Глава 19 У времени в плену

Глава 19

У времени в плену

Вдовствующая Императрица проводила много времени за границей и большую часть его на «первой родине» — в Дании. После смерти матери не проходило беспокойство за отца. Он с каждым годом становился все слабее и слабее, но сохранял ясность ума, да и памяти не коснулось разрушительное воздействие лет.

В конце августа 1905 года Мария Федоровна вместе с сыном Михаилом поехала в Копенгаген, думая вернуться назад в Россию к Рождеству. Обстоятельства же так сложились, что ей пришлось задержаться. Христиан IX был очень плох и просил Дагмар побыть с ним. Она не могла отказать, но душа рвалась обратно, туда ее влекли и мысли и чувства.

Мария Федоровна все время переживала за Сына-Царя, которому последнее время было особенно тяжело. Когда в январе 1904 года эти коварные японцы, без объявления войны, напали на русский флот в гаванях далеких восточных морей, то она была страшно возмущена и целиком солидаризировалась с Николаем II, считавшим, что агрессора «надо проучить».

Русско-японская война оказалась неудачной. Россия потерпела серию поражений и потеряла значительную часть флота. Уже к концу 1904 года, после падения русской крепости Порт-Артур, особенно остро обозначилось трагическое положение дел.

Еще страшней было то, что внутри страны начались волнения, забастовки и беспорядки, сопровождавшиеся убийствами и невиданным насилием. Европейские газеты ежедневно публиковали репортажи из России, говорили о том, что там революция.

Мария Федоровна многое не могла себе объяснить. 9 января 1905 года в самом центре Петербурга случилось ужасное: толпа под руководством какого-то попа-анархиста прорвалась к Зимнему Дворцу, войскам пришлось стрелять, и более ста человек погибло. Грандиозная провокация радикалов и пре-столоненавистников полностью удалась. Это был какой-то кошмар!

Полицейские власти оказались совершенно беспомощными и не смогли предотвратить то, о чем они заранее знали. В тот же день Царица-Мать бросила все и приехала к Сыну в Царское, чтобы поддержать Его в этот тяжелый момент. На своей половине Александровского Дворца она оставалась несколько дней, проводя с Сыном всё Его свободное время.

Потом вроде бы обстановка несколько успокоилась. Но это было затишьем перед бурей. Прошло менее месяца, и 4 февраля 1905 года в центре Москвы был убит Великий князь Сергей Александрович. Затем, почти не переставая, случались все новые и новые несчастья.

Благополучию Династии грозили опасности со всех сторон. В сентябре 1905 года случилось династическое скандальное событие, чрезвычайно расстроившее Марию Федоровну и Николая II.

Кузен Царя Великий князь Кирилл Владимирович тайно за границей обвенчался со своей кузиной, Принцессой Викторией-Мелитой (дочерью Альфреда и Марии Эдинбургских), которую все родственники звали «Даки». В 1894 году она вышла замуж за владетельного Гессенского Герцога Эрнста-Людвига (брата Императрицы Александры Федоровны), но через шесть лет брак фактически распался и они развелись. Теперь же Великий князь, без согласия Государя, презрев все нормы, женился на разводке.

Кирилл Владимирович только недавно вернулся с фронтов русско-японской войны, где, как говорили, вел себя храбро и чудом спасся после гибели броненосца «Петропавловск». Николай II проникся к нему сочувствием и разрешил поехать отдохнуть за границу. А он нанес такой удар! Давно было известно, что Великий князь влюблен в Даки, но Император был против женитьбы. Зная это, Кирилл Владимирович уверял Его в письме: «Конечно, я не пойду против Твоего желания и ясно осознаю невозможность этого брака».

И вот теперь всё было забыто, все обещания были нарушены. Возмутительно! Как же должна была себя чувствовать мать невесты герцогиня Эдинбургская?

Дочь Александра II Мария Александровна всегда была честным, открытым человеком, умевшим говорить прямо самые нелицеприятные вещи. Когда в 1902 году ее младший брат Павел Александрович (дядя Николая И) также тайно обвенчался за границей с разведенной дамой, с Ольгой Пистолькорс (урожденной Карнович), то Мария Эдинбургская чуть ли не больше всех возмущалась, а брату Павлу написала: «Как мог ты это сделать, как мог ты изменить данному слову из-за совершенно фальшивой идеи о чести, как мог ты бросить свое Отечество, службу и прежде всего своих бедных, бедных, теперь совсем осиротевших детей! Бросить для чего, главное, для кого? Честь ни в том состоит, мой милый, всем жертвовать для женщины: и ведь ты русский Великий князь, а не какой-нибудь господин Иванов или Петров, на которого никто не обращает внимания. Где твои прежние принципы, где твое чувство долга?»

Великий князь Павел Александрович подвергся заслуженной каре: уволен со службы и ему было запрещено появляться в России. Это тогда восприняли как должное. Теперь же и ее собственная дочь замешана в похожую скандальную историю. Нет, здесь не было мезальянса, как в случае с Павлом, но нарушение традиции и пренебрежение долгом бросались в глаза.

Марию Федоровну просто шокировали подробности. Оказалось, что после венчания Кирилл решил поехать к Николаю II и сам Ему всё объяснить. Наглец: думал, что Ники будет его слушать? Он надеялся какими-то объяснениями добиться расположения и избежать наказания. Какая наивность! Оказалось, что этот совет ему дала его мать — Великая княгиня Мария Павловна. От Михень ничего хорошего ожидать не приходится, но невольно поражала самоуверенность и беспардонность. Никаких моральных границ!

Закон один для всех, и нарушитель неминуемо должен подвергнуться наказанию. Это безусловно справедливо, и спорить тут не о чем. Император был так возмущен, что решил прибегнуть к беспрецедентной мере: помимо прочих кар еще и снять с Кирилла Владимировича титул Великого князя. Мария Федоровна не была уверена, что это следует делать, хотя не сомневалась, что остальное: увольнение со службы, лишение мундира, лишение великокняжеского содержания и воспрещение появляться в России — меры вполне заслуженные.

Николаю II писала: «Свадьба Кирилла и его приезд в Петербург? Это такое глупое нахальство, еще небывалое. Как он смеет являться Тебе после этого акта, отлично зная, что его ожидает, и поставить Тебя в эту ужасную ситуацию. Это просто бесстыдно, и поведение тети Михень в этой истории просто необъяснимо… Что меня сердит больше всего, так это то, что они думают только о себе и по существу насмехаются над всеми принципами и законами, да это еще в такое тяжелое и опасное время, когда у тебя уже достаточно мучений и беспокойств и без этого».

Через два года сердце Императора смягчилось, он простил Кирилла Владимировича, а его жена получила титул Великой княгини Виктории Федоровны. Однако Вдовствующая Царица так и не приняла этой брачной партии.

Скандальная история с женитьбой Великого князя Кирилла Владимировича разворачивалась как раз в то время, когда многие устоявшиеся и, казалось бы, незыблемые представления, устои и порядки начинали колебаться. Той осенью 1905 года всё было поставлено на карту.

Когда Мария Федоровна отбывала в Копенгаген, то казалось, что самое страшное уже позади. Война с Японией завершилась, и С. Ю. Витте удалось в американском городе Портсмуте заключить вполне достойный для России мир. Стачки и беспорядки, бушевавшие с зимы и достигшие накала летом 1905 года, когда они распространились даже на флот и армию, начали потихоньку сходить на нет, и в конце лета, как представлялось, положение в стране стало стабилизироваться.

Вдруг в сентябре всё вспыхнуло с небывалой силой. Началась всеобщая политическая стачка, с каждым днем охватывавшая все новые группы населения, новые районы и отрасли. К середине октября в стране наступил почти полный паралич. Не работали фабрики и заводы, железные дороги, почта, телеграф. Кругом происходили собрания и шествия с антиправительственными лозунгами. Появились новые понятия: митинг, манифестация, прокламация. Страшное слово «революция» повторяли все.

Старая Царица была в отчаянии. Она почти не имела регулярных надежных известий из России, узнавая новости главным образом из европейских газет, на которые набрасывалась с жадностью каждое утро. В то время как она сидит в Копенгагене, во дворце Амалиенборг, в ее России происходит немыслимое!

Всё погрузилось в анархию и хаос, все недовольны, а самое ужасное, что почти вся Империя охвачена разгулом насилия. Где полиция, где должностные лица? Почему они не встанут на защиту порядка и спокойствия? Конечно, реформы нужны, и сам Ники это прекрасно знает. Но нельзя же проводить реформы во время смуты, невозможно заниматься этим в то время, когда льется кровь.

Мария Федоровна хорошо помнила неуютные времена последних лет царствования Александра II, когда тоже бушевало насилие. Но в то время рядом был Саша, тогда все удалось успокоить. А что будет теперь, когда угроза во много раз страшнее? Сердце болело за Ники, за Россию.

Боль усугублялась тем, что многие европейские газеты поддерживали бунтовщиков. Как европейцы далеки от понимания ситуации в России! Ведь то, что хорошо в Дании, Франции или Англии, не может быть принято в России. Там особые условия, всё устроено иначе, и народ, добрый и бесхитростный, еще достаточно неискушен, чтобы воспринять нормы, установившиеся в Европе. Об этом часто говорил покойный супруг, и Мария Федоровна не могла с ним не согласиться. Она и сама многое видела и знала ситуацию не с чужих слов.

Уже с 18 октября 1905 года газеты начали публиковать сообщения из России о том, что в стране провозглашена полная политическая свобода и Царь согласился на введение парламентского правления. Неужели Самодержавию пришел конец? Боже мой, бедный Ники, в какие же условия он был поставлен, если согласился на то, что всегда считал неприемлемым для страны! Что бы сказал Саша, если бы узнал об этом? Его бы сердце просто бы не выдержало такого испытания!

За несколько дней до того она послала Николаю II письмо, где восклицала: «Мне так тяжело не быть с вами! Я страшно мучаюсь и беспокоюсь сидеть здесь, читая газеты и ничего не знать, что делается. Мой бедный Ники, дай Бог Тебе силы и мудрость в это страшно трудное время, чтобы найти необходимые меры, чтобы побороть это зло. Сердце всё время ноет, думая о тебе и о бедной России, которая находится в руках злого духа».

Когда узнала, что Сын принял решение изменить общественное устройство, то быстро смирилась: ну что же, значит, так и должно быть. Значит, так Бог распорядился! Ники такой честный, такой религиозный, и он наверняка просил благословения у Всевышнего.

Известий от Сына долго не было. Мария Федоровна все узнавала от других, которые сами ничего толком не знали, ссылались на газеты, писавшие невесть что: Царь с семьей бежал из столицы (это Ники-то бежал!), что власть перешла к какому-то собранию уполномоченных, что министры арестованы и еще много такого, во что верить не было сил. Надежных сведений из Петербурга не имела.

Наконец, 28 октября в Копенгаген вернулся русский посланник Александр Петрович Извольский (1865–1923) и привез большое письмо от Николая И. Она чуть не разрыдалась, увидав знакомый, такой ровный и аккуратный почерк сына. Посол ей на словах многое рассказал: Государь подписал Манифест о даровании народу политических свобод, положение в стране начинает успокаиваться, создан объединенный Кабинет министров во главе с графом С. Ю. Витте, которому поручено подготовить законы для проведения выборов в парламент — Государственную Думу.

На сердце полегчало. Но больше всего её интересовало то, что скрывалось в конверте, что было написано самим Сыном 19 октября. И она прочла, прочла несколько раз. Плакала, молилась за своих близких, за Россию.

Царь многое объяснил Мама: какая сложилась обстановка в стране, какие меры можно было предпринять и как он пошел навстречу требованиям общественности и согласился на ограничение своей власти. Это было его добровольным решением, продиктованным пониманием неизбежности этих резких нововведений.

«Мы находимся в полной революции при дезорганизации всего управления страною: в том главная опасность. Но милосердный Бог нам поможет; Я чувствую в Себе Его поддержку, какую-то силу, которая Меня подбадривает и не дает пасть духом! Уверяю тебя, что мы прожили здесь годы, а не дни, столько было мучений, сомнений, борьбы». Императрица всё поняла и приняла.

Через три дня написала Николаю II ответ: «Это же ужас через какие страдания Ты прошел, и главным образом в той ситуации, когда не знаешь, на что же решиться. Всё это я чувствовала своим сердцем и очень страдала за Тебя. Я понимала, что Ты не можешь мне телеграфировать, но тревога во мне из-за отсутствия новостей была просто невыносимой… И как ужасно осознавать, что все это произошло в России! В конце концов, Ты не мог действовать иначе. Добрый Бог помог Тебе выйти из этой ужасной и просто тягостной ситуации. И так как я уверена, что в Тебе есть большая вера, Он будет продолжать помогать Тебе и поддерживать Тебя в Твоих добрых намерениях. Он умеет читать по сердцам и видит, с каким терпением и покорностью Ты несешь Свой тяжелый крест, который Он Сам Тебе вручил».

Манифест 17 октября 1905 года принес только кратковременное улучшение. В ноябре волнения опять усилились, а в декабре даже дошло до вооруженного восстания в Москве.

Марии Федоровне было невероятно тяжело все это узнавать. Необъяснимым казалось и бессилие властей, какая-то непроходившая растерянность и в центре, и на местах. Но ведь Ники дал всё, что от него хотели (дал даже больше, чем мог!). А вместо того, чтобы объединиться вокруг Престола и начать совместно работать на благо России, опять хаос, снова крайние, нереальные требования, вплоть до создания какой-то «народной республики». Это в стране, веками державшейся, укреплявшейся и защищавшейся Царской Властью! Люди впали в состояние безумия!

Мария Федоровна, находясь далеко от событий, могла лишь письмом поддержать сына. «Дай Бог тебе всего хорошего и помощи в эту страшную минуту. Ты понимаешь, как мне грустно и тяжело не быть с Тобою в это время, так как издали все еще мучительней, просто выразить невозможно. Ни одной минуты сердце не может быть спокойно, так страдаю за Тебя и с Тобою за Россию и за всех, что даже писать трудно… Вот безобразие эти забастовки, полное разорение для страны и для всех. Не чувствуется ни патриотизма, ни власти: это просто ужас. Только Бог один может из этого хаоса вывести и спасти! Может быть, с Государственной Думой начнется лучшее время, все надеются на неё, дай Бог!»

Хотелось в Россию. Душа рвалась туда, но печальные обстоятельства задерживали в Амалиенборге. Первый раз с 1866 года встретила Рождество вне России. Папа с каждым днем все слабел, и его одного оставить не могла. Король стал совсем беспомощный, и она ему так нужна. Господи, что же делать, как быть? Никто не мог ответить.

А 16 января случилось ужасное: Христиан IX умер на руках Марии Федоровны. Она одна с ним оставалась и провела около него последние минуты земной жизни. «Я благодарна Богу за это счастье», — восклицала безутешная дочь, обливаясь слезами. Потом потянулись дни грустно-томительных похоронных церемоний. Только 15 февраля, почти через шесть месяцев после отъезда, Вдовствующая Императрица возвратилась в Россию.

Она вернулась во многом уже в другую страну. Ники производил хорошее впечатление. Был спокоен, уверен в будущем, но мать не могла не заметить, что Сын сильно постарел. Как-то вдруг впервые осознала, что Он уже немолодой человек. Щемящее чувство жалости к Нему не проходило. Алике тоже изменилась. Стала ещё более замкнутой и какой-то безрадостной, и даже в окружении детей улыбка редко озаряла Ее лицо. А какие прелестные у них дети! Её внуки! Девочки просто красавицы и такие живые, добрые и честные. А Алексей? Бабушка была без ума от Него.

Радость её была великой, когда летом 1904 года у Ники и Алике наконец-то появился сын. Мария Федоровна прекрасно знала, что тогда сбылось заветное, страстное желание Ники и Алике. И была тоже счастлива. Тот день, 30 августа 1904 года, в Петергофе помнила во всех подробностях. Как сиял Ники, когда она увидела Его вскоре после рождения Алексея. Она не могла сдержать слез, которых не стеснялась. Через 12 дней Цесаревича крестили, и Мария Федоровна исполняла роль восприемника. У неё стало спокойнее на душе. Появился прямой Наследник Престола и ее сыну Михаилу не надо больше нести на себе эту ответственность.

Миша не предназначен для роли Монарха, и если бы, не дай Бог, случилась преждевременная кончина Ники, то именно младшему её сыну должна была выпасть участь Венценосца. Но он такой еще ребенок, такой увлекающийся; он слишком мягкосердечен и мало чем интересуется, кроме своей военной службы. К тому же он не женат и никак не может сделать окончательный выбор.

Одно время он был просто без ума от своей кузины, Принцессы Виктории Уэльской, которой чуть ли не каждый день писал. Но до брака дело не дошло. Виктория была на десять лет старше Михаила, и это служило серьезной преградой. Но самое главное, что Принцесса не горела желанием соединить свою жизнь с ним; она любила его лишь «как брата». Эта история доставила переживаний Марии Федоровне главным образом потому, что Михаил после смерти в июне 1899 года Георгия стал Наследником Престола. Теперь, слава Богу, всё образовалось. Начались другие горести.

Положение в Империи было далеко от благополучного. Как только вернулась, сразу же пошли визитеры, жалобщики, плакальщики. Рассказывали ужасные подробности о кровавых событиях, винили всех и вся, но никогда — себя! Имела беседы с графом Витте: как всегда был многословен, полыхал. Уверял, что если бы не он, то Трон спасти бы не удалось.

Мария Федоровна знала его давно. Считала умным человеком, деловые качества которого высоко ценил покойный Саша, а он-то уж умел разбираться в людях. Министр он был крепкий, но человек малопривлекательный: полон желчи и редко о ком отзывался с симпатией. Послушаешь графа, так и выходит, что и положиться не на кого. Все кругом бессовестные и глупые. Его суждениям доверяться безоговорочно нельзя: слишком амбициозен, да и интриган заправский. Да и многие другие не лучше…

Бедный Ники, как ему тяжело, как ему трудно в этой обстановке, так как мало верных, надежных людей, готовых служить не за страх, а за совесть. Такие люди теперь особенно нужны. Вот, слава Тебе Господи, появился сильный деятель Петр Столыпин (1862–1911): в апреле 1906 года стал министром внутренних дел, а в июле возглавил и Совет Министров. Раньше служил Саратовским губернатором, и говорили, что проявил смелость и твердость при подавлении беспорядков.

Вдовствующая Императрица сама Петра Аркадьевича не знала: он из поколения политиков, появившихся в последние годы. Отзывы же были разные, но в том, что он человек честный, знающий и решительный, в этом трудно было усомниться. Ники так хорошо к нему относится, да и сама она прониклась большой симпатией, когда прочла кое-какие его выступления в Государственной Думе. Как он был спокоен, тверд и как эти скандалисты и смутьяны — «народные избранники» — терялись, когда Столыпин выходил на трибуну. Ники сделал хороший выбор, поручив такому человеку проводить нужные России преобразования.

Многое из того, что происходило в стране, Марии Федоровне было непонятно. Она следила пристально за событиями, но не все поддавалось объяснению; столько было нового, необычного. Эти необычности лишь только с каждым годом все множились.

Усиливалось чувство, что в России она мало кому нужна. У детей своя жизнь, семьи, и хоть не могла пожаловаться на невнимание с их стороны, но они всё больше и больше отдалялись. Повседневные интересы занимали. Это так понятно, но и так грустно. Самым заботливым был Ники, но встречаться с Ним могли лишь урывками, а на официальных церемониях человеческого общения почти не было. Она бы с радостью проводила время с Внуком, милым Алексеем, но Алике почти и не допускала таких встреч без Своего присутствия. Она же Мать, и это ее право.

Невестке самой тяжело. Она такая болезненная. Ведь совсем еще не старая, а всё время мучится то сердечными недугами, то ревматическими приступами. Когда Алике только приехала в Россию, то и тогда уже жаловалась на здоровье, а теперь, после всего перенесенного, самочувствие стало еще хуже. Бедная! Да и общая обстановка не дарила радости.

«Ах, когда же, наконец, у нас всё пройдет, и чтобы мы могли бы жить спокойно, как все приличные люди! Обидно видеть, как здесь хорошо и смирно живут, каждый знает, что ему делать, исполняет свой долг добросовестно и не делает пакости другим», — восклицала Мария Федоровна в письме сыну Николаю, написанному в октябре 1906 года в Амалиенборге.

Покоя же в России не было. Одно печальное событие сменялось другим. Вот только вроде бы утих революционный хаос, как начались опять эти подлые нападения на должностных лиц. А 1 сентября 1911 года в Киевском театре в присутствии Царя и Его старших Дочерей был смертельно ранен премьер Петр Столыпин. Вдовствующая Императрица в тот момент находилась в Дании, но очень остро переживала случившееся.

«Мои мысли более чем когда-либо с тобою; не могу Тебе сказать, как я возмущена и огорчена убийством бедного Столыпина. Правда ли, что Твои Дочери и мои Внучки видели этот ужас? Как это мерзко и возмутительно, и еще в такой момент, когда всё шло так хорошо и был общий подъем духа».

Мария Федоровна, как и в молодости, радовалась каждой встрече со своими близкими. Их оставалось всё меньше, и это еще сильнее привязывало к живым. Конечно, милая сестра Александра! Хотя после того как ее муж в 1901 года стал королем Эдуардом VII, а она Королевой, некоторые сложности возникали. Видеться доводилось меньше. У них теперь было много общественных обязательств, и с этим приходилось считаться.

В феврале 1907 года Мария Федоровна после 34-летнего перерыва приехала погостить к Алике в Англию. Как всё было трогательно, как все были внимательны. Берти сильно изменился за последние годы: теперь это был серьезный пожилой господин, и от былых пристрастий и слабостей не осталось и следа. Вот если бы Саша мог на него нынешнего посмотреть!

С сестрой они почти не расставались. Через неделю после приезда мать писала Сыну-Царю из Букингемского Дворца: «Я уже много видела: были в большом госпитале, очень интересно. Александра показывала, как настоящий гид, Национальную галерею, Уэльскую коллекцию, где самые чудные вещи находятся. Это что-то невероятно красивое. Вообрази, мы были в Виндзоре в день свадьбы милой Алике — 44 год! Мы поехали на моторе, погода была чудная, солнце грело, всё весеннее, цветы уже вышли, крокусы и другие, трава зеленая, так приятно. После завтрака мы осмотрели весь Дворец, и это такое великолепие, что слов нет. Комнаты Алике удивительно красивы и уютны; впрочем, здесь, в Букингемском Дворце, то же самое. Всё так хорошо и артистично устроено. Мы обыкновенно завтракаем и обедаем одни и были несколько раз в театре, что было очень весело и приятно».

Однако Мария Федоровна ни на день не расставалась с мыслями о России. И после восторженных впечатлений нашла нужным задать вопрос: «Что делает Дума? С тех пор что уехала, ничего не знаю». Николай II корреспондировал «дорогой Мама» регулярно, и она хорошо знала о его настроениях и оценках.

Весной 1909 года Вдовствующая Императрица с Королем и Королевой Английскими на их яхте «Виктория и Альберт» совершила большое и приятное путешествие по Средиземному морю. Она была рада, что наконец-то смогла увидеть Италию. Их принимали в своей загородной резиденции король Италии Виктор-Эммануил и Королева Елена (урожденная принцесса Черногорская), но это не оставило глубокого следа. Природа и памятники истории особенно привлекали внимание.

Впечатлений была масса, и Царица на седьмом десятке лет как молоденькая девушка восхищалась увиденным. Её уже давно мучили приступы люмбаго (первый раз это случилось в злосчастном 1894 году в Ливадии), у нее болели ноги, но она мужественно ходила, смотрела, запоминала. Поднималась даже на Везувий, а потом с восторгом сообщала Сыну:

«Ты не можешь Себе представить, как я наслаждаюсь, так все красиво и интересно, что слов нет… Сегодня мы поехали в Помней, что страшно интересно. Это просто удивительно, как все хорошо сохранилось».

Генуя, Флоренция, Рим, Неаполь, Палермо, Бари, Венеция. И все хотелось увидеть, запечатлеть в памяти навсегда. Затем были на острове Корфу и навестили брата Вильгельма (Георга I) в Афинах.

Еще раньше, в начале лета 1908 года, Английский король Эдуард VII, королева Александра и их дочь Принцесса Виктория нанесли визит в Россию.

Именитые гости прибыли 27 мая (8 июня) на яхте «Виктория и Альберт» в сопровождении яхты «Александрия» и крейсеров «Минотавр» и «Ахиллес». Встреча произошла в порту Ревеля (Таллина), и на берег англичане не сходили (политическая ситуация в Англии не препятствовала демонстрации дружеских симпатий двух династий, но не позволяла совершить шумный государственный визит). Здесь встречали русские военные корабли, Императорские яхты «Штандарт», «Полярная Звезда», Царь, обе Царицы, некоторые другие родственники и высокопоставленные сановники.

Череда приемов, торжественных обедов, политических переговоров продолжалась все два дня визита. Эдуард VII присвоил Николаю II звание адмирала английского флота (в годы Первой мировой войны Русский Император удостоился и звания фельдмаршала британской армии). Английского Короля Николай II наградил званием адмирала русского флота. Визитеров окружили вниманием, а свиту буквально осыпали дорогими подарками.

После того не прошло и двух лет, как в мае 1910 года Мария Федоровна присутствовала на похоронах Эдуарда VII. Круг замкнулся: когда-то Алике находилась вместе с ней после смерти Саши, а теперь, почти через шестнадцать лет после того, она поддерживает старшую сестру в ее горе. В тот год Русская Царица провела в Англии несколько месяцев.

Из Букингемского Дворца 7 мая 1910 года писала Николаю И: «Сегодня был самый грустный и тяжелый день — похороны дорого дяди Берти. В 9 часов выехали из дому и ехали три часа до станции и были в 1 час в Виндзоре, вернулись сюда только в 6 часов. Всё было великолепно устроено, порядок удивительный, торжественно и трогательно. Бедная моя Алике выдержала всё с большим спокойствием до конца».

Две старые женщины, две вдовы. Они уже не могли друг без друга. Алике очень просила Минни не бросать её и помочь ей с переездом. По статусу Королевского Дома Александра должна была покинуть главную королевскую резиденцию — Букингемский дворец. Здесь теперь должен был обосноваться новый Английский Король Георг V. Его же мать переезжала в Сандригэмский дворец.

Королева Александра была в плохом состоянии. И Царица ухаживала за старшей сестрой так, как только и умела: внимательно, искренне, от всего сердца. Если бы была её воля, то она вообще бы не расставалась с Александрой, но это было невозможно; они себе не принадлежали.

Вдовствующая Царица возвращалась в Россию и с радостью, и с тревогой. Что-то будет на этот раз? Последние годы, как только ступала на Русскую землю, сразу же окружали заботы, сразу же погружалась в вихрь слухов и утверждений, доставлявших сплошные переживания. Нет, сама ничего не узнавала. В молодости хоть и любила эти светские разговоры и сплетни, но редко и тогда им доверяла. Теперь же тяги уже не было, но укрыться от них не имела никакой возможности. Родственники и приближенные обязательно что-нибудь неприятное сообщали.

Многие были недовольны ее невесткой Александрой Федоровной. Мария Федоровна знала, что Алике не умеет нравиться, что замкнута и не выказывает расположения к «обществу». Она не раз Ей говорила, что надо стараться завоевывать симпатию, её следует добиваться, а не делать вид, что тебя это не касается. Конечно, у Алике слабое здоровье, у неё на руках такое горе — бедный больной Ребенок, но ведь надо преодолевать обстоятельства и появляться на публике.

Люди не прощают пренебрежения к себе даже со стороны Царей. Можно же было устроить бал или организовать вечер. Ничего этого нет. Говорят, что Алике часами молится. Религиозное усердие похвально, но ведь она не монахиня, а Императрица. Она обязана блистать и очаровывать. Это так необходимо, когда престиж Династии всё время подрывается какими-то скандалами и компрометирующими разговорами.

Многие утверждают, что Алике и Ники неофициально принимают какого-то мужика, с такой странной фамилией «Распутин», и якобы проводят с ним часто вечера. Боже мой, неужели это правда? Она пыталась как-то затронуть эту тему с Ники, но он улыбнулся и посоветовал не слушать сплетников. Мария Федоровна и сама это знала.

Однако имя Распутина так часто все упоминали, приводили такие скандальные подробности его жизни, что невозможно оставаться спокойной. В начале 1912 года о нем некий Гучков даже говорил с трибуны Государственной Думы! Она попросила достать фотографию этого загадочного человека, и ей ее принесли. На ней была изображена группа каких-то дам, а в центре находился простой мужик: в косоворотке, с окладистой бородой, с неинтересным лицом, но внимательными, глубоко сидящими глазами. Говорили, что Алике его почитает за «старца». Но ведь старцы совсем другие. Мария Федоровна сама много раз видела их при поездках по монастырям. Они проводят дни в уединении и молитве, а не разъезжают в автомобиле, не ходят в рестораны и не проводят время в дамском обществе!

Мария Федоровна так до конца своих дней и не узнала, что этот «мужик» спасал жизнь Цесаревича Алексея, что только благодаря ему больной Мальчик не раз возвращался из мира мертвых в мир живых. Нет, она слышала об этом, Ники и Алекс сами ей о том говорили, но поверить в это у Вдовствующей Царицы так и не хватило сил. Она не могла принять то, что не принимало светское общество. Она так навсегда и осталась его пленницей…

Мария Федоровна чувствовала, что милый Ники всё время отдаляется от нее. Он был по прежнему любезен и внимателен, но она ощущала, что душа Его закрыта от матери. А ведь когда-то Он был абсолютно откровенен с ней. Сын очень любит Алике, и та оказывает на Него «нехорошее влияние». Ей казалось, что именно тут — ответ и разгадка всей сложной драматургии. Вдовствующая Императрица невольно становилась жертвой того мира, суждениям которого раньше мало доверяла. Но ведь о «распутинском ужасе» все кругом, чуть ни ежедневно говорили! Мария Федоровна не устояла перед натиском великосветской лжи и начала принимать на веру многие сплетни, хотя раньше имела стойкий «иммунитет» к ним…

В 1913 году прошли национальные торжества, связанные с Трехсотлетием Дома Романовых. Они начались 21 февраля в Петербурге — в день избрания на Престол в 1613 году первого Царя Династии — Михаила Федоровича, а затем продолжались несколько месяцев.

Мария Федоровна была в центре празднеств, выдерживала все церемонии стоически, хотя неважно себя чувствовала: приступы слабости одолевали, да и «поганый люмбаго» время от времени давал о себе знать. Да и подлинной радости на душе не было. Весть о женитьбе сына Михаила, о чем она узнала еще предыдущей осенью, не давала покоя. Дорогой Миша, ее «Маленький», теперь разлучен с матерью; они впервые так долго не имели возможности видеться. Печаль по этому поводу ни на день не оставляла.

Однако надо было делать «Царское дело», уклониться нельзя. Тем более что Невестка, Александра Федоровна, часто отсутствовала, а когда и бывала, то редко выдерживала протокол до конца. Не может же она оставить одного Ники в такой момент!

Хотя вроде бы всё шло как нельзя лучше, но Марию Федоровну одолевали грустные эмоции. Она смотрела на торжества, на лица представляющихся, на уличные толпы, слышала высокие и хвалебные слова, крики «ура», но не могла не заметить, не могла не ощутить того, что внутренней радости и душевного подъема у многих людей уже не было. Что-то изменилось в русском воздухе, какие-то неведомые превращения случились, и те чувства и настроения, которые она улавливала своим сердцем раньше, теперь куда-то испарились. Но может быть, ей это только кажется? Никто не предвидел, что это был последний праздник Династии и всего через четыре года всё будет сметено враждебным вихрем.

Не прошло и двух недель после начала торжеств, как получили страшную весть: в Греции на улице города Салоники, средь белого дня, был убит Король Георг, ее дорогой брат Вильгельм. Она не могла сдержать слез, которые лились помимо ее воли. Боже мой, опять смерть около. Милосердный Бог, за что Ты так жестоко нас караешь? Но ответа не было. Новое жизненное испытание надлежало выдержать, хотя это было так трудно.

Царица собралась немедленно выехать в Афины на похороны, но Ники и другие родственники отговорили. Они опасались за нее. Она подчинилась. Грусть, пустота и одиночество нахлынули с новой силой. Всё время вспоминала сестру Александру и очень переживала за нее. Она боялась, что у Алике не выдержит сердце.

В мае поехала в Англию. Алике была так рада и сказала, что Минни так желанна в Сандригэмском Дворце. Мария Федоровна и без слов это чувствовала. Теперь уже целыми днями не расставались: вместе гуляли, читали, вспоминали и плакали. Летом случилось и важное событие, которого очень ждала и очень боялась. К ней приехал сын Михаил. Она его не видела целый год, за время которого столько случилось, и он совершил эту ужасную ошибку — женился. Но страхи и опасения не оправдались: сын оставался, как и раньше, добрым и любящим. Мать не сомневалась, что он связал свою жизнь с дамой с сомнительной репутацией лишь по мягкости характера.

Императору Николаю II писала: «Миша приехал в Лондон и оставался несколько дней с нами. Хотя первая встреча была тяжелая, мы оба были смущены, что более чем понятно. Я была счастлива увидеть, что он остался таким, каким он всегда был: милый, добрый и даже более ласковый, чем когда-либо. Мы очень откровенно говорили обо всём, и всё было так хорошо и мирно; ни одного горького слова не было произнесено, так что мне на душе стало легче первый раз после всех перенесенных мучений, и он, видимо, чувствовал то же самое и даже писал об этом и благодарил меня за мою доброту. Бедный Миша! Ужас как грустно думать, что он, такой милый и честный, попал в такие когти, потому что она никогда его не отпустит от себя. Моя единственная надежда, что она ему этим надоест, лай Бог!»

На следующий год, когда начнется эта ужасная война, Михаил вернется в Россию, чтобы принять участие в сражениях. Царь простит брата, и мать будет счастлива…

В начале 1914 года у Марии Федоровны случилось радостное событие. Состоялась свадьба первой внучки, старшей дочери Ксении красавицы Ирины. Она выходила замуж за родовитого и симпатичного князя Феликса Юсупова графа Сумарокова-Эльстон. Бракосочетание происходило 9 февраля в Аничковом дворце, и бабушка была посаженной матерью. Она была рада за Ирину. Вот и дожила до времени, когда уже внуки обзаводятся своими семьями.

Как несётся время, как неумолимо и беспощадно. Когда-то, так давно и так недавно, она сама молодая танцевала в бальном зале Аничкова, а теперь здесь веселятся ее внуки.

В тот морозный февральский день не знала старая Царица, что это последнее торжество в ее жизни. Больше радостных праздников у нее не будет. Всё, что потом станется, всё, что будет отмечать (но уже не праздновать!), всё будет уже только со слезами на глазах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.