ПЕРВЫЙ ПРЕЗИДЕНТ США

ПЕРВЫЙ ПРЕЗИДЕНТ США

«Тринадцать лошадей, которым теперь предстоит бежать в одной упряжке, отличаются друг от друга породой и норовом. Они послушают Вашего голоса и покорятся Вашей руке. Поэтому Вы должны, именно должны сесть на облучок», — писал Гавернир Моррис Вашингтону 30 октября. «Прошу Вас, мой дорогой генерал, не уклоняйтесь от обязанностей президента в первые несколько лет. Только Вы сможете запустить эту политическую машину», — вторил ему Лафайет из Франции. Вашингтон и сам так думал, но не мог высказать своих мыслей вслух, опасаясь обвинений в честолюбии. Он предпочел действовать, как обычно: ждать, когда сами придут и предложат.

Свежеиспеченная Конституция, которую еще предстояло ратифицировать, вовсе не была повсеместно принята на ура. «Аналитиков» в особенности смущала атмосфера секретности, которой была окружена ее разработка. «Злой гений тьмы вызвал ее рождение; она явилась под покровом тайны», — писал в одной бостонской газете некто, скрывавшийся под псевдонимом Часовой. Вашингтон стал невольным орудием честолюбивых деспотов, которые прикрывались его именем, чтобы осуществить свои желания в ущерб нашим свободам. В нью-йоркской прессе началась целая кампания против предлагаемого государственного устройства. Сторонники губернатора Джорджа Клинтона, опасавшегося усиления центральной власти, ополчились на ее сторонника Гамильтона, утверждая, что во время войны Вашингтон разглядел в нем карьериста и вышвырнул из своей свиты. Вашингтон откликнулся на просьбу Гамильтона восстановить его доброе имя и подтвердил в письме, что решение об уходе принял сам Гамильтон. (Кстати, именно он активнее всех уговаривал Вашингтона стать первым президентом, надеясь под его руководством получить важный пост.)

В конце октября начал выходить журнал «Федералист»; Гамильтон опубликовал в нем свое эссе о конституции под псевдонимом «Публий» и отослал экземпляр Вашингтону. В ноябре Мэдисон прислал ему первые семь номеров журнала, признавшись, что является одним из авторов, и попросил распространить среди влиятельных виргинцев, которые могли бы их перепечатать. Вашингтон передал эти и все последующие выпуски в Ричмонд Дэвиду Стюарту. Кто такой Публий, он и сам догадался, но даже не представлял себе, что третьим соавтором был Джон Джей.

Первым Конституцию США ратифицировал Делавэр — 7 декабря 1787 года. После ожесточенных споров в местных конвентах к середине января она была утверждена в Пенсильвании, Нью-Джерси, Джорджии и Коннектикуте. Наибольшее сопротивление со стороны антифедералистов ожидалось в Нью-Йорке, а также в Виргинии — самом большом, богатом и густонаселенном штате. Вашингтон опасался, что демагогия Джорджа Мэйсона, Эдмунда Рэндольфа и Патрика Генри возобладает над здравым смыслом, а потому строчил им письма, стараясь склонить на свою сторону. Он знал, что на почте письма часто вскрывают, и надеялся, что благодаря этому его мнение станет известно всему свету.

Зима 1787/88 года выдалась особенно холодной: Потомак замерз на пять недель, а все дороги завалило снегом. Мороз держался на отметке минус десять, и Вашингтон предпочитал сидеть дома. Однако рабы целую неделю пилили лед на реке и складывали в ледник. 3 января температура упала до минус 25, но чернокожие женщины выкорчевывали пни и потом рыхлили землю, чтобы по весне засеять этот участок злаками и травой, лущили горох, сооружали изгороди. 6 февраля Вашингтон даже раньше обычного вернулся с объезда, потому что замерз; землю покрывал слой снега в девять дюймов, но все полевые работники были при деле. Жестокосердие? Чрезмерно разросшаяся живая собственность тяготила Вашингтона, не имевшего возможности от нее избавиться: ему пришлось принять еще 33 невольника в уплату долга.

По мере ратификации Конституции на повестку дня встал вопрос о кандидатуре будущего президента. В марте «Массачусетс сентинел» прямо назвал Вашингтона, приведя в числе аргументов в его пользу и такой: у него нет сына, а значит, стране не грозит опасность наследственной монархии. Джон Адамс радовался тому, что у Вашингтона и дочери нет, иначе от венценосных европейских женихов не было бы отбоя. Но если Виргиния не одобрит Конституцию, Вашингтон не сможет баллотироваться в президенты. Федералисты Массачусетса, где должен был состояться Шестой Ратификационный конвент, обещали Джону Хэнкоку, что поддержат его кандидатуру на пост вице-президента, если президентом станет Вашингтон; если же тот сойдет с дистанции, то президентом быть самому Хэнкоку.

К маю Конституцию ратифицировали Массачусетс, Мэриленд и Южная Каролина; для кворума не хватало всего одного штата.

В это время Вашингтон вел упорные бои со своими заклятыми врагами — долгами.

Он не заплатил налоги со своих западных земель за 1785, 1786 и 1787 годы. Он пытался рассчитаться векселями под табак и долговыми расписками, которые ему выдали в начале революции за поставку товаров для ополчения графства Фэрфакс. Разумеется, эти бумажки теперь никто не принимал, что привело Вашингтона в бешенство. Военные заслуги «спасителя Отечества» не стоили ломаного гроша. Шериф графства Гринбрир пригрозил продать его земли с молотка уже в июне, если деньги не будут внесены. Шериф графства Фэрфакс трижды наведывался в Маунт-Вернон за неуплаченными налогами — и его трижды выставили за дверь.

К началу июня Вашингтон погасил этот долг, но не смог вздохнуть с облегчением. Над его плантациями словно тяготел злой рок: тучи слетались со всей Виргинии, чтобы пролиться дождем именно здесь, затопив все посевы. Но он не сдавался и продолжал внедрять научный подход: начал строить двухэтажное хранилище в сотню футов длиной (там надлежало складировать кирпичи, доски и дранку, изготовлявшиеся в поместье), а также амбар для сена и овощей. Для Виргинии это были новшества — здесь не привыкли запасать фураж для скота и хранить картофель.

Вашингтон скрещивал подаренных ослов с приобретенными в Южной Америке ослицами. Один из родившихся самцов, получивший кличку Смесь, сочетал в себе внушительные размеры Королевского подарка и взрывной характер Мальтийского рыцаря. Его задачей было поставлять мулов. Вашингтон рекламировал своих производителей в газетах и даже выставил их на обозрение по случаю выборов в Генеральную ассамблею Мэриленда. К концу столетия в Маунт-Верноне жили уже 58 мулов и только 25 лошадей.

Пока всеобщее внимание было приковано к Виргинскому ратификационному конвенту, Джордж находился у одра больной матери во Фредериксберге. А между тем Мэдисон выступил с потрясающей речью в защиту Конституции, которая произвела неизгладимое впечатление на Бушрода Вашингтона, племянника генерала. Губернатору Рэндольфу пришлось сдаться и примкнуть к федералистам из страха, что Виргиния будет подвергнута остракизму, если не примет Конституцию. Голосование оказалось в пользу Конституции с перевесом всего в десять голосов. Делегаты Виргинии еще не знали, что четырьмя днями ранее Основной закон был принят в Нью-Хэмпшире.

Вашингтон узнал обе новости только 28 июня: в Александрии сверкала иллюминация, палили из пушек. Генерала пригласили на праздничный обед, за несколько миль от города его встретили верхом «почетные представители» с ротой легкой кавалерии и сопроводили в таверну. 3 июля в Маунт-Вернон приехал измученный, но торжествующий Мэдисон и прожил там четыре дня, чтобы восстановить силы. Гость и хозяин запирались в кабинете и часами обсуждали детали будущего государственного устройства.

В Нью-Йорке две трети Конвента изначально выступали против ратификации; Гамильтон сумел переубедить многих депутатов, и 27 июля конвент Нью-Йорка ратифицировал Конституцию США с перевесом в три голоса и с рекомендацией принять Билль о правах. Аналогичные рекомендации были приняты в Массачусетсе и некоторых других штатах. 13 сентября 1788 года Континентальный конгресс принял резолюцию о введении Конституции США в действие.

Теперь за событиями в Америке внимательно следил весь мир. Со времен Древнего Рима нигде и никогда не было республиканского правления. Поглядим, что у них получится. Вашингтон понимал, как важно сразу задать верный тон. «Кораблекрушение в виду порта стало бы тяжелейшим из всех возможных наших несчастий», — писал он Мэдисону 23 сентября. Когда очередной гость Маунт-Вернона начинал задавать наводящие вопросы по поводу согласия генерала стать первым президентом, Вашингтон всегда отвечал, что уже стар, немощен и не хочет менять деревенское уединение на публичную жизнь. Однако в потаенных мыслях он стремился к этому посту. Правда, он не намеревался быть президентом весь четырехлетний срок: из его переписки с Гамильтоном в начале октября ясно видно, что оба надеялись наладить работу нового правительства года за два, а там Вашингтону можно будет и уйти на покой.

План поместья Маунт-Вернон. 1801 г.

Всякое важное решение давалось Вашингтону лишь после мучительных сомнений и колебаний. Вторая статья Конституции весьма расплывчато толковала права и обязанности президента. «Я словно вступаю в неведомое место, окутанное со всех сторон облаками и мраком», — писал Вашингтон Бенджамину Линкольну 26 октября. Если он станет президентом, ему уже не удастся сохранять нейтралитет. И потом — такая ответственность! Какая память останется о нем у потомков? А что скажут в мире?

Впрочем, на долгие раздумья не было времени: Конгресс назначил избрание выборщиков на январь 1789 года, а голосование по кандидатуре президента — на февраль. Никакой избирательной кампании, по сути, не было — к счастью для Вашингтона, неважного оратора, боявшегося публичных выступлений как огня.

Поэтому уже в январе он озаботился составлением вступительной речи (хотя в Конституции о ней не упоминалось), поручив это дело Дэвиду Хамфрису. Тот исписал целых 73 страницы. Вначале шли долгие оправдания по поводу согласия Вашингтона стать президентом, словно его в чем-то упрекали. Нет, он пошел на это не из корысти или желания основать новую династию (он же бездетен), а чтобы утвердить «правление, при котором вся власть исходит и возвращается к народу» через законы, издаваемые и исполняемые его представителями. Американцы покажут всему миру достойный пример для подражания, «человечество отречется от абсурдного положения, когда большинство существует ради меньшинства, и люди не пожелают оставаться рабами в одной части света, когда в другой они смогли стать свободны». Копию речи Вашингтон отослал Мэдисону, который ее забраковал и написал другую — коротко и по делу.

В конце января Сэмюэл Пауэл сообщил Вашингтону сногсшибательную новость: похоже, британский король сошел с ума. Подозрения на этот счет возникали и раньше, но теперь все сомнения рассеялись. В феврале пришло письмо из Парижа от Гавернира Морриса, сообщавшего пикантные подробности: повредившись в уме, король «воображает себя не кем иным, как Джорджем Вашингтоном во главе американской армии».

Четвертого февраля 1789 года состоялось голосование. Все 69 выборщиков, даже антифедералисты, отдали свои голоса за Вашингтона, который стал первым — и единственным — президентом США, избранным единогласно.

По правилам у каждого выборщика было два голоса, он мог проголосовать за двух претендентов. Кандидат, набравший большинство голосов, становился президентом, а занявший второе место — вице-президентом. За пост вице-президента развернулась ожесточенная борьба между Джоном Адамсом и Джоном Хэнкоком. Вашингтон сохранял нейтралитет, хотя предпочел бы работать с Адамсом. Гамильтон решил подстраховаться: опасаясь, что антифедералисты воздержатся от голосования и Вашингтон упустит победу, он подговорил нескольких выборщиков не голосовать за вице-президента. Его страхи оказались сильно преувеличенными: за Адамса было подано всего 34 голоса.

В Маунт-Вернон сразу хлынул поток льстивых писем от соискателей должностей. А избранный президент между тем бился как рыба об лед, пытаясь свести концы с концами: прошлый год опять выдался неурожайным, деньги из должников приходилось выколачивать через суд, продать земли по достойной цене не удавалось. В отчаянии Вашингтон решился на беспримерный шаг: занял у капитана Ричарда Конвея из Александрии 500 фунтов под шесть процентов годовых. Получив эту сумму в начале марта, он через два дня попросил еще столько же — «для покрытия расходов на дорогу до Нью-Йорка (ставшего временной столицей США. — Е. Г.), если я туда поеду». У президента не было денег на то, чтобы присутствовать на собственной инаугурации! А ведь ему еще придется содержать свою новую резиденцию… И несмотря на такие затруднения, он попытался отказаться от вознаграждения за свою службу, как при избрании главнокомандующим! Правда, Конгресс настоял на том, чтобы президент получал свои 25 тысяч долларов в год (вице-президенту было назначено содержание в пять тысяч, госсекретарю и министру финансов — по три с половиной тысячи).

Конгресс нового созыва должен был собраться 4 марта, однако сессию пришлось отложить на месяц: дороги развезло, и депутаты просто не могли проехать. Вашингтон тоже не двигался с места до объявления официальных результатов подсчета голосов. Он писал подробные инструкции племяннику Джорджу Огастину, который должен был управлять Маунт-Верноном в его отсутствие и присылать ему подробные еженедельные отчеты, и решал «кадровые вопросы». У Вашингтона было тяжело на душе: он боялся, что по возвращении найдет усадьбу в таком же заброшенном состоянии, как по приезде с войны.

Шестого апреля Конгресс официально объявил Вашингтона первым президентом США и на следующий день отправил с этой вестью в Маунт-Вернон своего секретаря Чарлза Томсона — высокого, исполненного достоинства ирландца, известного своими трудами по математике и астрономии. Он глубоко почитал Вашингтона — «спасителя и отца Отечества», а тот, знавший его по Континентальному конгрессу, уважал Томсона как патриота и верного слугу народа.

Путь занял целую неделю: погода была отвратительная, дороги — еще хуже, к тому же нужно было переправляться через несколько широких рек. Наконец в полдень 14 апреля ворота Маунт-Вернона распахнулись перед долгожданным вестником, и Вашингтон обнял его на крыльце. Затем каждый зачитал заранее приготовленный текст. Томсон по поручению сената объявил об избрании Вашингтона президентом и прочитал вслух письмо сенатора Джона Лэнгдона, временно исполняющего обязанности главы государства. Вашингтон ответствовал: «Хотя я осознаю, как тяжелы возложенные на меня обязанности, и чувствую себя неспособным их исправлять, я надеюсь, что причин пожалеть о сем выборе не возникнет. Могу обещать лишь то, чего можно добиться честным усердием».

Два дня спустя Вашингтон с Томсоном и Дэвидом Хамфрисом уселся в карету и отправился в путь. «Около десяти часов я простился с Маунт-Верноном, с частной жизнью и домашним счастием и, одолеваемый тревожными и горестными думами, для выражения коих мне не найти слов, отправился в Нью-Йорк… с твердым намерением оказать услугу моей стране, повинуясь ее призыву, но с меньшей надеждой отвечать ее ожиданиям», — записал он в дневнике. Марта сокрушенно махала ему вслед платком. «Я думаю, ему уже слишком поздно возвращаться к общественной жизни, — сказала она племяннику, — но этого нельзя было избежать. В доме всё опять пойдет кувырком, поскольку мне вскоре придется последовать за ним».

Вознамерившись ехать как можно быстрее, Вашингтон каждый день отправлялся в путь на рассвете, но чествований избежать не удалось. Александрия отстояла от Маунт-Вернона всего на десять миль, однако там президента уже ждал торжественный обед от имени горожан с неизбывными тринадцатью тостами. В Уилмингтоне, столице штата Делавэр, он выступил с речью о пользе развития отечественных мануфактур. На подступах к Филадельфии его встретили местные сановники и просили сесть верхом на белого коня для торжественного въезда в город.

На мосту через реку Скулкилл президента оплели гирляндами из ветвей лавра и вечнозеленых растений, а мальчик, изображавший ангелочка, с помощью подъемной машины водрузил ему на голову лавровый венок. 20 тысяч человек высыпали на улицы, облепили окна и кричали «Да здравствует Джордж Вашингтон!», когда он проезжал во главе процессии, раскланиваясь в обе стороны. На следующее утро к дому, где он заночевал, явилась рота легкой кавалерии, чтобы сопровождать его в Трентон, но оказалось, что Вашингтон уже с час как уехал, чтобы избежать излишней помпы.

Ответ Вашингтона на официальное уведомление Конгресса об избрании его президентом США. 14 апреля 1789 г.

В Трентоне жители соорудили великолепную триумфальную арку, увенчанную надписью: «26 декабря 1776 года. Защитники матерей защитят и дочерей». При приближении Вашингтона 13 юных девушек в белоснежных одеждах и с корзинами цветов вышли вперед и бросали лепестки под ноги его коня. Вашингтон низко кланялся, с трудом удерживая слезы. Затем три группы женщин — девочки, девушки и замужние дамы — исполнили оду о том, как он спас непорочных дев и матерей семейств.

Одновременно тем же путем двигался другой экипаж, на который не обращали столько внимания: Билли Ли непременно желал присутствовать на инаугурации своего хозяина и служить ему в Нью-Йорке. Он хромал на обе ноги, и Вашингтон хотел отговорить его от поездки, но в конце концов уступил и поручил его заботам Тобайаса Лира.

Когда Лир и Ли прибыли в Филадельфию (19 апреля), у верного раба воспалились оба колена, причиняя невыносимую боль. Лир оставил его под присмотром опытного врача, а сам поехал дальше. Лечение затянулось на целый месяц, и лишь после приобретения дорогостоящего стального костыля Ли смог ходить, хотя и с трудом.

Вашингтон заранее написал губернатору Нью-Йорка Джорджу Клинтону, прося избавить его от ненужных торжеств; но когда 23 апреля он приблизился к Элизабеттауну, его уже дожидались три сенатора, пять конгрессменов и три местных чиновника. У пристани, сверкая свежей краской, стояла особая президентская баржа, сооруженная в честь Вашингтона, с красным балдахином на корме для защиты от непогоды. На веслах сидели 13 гребцов в белой униформе.

Когда баржа вошла в Гудзон, Вашингтон увидел, что манхэттенский берег черен от народа, явившегося его встречать. Суда, стоявшие на якоре в гавани, были украшены флагами. Со стороны Нью-Джерси за баржей следовала целая флотилия из лодок; на одной из них возвышалась внушительная фигура Генри Нокса, а в некоторых других были музыканты и певицы, выводившие рулады в честь Вашингтона. У причала, находившегося в начале Уолл-стрит, баржу поджидали губернатор Клинтон, майор Джеймс Дуэйн, Джеймс Мэдисон и др. Командир военного эскорта выступил вперед и объявил Вашингтону, что ожидает его приказаний. «Сегодня я буду поступать, как назначено, — ответил тот, — но когда всё это кончится, я надеюсь, что вы больше не станете утруждаться, поскольку любовь моих сограждан — единственная защита, какая мне нужна».

В тот же день сенат назначил комитет, который должен был придумать подходящую формулу обращения к президенту. Вице-президент Адамс считал, что для поддержания чести и достоинства президента необходим титул сродни королевскому. В конце концов предложили такой вариант: «Его высочество президент Соединенных Штатов Америки и защитник их свобод». Вашингтон сделал выбор в пользу более простого: «президент Соединенных Штатов».

Нью-Йорк еще не оправился после пожара и разрушений. Обгоревшие остовы домов дожидались сноса, деревья были срублены на дрова, улицы заросли травой. Оживленнее всего было в портовых кварталах, где как грибы росли таверны (их было около четырех сотен) и дома разврата. Вместе с тем Нью-Йорк был вторым по величине городом в США, и по улицам с кучами конского навоза и разного сора разъезжали богатые кареты. Деловой хваткой Нью-Йорк затмевал Филадельфию, однако всякому было ясно, что исполнять обязанности столицы он может только временно. Даже к такому важному событию, как инаугурация первого президента, готовились впопыхах, в авральном режиме.

Вице-президент Адамс прибыл в город прежде Вашингтона, и оказалось, что Конгресс не подготовил для него квартиры; несколько недель Адамс жил у Джона Джея. Вашингтону повезло больше: за неделю до его приезда Сэмюэл Осгуд согласился уступить для временной президентской резиденции свой дом 3 по Черри-стрит (возле нынешнего Бруклинского моста) — красивое трехэтажное здание с высоким крыльцом и балюстрадой вдоль крыши, с семью каминами. Каждая комната была изящно меблирована, стены на первом и втором этажах оклеены бумажными обоями, полы покрыты турецкими и уилтонскими коврами — просто дворец! Провожаемый густой толпой, Вашингтон торжественно въехал в свою резиденцию 23 апреля. В тот же день Георг III неожиданно оправился от душевной болезни; в соборе Святого Павла отслужили благодарственный молебен.

Инаугурация состоялась 30 апреля 1789 года в здании городского совета, на углу Уолл-стрит и Нассау-стрит. С сентября предыдущего года французский инженер Пьер Шарль Ланфан переделывал его под Федерал-холл (Зал Федерации) — резиденцию Конгресса: добавил крытую аркаду и балкон под треугольным фронтоном на втором этаже. Палата представителей должна была заседать на первом этаже, в восьмиугольном помещении с высокими потолками, куда был открыт доступ посетителям, сенат же собирался на втором этаже, закрытом для посторонних. Потолок в зале сената был расписан узором из тринадцати звезд и солнц. Две сотни рабочих в пожарном порядке заканчивали отделку; на фронтон водрузили орла, на бело-синий купол — флюгер[32].

Вашингтон всегда был внимателен к мелочам, но теперь особенно, поскольку каждый его поступок становился прецедентом. Он решил не надевать генеральский мундир, чтобы в его приходе к власти не было никакого намека на военный переворот, но облачился в двубортный коричневый сюртук из тонкого сукна, сотканного на мануфактуре в Хартфорде, штат Коннектикут. На позолоченных пуговицах был изображен орел. Костюм дополняли белые чулки, туфли с серебряными пряжками и желтые перчатки. Вашингтон припудрил волосы и прицепил сбоку шпагу в стальных ножнах.

Всё утро в городе раздавался звон колоколов и шли молебны. После полудня к резиденции Вашингтона на Черри-стрит подъехал отряд кавалерии, а за ним — кортеж из карет законодателей. Президент, сопровождаемый Дэвидом Хамфрисом и Тобайасом Лиром, уселся в предназначенную для него карету, за которой следовали зарубежные сановники и ликующие толпы. Процессия медленно продвигалась по узким улочкам Манхэттена. Возле Федерал-холла Вашингтон вышел, проследовал сквозь двойной ряд солдат и поднялся в зал сената, где его ожидали конгрессмены. Войдя, он поклонился обеим палатам и занял место впереди. Вице-президент Адамс, возглавлявший сенат, поднялся и подошел к нему.

— Сэр, — сказал он, — сенат и палата представителей готовы сопровождать вас для принятия присяги, как того требует Конституция.

— Я готов, — ответил Вашингтон.

Он вышел на балкон, и плотная толпа, заполнившая Уолл-стрит и Брод-стрит, а также крыши окрестных домов, издала неясный гул. Присяга должна была пройти у всех на виду, чтобы подчеркнуть суверенные права народа. Вашингтон прижал руку к сердцу и несколько раз поклонился.

В это самое утро у комитета Конгресса по организации инаугурации родилась идея, чтобы президент приносил присягу на Библии. Поднялась суматоха: где найти подходящую? На помощь пришла масонская ложа Святого Иоанна, предоставившая внушительный фолиант в коричневом кожаном переплете, на алой бархатной подушке. Президентскую клятву принимал Роберт Ливингстон — канцлер Нью-Йорка и Великий мастер Великой ложи Нью-Йорка. Руководил церемонией генерал Джейкоб Мортон, тоже масон. Явно волнуясь, Вашингтон произнес: «Я торжественно клянусь, что буду добросовестно исполнять должность президента Соединенных Штатов и по мере своих сил поддерживать, охранять и защищать Конституцию Соединенных Штатов», наклонился и поцеловал Библию. Сиплый голос президента был едва слышен, поэтому Ливингстон громко объявил толпе: «Свершилось! Да здравствует Джордж Вашингтон, президент Соединенных Штатов!» Собравшиеся ответили криками «ура!» и затянули «Боже, храни Вашингтона!».

Президент вернулся в зал сената. При его появлении члены Конгресса встали, а после его поклона сели снова (в Англии члены палаты общин были обязаны стоять во время речи короля). Вашингтон начал читать свою речь — невнятно, иногда сбиваясь. Он так нервничал, что сунул левую руку в карман, а страницы переворачивал сильно дрожавшей правой рукой. Выразив опасения, что он не подходит для столь ответственной должности, не имея опыта работы в гражданской администрации и не обладая крепким здоровьем, он обозначил основные направления своей будущей деятельности, главной целью которой должно было стать обеспечение национального единства. Затем он возглавил процессию депутатов по Бродвею в церковь Святого Павла и только после службы получил возможность немного отдохнуть.

Ночью весь Манхэттен сиял огнями иллюминации. В темном небе целых два часа пылали огненные картины и рассыпались искрами шутихи фейерверка. Во многих окнах были выставлены подсвеченные прозрачные портреты президента. Раньше в Америке так встречали новых губернаторов, присланных королем.

Казалось, весь Нью-Йорк не спал в эту ночь. Вашингтон с двумя секретарями с большим трудом пробился сквозь толпу к себе на Черри-стрит. Пришлось идти пешком, потому что карете было не проехать. Марта задерживалась в Маунт-Верноне, поэтому бал по случаю инаугурации перенесли на неделю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.