Блаженный
Блаженный
Судьба этой, заброшенной в заволжских лесах деревушки, была уже определена: еще десяток лет, и последний житель уйдет на тот свет. Но в 70-х годах поблизости пролегла асфальтовая дорога районного значения, и деревенька ожила. Подремонтировалась. Подкрасилась. Особенно людей добавилось, когда рядом расположились коллективные сады-огороды.
В те же годы возобновилась и служба в старенькой деревянной церкви, раньше имевшей большой приход. К церковной ограде примыкает кладбище, еще с прадедовских времен. Лес, наступающий из глубины таежных дебрей, давно бы поглотил кладбище, но заботливые человеческие руки не допускают этого. Дорожки расчищены, могилки, памятники обихожены.
Здесь я нашел могилу моих родственников. Поклонился. Крест настолько обветшал, что требовал немедленной замены. Вот я и направился в деревню, надеясь разрешить этот вопрос. Возле церковной ограды обратил внимание на два дубовых креста, прислоненных к воротам. Добротно сделанные, в человеческий рост, красотой своей они поспорили бы с любым памятником из нержавеющей стали. Тут же мелькнула мысль: нельзя ли купить? В церковной сторожке мне сказали, что кресты принадлежат Блаженному. Так называют одного старика, и живет он в крайней избе на другом конце деревни.
— Заходи, заходи! — нажимая на «о», пригласил он меня, открывая калитку. — Тимофеичем раньше звали, а теперь больше Блаженным кличут. Это за то, что богоугодные дела творю, а мзды никакой не желаю. На хлебушко государство дает, и на том Бог спасет. Остальное все со своего огорода и подворья… Вот кладбище к каждому большому православному празднику прибираю, могилки оправляю, в сторожке по ночам дежурю, и упаси Бог взять плату. Нельзя. Вера наша не позволяет… Тяжело, конечно, годков-то ведь уже далеко за семьдесят, но Бог терпел и нам велел…
Прохожу. Излагаю цель прихода.
— Ну, раз видел мою работу, выбирай любой и ставь. Я только радуюсь, когда людям добро творю. Об оплате не беспокойся. Это все Богово. А если есть времечко подождать, вон у меня еще несколько заготовок, с орнаментом сделаю. Люди любоваться будут, да и души усопших возрадуются. Подивился я его бескорыстному желанию служить и не удержался, спросил, откуда у него столько человеколюбия, это в наше-то время.
— Чтобы понять меня, Святое учение необходимо познать, уверовать! — начал объяснять Тимофеич. — Первые заповеди — не убий, сотвори добро ближнему. Всю свою сознательную жизнь я этим заповедям следую. В войну разными путями уклонялся от солдатчины, где убийство человека человеком узаконено. Но война есть война, и меня все-таки забрали. От фронта бежал. Поймали. Судили. Я объяснил, что не могу убивать, что это для меня грех великий. Прислушались к моим доводам — определили в похоронную команду. Убирать убиенных с поля брани и предавать их земле — святой закон для каждого живущего на этом свете. Я с чистой душой принялся за это дело, соблюдая православный церковный обряд. Оправлял могильные холмики, читал псалтырь, ставил изготовленные из подручного материала крестики. А крест на могиле необходим. На него опускается душа умершего, прилетая в каждое Светлое Воскресение повидаться с родными и поскорбеть вместе…
Вернулся я с войны — троих детей вырастил, жену похоронил… Сейчас живу один, вот кресты продолжаю делать. С годами это стало потребностью. Раньше подолгу они стояли у церковной ограды невостребованными. Нынче разбирают быстро — народу больше умирать стало.
Слушал я своего необыкновенного собеседника и удивлялся правоте и глубине его убеждений. Смотрел на небольшую окладистую бородку, на весь его благообразный облик и думал: «Блаженный! Как нужен ты сегодня нам! Живи еще сто лет, да хранит тебя Бог».