Глава 11. Фидель и опереточные тираны

Глава 11. Фидель и опереточные тираны

Нас предупредили заранее. И еще раз повторили в самолете: будьте все время начеку! Инструкция исходила от людей из кубинской разведки: «Следите за своими словами; северные корейцы ставят микрофоны всюду, все слушают, все снимают на кинопленку». «Всюду» означало не только в кабинете президента, в зале заседаний Совета министров или в доме дипломата для оперативной разработки, как это делается на Кубе. «Повсюду» означает абсолютно везде: в лифтах, в коридорах гостиницы, во всех гостиничных номерах, в ванных комнатах и даже в туалетах. В первый – оказавшийся также последним – официальный визит Фиделя Кастро в Корейскую Народно-Демократическую Республику, то есть в Северную Корею, мне было любопытно проверить, правду ли нам говорило кубинское шпионское ведомство.

Наш Ил, прилетевший из Москвы, приземлился и теперь стоял перед красной ковровой дорожкой, расстеленной на бетонной полосе аэропорта Пхеньяна. Диктатор Ким Ир Сен, в берете, придававшем ему вид мирного отца семейства, стоял рядом со своим сыном и официальным наследником Ким Чен Иром[37], ожидая своего гостя. Фидель, в русской шапке-ушанке, спустился по трапу и энергично пожал руку «Великому вождю», который был меньше его на целую голову; высокий, в ушанке и длинном пальто, он выглядел среди корейцев настоящим сибирским великаном. Невозможно было сразу же не заметить шишку размером с бейсбольный мяч на затылке Ким Ир Сена, но из-за своей параноидальной подозрительности он не хотел делать операцию. Подошла девушка, чтобы вручить Фиделю букет цветов. Потом в небо были выпущены пятьсот воздушных шаров. Затем гусиным шагом прошли части почетного караула. После этого главы двух государств смогли сесть в черный лимузин с открытым верхом, который, окруженный тридцатью мотоциклистами, покатил к столице.

Зрелище было грандиозным. На протяжении всех сорока километров, отделяющих аэропорт от столицы, стояли, образовывая живую изгородь по обеим сторонам дороги, десятки, даже сотни тысяч корейцев, размахивавших кубинскими и корейскими флажками. Через равные интервалы, каждые пятьдесят метров, были выставлены портреты Кастро и Кима. На каждом повороте, словно мимолетные видения, мелькали танцовщицы в белом, желтом или небесно-голубом, исполнявшие танцы с веерами, зонтиками и лентами; они двигались, словно роботы, под унылым серым пхеньянским небом.

Поскольку моя машина ехала на добрый километр впереди президентской, у меня была возможность увидеть, как власти добивались такого ровного построения людей. Гипердисциплинированные корейцы стояли за белыми линиями, нарисованными по обеим сторонам дороги. Ничто не оставлялось на авось: всякий, кто заступал за черту, пусть даже мысками ботинок, получал удар дубинкой от безжалостных военных, поставленных через каждые десять метров. Я видел, что эти сцены повторялись на протяжении всего маршрута. Все это напоминало дрессировку собак. Мое внимание привлекла еще одна деталь: все корейцы были одеты одинаково, из-за чего казались оловянными солдатиками из одного набора. Сюрпризы для меня на этом не закончились: сотрудники кубинского посольства рассказали нам, что первейший долг каждого корейца – проснувшись утром, подмести тротуар перед своим домом. Еще они мне говорили о тотальном дефиците, из-за которого им приходилось ездить на поезде в Южную Корею и там закупать для посольства продукты питания и различные товары.

* * *

Цель этого официального двухдневного визита, начавшегося 10 марта 1986 года, была проста. Для Фиделя он стал проявлением вежливости по отношению к корейцам, которые каждый год передавали ему в своем гаванском посольстве приглашение на празднование их Дня независимости 9 сентября 1948 года и никогда не забывали сделать ему подарок на 13 августа – день его рождения. Разумеется, речь шла и о поддержании связей между «братскими странами». И для этого между Кубой и Северной Кореей был подписан «договор о дружбе и сотрудничестве».

Все было очень сухо, протокольно. Мы осмотрели город, по которому ездили только полицейские машины. Полюбовались двадцатиметровой бронзовой статуей корейского вождя. Потом Ким Ир Сен с гордостью продемонстрировал Фиделю макет плотины, строящейся где-то в провинции. За два дня Лидер максимо был трижды награжден: золотой медалью Корейской Народно-Демократической Республики, орденом Государственного Флага и медалью «За воинскую доблесть». Вечером мы посетили пхеньянский Большой театр, где смотрели балет, сюжет которого из нас не понял никто, кроме Фиделя, у которого был переводчик. Но, поскольку во всем присутствовал культ личности вождя, можно было предположить, что спектакль прославлял Ким Ир Сена, который показался мне одновременно интровертом и человеком, умеющим внушить страх. Ему даже не надо было отдавать приказы: достаточно было одного взгляда, чтобы окружающие бежали к нему, соперничая друг с другом в раболепствовании. Однако из-за языкового барьера мне не удалось поговорить со своими корейскими коллегами, чтобы побольше узнать об их стране, их руководителях, их обычаях. У меня создалось ощущение, что я оказался в каком-то сюрреалистическом немом кинофильме.

Я решил проверить, действительно ли в Корее везде натыканы микрофоны, о чем предупреждали наши службы. И вот на следующий день после нашего приезда я в лифте гостиницы с фальшиво-простодушным видом обратился к своему коллеге-кубинцу: «Знаешь что? Мне бы очень хотелось почитать произведения Ким Ир Сена на испанском. Наверное, это очень интересно. Увы, на Кубе их не найти. Жаль, правда?» После этого мы отправились на торжественный ужин, устраивавшийся в честь Команданте. По возвращении нас ждал сюрприз: все члены кубинской делегации нашли на своих кроватях полное собрание сочинений Ким Ир Сена на испанском языке. Микрофоны в лифте явно работали хорошо…

В ту ночь я в первый и последний раз в жизни увидел Фиделя пьяным. Начальник эскорта попросил меня подежурить перед дверью президентских апартаментов, объявив, что к Команданте зайдет Хуанита. Как я уже говорил, полковник кубинской разведки Хуана Вера, Хуанита, как ее называли, была в то время не просто переводчицей Фиделя: она также была его любовницей. Действительно, через некоторое время она постучалась в дверь апартаментов, где пробыла два или три часа, после чего вернулась в свой номер. Еще через некоторое время Команданте, который всегда ложился поздно, приоткрыл дверь. Тут же я встал с кресла, чтобы узнать, что он хочет. Но, высунув голову в щель двери, он тут же в испуге отшатнулся.

– Санчес, – спросил он шепотом, как если бы мы находились в заколдованном замке, – кто эти двое перед моей дверью?

Я тут же понял, что у него заплетается язык. По всей очевидности, он пропустил много стаканчиков виски «Чивас Ригал» из стоявшей на столике бутылки.

– Э-э, Команданте, там никого нет…

– Как это нет? Вон они! Кто это?

Я понял, что Фидель указывает на наше отражение в огромном зеркале, занимавшем всю стену напротив двери апартаментов!

– Команданте, там никого нет: это просто наше отражение в зеркале.

– А, ну ладно… Слушай, я никак не могу заснуть на этом чертовом матрасе – он слишком жесткий.

Надо сказать, что обычно Фидель путешествовал за границу со своей собственной кроватью, большой, деревянной, которую мы привозили из Гаваны, собирали и устанавливали там, где он останавливался на ночь, стараясь ставить его тапочки справа. Но по причине, которой я уже не помню, в этот раз кровать осталась на Кубе.

– Оставайтесь здесь, Команданте, я постараюсь найти матрас помягче.

– Тогда я пойду с тобой, – ответил он.

И вот я отправился в ночной поход за матрасом, в сопровождении Фиделя, одетого в небесно-голубую пижаму и сильно нетрезвого. Самым простым вариантом было отдать ему мой собственный матрас, поэтому мы отправились в мой номер, где взвалили вожделенный предмет себе на плечи. Когда мы пошли по коридору обратно, я поймал себя на мысли, что приказываю Команданте революции: «Осторожно! Правее! Ай! Нет, левее! Теперь вертикально, иначе он не пролезет в дверь». Если северокорейцы действительно снимают и пишут все, значит, где-то в секретных архивах Пхеньяна дремлет кинолента, достойная Чарли Чаплина…

По возвращении в апартаменты Фидель заставил меня еще час просидеть с ним, чтобы поговорить (следует помнить: «поговорить» с ним означает, что говорить будет он один) и поделиться своими впечатлениями от поездки. «Дисциплина у корейцев великолепная», – восхищенно говорил он, не догадываясь, что население «дрессируют» ударами дубинок. Заметил ли он страдания корейцев? Возможно, что нет, потому что Фидель, существо до предела эгоцентричное, не способен ни поставить себя на чужое место, ни понять чувства другого человека. Вместо всего этого он вспоминал гигантскую статую Ким Ир Сена, которая произвела на него сильное впечатление, как и на всех членов кубинской делегации. Если не считать этих двух фактов, Фидель, как мне кажется, был не в восторге от корейской системы и от Кима. Например, он ни слова не сказал об их экономической модели, из которой, по правде говоря, заимствовать было нечего.

Конечно, Команданте уважал Ким Ир Сена за его боевые подвиги, за участие в движении Сопротивления японской оккупации в 1930-х годах. Конечно, он уважал его за то, как тот пришел к власти, и лучше, чем кто бы то ни было, понимал, насколько прочно северокорейский «Великий вождь» эту власть удерживает. Но я убежден, что мой экс-патрон отрицательно относился к безумному культу личности в Северной Корее. Разумеется, на Кубе существует культ личности Фиделя, и глупо поступают его поклонники, пытаясь это отрицать. Но все это в меньших масштабах и в более тонких и скромных формах: ни гигантских статуй, ни огромных портретов на улицах, правда, есть таблички с изречениями Лидера максимо на обочинах. Да, и не забыть бы еще его фотографии в каждом доме, которые позволяют проверить, насколько жильцы разделяют идеи революции. Наконец, Фидель ясно видел, что как политик и в интеллектуальном плане превосходит своего корейского коллегу, ибо очевидно, что за пределами Северной Кореи никто не пошел бы за Ким Ир Сеном. А вот влияние Фиделя в тот момент было огромным, и не только в Латинской Америке, но и во всем остальном мире.

* * *

Позднее, в сентябре того же 1986 года, мой путь – то есть путь Фиделя – пересекся с путем другого диктатора: Муамара аль-Каддафи. Произошло это в Хараре, столице Зимбабве, где проходила 8-я встреча глав неприсоединившихся государств. Атмосфера была наэлектризованной, прежде всего из-за разногласий внутри самой организации, а также из-за крайне взрывоопасной ситуации в регионе: в нескольких сотнях километров от Зимбабве – ставшей независимой совсем недавно (в 1980 году) – бушевала гражданская война в Анголе, где марксистское правительство, поддерживаемое тридцатью тысячами кубинских солдат, отражало атаки прозападных мятежников, поддерживаемых расистским режимом Южно-Африканской Республики.

Я прилетел в Хараре за три недели до Фиделя в компании всей команды «первопроходцев», в задачу которой входила подготовка к приезду Команданте. В состав возглавляемой министром внутренних дел Хосе Абрантесом авансады (передовой группы) входили еще трое телохранителей, врач из личной медицинской команды Фиделя, специалист по логистике (ему было поручено заниматься транспортом), специалист технического отдела и сотрудник службы протокола. На меня было возложено решение всех вопросов, связанных с безопасностью: подбор надежных мест проживания, проверка маршрутов, по которым будет ездить Фидель, оценка возможных пробелов в мерах безопасности, намеченных зимбабвийскими властями.

Едва я приземлился в зимбабвийской столице, как получил тревожную информацию: в Зимбабве направляется южноафриканская диверсионная группа, чтобы убить Фиделя Кастро.

Авансада тут же объявила красный уровень тревоги. Это, в частности, означало, что кубинские МиГи, дислоцированные в Анголе, были тотчас приведены в состояние боевой готовности на все время встречи глав государств. Другое ближайшее последствие: Гавана решила усилить эскорт, которому предстояло стать очень многочисленным к приезду Фиделя: практически весь личный состав его ближней охраны, а это тридцать телохранителей, а к ним на подмогу прислали подкрепление из числа бойцов войск спецназначения, снайперов, саперов, всего сто человек дополнительно. Эта поездка в Хараре осталась в анналах истории: никогда еще столько охранников не было мобилизовано для сопровождения главы государства при его зарубежном визите.

В Хараре, этом чистом городе, являющемся великолепным образчиком британской колониальной архитектуры в Африке, я первым делом тщательно осмотрел наше дипломатическое представительство. А там – кабинет посла. И – удача! Между двумя балками я обнаружил микрофон, спрятанный под навесным потолком. Я его тотчас же изъял и отправил в Гавану для изучения (позднее я узнал, что оборудование было установлено нашими же спецслужбами: или для прослушивания разговоров посла, или для проверки моей компетентности…). В результате от идеи поселить Фиделя в нашем посольстве пришлось отказаться: это было слишком рискованно.

С чемоданчиком, в котором лежали выданные мне двести пятьдесят тысяч долларов наличными, я отправился на поиски безопасного жилья для Команданте. Я нашел подходящую виллу, которая и сегодня является резиденцией кубинского посла в Зимбабве. Я купил ее и полностью отремонтировал силами рабочих, специально присланных с Кубы. Они заново покрыли крышу, перекрасили стены, укрепили забор и… вырыли бомбоубежище глубиной десять метров на случай, если бы южноафриканцам пришла в голову идея подвергнуть дом Лидера максимо бомбардировке с воздуха. Также, следуя инструкциям начальника технического отдела, они провели работы по звукоизоляции, чтобы никто не мог прослушивать снаружи разговоры Фиделя при помощи мощных направленных микрофонов, способных ловить звуки через стены.

Это было не все. Я приобрел поблизости еще два дома – впоследствии проданные, – чтобы поселить там министра внутренних дел Хосе Абрантеса и дипломата Карлоса Рафаэля Родригеса. Кроме того, наши рабочие установили в саду два разборных домика, где планировалось разместить сотрудников охраны, которые могли бы спать на многоярусных кроватях. Наконец, логистик отправился в Замбию покупать необходимые нам машины: «мерседес» для Фиделя и четыре «тойоты» модели «Крессида» для эскорта. Всего на пятидневное пребывание в Зимбабве кубинского руководителя было потрачено более двух миллионов долларов.

В общем, мы успели подготовиться к началу 8-й конференции Движения неприсоединения, в которой участвовали президент Зимбабве Роберт Мугабе, иранский лидер Али Хаменеи, индийский премьер Раджив Ганди, президент Никарагуа Даниэль Ортега, ливийской лидер Муамар Каддафи и еще десяток глав африканских, арабских и азиатских делегаций.

Первое наблюдение: сотрудники протокольной службы страны – хозяйки конференции плохо сделали свою работу. В то время, как первоначально главам государств разрешалось доходить до входа в отель «Шератон» со своими личными телохранителями, позже последних решили останавливать в пятидесяти метрах от входа. Это вызвало невообразимую толчею; возникла драка между сотрудниками зимбабвийской службы безопасности и знаменитыми «амазонками Каддафи», то есть состоявшей только из женщин личной охраны ливийского лидера, который на специальном самолете привез с собой также бронированный «линкольн» зеленого цвета (цвета ислама), свою палатку и двух верблюдов. Сюрреалистическое и гротескное зрелище, потому что у ливийских «амазонок» была особенная техника боя: они поворачивались на триста шестьдесят градусов и благодаря центробежной силе завершали свой поворот, нанося оплеухи в лицо противникам!

Еще один сюрприз: место на парковке, выделенное нашему автомобильному кортежу, оказалось как раз между делегациями Ирана и Ирака. А ведь две эти страны уже шесть лет воевали между собой! В результате телохранители и водители глав этих делегаций стали осыпать друг друга бранью и плевать в лицо. Нам пришлось проявить чудеса такта, чтобы смягчить и тех и других. Для этого мы разделились на две группы, которые завязали приятельские отношения одна с одной стороной, другая – со второй, а каждые полдня менялись местами.

Один недостаток в организации конференции нас устроил: мы с самого начала заметили, что в отеле «Шератон», где она проходила, нет металлодетекторов, и воспользовались этим, чтобы пронести – что было грубым нарушением правил – пистолет системы «браунинг» калибра 9 мм, спрятанный в кейсе начальника эскорта, единственного, кому было разрешено сопровождать Команданте до зала пленарных заседаний. Никто так и не узнал, что под рукой у Фиделя Кастро было огнестрельное оружие. Даже сегодня я полагаю, что это была прекрасная идея: разве Индира Ганди, чью память Фидель почтил в своем выступлении, не была застрелена в упор двумя годами ранее?

Полковник Каддафи, который, как и Фидель, был звездой конференции, произнес язвительную речь, полную бахвальства, в которой обрушился с обвинениями на всю планету, в том числе и Движение неприсоединения, которое обвинил в лицемерии из-за вялой позиции, занятой им в отношении США. Неуправляемый бедуин требовал, чтобы все последовали за ним в его крестовом походе против Вашингтона, чья авиация за пять месяцев до того, в апреле 1986 года, подвергла Ливию бомбардировке. Он требовал открытого голосования, но ни один дипломат не был готов поддержать такие безответственные призывы. Тогда безумный Каддафи, который попутно успел покритиковать и СССР, хлопнул дверью, поклялся больше не возвращаться и удалился в свой бедуинский шатер, поставленный посреди прекрасного залитого солнцем сада.

Фидель с его огромным политическим опытом всегда относился к Движению неприсоединения самым серьезным образом, потому что это была одна из основных трибун, с которых он мог обращаться к миру. Вследствие этого он был полон решимости сохранить его единство и прочность.

Поэтому Команданте решил пойти к Каддафи, чтобы попытаться переубедить его, уговорить вернуться и снова участвовать в пленарных заседаниях. Ливийский полковник провел нас в свой сад и, поздоровавшись с Фиделем, встал как вкопанный передо мной буквально в тридцати сантиметрах и долгих пятнадцать секунд мерил меня безумным взглядом. Давая ему понять, что кубинцы не какие-нибудь мокрые тряпки, я стиснул зубы и не моргая смотрел ему в глаза. Пятнадцать секунд смотреть человеку в глаза не моргая это и в обычной обстановке испытание не из легких. А когда имеешь дело с таким одержимым, эти секунды кажутся бесконечными. У меня было ощущение, что наш поединок продолжался два часа! Он прекратил свое представление как раз в тот момент, когда я готов был отвести глаза.

Затем Фидель вошел в его шатер вместе со своим переводчиком с арабского, и в то же самое мгновение я увидел, как мимо прошел человек, похожий на Каддафи, словно две капли воды. Практически близнец! Я не мог опомниться… Конечно, мы тоже использовали двойника Фиделя Кастро, но его надо было гримировать для достижения сходства, но и после этого показывать его можно было только издалека. А здесь был полный двойник! Фидель пробыл в шатре сорок минут, объясняя «вождю Джамахирии»[38], насколько его участие во встрече необходимо для ее успешной работы. В конце концов, ливиец согласился вернуться в «Шератон», но только для того, чтобы прослушать речь своего кубинского коллеги. И вновь Фидель добился своей цели. Во второй половине того же дня полковник из пустыни вернулся на заседание, чтобы услышать, как кубинец заявит: «До тех пор, пока в Южной Африке будет сохраняться апартеид, Куба не выведет своих войск из Анголы». Потом Каддафи уехал на своем «линкольне» со своими «амазонками» к своим верблюдам и шатру. Глядя ему вслед, я мысленно сказал себе, что это самый чокнутый сумасшедший из всех, которых я видел за свою жизнь.

Фидель тоже относился к нему без особого уважения. Думаю, Каддафи его очень разочаровал. Одно время Команданте думал, что ливийский полковник станет революционным лидером, способным повести за собой часть арабского мира. Но он быстро понял, что, несмотря на свои огромные финансовые возможности, благодаря нефти, этот субъект не способен произнести связную речь. В нашем присутствии Фидель говорил: «Он эксцентричен; ему нравится выставлять себя напоказ». Это было вежливой формой сказать, что тот был полным психом, импульсивным, непредсказуемым и неадекватным. Короче, полной противоположностью диктатора по имени Фидель Кастро, о котором можно сказать много дурного, но только не то, что у него средние умственные способности, как у опереточных тиранов, вроде Муамара Каддафи и Ким Ир Сена.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.