Глава одиннадцатая. ВИТЕБСК. ИЮЛЬ 1941-го

Глава одиннадцатая.

ВИТЕБСК. ИЮЛЬ 1941-го

Ранним утром 9 июля 1941 года две штабные машины выехали из дачного посёлка Гнездово, что в нескольких километрах от Смоленска. Какое-то время они пробирались просёлком, маскируясь в зарослях придорожных ракит. Наконец, выехали на шоссе, миновали небольшой лес и помчались в сторону Витебска. В головной ЗИС-101 сидел генерал-лейтенант Конев.

Он прислушивался к дальним раскатам артиллерийской канонады, которая подкатывалась к городу с запада и северо-запада, и перебирал в памяти то, что увидел вчера и сегодня в Смоленске и в штабе фронта. Адъютант Лобов, сидевший рядом с водителем, время от времени беспокойно поглядывал в окно, щурился в прозрачную, будто умытую, синеву неба, ещё прохладную, пронизанную свежестью минувшей ночи, ловил в зеркало заднего обзора идущую следом машину командующего артиллерией генерала Камеры[25].

Судя по тому, что противник активизировался на Витебском и Оршанском направлениях, размышлял Конев, судьба «котлов» под Белостоком и Минском[26] решена. Тимошенко, конечно же, понимает всю сложность положения. Несколько часов назад в одной из просторных дач пригородного посёлка Гнездово, которую приспособили под штаб фронта, командующий войсками Западного фронта чётко и лаконично изложил задачу для 19-й армии:

— Соберите всё, что имеется под рукой, товарищ Конев, и отбросьте немедленно противника от Витебска. За Двину. С подходом армии организуйте устойчивую оборону в междуречье Западной Двины и Днепра. Вот здесь. — Тимошенко указал на карте полосу обороны, которую должна занять и в короткие сроки укрепить 19-я армия.

— У меня и дивизии-то нет, товарищ маршал, поэтому… Тимошенко поднял на командарма тяжёлый взгляд и сказал:

— Знаю. Одновременно подумайте, как лучше разгромить соединения Тридцать девятого корпуса немцев.

Приказ есть приказ. Спорить бессмысленно.

— Так точно, товарищ маршал, подумаю.

— И не только думайте, но и действуйте. Не теряйте времени. Ситуация на фронте меняется быстро. — И Тимошенко кивнул на запад, где не утихала ни на минуту канонада.

В приказе, полученном в штабе фронта, говорилось: «Развёртывание и сосредоточение соединений произвести в Яновичи, Добромысль, Турово, Малиновка не позднее 5 июля»{1}.

В Смоленске всю ночь полыхали пожары. Немецкие самолёты непрерывно бомбили железнодорожную станцию и другие объекты. Пожарные команды и бригады добровольцев тушили дома, заводские цеха, разбирали завалы, вытаскивали тела погибших — в основном детей и женщин.

На фронте дела складывались хуже некуда. Немцы, думал Конев, по всей вероятности, прервали оперативную паузу: «котлы» под Белостоком и Минском, возможно, уже ликвидированы, так что немецкие танки не сегодня завтра будут здесь.

19-й армии предстояло схватиться с XXXIX корпусом. Конев вспомнил очертания линии фронта, обозначенной на карте маршала синими и красными стрелками, и вдруг понял, что немцы, скорее всего, намереваются создать в треугольнике Витебск—Орша—Смоленск очередной «котёл». Вот в него-то и может угодить группировка армий резерва Ставки: 20-я, 21-я, 22-я и его 19-я.

После разговора с командующим фронтом он зашёл в оперативный отдел штаба Западного направления, где ему более подробно обрисовали картину на участке фронта, который передавался 19-й армии. Оборону под Витебском пока удерживал 26-й механизированный корпус. Но Конев знал, что, как только займут оборону его дивизии, корпус будет отведён в тыл, в резерв Ставки. Так что оставалось надеяться только на себя. В оперативном отделе его предупредили, что в пути необходимо соблюдать осторожность, немецкие самолёты патрулируют шоссе. И он подумал: шоссе в нашем ближнем тылу, а патрулирует его авиация противника… Многое было странным в этой войне, выходило за рамки той теории, которой они, от рядового бойца до генерала РККА, к тому времени владели, как им казалось, в совершенстве. Объяснение этому предстояло искать здесь, в полях под Витебском.

Теперь он смотрел в мутноватое окно своего ЗИСа, перебирал в мыслях номера дивизий, прикидывал, сколько времени понадобится для того, чтобы все 360 эшелонов с его 19-й армией смогли прибыть на место, разгрузиться и развернуться в боевой порядок. Пока прибыли 130…

— Воздух! — неожиданно прервал его мысли адъютант.

Водитель стал притормаживать, видимо, рассчитывая успеть развернуться и укрыться в лесу

В своих мемуарах И.С. Конев рассказал об этом эпизоде так: «На командном пункте фронта я пробыл примерно около часа, а затем выехал двумя машинами в Витебск. Я — впереди, на ЗИС-101, за мной — командующий артиллерией генерал Камера. Как только мы выехали из леса на шоссе Смоленск-Витебск, нас сразу атаковала пятёрка “хейнкелей”. Они патрулировали шоссе. Я, шофёр Яковенко и адъютант Лобов едва успели выскочить в кювет, как вспыхнула и взорвалась машина. Все пожитки, походное обмундирование и снаряжение тут же сгорели. Видя, что самолёты противника делают второй заход, я сделал перебежку и залёг в кювете. Утро было замечательное, солнечное, раннее. Видимость изумительная. На зелёном фоне генеральские шевроны и красные лампасы были отчётливо видны. Самолёты сделали пике, пошли на новый заход…

Меня обдало комьями земли и оглушило. Я оказался между двумя воронками. Ранен я был легко, несколько мелких осколков попало в бедро. Адъютант Лобов был тяжело контужен, пришлось его тут же отправлять в госпиталь. Шофёр Яковенко, раненный в шею, остался в строю. Вот так началась моя служба на Западном фронте.

После обстрела, добыв полуторку, мы вместе с шофёром вернулись в штаб армии в Рудню, где я выслушал доклад начальника штаба Рубцова. Затем с группой офицеров и членом Военного совета Шеклановым снова выехал в Витебск, чтобы разобраться в обстановке и установить связь с генералом Е.А. Могилевчиком».

Генерал-майор Евдоким Андреевич Могилевчик командовал 69-м стрелковым корпусом. В него входили: 153-я стрелковая дивизия полковника Н.А. Гагена, 229-я стрелковая дивизия генерал-майора М.И. Козлова и 233-я стрелковая дивизия полковника Г.Ф. Котова. Дивизии окопались на участке фронта от Витебска до Орши. На тот период корпус подчинялся штабу 20-й армии генерал-лейтенанта П.А. Курочкина. Армия держала оборону от Могилёва до Витебска. Северным её соседом была 22-я армия, в которую входил 62-й стрелковый корпус, 174-я и 186-я стрелковые дивизии. Командовал 22-й армией генерал-лейтенант Ф.А. Ершаков. Она занимала оборону на участке от Витебска на север до Дриссы (ныне Верхнедвинск).

Корпуса и дивизии 19-й армии по решению Ставки должны были образовать второй эшелон обороны фронта на участке Невель—Витебск—Орша—Могилёв. В армию генерала Конева входили: 34-й стрелковый корпус (38-я, 129-я, 158-я, 171-я стрелковые дивизии из районов Черкассы, Белая Церковь); 25-й стрелковый корпус (127-я, 134-я, 162-я стрелковые дивизии и 394-й корпусной артиллерийский полк из районов Ржищев, Золотоноша, Лубня); 67-й стрелковый корпус (102-я, 132-я, 151-я стрелковые дивизии из района Корсуня) и 25-й механизированный корпус (50-я и 55-я танковые дивизии и 219-я мотодивизия из районов Тараща, Стеблев, Богуслав). Судьба этих дивизий сложится по-разному. Некоторые прославят в боях знамёна своих полков и имена командиров, получат звания гвардейских и дойдут до Победы. Другие будут разбиты и прекратят своё существование. Третьи, тоже разбитые, будут отведены во второй эшелон, пополнятся маршевыми ротами и батальонами и снова отправятся на передовую. Одна из них попадёт в окружение под Витебском уже через несколько недель, пять других — в октябре окажутся в гигантском «котле» под Вязьмой и разделят судьбу десятков других советских дивизий.

Ещё 25 июня армиям второго эшелона согласно директиве Ставки предписывалось:

«а) обрекогносцировать и приступить к подготовке оборонительного рубежа главной полосы обороны по линии Сущево, Невель, Витебск, Могилёв, Жлобин, Чернигов, р. Десна, р. Днепр до Кременчуга.

б) быть готовым по особому указанию Верховного командования к переходу в контрнаступление…»

19-ю общевойсковую армию на фронте называли казачьей. Поскольку Конев формировал её сам, то хорошо знал командиров корпусов, дивизий и полков. Рядовой состав в основном призывался из казачьих станиц. Годы спустя, после войны, уже будучи маршалом, Конев с благодарностью будет вспоминать свою 19-ю: «…казаки, прекрасный русский народ, мужественные воины…»

Итак, Конев, имея приказ комфронта контратаковать противника, со своим штабом срочно выехал в Витебск. Войска тем временем всё ещё находились в пути. Не так-то просто перебросить на расстояние даже в сто—двести вёрст такое количество живой силы, вооружения, снаряжения, техники, лошадей, боеприпасов и продовольствия.

За несколько дней до этого немецкий генерал-полковник Гот, командующий войсками 3-й танковой группы, поставил задачу: LVII моторизованному корпусу овладеть Полоцком, XXXIX — Витебском. В авангарде моторизованного корпуса, нацеленного на Витебск, шла 7-я танковая дивизия. Вторым эшелоном двигалась 20-я танковая дивизия.

Под Лепелем немцев остановили курсанты Лепельского артиллерийско-миномётного училища, Виленского пехотного училища, пограничники и артиллеристы 193-го противотанкового дивизиона. Бой длился почти сутки. В ночь на 3 июня курсанты взорвали мост через реку Уллу и отошли восточнее.

Три дня удерживала яростные атаки немецкой 20-й танковой дивизии 50-я стрелковая дивизия. Во время боя пропал без вести командир дивизии генерал-майор В.П. Евдокимов. Остатки дивизии отошли к Витебску. Немецкую 7-ю танковую дивизию западнее Бешенковичей остановила 153-я стрелковая дивизия. Гот в своих мемуарах потом вспоминал: «7-я танковая дивизия имела задачу внезапным ударом с ходу овладеть Витебском. Но сначала в районе Бешенковичи, а затем в районе севернее Дубровки она натолкнулась на сопротивление противника. По-видимому, южнее Витебска силы противника значительны, в связи с чем продвижение здесь приостановлено и может быть возобновлено лишь после обхода города с севера…»

В боестолкновение с противником вошли войска первого эшелона. 6 июля в контратаку пошли советские механизированные корпуса. 7-й из района Бешенковичей и 5-й из района Орши. Нацелены они были на Лепель. Одновременно в том же направлении авиаудар нанесли бомбардировочные и штурмовой полки. Началось танковое сражение. Исход его для наших танковых частей оказался трагичным. Немцы, уступавшие по количеству танков, но обладавшие хорошей манёвренностью, быстро поняли замысел нашего командования, выставили мощную противотанковую оборону, выбили танки и сразу же контратаковали. В результате: тяжёлые потери в людях и технике, целые дивизии оказались отрезанными от тылов. Конечная цель атаки — Лепель — так и осталась где-то за лесом, за полем, за рекой…

Противник, между тем, быстро провёл частичную перегруппировку и снова начал атаковать.

Конев с офицерами своего штаба продолжал путь по шоссе в сторону Витебска. Вскоре встречный поток беженцев и бегущих в тыл бойцов разбитых частей стал настолько плотным, что водитель заглушил мотор. Вода в радиаторе закипала от частых остановок и пережидания. «Движение наших машин в направлении Витебска, — как впоследствии вспоминал маршал, — совершенно исключалось. Шоссе было забито. Я решил с офицерами штаба навести на шоссе порядок, дал команду всех военных задержать, организовывать подразделения пехоты, отдельно собирать артиллеристов, танкистов и направлять всех обратно к Витебску. К моему удивлению, от Витебска в сторону Рудни двигались даже танки — несколько тяжёлых KB и несколько Т-26».

«К моему удивлению…» — это, конечно, слишком мягко сказано, не по-коневски. Хотя, возможно, годы смягчили крутой характер генерала и маршала Великой Отечественной войны, которого по твёрдости натуры и напористости в достижении поставленной цели часто сравнивают с Г.К. Жуковым. Их всегда ставят в один ряд. И по праву. Да и судьба их слишком часто, и в довольно сходных обстоятельствах, сводила вместе. Одного в народе называют Маршалом Победы. Другого — Солдатским Маршалом. И то и другое определения верны. И то и другое — имеют свою глубинную историю и своё нравственное обоснование. Спорить с этим, конечно же, можно сколько угодно, и спорщиков на сём поприще у нас предостаточно, но вот опрокинуть народное признание, народную любовь, в чём-то, может быть, завышенную, пожалуй что, невозможно. Миф всегда выше и прекраснее своего героя, исторической правды и тех обстоятельств, в которых герой действовал и прославился. Но именно в этом, не поддающемся логике, а порой и здравому смыслу, и кроется суть мифа как исторического жанра! Миф постепенно отделяется от телесной оболочки своего первоисточника и существует уже в ином измерении, в иной памяти. Эта память не оценивается ни достоинством медалей, ни качеством и величиной рубинов и алмазов в орденах, ни количеством названных именем героя мифа улиц, ни величиной материальных памятников в виде монументов. Миф не нуждается в документальном подтверждении. И потому неуязвим. Он абсолютен и совершенен в самом своём существовании. Потому что созидается самим народом на прочной нравственной основе. И нет постамента прочнее.

Конечно, это невольное попутное отступление в полной мере не относится к герою нашего повествования. Хотя легенды о Коневе уже живут. А они-то и служат основой будущего мифа.

Можно представить себе, какие чувства в душе всколыхнулись, когда командарм увидел толпы бегущих бойцов и командиров. И тут уж пистолет сам собой вылетел из генеральской кобуры.

«Особенно странно было видеть отступающие танки новых образцов. Три таких танка двигались на Рудню якобы на ремонт. Буквально угрожая оружием (просунув револьверы в люки механиков-водителей), мы остановили эти танки, кстати, они оказались исправными, и взяли их под контроль. Таким путём удалось к вечеру собрать около батальона пехоты, батарею 85-мм зенитных орудий и батарею 122-мм пушек армейской артиллерии».

Что ж, война есть война. На ней слабовольные бегут от тех, чья воля твёрже. Бегущие гибнут чаще, а потомки лишь многие годы спустя начинают находить нравственное оправдание их смерти. Долг и жалость начинают свой трудный спор, и второе зачастую становится первым…

Вскоре в штат стрелковых дивизий введут заградотряды, чтобы командирам и политработникам не останавливать бегущие войска, «просунув револьверы в люки механиков-водителей». И генералам незачем будет стоять на дорогах, ведущих в тыл, и, срывая голос, останавливать своих дрогнувших солдат. Заградотряды будут выполнять свою миссию жестокой необходимости более эффективно. Солдаты знали: командира с пистолетом в руке можно обежать стороной, а заградотряд, который перехватывал позади обороняющихся войск все дороги, перекрёстки и тропы, вряд ли обойдёшь. Правда, как свидетельствуют недавно рассекреченные документы, чаще всего заградотрядам придётся всё же драться на передовой, а не стрелять в своих, как это нам пытались внушить совсем недавно с экранов телевизоров прославленные наши режиссёры.

«Подойдя к Витебску с востока, мы увидели пожары в отдельных местах. К западу от Витебска никакого движения не обнаруживалось. По всем признакам Витебск не был немцами занят, а пожары возникли при отходе наших войск. Из здания обкома партии валил густой дым, не могло быть и речи о том, чтобы связаться по ВЧ со штабом Западного фронта и доложить обстановку. На центральной площади я увидел людей. Окликнул. Оказалось, что это остатки 37-й Горьковской стрелковой дивизии, которая была разбита в приграничном сражении. Уцелел в этой битве работник штаба майор Рожков с группой тыловиков. Он прибыл на грузовой машине в Витебск и, обнаружив, что войск в городе нет, сформировал из местных жителей-осоавиахимовцев роту и приказал ей занять мост через Западную Двину, а сам остался организовывать оборону в центре города.

Нужно отдать должное бесстрашному майору… Он всерьёз решил оборонять город и даже разведку организовал. Когда посланные мной офицеры к утру прибыли в Витебск, Рожков доложил, в частности, что к рассвету немцы подошли к Витебску и пытаются форсировать Западную Двину. Часть войск неприятеля — подвижные механизированные и танковые подразделения — по западной стороне реки проследовали к северо-западу.

К сожалению, удержать Витебск не удалось».

Обстановка складывалась таким образом, что судьба Витебска решалась не в городе. Хотя и город оставлять без боя было и бессмысленно, и стыдно. Очевидно, маршал, когда обдумывал свои мемуары, это прекрасно понимал. Но не мог он, в тот момент генерал без армии, вспоминая горькие дни 1941-го, просто написать: «…удержать Витебск не удалось».

Если верить памяти Конева, а не верить у нас нет никаких оснований, всю ночь с 9 на 10 июня он с офицерами штаба провёл на одном из холмов на восточной окраине города. Командарм надеялся, что вот-вот подойдут прибывшие части его армии. И тогда немцев, которые замешкались перед мостом через Западную Двину, можно будет контратаковать.

Радист постоянно выходил на связь. Новости были неутешительными. Основная часть войск армии всё ещё находилась в пути. Однако в район Лиозно прибыла 220-я мотострелковая дивизия. Командарм отдал приказ командиру дивизии форсированным маршем двигаться в направлении Витебска. И вот к полуночи в тылу послышался рокот танковых моторов. Конев увидел, как беспокойно закрутили головами автоматчики охраны. Беспокойство было понятным: не обошёл ли их противник, что-то подозрительно затих правый берег. Вскоре прибыл офицер связи и доложил:

— Товарищ командующий, прибыл танковый батальон и артполк двести двадцатой дивизии.

Командарм с офицерами штаба сразу же начал готовить прибывшие подразделения к атаке. Из города прибежал связной от майора Рожкова: сводная рота 37-й стрелковой дивизии и витебских добровольцев смята атакой противника, немцы заняли аэродром и приближаются к западной окраине Витебска. Майор Рожков не мог удержать авангарды 20-й танковой дивизии противника, но дело своё сделал: задержал немцев до подхода основных сил, дал время на то, чтобы развернуть боевые порядки.

В 1945-м в беседе с Борисом Полевым Конев снова вспомнил того небритого злого майора, окопавшегося со своей ротой у моста через Западную Двину.

— Потерял я тогда из виду того майора Рожкова. Простить себе не могу. Фамилию его запомнил, а имени и отчества не знаю. Узнавал потом, наводил справки. Нет, затерялись его следы. А жаль, очень жаль. Достойный офицер. А главное, в этой дивизии я когда-то полком командовал. Эх, какой был полк!..

Этот внезапно появившийся в Витебске майор Рожков, как собирательный образ русского офицера, который принял решение стоять до конца, должно быть, преследовал Конева все четыре года войны. Как будто сам капитан Тушин сошёл со страниц толстовского романа «Война и мир» и в Витебске вышел навстречу командующему 19-й армией генерал-лейтенанту Коневу, чтобы укрепить его дух.

И здесь уместно вновь обратиться к мемуарам маршала.

«Город и вся прилегающая местность были мне прекрасно видны. Начали подходить части 220-й дивизии. Я принял решение развернуть дивизию, включив в неё собранные на шоссе подразделения. <…> Головные части 220-й дивизии, танковый батальон (танки Т-26), а также артиллерийский полк расположились по шоссе, ведущему на Смоленск.

Я поставил задачу — взять Витебск, закрепиться по реке Западная Двина с тем, чтобы преградить немцам путь по шоссе. Оно имело очень важное оперативное значение. Приказал развернуть артиллерию, произвёл разведку. Одна из батарей развернулась на высотке, где я сам находился. Артиллеристы вскоре начали пристрелку по немецким батареям, которые вели огонь с северо-западной окраины Витебска. Немцы тотчас же открыли ответный огонь. Первый снаряд — перелёт, второй — недолёт. Говорю командиру батареи: “Дорогой друг, имей в виду, направление немцы выбрали правильное, следующий удар будет по вашему наблюдательному пункту”. Приказываю ему сейчас же сместиться вправо или влево, изменить положение, потому что немец накроет, попали в вилку. А сам кубарем метров на пятьдесят откатился в ложбинку. И вот немцы дают следующую очередь — беглым несколько снарядов — прямо по наблюдательному пункту, по стереотрубе, телефонам и по самому командиру батареи. От него ничего не осталось, от наблюдателя тоже.

Далее мне самому пришлось командовать этой батареей, вести огонь по немецким орудиям, пока не прибыл командир дивизиона…»

Пора отступить на некоторое расстояние от витебских событий июля 1941-го и немного порассуждать о следующем.

Читая воспоминания полководцев и солдат, исследования историков и расследования исторических публицистов, порой наталкиваешься на эпизоды, в которых рассказывается о том, что некоторые генералы и старшие офицеры боялись одного духа передовой и запаха пороха. Не стану называть имён, цель настоящей книги иная. Скажу лишь, что ни у одного из авторов не обнаружил ничего подобного в рассказах о Коневе. О нём написано много. Писали об этом полководце в своих воспоминаниях и друзья, боевые товарищи, и недруги. И много чего о нём порассказали. К этому мы ещё вернёмся. Но в отсутствии храбрости, которой должен обладать солдат на войне, в недостатке твёрдости, решительности и умении владеть собой в самых крайних обстоятельствах его не упрекнул никто.

Фрагменты воспоминаний маршала приводятся из книги «Записки командующего фронтом». (М.: Военное издательство, 1991). Следует отметить, что первоначально 1941 год в его «Записках…» начинался более поздним периодом, а именно, серединой сентября, когда Конев был назначен командующим войсками Западного фронта. А витебские страницы были надиктованы в 1972 году. Они вошли в посмертное издание первой книги его мемуаров.

Мемуары Конева отличаются точностью деталей, живостью эпизодов. Сдержанностью. Нет в них вольности размышлений. Правда, историки не раз упрекали маршала в забывчивости. Так что, как и в любых других мемуарах, вольности в них тоже есть. Собеседник он, видимо, был хороший. Вспоминал масштабно, словно разрабатывал очередную армейскую или фронтовую операцию, легко брал тему и, не рассеиваясь на мелочи, вёл её к финалу. Но для беседы ему требовалась хорошая компания. С ним любили встречаться писатели. Должно быть, и он их любил.

Под Витебском в июле 1941-го Коневу пришлось побывать и комбатом, и истребителем танков. Выжить в буквальном смысле слова помогли навыки, полученные когда-то в артиллерийской батарее.

Витебское сражение продолжалось. Командующий 20-й армией генерал-лейтенант Курочкин вновь и вновь бросал свои войска на Лепель. Но 5-й и 7-й мехкорпуса были обескровлены настолько, что продолжать наступление уже не могли. На северном крыле оборонительного рубежа наступило затишье. Механизированные корпуса, на которые возлагались основные надежды, остановить дальнейшее продвижение немецких войск вглубь страны не смогли, сами же были настолько истрёпаны, что выводились из боя. Иногда это были жалкие остатки, чудом избежавшие окружения и полного разгрома.

Именно в этот период в дело вступила 220-я мотострелковая дивизия.

В три часа ночи, согласно приказу Конева, части дивизии атаковали немцев в левобережной части города. Через несколько часов боя противник был потеснён до аэродрома и пригородной деревни Улановичи. Два батальона 653-го мотострелкового полка форсировали реку и высадились на правом берегу Северной Двины, которая делит город на две части.

К исходу дня 10 июля дивизия генерал-майора Хоруженко[27] вместе с подразделениями только что прибывшего 25-го корпуса форсировала Западную Двину и продвинулась на несколько километров вперёд. Однако в районе Городка они наткнулись на встречную атаку немецкой 18-й мотодивизии и вынуждены были отойти. На следующий день Конев читал донесение командира 220-й дивизии. Оно наиболее полно характеризует драматизм витебского противостояния.

«К вечеру под давлением превосходящих сил противника батальоны отошли на восточный берег. В первый день дивизия понесла большие потери. 11 июля ночью дивизия занимала рубеж по восточному берегу реки.

811-й стрелковый полк (сосед) отошёл в лес, открыв фланг дивизии, вечером и ночью были попытки самовольного ухода бойцов с боевых позиций.

В первый день боя убит командир 137-го танкового полка подполковник Смирнов.

Подполковник Савинов был отстранён от должности командира 673-го полка за невыполнение задачи — взятия аэродрома. Командиром полка назначен полковник Вронский».

Герман Гот в своих мемуарах спустя годы напишет: «Форсирование Западной Двины на участке между Бешенковичами и Уллой тремя дивизиями XXXIX танкового корпуса, а также овладение Витебском имели решающее значение для всей операции…»

А вот какие записи сделал в тот день начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии (ОКХ) Франц Гальдер: «11 июля 1941 года, 20-й день войны. Обстановка на фронте: <…> Имеющиеся сведения о противнике позволяют заключить, что на его стороне действуют лишь наспех собранные части. Установлено, что отошедшие остатки разбитых дивизий были поспешно пополнены запасниками (частью необученными) и немедленно снова брошены в бой. В Невеле создан большой сборный пункт по формированию маршевых батальонов из остатков разбитых частей, откуда в дивизии, действующие на фронте, направляются совершенно неорганизованные массы людей без офицеров и унтер-офицеров. Учитывая это обстоятельство, становится ясным, что фронт, в тылу которого уже нет никаких резервов, не может больше держаться. Создание противником новых высших штабов (штабы армий), без сомнения, означает попытку избежать полного развала и сохранить по крайней мере костяк армии с помощью энергичных командных инстанций. Эти вновь созданные штабы никак не могут взять в свои руки управление войсками и посылают в эфир отчаянные радиограммы, пытаясь установить связь со своими дивизиями. Я не разделяю мнения о том, что противник перед фронтом группы армий “Центр” отходит…»

И в тот же день новая запись: «Танковая группа Гота отразила в районе Витебска яростные контратаки противника с юго-востока. Южнее Витебска 12-я и 7-я танковые дивизии, преодолевая сопротивление противника, вышли к шоссе Орша — Витебск. На северном фланге танковой группы Гота наши войска, переправившиеся через Западную Двину, ведут бои с противником, стремясь выйти на оперативный простор». И буквально на следующий день Гальдер делает такую запись: «Главком вызвал меня по телефону. Фюрер не доволен медленным продвижением войск правого крыла группы армий “Север” и требует направить 19-ю танковую дивизию на север с целью окружения противника.

Я заявил главкому следующее. Я вовсе не придерживаюсь мысли о необходимости ускорить наступление 2-й и 3-й танковых групп в Восточном направлении. Мне представляется, что Готу наверняка придётся направить значительную часть своих сил на север, чтобы ударить в тыл вновь появившейся 19-й армии и невельской группе…»

Тон записей начальника Генштаба сухопутных войск Германии, как мы видим, заметно меняется. Сказывается явное осложнение ситуации под Витебском.

Буквально накануне немцы захватили секретные документы, которые, наконец, открыли перед ними реальную картину и расстановку сил на Витебско-Смоленском направлении. Командующий группой армий «Центр» в своём дневнике, недавно опубликованном на русском языке, записал: «12/7/41. Захваченный секретный пакет открыл нам глаза на то, что русские подтянули к фронту ещё одну армию в составе шести дивизий, включая танковую, и бросили их в бой в районе Витебска. Из этого следует, что противник собирается удерживать свои позиции на Днепре: взятый в плен лётчик подтвердил эти сведения». А вот запись Гальдера по поводу этого же эпизода: «На основании захваченного русского приказа установлено, что восточнее Витебска выгрузилась новая 19-я русская армия в составе шести дивизий. Дивизии, номера которых перечислены в приказе, действовали прежде перед фронтом группы армий “Юг”. Приказ датирован 8.7. В нём говорится об организации противовоздушной обороны в районе выгрузки войск».

Командующий 3-й танковой группой генерал Гот по поводу истории «захваченного русского приказа» в своих воспоминаниях, написанных после войны и отбытия срока в тюрьме, рассказывает более подробно: «Сведения о противнике продолжали уточняться. Из приказа, найденного у одного пленного русского офицера-зенитчика, стало известно, что в Витебске и к востоку от него выгружается 19-я армия русских в составе шести дивизий, прибывших с юга России, с задачей обеспечить оборону узкого, ограниченного с юга Днепром и с севера Западной Двиной участка между Оршей и Витебском. XXXIX танковому корпусу удалось прорваться к местам выгрузки дивизий противника. По данным воздушной разведки, на железнодорожных станциях восточнее Смоленска и Невеля образовались большие скопления поездов, так как многие эшелоны не могли своевременно разгрузиться».

Тем временем, не дожидаясь подхода основных сил своей армии и уже понимая, что, по всей вероятности, её так и не удастся собрать воедино и развернуть фронтом лицом к противнику, Конев действовал, опираясь на те силы, которыми располагал на тот момент. Частями 220-й стрелковой дивизии и другими подразделениями прибывавшего 25-го стрелкового корпуса прикрыл шоссе на Смоленск, откуда продолжали идти к фронту его войска. Одновременно из последних сил удерживались позиции в самом городе. Армия запаздывала с сосредоточением и развёртыванием в боевой порядок. И это грозило тем, что противник, прорвав оборону и выйдя на оперативный простор, мог смять колонны полков и дивизий ещё на марше. Дивизии вынуждены были вступать в бой там, где их застал противник. Запись Гальдера, приведённая выше, по поводу того, что «вновь созданные штабы» русских «посылают в эфир отчаянные радиограммы, пытаясь установить связь со своими дивизиями», судя по всему, основана на донесениях службы радиоперехвата. Немецкая радиоразведка, которая, как известно, работала довольно эффективно весь период войны, перехватывала радиограммы передатчика штаба 19-й армии. Штарм запрашивал в эфир местонахождение частей и дивизий, переподчинённых ему буквально в последние часы. Большинство из них так и не отозвались.

К примеру, 25-му стрелковому корпусу, который включал в себя три дивизии и согласно приказу командующего должен был занять оборону в районе Городок, озеро Лосвидо, Слобода, Будница, Борок, придавалась ещё 186-я стрелковая дивизия. Однако ни командир корпуса генерал-майор С.М. Честохвалов, ни сам Конев так и не установили с ней связь. То же самое произошло со 153-й и 50-й стрелковыми дивизиями. 38-я стрелковая дивизия прибыла только 16 июля, уже под Ярцево, куда к тому времени отошли остатки 19-й армии — та её истаявшая в непрерывных боях часть, которая избежала окружения или смогла вырваться из кольца.

Но пока ещё в районе Витебска армия твёрдо стояла на своём рубеже, а отдельные её подразделения атаковали вперёд. 501-й полк 162-й стрелковой дивизии после ночного марша с ходу вступил в бой и выбил противника из района Улановичей и с северной окраины Витебска. Одновременно части 134-й стрелковой дивизии успешно переправились на правый берег Западной Двины.

Противник отреагировал мгновенно. В небо были подняты эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Они мощно обработали порядки наступавших и вскоре обратили их в бегство. Такое, особенно в начале войны, с нашими войсками происходило часто. Ветераны, вспоминая фронт, признавались, что многие стороны войны они постигли непосредственно на передовой, ко многому привыкали, но только к одному невозможно было привыкнуть — к бомбёжке пикирующих бомбардировщиков.

Заместителем командира 25-го стрелкового корпуса генерал-майора Честохвалова в то время был комбриг Александр Васильевич Горбатов[28], которого война ещё вынесет своим непредсказуемым течением в первые ряды советских боевых командиров. Он напишет интересные, честные воспоминания — прекрасный образец мемуарной литературы о Великой Отечественной войне.

В 1964 году главный редактор «Нового мира» А.Т. Твардовский будет публиковать их на страницах своего журнала. «Какая судьба! Какой нравственный человек!» — скажет он об авторе. Выход книги генерала Горбатова «Годы и войны» (название дал Твардовский) в Воениздате в 1965 году станет событием и в общественной, и в военной мысли, и в литературе.

«Однажды утром, — спустя годы писал генерал Горбатов, — я услышал далёкую канонаду в стороне Витебска, обратил на неё внимание командира корпуса и получил разрешение поехать для выяснения обстановки. На шоссе я встретил небольшие группы солдат, устало бредущих на восток. Получая на вопросы: “Куда? Почему?” — лишь сбивчивые ответы, я приказывал им вернуться назад, а сам ехал дальше. Всё больше видел я военных, идущих на восток, всё чаще останавливался, стыдил, приказывал вернуться. Предчувствуя что-то очень нехорошее, я торопился добраться до командира полка: мне надоело останавливать и спрашивать солдат — хотелось поскорее узнать, что здесь случилось.

Не доехав километра три до переднего края обороны, я увидел общий беспорядочный отход по шоссе трёхтысячного полка. В гуще солдат шли растерянные командиры различных рангов. На поле изредка рвались снаряды противника, не причиняя вреда. Сойдя с машины, я громко закричал: “Стой, стой, стой!” — и после того, как все остановились, скомандовал: “Всем повернуться кругом”. Повернув людей лицом к противнику, я подал команду: “Ложись!” После этого приказал командирам подойти ко мне. Стал выяснять причину отхода. Одни отвечали, что получили команду, переданную по цепи, другие отвечали: “Видим, что все отходят, начали отходить и мы”. Из группы лежащих недалеко солдат раздался голос: “Смотрите, какой огонь открыли немцы, а наша артиллерия молчит”. Другие поддержали это замечание.

Мне стало ясно, что первой причиной отхода явилось воздействие артогня на необстрелянных бойцов, второй причиной — провокационная передача не отданного старшим начальником приказа на отход. Главной же причиной была слабость командиров, которые не сумели остановить панику и сами подчинились стихии отхода.

В нескольких словах разъяснив это командирам, я приказал им собрать солдат своих подразделений и учесть всех, кто отсутствует.

— Если у вас окажутся солдаты из других подразделений, подчините их себе, запишите фамилии. И немедленно окапывайтесь на этой линии!

Одного из комбатов я спросил, где командир полка. Получил ответ: утром был в двух километрах отсюда в сторону Витебска, слева от шоссе, а теперь — неизвестно. Я проехал ещё километра полтора вперёд, дальше пошёл пешком. Ни справа, ни слева не было никого. Наконец я услышал оклик и увидел военного, идущего ко мне. Это был командир 501-го стрелкового полка Костевич; из небольшого окопчика невдалеке поднялись начальник штаба полка и связной-ефрейтор. На мой вопрос командиру полка: “Как вы дошли до такого положения?” — он, беспомощно разведя руками, ответил: “Я понимаю серьёзность случившегося, но ничего не мог сделать, а потому мы решили здесь умереть, но не отходить без приказа”.

На его груди красовались два ордена Красного Знамени. Но, недавно призванный из запаса, он был оторван от армии много лет и, по-видимому, совершенно утратил командирские навыки. Верно, он действительно был способен умереть, не покинув своего поста. Но кому от этого польза? Было стыдно смотреть на его жалкий вид.

Понимая, что о возвращении полка на прежнюю позицию нечего и думать, пригласил командиров идти со мной, посадил их в машину и привёз в полк. Указал Костевичу место для его НП, посоветовал, как лучше расположить батальоны и огневые средства. Приказал разобраться в подразделениях и установить связь с НП батальонов. В лесу, справа от шоссе, я нашёл корпусной артиллерийский полк и обнаружил, что его орудия не имеют огневых позиций, а у командиров полка, дивизионов и батарей нет наблюдательных пунктов. Собрав артиллеристов, пристыдил их и дал необходимые указания, а командира артиллерийского полка связал с командиром стрелкового полка Костевичем и установил их взаимодействие. Кроме того, Костевичу приказал выслать от каждого батальона взвод в боевое охранение, на прежнюю линию обороны, а командиру артиллерийского полка произвести пристрелку.

Возвратившись, доложил подробно командиру корпуса о беспорядке в передовых частях, но, к своему удивлению, увидел, что на него это произвело не больше впечатления, чем если бы он услышал доклад о благополучной выгрузке очередного эшелона… Такое отсутствие чувства реальности меня удивило, но не обескуражило. Я решил действовать сам. Переговорил с командиром 162-й стрелковой дивизии, спросил его — знает ли он о случившемся в подчинённом ему 501-м стрелковом полку? Он не знал. Пришлось обратить его внимание на ненормальность положения, когда я ему докладываю о подчинённых ему частях, а не он мне. Вызвал к себе командующего артиллерией корпуса и спросил его: где находится и что делает корпусной артполк? Он ответил, что артполк стоит на огневой позиции за обороняющимся 501-м полком 162-й дивизии на Витебском направлении.

— Уверены вы в этом?

— Да, мне так доложили, — промолвил он уже с сомнением в голосе.

— Вам должно быть очень стыдно. Вы не знаете, в каком положении находится непосредственно подчинённый вам корпусной артполк. Нечего и говорить, что вы не знаете, как выполняют артиллерийские полки дивизии свою задачу. А вам положено контролировать работу всей артиллерии корпуса!

Командир корпуса слышал мои разговоры, но не вмешивался в них.

После 13 часов снова послышалась канонада с того же направления. Позвонил командиру 162-й стрелковой дивизии, спросил его, слышит ли он стрельбу, а если слышит, то почему он ещё не выехал в 501-й стрелковый полк. Не ожидая ответа, я добавил:

— Не отвечайте сейчас. Доложите мне обо всём на шоссе, в расположении пятьсот первого стрелкового полка, я туда выезжаю.

На этот раз не было видно отходящих по шоссе групп, хотя снаряды рвались на линии обороны полка. Я уже льстил себя надеждой, что полк обороняется, и подумал: оказывается, не так много нужно, чтобы полк начал воевать! Но, внимательно осмотрев с только что прибывшим командиром дивизии участок обороны, мы присутствия полка нигде не обнаружили. Комдив высказал два предположения: первое, что полк, возможно, хорошо замаскировался, и второе — что полк занял свою прежнюю позицию, в трёх километрах впереди. Решили оставить машины на шоссе и пошли вперёд по полю к редкому берёзовому перелеску. Когда мы, пройдя около километра, стали подниматься на бугор, сзади раздались один за другим три выстрела и мимо нас прожужжали пули.

— Вероятно, наша оборона осталась сзади, — сказал мой адъютант. — Они думают, что мы хотим сдаться противнику, вот и открыли по нам огонь.

Мы вернулись и пошли на выстрелы. Нам навстречу, как в прошлый раз, поднялся из окопчика командир полка Костевич, а за ним верные ему начальник штаба и ефрейтор.

— Это мы стреляли, — сказал командир полка смущённо. — Не знали, что это вы.

Он доложил, что полк снова отошёл, как только начался артобстрел. “Но не по шоссе, а вон по той лощине, лесом”. Костевич невнятно оправдывался, уверяя, что не мог заставить полк подчиниться его приказу. На этот раз я оставил его на месте, пообещав возвращать к нему всех, кого догоним.

По лощине пролегала широкая протоптанная полоса в высокой и густой траве — след отошедших. Не пройдя и трёхсот шагов, мы увидели с десяток солдат, сушивших у костра портянки. У четверых не было оружия. Обменявшись мнением с командиром дивизии, мы решили, что он отведёт эту группу к Костевичу, потом вызовет и подчинит ему часть своего дивизионного резерва, чтобы прикрыть шоссе, а я с адъютантом поеду по дороге и буду возвращать отошедших.

Вскоре мы стали догонять разрозненные группы, идущие на восток, к станциям Лиозно и Рудня. Останавливая их, я стыдил, ругал, приказывал вернуться, смотрел, как они нехотя возвращаются, и снова догонял следующие группы. Не скрою, что в ряде случаев, подъезжая к голове большой группы, я выходил из машины и тем, кто ехал впереди верхом на лошади, приказывал спешиваться. В отношении самых старших я переступал иногда границы дозволенного. Я сильно себя ругал, даже испытывал угрызения совести, но ведь порой добрые слова бывают бессильны.

В тот же день командир 162-й стрелковой дивизии доложил, что вызванным батальоном прикрыл шоссе и укрепил этот участок силами возвратившихся групп…»

Приведённые выше воспоминания в то время заместителя командира 25-го стрелкового корпуса комбрига Горбатова прекрасно характеризуют обстановку в окрестностях Витебска на линии обороны дивизий 19-й армии. 501-й стрелковый полк, который бросал свои позиции при первых разрывах снарядов противника… А ведь это тот самый полк, который с марша в первую же ночь, когда в Витебск вступили авангарды 20-й танковой дивизии генерал-майора Ганса Цорна, по приказу Конева успешно контратаковал и очистил от противника северный район Витебска и Улановичи, а затем переправился на правый берег Западной Двины. На рассвете налетели немецкие пикировщики. Батальоны не выдержали и начали отход. Отход пехоты, сопровождаемый налётами самолётов противника, при том, что собственная авиация, как непременный фактор прикрытия с воздуха, в небе не появилась вообще, — такой отход быстро превращается в бег. И остановить его, как свидетельствует комбриг Горбатов, не так-то просто.

Вот что такое 1941 год. Вот кто такие командиры 1941 года. Были среди них те, кто шёл вместе с солдатами, не только оправдывая их драп, но и отнимая надежду вообще выбраться к своим. А были и другие, кто останавливал поддавшихся панике и поворачивал их назад, возвращал бегущих не только к брошенным позициям, но и к вере в то, что врага можно остановить и бить, а потом, истощив его силы, повернуть вспять.

Мы ещё вернёмся к некоторым деталям воспоминаний комбрига Горбатова.

Двенадцатого июля 1941 года Конев получил из штаба главного командования Западного направления сразу два приказа.

«Сов. секретно. Коневу Ершакову

Главнокомандующий приказал:

1. 12.7.41 атаковать совместно с Ершаковым противника в районе Витебск и отбросить его за линию дороги Полоцк, Витебск.

Ершакову удар нанести с 8.00 12.7 в направлении ст. Село; Коневу — Витебск, ст. Княжица.

Подкрепить удар Конева 1—2 батальонами танков.

2. В 8.00 даётся задание ВВС прикрыть район действий атакующих войск.

3. Штаб Коневу иметь в Якубовщина и наладить управление.

4. Войска привести в порядок.

5. Т. Коневу учесть, что 134 сд выгрузилась в районе Смоленск, 127 сд — выгрузилось 14 эшелонов в районе Смоленск.

О ходе действий доносить каждые 3 часа.

Маландин».

На документе отметка: «Исх. № 1012. 12.7.3.00. 12.7.7.05»{2}

И второй документ:

«Боевой приказ

главнокомандующего

Войсками Западного направления

№060

на наступление

(12 июля 1941 г.)

1. Противник, сосредоточив 8 и 39 танковые корпуса в витебском и до танкового корпуса могилёвском направлениях, форсировал р. Зап. Двина и Днепр и развивает наступление на Велиж и Горки.

2. Задача фронта совместными действиями 22, 19 и 20 армий, во взаимодействии с авиацией, уничтожить прорвавшегося противника и, овладев гор. Витебск, закрепиться на фронте Идрица, Полоцкий УР, Сиротино, ст. Княжица, Шилки, Орша и далее по р. Днепр.

Начало наступления 8.00 13.7.41 г.

3. 22 армии, прочно удерживая занимаемый фронт на своём правом крыле и Полоцкий УР, перейти в наступление силами 214 и 186 сд с 56 гап, 390 гап, 102 птд и 46 сад с фронта ст. Войханы, Городок и, нанося удар в направлении Витебск, к исходу дня выйти на рубеж Сиротино, ст. Княжица, где прочно закрепиться.

Граница слева — (иск.) Велиж, Улановичи, Бешенковичи.

4. 19 армии, сдерживая прорвавшиеся группы противника в направлении Велиж, силами 7 мк, 162 сд и 220 мд, 399 гап, 11 сад наступать с рубежа Шумовщина, Вороны в направлении Витебск с задачей овладеть гор. Витебск. К исходу дня выйти на рубеж Ворошилы, Пушкари, где закрепиться и прочно оборонять этот рубеж.

Граница слева — Ярцево, ст. Заболотинка, Бешенковичи (все пункты включительно для 20 армии).

5. 20 армии активными действиями на левом фланге уничтожить прорвавшегося на восточный берег р. Днепр противника и прочно закрепиться на рубеже Богушевское, р. Днепр. Силами 5 мк, 153 сд с 57 тд (без 115 тп), 23 ад, имея основную группировку на своём правом фланге, нанести удар в на правлении Островно, содействуя тем успешному наступлению 19 армии. К исходу дня выйти и закрепиться на рубеже Павловичи, Шилки, Богушевское.

Граница слева — прежняя.

6. 13 армии в прежних границах уничтожить части противника, прорвавшиеся на восточный берег р. Днепр, и прочно оборонять рубеж.

7. 21 армии перейти в наступление силами 63 ск (61, 167 и 154 сд) и 42 и 503 ап, 696 гап, 13 сад и с фронта Рогачёв, Жлобин в направлении Бобруйск и 232 сд на Шацилики, Паричи с задачей овладеть гор. Бобруйск и районом Паричи. Одновременно наступлением 102 и 187 сд из района Таймоново, Шапчицы на направлении Комаричи, Быхов уничтожить группировку противника, действующую в Быховском направлении.

117 сд для обеспечения Рогачёвско-Жлобинского направления выдвинуть на восточный берег р. Днепр на фронт Рогачёв, Жлобин.

8. ВВС фронта. Задачи:

1) В 7.30 13.7 нанести удар с воздуха по противнику, в районах Городок, Островно, Витебск, действуя главным образом по артиллерии и танкам противника.

2) Наблюдением с воздуха своевременно вскрыть очаги сопротивления противника на пути движения наших войск и немедленно их подавлять.

3) Прикрыть наземные войска от ударов воздушного противника.

4) Дальнебомбардировочный корпус использовать для ударов по противнику в районе Городок, Витебск, Бешенковичи и Шклов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.