участок Херсон — Кинбурн поручили генерал-аншефу A.B. Суворову, командовавшему в 1787 году приморской частью Екатеринославской армии. Важность кинбурнских позиций князь Потемкин-Таврический подчеркнет в письме императрице Екатерине II: «От храбрости сих войск зависит спасение…»

Суворов, проверяя войска, лично ставит своему бывшему ротному командиру задачу обороны границы. Легкоконные Павлоградский и Мариупольский полки подтягиваются поближе к Кинбурну, чтобы в случае надобности усилить его крепостной гарнизон. То есть уже в самом начале войне предвиделось, что османы пойдут на десантные операции.

Опасность нападения на Кинбурнскую крепость усиливалась с каждым днем. Осенью под стенами Очакова собрался впечатляющий по численности кораблей султанский флот с десантом на борту, закрывший собой выход в море из Днепровско-Бугского лимана. Стороны вели усиленную разведку. Суворов приказал нести дозорную службу «должным образом», чтобы обезопасить себя от внезапного удара с моря.

1 октября турки после ожесточенной бомбардировки русских позиций с кораблей Очаковской эскадры, подошедшей к Кинбурну на дальность пушечного выстрела, начали высаживать десант на Кинбурнскую косу: прибывшие на лодках 5000 янычар — отборной султанской пехоты — двинулись по песчаной косе на штурм крепости.

Русская пехота, усиленная казачьими и легкоконными полками, уничтожила большую часть высадившихся на Кинбурнской косе янычар. Лишь немногие сумели добраться на лодках до своих кораблей. Суворов лично руководил отражением турецкого десанта, был дважды ранен и удостоился высшей награды Российской империи — ордена Святого Андрея Первозванного.

Вскоре отряд запорожцев, состоявших на службе у османского султана, в два часа ночи попытался, переправившись через Буг, захватить Осицкую косу. Однако неприятеля обнаружили донские казаки — после перестрелки запорожцев прогнали к лодкам, и они были «вынуждены уехать обратно».

Для содержания пограничных кордонов и конных разъездов к генерал-майору Голенищеву-Кутузову дополнительно поступают три казачьих полка: Донской — Табунщикова, 1-й и 2-й — Бугские. Чтобы не упустить теплое время, он предпринимает форсированное укрепление Николаевской крепости (ныне город Николаев): ежедневно наряд егерей в 180 человек ведет земляные работы вокруг замка, а внутри его ликвидируются многие хозяйственные пристройки, сооружаются подмостки для установки пушек.

Проверявший состояние Николаевской крепости начальник 1-й дивизии Екатеринославской армии генерал-аншеф Н.В. Репнин нашел, что все у Голенищева-Кутузова «весьма порядочно, как и укрепление здешнего замка же хорошо устроено, так что… при сем посте под предводительством его… в случае нападения неприятельского все пойдет с желаемым успехом».

Корпусной командир проявляет заботу о вооружении егерей. По его заявкам каждому батальону придается по одному восьмифунтовому единорогу и одной трехфунтовой пушке. Для обучения батальонных канониров пушечной стрельбе на каждое орудие получается 2,5 пуда пороха, а для обучения стрелков — по 840 готовых восьмизолотниковых пуль на батальон.

При корпусе образуется команда «верных казаков» под начальством секунд-майора Захара Алексеевича Чепеги, ставшего в июле 1788 года кошевым атаманом Черноморского казачьего войска. «Верными казаками» называли запорожцев, перешедших на службу России после ликвидации в 1775 году Запорожской Сечи. Другая часть запорожцев бежала в Турцию и поселилась на Дунае, образовав там Дунайскую Сечь.

М.И. Голенищев-Кутузов доносил армейскому командованию в рапорте, что «верных казаков» к нему «ежечасно пребывает». Команда Чепеги вооружается циками и пистолетами, обучается стрельбе, ведению пехотного боя. Черноморское казачье войско пройдет всю войну и после ее завершения по указу императрицы Екатерины II поселится на Тамани и близлежащем правобережье Кубани, став в будущем частью Кубанского казачьего войска.

Наступившая зима была в Северном Причерноморье необычно холодной — река Буг замерзла, и противник мог воспользоваться этим. Генерал-майор М.И. Голенищев-Кутузов принимает дополнительные меры предосторожности. Вдоль Буга рассылаются малые разъезды, которые по вечерам, перейдя на другой берег, осматривают степь с курганов. Также по заданию командира егерского корпуса, хорошо понимавшего значимость достоверных сведений о неприятеле еще со времен квартирмейстерской службы, за Буг на турецкую сторону в разведку ежедневно высылаются небольшие специальные отряды — «партии».

Сбором разведывательных данных занимались и более крупные отряды «верных казаков» секунд-майора Чепеги и полковника Дягина от Донского казачьего полка. Полезную информацию приносили с собой перебежчики, бывшие запорожцы. И разумеется, торговцы, для которых тогда, казалось бы, не существовало ни государственных границ в степи, ни военного времени.

Все попытки противника вторгнуться на сопредельную территорию малыми и большими отрядами зимой и весной 1788 года проваливались. Его своевременно обнаруживали или конные разъезды, или «разъездные лодки», и обычно, не принимая боя, турки возвращались восвояси.

Заботясь о надежности прикрытия государственной границы, генерал-майор и кавалер М.И. Голенищев-Кутузов не забывал при этом и о безопасности местного населения Прибужья. По его указанию «жителям, для хлебопашества приехавшим, жен и детей на берегу при себе иметь не велено»; мужчины не должны ночевать по разным избам, а размещаться на ночлег «потеснее в несколько изб», и при них обязаны быть караул и разъезд; «пахарям при их плугах близко берега также ночевать поодиночке запрещено, и за всем этим поручено “строжайшее смотрение казачьим полковникам…”».

Весной 1788 года султанское командование решило активизировать боевые действия в Северном Причерноморье. 20 мая под Очаков прибыл турецкий флот — 92 вымпела, в том числе 14 линейных кораблей. Они доставили все необходимое Очаковскому гарнизону.

Для начала турки решили атаковать с моря пристань Глубокую, форпост Херсона. Россия была готова к решающему столкновению на водах Днепровско-Бугского лимана, хотя соотношение в численности парусных кораблей для действий в открытом море складывалось не в ее пользу.

Севастопольская эскадра насчитывала всего 3 линейных корабля и 14 фрегатов. В Херсонской парусной эскадре было 2 линейных корабля и 6 фрегатов. Однако главнокомандующий русской армией генерал-фельдмаршал Г.А. Потемкин-Таврический сумел подготовить сюрприз султанскому флоту: в лимане укрывалось 65 судов Днепровской гребной флотилии, которой командовал немецкий принц К.Г. Нассау-Зиген, состоявший на русской службе.

Получив сообщение о прибытии турецкого флота под Очаков, Г.А. Потемкин приказал Бугскому егерскому корпусу «следовать вниз по Бугу… и соображаться в своих действиях с войсками в Херсоне и на Глубокой находящимися». Егерские батальоны, полностью снаряженные, прибыли к пристани Глубокой и расположились там. Корпусу придали два донских казачьих полка — Василия Орлова и Гавриила Бокова.

7 июня, в семь часов утра, турецкая гребная флотилия, поддержанная несколькими мелкосидящими в воде парусными кораблями, пошла в атаку на русские суда, стоявшие в лимане. Вся тяжесть сражения легла на гребную флотилию принца Нассау-Зигена, поскольку встречный ветер не позволил русским парусникам вступить в бой. Артиллерийская перестрелка шла «наижестокая».

Исход сражения в лимане решила более искусная русская артиллерия. Не выдержав меткого пушечного огня, турецкие суда в беспорядке бежали к Очакову, под защиту его крепостных батарей. В воздух взлетели корабль и шебека (небольшое трехмачтовое парусно-гребное судно, имевшее на вооружении от 12 до 40 орудий).

Султанское командование не отказалось от мысли уничтожить новопостроенный флот России, стоявший в лимане.

17 июня сражение в его водах повторилось. На сей раз в лиман вошли многопушечные турецкие линейные корабли, но, оказавшись на мелководье, они с трудом маневрировали, часть из них села на мель, сделавшись в конце концов добычей маневренных гребных судов русских.

На следующий день в четыре часа утра в лимане разгорелось новое морское сражение. Г.А. Потемкин успевает прислать подкрепление — 22 новые канонерские лодки. Турецкий флот в жестоком бою теряет два линейных корабля, одну шебеку и позорно отступает. Когда турецкие корабли стали выходить из лимана, на Кинбурнской косе заговорили суворовские батареи, потопив семь судов.

Разгром султанского флота, нашедшего было спасение под защитой орудий Очаковской крепости, довершила русская гребная флотилия. В новой схватке на водах лимана было взорвано пять линейных кораблей и захвачен невредимым вражеский фрегат. A.B. Суворов доносил главнокомандующему привычно кратко: «Прежде Очаков не наш, разбит флот».

Разгромленный в ходе нескольких боев в Днепровско-Бугском лимане турецкий флот уже не мог угрожать Херсону с его кораблестроительными верфями. Генерал-фельдмаршал Г.А. Потемкин решил усилить осаду крепости Очаков, самой мощной из всех, что имелись у Блистательной Порты в Северном Причерноморье.

Под вражескую крепость начинают сходиться главные силы русской армии. В соответствии с приказом главнокомандующего в поход выступают и два батальона бугских егерей. В биографии генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова открывается новая страница.

Осаждение Очакова основными силами Екатеринославской армии началось в первых числах июля 1788 года. К тому времени крепость держалась в осаде уже пять месяцев. Турки уверенно защищались, изредка делая дерзкие вылазки из-за крепостных стен. 1 июля положение Очаковского гарнизона впервые осложнилось: русская гребная флотилия Нассау-Зигена уничтожила турецкие суда, стоявшие под крепостными стенами.

Осаду Очакова потемкинская армия повела по классической схеме: осаждавшие приступили к рытью траншей и возведению батарейных позиций, постепенно приближая их к крепости. Русские батареи бомбардировали Очаков, стремясь подавить его многочисленную артиллерию и пробить бреши в крепостных стенах. Осадные работы ведись медленно, с большими трудами, каменистая почва поддавалась плохо. В земляных работах участвовали все войска, днем и ночью сменяя друг друга.

Генерал-фельдмаршал Г.А. Потемкин прибыл в осадный лагерь 16 июля. Познакомившись с ходом осады крепости Очаков, он поручил ее генерал-аншефу A.B. Суворову. Работы пошли быстрее. Обеспокоенные турки через десять дней днем предприняли сильную вылазку, напав на сторожевые пикеты бугских казаков на левом фланге.

Бой принял встречный характер и шел с переменным успехом. Сперва из крепости выехало 50 конных турок, за ними скрытно по лощине следовало до 500 пеших. Бугские казаки — 60 конных и до 100 пеших — под начальством полковника П.М. Скаржинского приняли рукопашный бой. Подоспевшие к месту схватки 93 стрелка Фанагорийского полка ружейным огнем помогли бугским казакам отбить нападение. Тогда из Очакова к месту схватки поспешили новые отряды осажденных, общим числом до 3000. Руководивший отражением вылазки Суворов ввел в бой новые батальоны. В конце концов туркам пришлось отступить в крепость.

Ожесточенный бой под крепостными стенами был кровопролитным: потери турок исчислялись от 300 до 500 человек, еще больше было раненых, осаждавшие потеряли 153 человека убитыми и 210 ранеными.

Генерал-аншеф A.B. Суворов, раненный в разгар схватки пулей в шею, вынужден был 2 августа для лечения «болезни раны» убыть в Кинбурн и под осажденный Очаков больше не вернулся.

Взявший на себя руководство осадой генерал-фельдмаршал Г.А. Потемкин продолжал методично сжимать полукольцо осадных батарей под Очаковом. Бомбардировки с моря и суши наносили большие разрушения в крепости, но ее гарнизон держался стойко. Он ожидал помощи, которая могла прийти с султанским флотом. Время от времени турки совершали вылазки, стараясь помешать осадным работам и уничтожить батареи русских.

Одна из таких наиболее сильных вылазок была предпринята 18 августа. Князь Таврический сообщил о ней императрице Екатерине II:

«По сделании двух батарей противу Очакова на левом фланге армии при заложении таковой же на правой стороне пред садами, в ближнем от города расстоянии, 18-го сего месяца турки учинили к последней сильную вылазку. Они атаковали прикрытие, из егерских батальонов составленное, и сражение между ними продолжалось под жестким с батарей огнем долее четырех часов.

Неприятель… стоял отчаянно, но везде был сломлен и в бегство обращен, претерпев урону до пяти сот раненых и убитых. Егери поступали в сем случае с беспримерною неустрашимостью, и турки, невзирая на выгоду места, везде бежать принуждены…»

Бой с рукопашными схватками шел с переменным успехом, втянув в себя с обеих сторон несколько тысяч человек. Успешному исходу его помогла русская гребная флотилия, подошедшая близко к берегу. С судов был открыт яростный пушечный огонь по флангу вышедших из крепости турецких войск.

Во время отражения этой вылазки осажденных Кутузов получил тяжелое ранение в голову. Об обстоятельствах этого ранения рассказал находившийся при русской армии принц Де-Линь, оказавшийся 18 августа рядом с М.И. Голенищевым-Кутузовым. Когда турки приблизились на 700 сажен к ретраншементу, где находились егерский генерал и Де-Линь, принц подозвал Кутузова к амбразуре, чтобы лучше обозревать атакующего неприятеля. В этот момент, как утверждает Де-Линь, ружейная пуля поразила генерала в щеку близ того самого места, в которое он был ранен в 1774 году. Кутузов схватился руками за голову и сказал принцу:

— Что заставило тебя подозвать меня к этому месту в сию минуту?

«Доктора при ранении Кутузова не было. Он еще продолжал отдавать распоряжения после ранения, но от потери крови почувствовал слабость, и его вынесли с поля боя».

«Вчера опять прострелили голову Кутузову. Я полагаю, что сегодня или завтра он скончается», — написал принц Де-Линь австрийскому императору Иосифу сразу после ранения одного из лучших потемкинских генералов.

Повторное тяжелое — фактически смертельное — ранение Михаила Илларионовича в голову продолжает и сейчас волновать исследователей его полководческой биографии. Существуют две версии о характере ранения М.И. Голенищева-Кутузова 18 августа 1788 года.

Суть первой состоит в следующем. В сборнике о жизни и военных подвигах М.И. Кутузова указывается, что в сражении под Очаковом в 1788 году «…пуля вошла в щеку и прошла насквозь в затылок».

То же повторяет A.B. Суворов: «…Пуля ударила его в щеку и вылетела в затылок. Он упал. Все ожидали, что рана смертельна.

Но Кутузов не только остался жив, но даже вскоре поступил в боевые ряды».

Эту версию о ранении подтверждает в своих воспоминаниях внук полководца, отставной генерал-майор Павел Матвеевич Голенищев-Кутузов-Толстой, приводя сведения об участии его знаменитого деда в сражениях: «…B 1788 году противу турок при Очакове, где ранен пулею в щеку с вылетом в затылок».

Совсем другой характер ранения описывает первый, хорошо осведомленный биограф полководца Ф. Синельников:

«Пуля прошла навылет из виска в висок позади обоих глаз. Сей опасный сквозной порыв нежнейших частей и самых важных по положению височных костей, глазных мышц, зрительных нервов, мимо которых на волосок чаятельно расстоянием прошла пуля и мимо самого мозга — после излечения не оставил других последствий, как только что один глаз несколько искосило. Все думали, что он умрёт, но Кутузов… жив и вылечился скоро».

Спустя много лет специалисты Военно-медицинской академии и Военно-медицинского музея провели анализ ранений М.И. Кутузова и фактически подтвердили характер второго ранения, описанного Ф. Синельниковым. Учитывая тяжесть и характер ранения, они заключили, что оба ранения (первое и второе) были внемозговые, так как М.И. Кутузов в состоянии был еще почти 40 лет после огнестрельных ранений головы вести активную жизнь.

Окончательный диагноз специалистов-медиков гласил: двукратное касательное открытое непроникающее черепномозговое ранение, без нарушения целостности твердой мозговой оболочки; коммоционно-контузионный синдром; повышенное внутричерепное давление.

Главный хирург Екатеринославской армии Массот (Массо), оказавший медицинскую помощь раненому генералу и, несомненно, лечивший его в полевом госпитале под Очаковом, так прокомментировал повторное, тяжелое ранение Михаила Илларионовича: «Должно полагать, что судьба назначает Кутузова к чему-нибудь великому, ибо он остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской».

Узнав из потемкинского донесения о ранении давно примеченного ею военачальника, императрица Екатерина II уже 31 августа в письме Г.А. Потемкину запрашивала о его здоровье: «Отпиши, каков Кутузов и как он ранен, и от меня прикажи наведываться».

18 сентября государыня снова передает наказ генерал-фельдмаршалу Потемкину: «Пошли, пожалуй, от меня наведываться, какой генерал-майор Кутузов, я весьма жалею о его ранах».

Позднее, 7 ноября, императрица вновь справляется о нем у Потемкина: «…отпиши ко мне… каков генерал Кутузов».

Осада Очаковской крепости затягивалась. В ноябре «верные казаки» — запорожцы — взяли приступом с моря остров Березань, охранявший подступы к Очакову, пленив его гарнизон вместе с пашой. На артиллерийские обстрелы турецкие пушки отвечали огнем. С началом зимы сильные снегопады остановили активные боевые действия.

Русские солдаты и офицеры жили в землянках, шалашах и палатках. Начались массовые болезни, унесшие немало человеческих жизней. Лазареты были переполнены не столько ранеными, сколько больными. Недоставало хорошей питьевой воды. Еще хуже дело обстояло с топливом в безлесистой степи.

Генерал-фельдмаршал Потемкин не мог не видеть бедственное положение войск Екатеринославской армии, участвовавших в осаде Очакова. 1 декабря главнокомандующий подписал диспозицию штурма крепости. Она была составлена в соответствии с планом, разработанным генералом Иваном Ивановичем Меллером, находившимся «при Екатеринославской армии во управлении артиллериею и инженерною частию».

Согласно диспозиции штурм крепости должен вестись шестью колоннами, нападавшими с разных направлений. Для развития успеха выделялся сильный резерв. На военном совете 5 декабря были окончательно уточнены задачи штурмовых колонн.

Штурм Очаковской крепости начался на следующий день, 6 декабря, в семь часов утра. Турецкий гарнизон сопротивлялся отчаянно, но выдержать яростного натиска русских не смог. Крепость пала всего лишь через час с четвертью.

«Поздравляю Вас с крепостию, которую турки паче всего берегли, — писал Г.А. Потемкин-Таврический из поверженного Очакова императрице Екатерине II. — Дело столь славно и порядочно произошло, что едва на экзерциции бывает лучше. Гарнизон до двенадцати тысяч отборных людей — не меньше положено семи тысяч. Но в погребах и землянках побито много. Урон наш умеренный, только много перебито офицеров, которые шли с жадным усердием и мужеством…»

Считавшаяся неприступной Очаковская крепость далась победителям дорогой ценой. Потери русской армии составили более 2,5 тысячи убитыми и ранеными. Но еще большими оказались потери от болезней. Значительными были потери среди офицерских чинов — один генерал-майор, один бригадир и 147 офицеров.

Потери побежденных составили 9,5 тысячи убитыми и 4000 пленными. В Очаковской крепости русская армия взяла огромные трофеи — 310 пушек, 180 знамен и личное оружие многотысячного гарнизона.

В приступе отличились егеря Бугского корпуса. Его батальоны совместно с батальоном Астраханского гренадерского полка и 300 рабочими того же полка составили при атаке Очакова 4-ю штурмовую колонну и с честью выполнили поставленную перед ними задачу. Генерал-майор и кавалер М.И. Голенищев-Кутузов был награжден за взятие Очакова орденом Святой Анны сразу высшей, 1-й степени.

Тяжелое ранение не оказалось, как ожидали врачи и сослуживцы, смертельным. Более того, его излечение наступило значительно раньше, чем при Шумне в 1774 году. Прошло менее полугода, как М.И. Голенищев-Кутузов вновь вернулся в армейский строй.

От генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина в январе 1789 года следует предложение вступить в командование войсками «по Бугу и польской границе расположенными». Генерал, уже трижды орденоносец, получил в подчинение немалые силы: свой Бугский егерский корпус, Екатеринославский егерский корпус, Екатеринославский гренадерский полк, Александрийский и Херсонский легкоконные полки, Ольвиопольский и Воронежский гусарские полки.

Новое назначение утвердило положение Михаила Иллариновича как военачальника русской армии. Теперь в его командовании состояли два егерских корпуса из шести, входивших в состав Екатеринославской армии (Бугского, Таврического, Кубанского, Кавказского, Екатеринославского и Лифляндского). Помимо того, с 1788 года генерал-майор М.И. Голенищев-Кутузов являлся шефом корпуса бугских егерей.

Подчиненные Кутузову войска не участвовали непосредственно в боевых действиях. Им предписывалось расположиться на зимних квартирах и, отдохнув, «всевозможно стараться исправить недостатки… и притом недремлющим оком смотреть на спокойствие на границе, не упуская из виду и польских обстоятельств». Штаб кутузовской группировки войск расположился в Елисаветграде.

Вскоре в Елисаветград приехала Екатерина Ильинична с дочерьми, стремившаяся по возможности быть рядом с мужем или хотя бы неподалеку от него. Их совместное пребывание продолжалось совсем недолго, до мая.

Отдохнувшие после очаковских невзгод войска выступают к Ольвиополю для охраны границы между Днестром и Бугом. Помимо этого, в их обязанности входит совершение глубоких рейдов на неприятельскую территорию, конвоирование «транспортов пленных турок, из-за Днестра ведущихся». Казачьи полки постоянно «чинили поиск» в направлении крепости Бендеры.

Все же в военной кампании 1789 года кутузовским войскам пришлось не раз участвовать в боевых действиях. 19 июня отправленные к Вендорам партии от казачьих полков — донцов Исаева, бугцев Скаржинского и черноморцев Чепеги — были атакованы в 15 верстах от крепости крупным отрядом сипа-хов — тяжеловооруженных конных турок численностью до 3000 человек. Передовые отряды казаков пришлось подкрепить остальными силами полков. Завязался ожесточенный конный бой.

В рапорте М.И. Голенищева-Кутузова на имя главнокомандующего говорилось: «Сражение было упорное и продолжалось до пяти часов. Неприятель был совершенно разбит и прогнан до самой крепости с великим уроном. Победителям достались два знамени и до пятидесяти пленных».

Более серьезной оказалась операция по разгрому в Каушанах 13 сентября войска трехбунчужного Сингли-паши. Для рейда через Днестр был сформирован «летучий корпус» под командованием П.С. Потемкина, родственника главнокомандующего. Бугский егерский корпус ввели в состав войск, участвовавших в походе на Каушаны. В этом деле генерал-майор М.И. Голенищев-Кутузов командовал передовой конницей «летучего корпуса».

Операция прошла успешно. «Летучий корпус» П.С. Потемкина разгромил стоявшие в Каушанах турецкие войска, а передовая конница под командованием М.И. Кутузова в решающий момент боя поддержала казаков и совместно с ними опрокинула и истребила атаковавших османов. Султанский паша попал в плен.

Несколько позднее войска под командованием генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова участвовали во взятии турецких крепостей Бендеры и Аккерман. Овладение последней произошло «без пролития крови». Кутузовские войска содействовали взятию штурмом также замка Хаджибей, располагавшегося на месте современной Одессы.

1789 год завершился блестящими победами, одержанными над турецкой армией русско-австрийскими войсками под командованием генерал-аншефа A.B. Суворова под Фокшанами и на реке Рымник. Казалось, мир близок и Стамбул пойдет на него, признав свое очередное поражение в войне против Российской империи. Начались переговоры, начатые с верховным визирем в начале 1790 года.

Они закончились безрезультатно: турки надеялись на мощь своих придунайских крепостей и прежде всего на «орду-колеси» (армейскую крепость) Измаил. Мобилизационные возможности Оттоманской Порты были еще велики, к тому же она по-прежнему обладала многочисленным военным флотом. В сентябре 1790 года боевые действия возобновились.

Еще задолго до их начала генерал-майор М.И. Голенищев-Кутузов получил приказание, оставив Бугский егерский корпус в готовности к выступлению, прибыть в крепость Аккерман и «принять там команду». Главнокомандующий поручает ему организацию активной разведки в области, прилегающей к Дунайскому устью.

Кутузов берется за привычное для него дело энергично, поставив армейскую разведку «на широкую ногу». «Разведывательные партии» направляются к Килии, Татар-Бурану, Соленым озерам и Измаилу. Казачьи разъезды ведут наблюдение от устья Днестровского лимана вдоль всего морского побережья. Анализируются сведения, поступившие от «разведывательных партий», постов пограничной стражи, от местных жителей и пленных.

Полнота и достоверность информации о противнике, передаваемой генерал-майором М.И. Голенищевым-Кутузовым, удивляла командование. Доклады отправлялись летучей почтой в два адреса: главнокомандующему Екатеринославской армией и командующему левым флангом армии генерал-аншефу И.И. Меллер-Закомельскому. Наиболее ценными были сведения о положении дел в крепостях Измаил и Килия, о составе и перемещениях турецкого флота, его готовности действовать в море, вражеской Дунайской речной флотилии.

Собранные разведывательные данные оказались весьма полезными высшему командованию русской армии, когда боевые действия возобновились. Г.А. Потемкин отдает приказ Меллер-Закомельскому овладеть дунайской крепостью Килия, а Кутузову с четырьмя батальонами бугских егерей и двумя батальонами Троицкого пехотного полка прикрыть осаду Килии со стороны Измаильской крепости. Ее гарнизон попытался несколько раз прийти на помощь осажденным, но всякий раз русские войска преграждали туркам путь. 18 октября Килия пала.

Теперь настала очередь Измаила, который считался главной твердыней Блистательной Порты на берегах Дуная. Не случайно A.B. Суворов назвал Измаил крепостью без слабых мест. В Стамбуле верили, что именно о его бастионы споткнется русская армия, победно дошедшая до дунайского устья и готовая совершить переход на правобережье полноводной реки.

Измаил расположился на северном берегу Килийского рукава Дуная, напротив острова Чатал, на отлогом склоне. Широкая лощина делила город на две части, получившие названия Старой и Новой (к северо-востоку) крепостей. По конфигурации Измаил имел начертание неправильного пятиугольника, примыкавшего к дунайскому берегу.

Крепость имела четверо ворот: Царьградские и Хотинские в западной части города (Старая крепость), Бендерские и Килийские в северо-восточной стороне (Новая крепость). Главный крепостной вал с семью бастионами имел протяженность до 6,5 километра, упираясь в Дунай. Высота вала составляла 6–8 метров, а ширина — 13 метров. Глубина рва доходила до 9 метров, местами он был заполнен водой по грудь человека.

Сильнейшим бастионом являлась башня Табия, выложенная камнем. В местах, где крепостной вал подходил к речному берегу, возвышался палисад-частокол из заостренных бревен. По самому берегу реки вала не было, но здесь находились батарейные позиции с земляными укреплениями. Внутри города имелось немало каменных строений, позволявших вести упорную оборону на улицах и площадях.

Измаильская крепость называлась турками «орду-колеси», то есть армейская крепость, рассчитанная на размещение в ней целой армии с артиллерией и припасами. У Измаила базировалась турецкая Дунайская военная флотилия.

В течение всего 1790 года в крепости под руководством искусного французского инженера-фортификатора де Дафит-Клове проводились широкие земляные работы, сделавшие Измаил еще более неприступным. Крепостные укрепления совершенствовались по лучшим образцам европейского фортификационного искусства. «Одеть» же в камень все крепостные стены турки не успели.

Измаильский гарнизон, по первоначальным сведениям, насчитывал 40 тысяч человек и 250 орудий, не считая экипажи и вооружение Дунайской флотилии. По другим данным, до 35 тысяч при 260 орудиях. Обороной руководил опытный военачальник Айдозли-Мехмет-паша. Султан требовал от измаильского гарнизона стоять насмерть, грозя в противном случае всеми небесными и земными карами. То же самое требовал и тем же грозил своим воинам султан из Стамбула.

После взятия крепости Килия генерал-фельдмаршал Г.А. Потемкин, чья штаб-квартира находилась в Яссах, направил осаждавшие ее войска к Измаилу. Под его стенами сосредоточилась значительная часть Екатеринославской армии, в том числе и отдельный корпус генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова.

Он отмечал в своем формулярном списке действия подчиненных ему войск, стоявших в 6 верстах от Измаила: корпус «имел многократное дело с неприятельской конницей и разбил оную легкими войсками… ноября десятого числа с немалою потерею со стороны неприятеля».

Численность русских войск, осаждавших Измаил со всех сторон, к концу ноября не превышала 20 тысяч при 40 орудиях. Но их калибры были слишком малы для разрушения крепостной ограды. Попытки Н.В. Репнина и И.В. Гудовича захватить крепость не увенчались успехом. Многотысячный турецкий гарнизон чувствовал себя уверенно в «орду-колеси».

Наступившая в южной степи необычно суровая зима принесла с собой болезни в русский лагерь. Военный совет войск, участвующих в осаждении, принимает решение снять осаду крепости и отвести полки на зимние квартиры. С таким решением своего генералитета не согласился главнокомандующий, который хотел, чтобы поверженная дунайская твердыня явилась победным аккордом в затянувшейся войне.

Князь Г.А. Потемкин-Таврический верил, что взятие неприступного Измаила может стать возможным под командованием не знавшего доселе поражений генерал-аншефа A.B. Суворова-Рымникского. Он пишет ему:

«Измаил остается гнездом неприятеля, и хотя сообщение прервано через флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на вашу храбрость. Много там равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного. Рибас будет Вам во всем на пользу и по предприимчивости и усердию.

Будешь доволен и Кутузовым…»

Главнокомандующий был не одинок в оценке военного дарования М.И. Голенищева-Кутузова. Граф Г.И. Чернышев в письме, отправленном из лагеря под осажденной крепостью генерал-майору С.Ф. Голицыну 29 ноября 1790 года, замечает: «Все того мнения, что как только Суворов прибудет, город возьмут нечаянным нападением, сразу приступом… Что странно, так это то, что корпус Кутузова заставляет их (турок. — A. Ш.) дрожать…»

Генерал-аншеф A.B. Суворов поспешил к Измаилу. Еще в пути, наткнувшись на отходящие от крепости войска, он приказал им вернуться на прежние позиции. К крепости полководец прибыл в сопровождении всего одного казака, который вез узелок с его личными вещами. Конвой отстал в дороге. 2 декабря Суворов вступил в командование всеми войсками, стянутыми к Измаилу.

Проводя рекогносцировку крепости, A.B. Суворов приказал приступить к изготовлению штурмовых лестниц, плетению туров, вязанию фашин для приступа. В степи был вырыт ров и насыпан вал, соразмерные с измаильскими. Батальоны по очереди обучались на них штурму крепостных укреплений. Генерал-аншеф лично показывал, как бросать фашины, ставить лестницы, действовать штыком.

На военном совете Суворов заявил: «Мне велено — взять Измаил и дана воля: отступать или не отступать, следовательно, отступать не приказано». На все высказанные на совете трудности, связанные с дальнейшими действиями у стен Измаила, Александр Васильевич заявил: «Отступать предосудительно, спрашивать повеления нельзя, блокировать бесполезно — что же делать?»

По традиции русской армии при высказывании решения первое слово на военном совете имел самый младший по воинскому званию и служебному положению из присутствующих. Таким оказался бригадир Матвей Иванович Платов, будущий атаман Донского казачьего войска. Самый младший из бригадных командиров решительно сказал: «Штурмовать». Другие участники военного совета поддержали донского атамана. Затем начали обсуждение способов штурма. Особое мнение высказал командующий гребной Черноморской флотилии генерал-майор де Рибас. Он предложил главную роль в штурме отвести массированной бомбардировке крепости с речных судов.

При обсуждении этого предложения Голенищев-Кутузов заявил Суворову: «Если Вы согласитесь с Рибасом, вся слава взятия Измаила будет принадлежать ему». Воздав должное проницательности Кутузова, Суворов шутя заметил: «Кутузова и Рибас не обманет».

A.B. Суворов-Рымникский, принявший решение штурмовать «орду-колеси», составил собственный план овладения Измаилом. С суши на приступ предстояло идти шести штурмовым колоннам, и еще три резервные высаживались с кораблей гребной флотилии внутрь крепости. Начало штурма было уточнено после прибытия под Измаил дополнительно затребованных подкреплений от князя Голицына из-под Галаца и Браилова и от генерал-поручика Дерфельдена.

Общее число войск у A.B. Суворова на день штурма Измаила, назначенного на 11 декабря, составило до 30 тысяч человек. Турецкий гарнизон насчитывал 35 тысяч человек. Вражеская Дунайская военная флотилия к тому времени была уничтожена огнем русских батарей с острова Чатал, и ее экипажи пополнили ряды защитников крепости. Войска начали выдвигаться к крепости ночью, готовые начать ее атаку после пуска сигнальной ракеты.

Во главе шестой колонны, которой предстояло атаковать бастионы Новой крепости в районе Килийских ворот, шел генерал-майор М.И. Голенищев-Кутузов. Ему по диспозиции достался один из самых хорошо защищенных участков крепостной стены.

Внезапного приступа не получилось. Накануне турки были предупреждены о штурме бежавшим запорожским казаком. Они заранее подготовились к защите, зарядив пушки и держа во рву Новой крепости приготовившиеся для контратаки войска. Турецкие стрелки густо расположились по валу, резервы стояли в готовности под внутренней оградой крепости. И осажденные, и штурмующие понимали, что ночной генеральный приступ решит судьбу «орду-колеси» и унесет с собой многие тысячи человеческих жизней.

Шестая колонна под пушечным и ружейным огнем повела отчаянный штурм одного из бастионов. Теряя с каждым шагом многих бойцов, колонна спустилась в крепостной ров. Одни за другим из строя выбывают офицеры, которые шли впереди штурмующих. Во рву был убит бригадир Иван Степанович Рибольер, командир Бугского егерского корпуса. Приставив лестницы, кутузовская колонна взошла на вал, в рукопашной схватке выбила турок с бастиона и, согласно диспозиции, двинулась вправо, очищая от неприятеля вал.

Однако отступившие с бастиона турки, получив значительное подкрепление, пошли в яростную контратаку. Благодаря своему численному превосходству туркам удалось сбросить русских с вала в ров. Положение кутузовской колонны стало критическим. С одной стороны на нее напало превосходящее число турок, с другой — с вала в ров на русских летели камни, бревна, ружейные пули.

К исходу первого приступа в шестой колонне были перебиты или ранены почти все старшие начальники, офицеров в рядах сражающихся русских солдат остались единицы. Несмотря на все геройство штурмующих, генерал-майор М.И. Голенищев-Кутузов признал необходимым отступить от Новой крепости на дальность ружейного выстрела и о своем решении известил A.B. Суворова. В ответ генерал-аншеф передал:

«Я донес уже в Петербург о покорении Измаила, а Кутузова назначаю измаильским комендантом».

Командир шестой колонны призвал бывший в резерве Херсонский гренадерский полк, собрал воедино егерей и снова пошел на штурм бастиона у Килийских ворот. Атакующие, преодолев ров, снова взошли на вал и ударом в штыки опрокинули собравшихся против них турок. У тех уже не было ни сил, ни порыва повторить сильную контратаку.

Когда в руках русских оказался крепостной вал и бастионы, рукопашный бой разгорелся на улицах и площадях горящего города. Тысячи обезумевших лошадей, сорвавшихся с коновязей, табунами носились по улицам, сметая все на своем пути. Егеря и гренадеры кутузовской колонны дружными штыковыми ударами пробивались к центру города. Турки с яростью обреченных защищали каждый каменный дом, любое строение, где можно было укрепиться.

С семи до одиннадцати часов утра кровопролитный бой, не утихая ни на минуту, шел внутри крепости. Засевшие в домах турки сражались отчаянно. В одном из ханом — больших каменных домов — засело до 2000 янычар. Солдаты шестой колонны взяли этот дом штыковой атакой. В другом месте толпа янычар окружила партию вооруженных короткими пиками казаков, вырвавшихся вперед, грозя их истребить. Генерал-майор Кутузов вовремя пришел им на помощь ударом гренадеров в штыки.

Упорное сопротивление измаильского гарнизона вызвало не меньший напор русских войск. Штурм Измаила вошел в мировую военную историю как самый кровопролитный, не имеющий себе равных. Из турецкого войска спасся один-единственный человек, сумевший вплавь добраться до противоположного берега. Он и принес султанскому командованию первым весть о падении крепости.

Турецкий гарнизон был или уничтожен, или сдался в плен. Среди пленных оказалось много тяжелораненых, вскоре умерших. Победа русским войскам досталась ценой больших жертв. Их потери составили 1815 убитыми и 2400 ранеными.

В письме родным, отправленном сразу после взятия Измаильской крепости, М.И. Голенищев-Кутузов напишет:

«…Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся… Кого в лагере не спрошу, либо умер, либо умирает. Сердце у меня обливается кровью, и залился слезами. Целый вечер был один, к тому же столько хлопот, что за ранеными присмотреть не могу; надобно в порядок привести город, в котором однех турецких тел больше 15 тысяч…

Корпуса собрать не могу, живых офицеров почти не осталось…»

В победной реляции генерал-фельдмаршалу Г.А. Потемкину-Таврическому Александр Васильевич Суворов так оценил действия генерал-майора М.И. Голенищева-Кутузова при штурме Измаила:

«Достойный и храбрый генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов мужеством своим был примером подчиненным и сражался с неприятелем. Но множество оного остановило на первый миг распространение по валу, и для сего призвал он Херсонский полк, в резерве бывший…

С прибытием резерва неприятель не токмо отражен, но и знатною частию побит…

Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, влез на вал, овладел бастионом, и, когда превосходный неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов…»

Полководец подытожил измаильскую характеристику М.И. Голенищеву-Кутузову следующими словами: «Он шел у меня на левом крыле, но был правою моею рукою».

Назначенный комендантом поверженного Измаила, М.И. Кутузов, вступив уже в эту должность, спросил шутя Суворова что значит назначение его комендантом в то время, когда до взятия крепости было еще далеко?

«Ничего! — отвечал Суворов. — Кутузов знает Суворова, а Суворов знает Кутузова. Если бы не взяли Измаил, Суворов умер бы под его стенами, и Кутузов тоже».

За отличие при штурме крепости Измаил Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов удостоился сразу двух награждений, какие он только мог ожидать и какие ему только могла пожаловать императрица Екатерина II. Высочайшим указом от 25 марта 1791 года он был пожалован в генерал-поручики и награжден орденом Святого Георгия 3-го класса.

С большими трудами захваченную крепость, всю в пожарищах, удалось привести в порядок, захоронить своих погибших воинов и неприятельских. В одной из городских мечетей, переделанной в походную церковь, отслужили молебен в память солдат, казаков и офицеров, павших на поле брани. Через неделю после штурма Измаила войска под командованием генерал-аншефа A.B. Суворова ушли на зимние квартиры к Галацу.