8. Шрам

8. Шрам

Павел лежит на диване, одна рука под головой, на валике, другая – на весу, с книгой, одна нога на диване, другая на полу. Разбросанная поза. Зато при галстуке. И глаза мои. Хотя их не видно. Я выбрала ракурс Монтеньи, рисую сверху.

Так что, читать дальше? Спарта… Пракситель… Лисипп… О, тут начинается про евреев! Моисей говорит: «Будь проклят тот, кто сотворит себе идола, отольет его из металла; горе хозяину, тайно поклоняющемуся творению рук мастера. Будет он говорить с немым, призывать хилого к здоровью, просить жизни у мертвеца, помощи – у негодного, благополучного путешествия – у неподвижного, удачи в делах – у бессильного». Отрицание идолопоклонства свидетельствует об определенной ступени общественно-культурного развития, характеризует общество, перешедшее к земледелию и потому ставшее оседлым. Отмирает примитивный анимализм. Формируется способность к погружению в себя, к самопознанию, и так формируется еврейский интеллект.

Пегги лает – значит, к нам кто-то идет. И точно. Стук в дверь.

Только не шевелись, я сама открою.

Немец в форме. Один. Значит, не заберет. Забирают по двое.

Семья Гросс? – Нет. – Все равно вошел, посмотрел на рисунок, провел по нему острым ногтем. Поднес коричневый палец к носу, понюхал, брезгливо поморщился, подошел к Павлу. Выхватил у него из рук книгу, прочел имя автора – Хаузенштейн – и швырнул в угол. Яволь!

Ты думаешь, он действительно ошибся адресом?

Ушел, и на том спасибо, – я поднимаю книгу с пола, – читай, пожалуйста, дальше. Сегодня он чиркает ногтем по рисунку, завтра – ножом по горлу. Читай…

«Евреи познали тягость господства иноземных династий, египетский плен и вавилоно-ассирийское нашествие. Именно они-то и совершили переворот в мировоззрении, существовавшем на протяжении всей древней истории. Идея всемогущего единого и незримого бога, живущего в каждом из них, не нуждалась в олицетворении. При таком повороте колеса истории великие превратились в малых, малые – в великих. Духовное поднялось над физическим».

Тертуллиана не удовлетворял облик Христа, этих не удовлетворяет форма нашего черепа.

Фридл! Ты это говоришь, а я это же читаю: «Облик Христа не вызывал у Тертуллиана доверия. Исайя описывает Его как существо внешне неприглядное: “В нем не было ни представительности, ни красоты; презренное создание, униженное, исполненное скорби и недугов”».

Чему тут удивляться?

Шрам от росчерка протянулся от края дивана через подмышку, подбородок, руку, книгу – до самой стены. Ничем не замажешь, разве что нарисовать заново.

Модель переместилась на кухню – готовить ужин.

Луковиц не трогай, пожалуйста!

Картошку можно чистить?

Картошку? Да. Она тут ни к чему. Сюда бы бутылку синюю, из-под масла…

Масло давно кончилось, но бутылок мы не выкидываем. У меня с ними роман. По замечанию Анни Райх, мой воскресший Лазарь, в форме свечи, бутылки и трубы на картинах, суть фаллические символы, свидетельство активного мужского начала. Этим объясняется мое влечение к женщинам… Каролина, видимо, была недостаточно ласкова со мной, а может быть, и вовсе меня не любила…

Булькает вода, варится картошка, а я рисую белое полотенце, синюю бутылку и золотые луковицы на фоне черного окна. Золото кожуры бликует на синем стекле, тень от бутылки стелется по полотенцу…

Дорогая Хильда!

Я с таким упорством ищу путь, который помог бы тебе проникнуть в суть искусства; б?льшая часть того, что я в настоящее время читаю, интересует меня лишь в той мере, в какой это может служить цели.

К сожалению, мне не хватает школы мышления, т.е. умения систематизировать, выстраивать, отбирать… Гёте как-то писал об одном одаренном скульпторе, который добился бы гораздо большего, живи он в иной, питательной среде: тогда ему не пришлось бы черпать все из себя. Нацелимся на профессионализм и классическое образование, твержу я себе, притом что сама не знаю, как вытянуть из клубка ту самую нить, которая привела бы к поставленной цели. Истинный мыслитель забрасывает читателя внезапными идеями, как это делает, к примеру, Гердер. У него есть именно то, что называется позицией, а это исключительно ценно. У нас тоже она есть, поэтому мы способны учиться, переучиваться и снова учиться!

Гердер говорит…

Где он? На кухонном столе. Мы с ним собирались готовить ужин. За окнами темнеет. Скоро придет Павел, а дома, кроме двух бородатых картофелин, ничего нет. Образец гардинной ткани валяется на полу запятнанный – видимо, Павел со сна принял его за половую тряпку. Точно, рифленая подметка его ботинка. Гердер считает, что, если бы та ловкость, которой обладают животные, была дана человеку изначально, он бы так и остался животным.

Пегги слушает меня, задрав ухо. Налить воды в миску… Стоит отвлечься, как на тебя обрушивается шквал сторонних мыслей. Словно бы они собрались у двери приемной, с нетерпением ожидая, пока начальник освободится. В волнении я принимаюсь бегать по квартире, Пегги – за мной.

Гердер! Что мне показалось интересным? Разговор о детях.

Детство само по себе – внутренне законченная стадия развития, по своей ценности не сравнимая ни с какими другими.

Интересно смотреть рисунки художников в детстве. Клее показывал нам свои как доказательство того, что все там уже было. В три года он рисовал фигуры в профиль, помню высокую даму с изысканной прической и юбкой с воланами. Моими рисунками разжигали печи. Где сейчас Клее? В Швейцарии? Иттен в Швейцарии, это я знаю точно.

Что же касается твоего видения, то оно должно разворачиваться примерно так: нужны отправные точки, исходя из которых ты сможешь разобрать сложный процесс на составные. Например, тебе очень нравятся Микеланджело и богемские мастера. Спроси себя почему и ответь по мере возможности, что именно тебе нравится в том и в другом, постарайся определить принцип, по которому сравниваешь.

Обрати внимание на цвета, есть ли среди них доминирующие, какого цвета – в зависимости от важности – каждая из фигур, обладает ли она бросающейся в глаза, превалирующей и организующей, обобщающей формой. Ты должна дать картине воздействовать на себя с близкого и с далекого расстояния, целиком и отдельными деталями. Как работает светотень, в соответствии или вопреки закону? Например, фигура Христа в самом освещенном месте картины – это, ясно, блеск славы. Второстепенные фигуры, освещенные ярче главной, превращаются тем самым в главные, скажем, если на переднем плане жанровая сцена, а сцена распятия – на заднем. По возможности найди информацию относительно содержания картины. На сегодня довольно!

Я очень много работаю, утешая себя пустой надеждой, что мне, быть может, удастся заработать на портретах или что-нибудь другое продать. Может, из этого что-то и выйдет в Рейхе. Мои друзья обещали попытаться помочь. Скорей всего, ничего не выйдет, у людей теперь другие заботы; но все бывает. Я делаю сейчас четыре вещи: одна полностью в моем вкусе, одна вовсе не выходит, одна безумная и из одной пока еще не знаю, что получится.

Гердера читаю очень медленно, как только прочту – пришлю. Обнимаю и целую тебя, моя хорошая девочка.

Свет отключился ровно в ту секунду, как я поставила точку и подняла голову к окну – по вечерам оно заменяет мне зеркало. Отражение исчезло, на его месте возник освещенный вокзал. Гроновская платформа въезжает в окно, везет за собой в темень источник света – чудесная иллюзия материи.

Павел! Идет не спеша, вобрав голову в плечи, несет домой очередные новости. Теперь еще и огорчится, что света нет.

Сейчас я его рассмешу! Я заворачиваюсь в простыню и с горящей свечой в руках встаю на пороге. Воскресший Лазарь.

Молитва дня – не принимай жизнь всерьез!

При виде говорящего привидения Павел разражается громким смехом. Свеча гаснет, мы погружаемся во тьму. И тут включается свет. Театр Фиртеля!

Что еще за Фиртель?

Дяденька, у которого мы работали. Пьеса «Пробуждение». Все происходит в темноте. Так, говори мне: «Тебе что-то приснилось».

Павел, разуваясь, повторяет: «Тебе что-то приснилось».

Я отвечаю: «Я спала…»

Теперь ты садись на кровать.

Павел идет в комнату и садится на кровать.

И говори мне: «Так давай спать дальше».

Так давай спать дальше.

А поужинать?

После представления, в буфете. Вот ты и развеселился, правда?

Еще бы! А то я шел и думал, как сказать тебе про фабрику…

Ее закрывают?

Где-то через месяц.

Значит, не придется отстирывать образец, о который ты по ошибке вытер ноги.

Опять замыкание. Куда подевалась свечка?

Да зачем она нам? По твоей пьесе можно спать дальше!

А старшая сестра, дабы выручить братца, обведет зло вокруг пальца, – шепчу я ему на ухо.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.