Мухаммед и Хадиджа: посланник Аллаха и лучшая из женщин

Мухаммед и Хадиджа: посланник Аллаха и лучшая из женщин

595 год от Рождества Христова (хотя по такому календарю время тогда мерили единицы) походил на любой иной год. В Европе умирали короли (король Дейра в Шотландии, в числе прочих). В Азии рождались царедворцы (Ким Юсин, которому предстояло объединить Корею). В Индии впервые употребили число «ноль»…

А в Южной Сирии, на самой границе с Византией, к воротам неприметного торгового форпоста подошел небольшой торговый караван – полдюжины или около того верблюдов с товарами из Мекки. Вел караван молодой человек лет двадцати пяти по имени Мухаммед. Это был не его караван – товары принадлежали богатой негоциантке Хадидже, отправившей на всякий случай с Мухаммедом своего доверенного слугу Майсура.

Не случилось рядом ни летописцев, ни поэтов, которые могли бы заявить, что с молодым человеком по имени Мухаммед в этот ничем особым не примечательный городишко входила История. Да и сам молодой человек вряд ли об этом думал. Его интересовали цены в Дамаске, Петре и Пальмире, а также в Константинополе. Нет, он не собирался в столицу мира – торговцы из племени курайшитов, к которому принадлежал Мухаммед, не обладали правом беспошлинной торговли на территории Византии. Просто молодой человек был обстоятельным и аккуратным. Он очень не хотел проторговаться, ибо дорожил своей репутацией честного водителя караванов и был горд оказанным ему доверием.

Ведя дела неторопливо, но оборотисто, молодой человек распродал привезенные с собой товары, закупил самые ходовые ромейские, что пользовались наибольшим спросом в Мекке – клинки и ткани, украшения и посуду. Попутно выяснилось, что его интересовали не только торговые вопросы. Мухаммед пытался понять, как и чем живут византийцы, во что верят и кому молятся.

Интерес к делам духовным возник у рано оставшегося сиротой (отец его умер еще до того, как сын появился на свет, мать скончалась, едва ему исполнилось шесть) Мухаммеда еще в отрочестве. Пас ли он овец взявшего над ним опеку дяди Абу Талиба, или вникал в его торговые дела, помогая тому с подготовкой караванов, а позднее и сопровождая их, – все, что он делал, казалось ему приземленным, недостаточным. Он рос в обстановке духовного голода, которая сопровождала жизнь кочевников-торговцев курайшитов, бывших в большинстве своем язычниками.

Политическим центром курайшитов был город Мекка, где хранились их главные святыни. Наряду с единым богом – Аллахом – курайшиты поклонялись и многочисленным идолам, не делая особой разницы между своими идолами и чужими. Они с той же охотой привечали всех. Они почитали пророков – Абрахама (Авраама), Мусу (Моисея), Сулеймана (Соломона), Ису (Иисуса Христа) и других, считая, что чем больше покровителей у племени – тем лучше.

Сегодня это могли бы назвать политкорректностью. Но тогда не знали подобных мудреных слов. Да и Мухаммеду вряд ли бы это слово показалось убедительным объяснением происходящего. Тем более после месяца, проведенного в Сирии, Мухаммеду так и не удалось толком понять, во что и как верят ромеи. И дело было отнюдь не в плохом знании их языка – давно осевшие в Сирии арабы объяснили пытливому юноше все, что он хотел знать. Вот только знания не прибавилось.

Вроде бы верили ромеи в единого бога, творца всего сущего, судию всех живущих – это было понятно и близко Мухаммеду. Вот только едва ли не каждый представлял этого бога по-своему, несмотря на то что слова бога были – вроде бы – тщательно записаны в священную книгу. Но писания эти читали опять-таки каждый по-своему, подлавливая друг друга на ошибках и неверных толкованиях. Не могли договориться даже о последнем своем пророке – Исе. Кто-то считал его богом, а кто-то – человеком. Даже единство бога распадалось – то ли он един, то ли их трое…

Стяжать пищи духовной у ромеев не вышло. Завершив торговые дела, Мухаммед отправился обратно в Мекку, по пути размышляя о том, что происходит дома. А там тоже было не все ладно.

Современный историк назвал бы это разложением родоплеменного строя и началом складывания классового общества. Но Мухаммеду и это мудреное объяснение вряд ли бы подошло. Он видел то, что видел. А видел он, как богатые семьи подчиняли себе тех, что победнее, становясь все богаче. И даже фатализмом, свойственным арабам-кочевникам, этого было не объяснить – при чем здесь судьба, когда надругательству подвергаются те достоинства, на которых издревле строилось общество курайшитов, – взаимопомощь, гостеприимство, верность слову? На смену щедрости приходило ростовщичество, на смену доблести – злоба.

С такими невеселыми мыслями Мухаммед возвращался в Мекку. Однако дело было прежде всего. Он отчитался перед Хадиджей. Доход от торговой операции превысил ее ожидания, поэтому она выплатила ему вдвое против оговоренного гонорара. И решила присмотреться к молодому человеку повнимательней. Сорокалетняя вдова была решительным и удачливым торговцем. К ней перешло дело ее покойного мужа, и она сумела преумножить упавшее в ее руки богатство, защитив его от алчных родственников покойного.

Но ей самой был нужен защитник. Была нужна опора, надежная и крепкая. Мухаммед был молод, но зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Его честность и верность слову отмечали все, кто его знал. Его стремление к чистоте, его скромность, его богоискательство не отталкивали Хадиджу, а, наоборот, еще сильнее привязывали ее к молодому человеку. Его бедность не была проблемой – сама Хадиджа была достаточно обеспечена. Уважение, которое она питала к нему, постепенно переросло в любовь.

И Хадиджа сделала свой ход. Она вновь отправила к Мухаммеду своего доверенного слугу Майсура, и тот заговорил с Мухаммедом о женитьбе. Мухаммед, сославшись на свою бедность, заверил Майсура в том, что никаких матримониальных планов у него нет. И тут Майсур огорошил Мухаммеда невероятной перспективой: «А что, если к тебе посватается богатая и знатная женщина? Хадиджа?»

Мухаммед был потрясен. В глубине души он желал этого брака, но никак не мог поверить Майсуру. Тогда Хадиджа пригласила его в дом и обратилась к нему с речью: «Сын моего дяди! Мы – родственники; ты правдив, у тебя хороший характер, тебя уважают. Я хотела бы видеть такого человека, как ты, своим мужем. Было бы хорошо, если бы мы поженились». Мухаммед отбросил последние колебания. Этот брак был равно выгоден ему как с финансовой (не стоит забывать о том, что в среде арабских торговцев финансовое благополучие – важнейшая характеристика достойного человека), так и с социальной точки зрения. Хадиджа происходила из знатного курайшитского рода, ее родословная была ничем не хуже, чем у Мухаммеда, считавшего своих предков от полулегендарного курайшитского вождя Кусая.

Несмотря на некоторое сопротивление отца Хадиджи, Хувайлида, прекрасно понимавшего, что с замужеством дочери его шансы прибрать к рукам ее состояние становятся ничтожными, сватовство Мухаммеда состоялось. На его стороне был дядя Абу Талиб, пользовавшийся огромным авторитетом среди курайшитов. Но главное – на его стороне была непреклонность Хадиджи, объявившей отцу, что ее решение окончательно и она от него не откажется.

Свадьбу сыграли в доме Хадиджи. В соответствии с традициями, у ворот дома был зарезан верблюд, мясо которого роздали беднякам.

Семейная жизнь Мухаммеда и Хадиджи протекала ровно и спокойно, в обстановке любви и уважения. Мухаммед продолжал водить ее караваны, постепенно свыкаясь с мыслью о том, что богачом ему не стать. Да и сама караванная торговля все отчетливей сосредотачивалась в руках богатейших мекканских семей, безжалостно разорявших конкурентов. Он полностью погрузился в семейные, торговые и общественные заботы. Принял самое активное участие в перестройке Каабы (главного святилища курайшитов), причем участие скорее духовное, чем физическое: когда вполне мирно работавшие кланы перессорились из-за того, кому выпадет честь переместить на положенное место Черный камень (святыня курайшитов и позднее мусульман – камень прощения, по легенде, переданный Адаму и Еве богом), он рассудил их спор. Полномочные представители всех кланов подняли камень на куске материи, а сам Мухаммед подтолкнул его на место, сыграв таким образом самую почетную роль.

Любовь пришла и к нему – не всепоглощающая страсть, которую воспевали поэты, а глубокая, тихая, искренняя нежность. Хадиджа стала для него прекраснейшей из женщин. Потом он скажет: «Лучшей женщиной мира этого в свое время была Марьам (Мария), дочь Имрана, а лучшей женщиной этой общины является Хадиджа».

Мухаммед хранил ей верность, несмотря на традиции многоженства, присущие арабам. Это вполне отвечало его представлениям о долге и чести супруга. Его взгляды на тот момент, скорее всего, были настолько пуританскими, что ему могли бы позавидовать самые истые пуритане Викторианской эпохи.

Хадиджа окружила мужа заботой и вниманием, стала его верным другом, делила с ним радости и тревоги, с уважением относилась к его религиозности, поддерживала его духовные поиски.

Единственное, что омрачало жизнь влюбленной четы – их первенец, аль-Касим, умер, не дожив до трех лет. Хадиджа принесла мужу четырех дочерей, а потом и сына, но и он умер во младенчестве. Та же судьба постигла и третьего их сына. Мухаммед и Хадиджа взяли на воспитание Али – малолетнего сына Абу Талиба, чтобы отсутствие наследников не было таким мучительным. Али предстояло стать одним из ближайших сподвижников Мухаммеда и халифом, но вряд ли кто-либо догадывался об этом тогда.

Мир и спокойствие семьи через несколько лет нарушили странные сновидения, посещавшие Мухаммеда. Надо сказать, что великую будущность ему предсказал некий христианский книжник Бахира, живший в монастыре, около которого останавливался на отдых караван Абу Талиба. Подростком его сопровождал Мухаммед – это была его первая дальняя торговая экспедиция, – и Бахира разглядел в нем признаки величия, включая печать пророчества – родимое пятно особой формы между лопатками. Позднее Мухаммед вспоминал об этой истории и охотно демонстрировал печать.

Сны Мухаммеда были яркими, насыщенными, наполненными загадочными образами и персонажами. Эти сны-галлюцинации он помнил хорошо и пытался обсуждать с Хадиджей, но смысла их до определенного момента они понять не могли. Потом Мухаммеда начали мучить экстатические припадки, сопровождавшиеся судорогами, во время и после которых он испытывал чувство страха и неуверенности. Встревоженная Хадиджа пыталась уговорить его обратиться к знахарям или заклинателям, но Мухаммед отказывался наотрез…

Возможно, он воспринимал это как знаки того, что перед ним готов открыться сверхъестественный мир – от него требовалось всего лишь усилие, и сокровенные истины о божественной природе станут ему доступны. Но какое именно усилие от него требовалось, Мухаммед не понимал. Он все больше времени проводил в молитвах и созерцании, уединяясь на несколько часов в горах. Сам Мухаммед говорил: «Час созерцания лучше, чем год благоговения». Иногда его сопровождала Хадиджа. Так прошло еще несколько лет. Мухаммеду исполнилось 40.

Наступила ночь 24 дня месяца рамадана 610 года. Эту ночь Мухаммед проводил в полюбившемся ему месте на горе Хира. Он спал на склоне горы, и во сне ему явился некто в человеческом облике.

«Читай!» – услышал Мухаммед.

«Но я не умею!» – ответил он.

Явившийся опустил ему на грудь огромный свиток, покрытый неизвестными письменами. Мухаммед почувствовал, что начинает задыхаться.

«Читай!» – снова раздался громовой голос.

«Я не умею читать!» – в ужасе воскликнул Мухаммед.

Тогда пришедший сдавил его в объятиях и в третий раз потребовал, чтобы Мухаммед читал.

«Что же мне читать?» – изнемогая, вопросил Мухаммед. И явившийся произнес первые пять аятов Корана. Мухаммед повторил их, и видение ушло. Потом эту ночь назовут Ночью могущества. Название священной книги мусульман восходит к понятиям «чтение вслух», «назидание». Откровения приходили к Мухаммеду на протяжении двадцати трех лет.

Хадиджа стала первым человеком, принявшим новое учение. Но до того ей пришлось убеждать Мухаммеда в том, что его видение – от ангела, а не от демона. В этом ей помог ее двоюродный брат Варака, трудившийся тогда над переводом Пятикнижия Моисеева на арабский язык. Вдвоем они сумели уверить сомневавшегося Мухаммеда, что его посетил сам архангел Джибрил (Гавриил).

Когда как-то ночью, напуганный очередным явлением молчавшего в тот раз гостя, все еще сомневавшийся Мухаммед пришел к Хадидже, та попросила его присесть рядом с ней и спросила, видит ли он еще гостя. Тот ответил утвердительно. Хамиджа попросила его пересесть на другой край ложа – гость не уходил. Тогда она попросила мужа сесть у себя в ногах – гость все не уходил. Тогда Хадиджа незаметно от Мухаммеда обнажилась (он сидел к ней спиной) – и гость покинул их дом. Это послужило для Хадиджи однозначным подтверждением ангельской природы гостя – он не смог вынести ее бесстыдного поступка.

Ангел продолжал являться Мухаммеду и в дальнейшем. Однажды он сказал пророку: «О посланник Аллаха, когда Хадиджа подойдет к тебе, приветствуй ее от имени Господа и от меня и порадуй ее благой вестью о том, что в раю ее ждет дом из полой жемчужины, где не будет шума и где не будет она знать усталости».

Первые годы Мухаммед проповедовал новое учение втайне, лишь среди близких, как ему было завещано свыше. Когда же он почувствовал себя готовым к публичной проповеди, выяснилось, что его откровения не слишком по душе курайшитам. Рассуждения о едином боге показались им надуманными, а жесткие требования, которые от имени Аллаха озвучил Мухаммед – освобождать рабов, принявших новую веру, жертвовать на бедняков, – вызвали гнев богатых мекканских купцов. Первая проповедь Мухаммеда закончилась его публичным осмеянием.

В те дни лишь горячая поддержка жены позволила ему не пасть духом, не разочароваться в соплеменниках и продолжить борьбу. Тем более что именно этого требовали от него все новые откровения, посещавшие пророка все чаще. Он упорно проповедовал, и число его приверженцев постепенно росло.

Но еще быстрее росло число его врагов. Они уже открыто требовали изгнать Мухаммеда из Мекки. Этого не позволил сделать Абу Талиб, не принявший учения своего племянника, но решительно поддержавший его. Он согласился с тем, что его племянник может быть одержим, но в остальном его поведение оставалось безупречным. Изгнание такого человека было бы преступлением и бесчестием для племени.

Мухаммед продолжал увещевать курайшитов. Те отвечали бранью, насмешками и травлей. Требовали от него чудес, немедленного подтверждения божественной сущности откровений. Ему и его семье отказали в доступе к Каабе. Через пять лет после первого откровения жизнь мусульманской общины в Мекке стала чрезвычайно трудной. Мухаммед предложил тем из его последователей, кого не могут защитить родственники, покинуть город и перебраться в Эфиопию. Около сотни человек последовали его совету – так состоялась первая хиджра, переселение мусульман.

Оставшимся пришлось еще тяжелее, когда хашимитам – клану, к которому принадлежал Мухаммед, – объявили в Мекке бойкот. Их товары не покупали, им ничего не продавали. Выручали родственники, тайком торговавшие в пользу мусульман. Бойкот продолжался три года, но Мухаммед и его последователи продолжали упорствовать. В конце концов бойкот был отменен. Рассказывают, что объявление, вывешенное на дверях Каабы, в котором провозглашался запрет на любые торговые операции с хашимитами, не пришлось даже снимать – время стерло весь текст за исключением первой фразы, содержащей славословие в честь милостивого и милосердного бога. Мусульмане увидели в этом чудо, сотворенное Аллахом, их враги – удобный намек на то, что бойкот можно остановить.

Год 619-й, когда с хашимитов был снят бойкот, мог бы стать радостным годом для мусульман, но они называют его годом траура. В этот год скончался 90-летний Абу Талиб, глава хашимитов. Он умирал от старости, спокойно и величественно, слагая поэмы о доблести своего племянника, защищавшего хашимитов в годы бойкота. Мухаммед сделал последнюю попытку обратить Абу Талиба в ислам, чтобы тот мог избежать геенны, но старец гордо отказался: «Если я сейчас приму твое учение, то курайшиты подумают, что я испугался смерти!» Он умер язычником, оставив о себе добрую память, незапятнанную репутацию и многочисленные поэмы.

Много лет спустя сложилась легенда о том, что перед самой смертью, прежде чем испустить дух, Абу Талиб прошептал символ веры…

Не успели похоронить Абу Талиба, как на Мухаммеда обрушился новый удар. Прожившая рядом с ним четверть века, первая уверовавшая в его пророческий дар, утешавшая и поддерживавшая его в самые тяжелые годы гонений и бойкота его любимая жена, его Хадиджа угасла.

Она, пожалуй, оказала на историю человечества не меньшее влияние, чем великие философы или блистательные правители, кроившие карту мира по своему усмотрению. Умерла уже не жена торговца-курайшита, одержимого странными идеями, умерла Мать Верующих, память о которой и поныне чтут миллионы.

Горе Мухаммеда было безутешным, он рыдал на могиле жены и истово молился за нее. Память его хранила образ Хадиджи до самой смерти как образ самого близкого и дорогого человека.

Смерть Абу Талиба лишила Мухаммеда надежного защитника, а смерть Хадиджи разрывала последние узы с Меккой. Ничто больше не удерживало его в этом городе.

Ни одна женщина так и не сумела заменить Мухаммеду Хадиджу. Он женился снова, и не один раз, но постоянно вспоминал ее. Как-то раздосадованная Аиша – новая жена Мухаммеда – упрекнула его в этом, на что он строго ответил, что Аллах наделил его слишком сильной любовью к покойной жене. И Аиша прекрасно понимала это – из всех его жен она ревновала его только к Хадидже.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.