«Первопроходцы»
«Первопроходцы»
Переходным между городским романсом и канонической авторской песней можно, по-моему, назвать творчество «первого барда» Михаила Анчарова, Юлия Кима и других «первопроходцев».
Давайте просто, не напрягая память, вспомним, сколько произведений, созданных корифеями КСП, слились с шансоном.
Для начала:
Виднеются в тумане огоньки,
И корабли уходят в море прямо,
Поговорим за берега твои,
Красавица моя, Одесса-мама.
Кто автор? Нет, не Мишка Япончик. А сценарист и драматург Евгений Данилович Агранович (1918–2010). Он же, на музыку Ножкина, написал «Я в весеннем лесу пил березовый сок…»
Михаил Ножкин также создал знаменитый гимн оптимистов «А на кладбище все спокойненько» и еще десятки жанровых хитов.
Общеизвестно, но я напомню, что «Товарищ Сталин», «Окурочек» и «Советскую лесбийскую» сочинил писатель и поэт Юз Алешковский, отсидевший три года в сталинских лагерях и ныне проживающий в США. Белогвардейскую «Господа-офицеры, голубые князья…» написал Александр Дольский для кинофильма «Трактир на Пятницкой». Шуточные строки «Ой-ей-ей, а я несчастная девчоночка», перепетые «Братьями Жемчужными», принадлежат барду Александру Дулову, как и песенка про «Клопиков». Широко известная в исполнении «патриарха шансона» Кости Беляева «Клавочка, вам водочки, а может, помидорчик», написана актером Леонидом Филатовым на мелодию Владимира Качана.
Петербуржец Юрий Алексеевич Кукин (1932–2011) — автор классики жанра: «За туманом», «Париж» и «Гостиница», которые «заиграли» всеми гранями только в исполнении эмигрантского шансонье Гулько.
«Ты знаешь, мать, ведь я решил жениться…» создана Станиславом Маркевичем.
Сам Булат Шалвович Окуджава (1924–1997) написал про «Ваньку Морозова», «Надю-Наденьку», «Госпожу удачу» и (еще в студенческие годы) — «Чемоданчик».
А поезд тихо ехал на Бердичев.
А поезд тихо ехал на Бердичев.
А поезд тихо е, а поезд тихо ха.
А поезд тихо ехал на Бердичев.
А у окна стоял чемодан.
А у окна стоял чемодан.
А у окна стоял, а у окна стоял.
А у окна стоял чемодан.
А ну-ка, убери чемодан…
Композиции «Наливай, поговорим!», «Судьба», «Нескучный сад», известные в исполнении Шуфутинского, написал Леонид Павлович Семаков (1941–1988).
«Нэпманская» «А ночью лаяли собаки…» принадлежит Геннадию Федоровичу Шпаликову (1937–1974), автору песни к фильму «Я шагаю по Москве!».
Вечно дымящую «Сигарету-сигарету» «прикурил» еще в 50-х автор-исполнитель и альпинист Арон Яковлевич Крупп (1937–1971), трагически погибший в походе в Саянах.
Если женщина изменит, я грустить недолго буду,
Закурю я сигарету и о женщине забуду.
Сигарета-сигарета, ты одна не изменяешь,
Я люблю тебя за это, да и ты об этом знаешь…
Легенда гласит, что единственной песней, написанной лично Аркадием Северным, была «Здравствуй, чужая милая…», — и эта информация не соответствует действительности, хотя пел он ее потрясающе. Автором музыки данной композиции является киевлянин Анатолий Аркадьевич Горчинский (1924–2007), стихов — Леонид Татаренко.
* * *
Однако, невзирая на очевидные родственные связи, между представителями бардовского направления и шансона до сих пор существует определенная конфронтация. Схожим вопросом задается в материале, опубликованном в израильском издании «Алеф», журналистка Марина Гордон[40]:
«Авторская песня и шансон: противостояние или тандем? Оба конкурирующих жанра происходят от одного источника — городского романса. Так принято называть пестрый музыкальный микс конца позапрошлого века, включавший самые разнообразные элементы: русско-цыганско-еврейский фолк, переложенные на музыку стихи признанных классиков и неизвестных поэтов, песни солдат, моряков, каторжан. Одно легко переплавлялось в другое, и лишь с о-очень большой натяжкой можно утверждать, что „Очи черные“ — это шансон или что Вертинский исполнял „авторскую песню“. И более поздние „отцы-основатели“, Высоцкий и Галич, великие русские барды, пророки и трагики, постоянно обращались к тюремной песне, к блатняку, если уж на то пошло, и создавали потрясающие тексты. Ощутимая разница между АП и шансоном возникает, когда речь заходит о манере исполнения. В „традиционном“ бард-движении пальма первенства принадлежит поэзии как личностному началу: уникальность собственного переживания, облеченного в слово, ставится выше техники игры. Такие песни подчас вообще не поддаются тиражированию — их может петь только автор. Но чаще они существуют сами по себе, как явление природы, воплощаясь в звук при совпадении каких-то неведомых космических составляющих. В поющей компании их никогда не величают „по батюшке“, то есть по фамилии поэта, — у каждой есть собственное название, не всегда совпадающее с изначальным. А шансон — он и в Африке шансон: ритм и мелодия прежде всего. У него другая энергетика, менее индивидуальная, более пластичная. Он легко ложится на слух, на шаг, на движение. Под шансон не принято танцевать, но очень хочется. Он допускает аранжировку, подпевки, электронику — вещи, категорически противопоказанные бардовской песне, — и легко скатывается в халтуру, перегруженный „примочками“. Исполнителю-шансонье должно быть присуще обостренное чувство меры, однако на практике все выглядит наоборот. Диапазон шансона гораздо шире, чем у АП…»
Не так давно известный создатель многих, не побоюсь этого слова, шедевров русской песни Олег Митяев (журнал «Люди и песни» (№ 1, 2004) вдруг тоже обрушился на «шансон по-русски», выступив с предложением чуть ли не запретить данный вид музыки к трансляции или создать для ряда авторов отдельную станцию под названием «Тюрьма и воля». Хотя сам в это же время вел программу на радио «Шансон». Откуда эти советские замашки у интеллигентного человека?
И тут на глаза мне попадается сборник «КСПшных анекдотов от Берга», где составитель, патриарх авторской песни Владимир Ланцберг, утверждает, что имел место такой случай:
Году в 94-м Олегу Митяеву показали самарскую газету для осужденных «Тюрьма и воля», где под названием «Больничка» была опубликована его песня «Сестра милосердия». А рядом такой текст: «Об авторе этого чудесного романса нам почти ничего не известно. Мы только знаем, что родом он из города Жигулевска. Его жизнь оборвалась в 1978 году. Срок отбывал в ИТК-6. Если кто-либо располагает какими-нибудь сведениями об этом, несомненно, талантливом человеке, очень просим сообщить по адресу: г. Самара, ИТУ-4, библиотека…»
Возможно, корни идиосинкразии Олега Григорьевича кроются в этой истории — ведь даже радио он предложил поименовать так же, как звалась газета с непроверенной публикацией?
Ладно. Поехал я спустя месяц к одному мэтру шансона на встречу, и припомнилось мне то митяевское выступление.
Собеседник мой был человеком опытным, в годах, да и для русской жанровой песни сделавшим, мягко говоря, немало. Даром, что жил не в России, а за океаном. Дай-ка, думаю, спрошу маэстро, как он к бардам относится?
— Дядя Миша, — спрашиваю. — Что вы думаете о бардовском движении в СССР и нынче?
Он посерьезнел и ответил:
«Это комсомольцы с гитарами! Они все, за редким исключением, (типа Галича, Окуджавы, Визбора, Кукина, Алешковского, Городницкого), выросли под присмотром КГБ. КСП ведь и был создан комитетом в противовес блатной песне. Они им петь на всяких „Грушах“ давали, а сами пасли и репертуар отслеживали, поэтому они до сих пор по инерции поют все про какие-то палатки, ромашки, костры, котелки… Нет там правды жизни. Да еще исполнение это завывающее, невыразительное».
Послушал я и почти согласился. Вспомнилось, что начиналось движение авторской песни действительно здорово, и многие песни, созданные «физиками и лириками с гитарой», ушли в народ и по сей день остаются золотым фондом жанра. Позднее же — прав, наверное, мой собеседник — загнали ее в цензурные рамки, и «настоящие» песни в среде КСП появляться практически перестали. В общем, «истина где-то рядом», а также «посередине».
Историк движения КСП Вл. Новиков дополняет:
«…С конца шестидесятых годов авторская песня вынуждена была перейти на полулегальное положение: ее вытеснили из радиоэфира, почти не допускали на телеэкран. Травле в официальной прессе подвергались Окуджава и Высоцкий, вынужден был эмигрировать Галич. Концерты бардов организовывались с неизменным риском и тщательно контролировались „личностями в штатском“. Теперь многим даже трудно понять, почему визборовский „Разговор технолога Петухова…“ в 1964 году вызывал такую панику у идеологических начальников, а тогда малейшее, пусть шутливо выраженное сомнение в том, что наша страна „впереди планеты всей“, было преступной крамолой».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.