«РАЙ, ГДЕ Я БУДУ ПИСАТЬ ФРЕСКИ…»
«РАЙ, ГДЕ Я БУДУ ПИСАТЬ ФРЕСКИ…»
Несмотря на все его недуги и, без сомнения, благодаря мучительному испытанию, подстерегавшему его на семидесятом году жизни, Анри Матиссу было суждено еще при жизни очутиться «в некоем раю», где он создавал фрески. Этот рай — Ницца и ее золотистая, окаймленная лазурью земля.
Известно, чем религиозное искусство обязано, например, Морису Дени и Жоржу Девальеру, основавшим в начале этого столетия «Мастерские священного искусства». [534] Но трудно переоценить благое дело, совершенное отцом Кутюрье, молодым доминиканским монахом, который, несмотря на отсутствие больших познаний в эстетике, имел мудрость довериться обновителю церковного искусства.
Если собор в Люксембурге приобрел волшебные по цвету витражи, если при энергичном влиянии кардинала Вердье серые вытянутые окна хоров в соборе Парижской богоматери уступили место витражам, чьи красные, синие и фиолетовые тона выдерживают, ничего не теряя, соседство двух огромных роз времен святого Людовика; если в церкви Асси (Нотр-Дам-де-Тут-Грас у подножья горы Блан), которую, когда она еще не была закончена, в 1948 году показывал мне ее капеллан, аббат Девеми, наружные стены из лавы украсили эмали Леже, бронзовые двери были выполнены Браком, а скульптуры — Липшицем и Жерменой Ришье, где нашли себе место гобелен Люрса, витражи Руо, живопись Матисса, Боннара и Дерена; если в папской энциклике наряду с осуждением «жалостливых» образов так называемых «Страстей господних» провозглашены права самого современного искусства в святая святых католицизма, то этим мы обязаны отцу Кутюрье и его страстности миссионера.
Каким образом Анри Матисс, лежа больной в постели, в свою очередь, занялся сооружением католического храма, он рассказал мне в апреле 1950 года, когда я на обратном пути со столь любимой им Корсики задержался в Ницце, чтобы его навестить.
В тот день я застал его в его комнате в отеле Режина, в очень хорошем состоянии, хотя и в постели — огромной постели, спинка которой была прислонена к ларцу коромандельского лака [535] между двумя горками, хранившими произведения искусства Дальнего Востока, корейскую керамику и китайских танцовщиц древней эпохи Хан — поистине танагрские статуэтки.
Его секретарь Лидия Делекторская подвела нас к большому яркому макету.
— Отныне это моя работа, — сказал Матисс. — Она перед вами. Я сделался архитектором.
Архитектором капеллы Нотр-Дам-дю-Розэр (Капеллы четок) в Вансе. Год спустя капелла была завершена; она полностью соответствовала первоначальному макету, с ее большими излучающими спокойствие витражами, почти что плоской крышей, увенчанной огромным кованым железным крестом, и примыкающим к ней длинным строением монашеской обители, крытым черепицей цветов богоматери — синего и белого. Коротко подстриженный газон, который проектировщик не забыл предусмотреть, завершает колористическую гамму а ла Матисс: жемчужно-серый, цвет слоновой кости, зеленый веронез и оранжевый.
Здесь господствует бумага… Бумажные цветы, такие, как использовал Сезанн, бумажные гирлянды, проекты витражей, выполненные в технике декупажа. Страстное увлечение бумагой приблизило Матисса к учителям его молодости, японцам и китайцам.
На светлых стенах — эскизы «Крестного пути», бесконечные вариации и варианты. Художник выполнял их с помощью прикрепленного к длинной бамбуковой палке угля, лежа в кровати или сидя в кресле.
24 апреля 1950 года, когда я нанес ему новый визит, вся комната и просторная мастерская Матисса были заполнены аналоями, канделябрами, плитками для мощения пола, миниатюрными эскизами риз и вышивок, а кроме того, там был прелестный сад в средневековом духе — все это могло бы очаровать ребенка, потому что дети всегда восхищаются «домиками».
— Ах! — сказал мне Матисс. — У меня иногда бывали стычки с архитектором, работавшим под моим руководством. Брат Рейссигье не мог принять мой проект установить этот огромный железный крест прямо на крыше в итальянском стиле. Тогда я обратился к нашему другу Перре; [536] Перре пришел и, к счастью, подтвердил, что я прав.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.