4 Последний клад в саду сокровищ

4

Последний клад в саду сокровищ

Официальная версия их романа неизменно звучала так.

Грейс и Ренье познакомились во время Каннского кинофестиваля 1955 года, провели несколько часов вместе и прониклись взаимной симпатией. Оба, говоря друг о друге, употребляли слово «милый/милая». Следующая их встреча состоялась лишь на Рождество, а в промежутке между первой и второй отец Такер приложил все усилия к тому, чтобы соединить их.

Старый священник оценил красоту Грейс Келли и не имел ничего против того, что она снимается в кино. Не смущало его и то обстоятельство, что она была американкой. Но больше всего ему нравилось, что Грейс была благовоспитанной католичкой с незапятнанной репутацией.

Когда-то он сам служил в Филадельфии и задействовал тамошние связи, чтобы навести о Грейс справки. Ему не составило труда связаться с местной епархией и попросить канцелярию кардинала предоставить информацию о семействе Келли.

Буквально в считаные дни после фотосессии во дворце отец Такер с помощью «внутрицерковной разведки» знал о Грейс и ее семье все необходимое.

Хотя его не было в ту пятницу, когда состоялась первая встреча Ренье и Грейс, он взял на себя труд поблагодарить Грейс за ее приезд в Монако. Вот что он написал ей: «Хочу поблагодарить вас за то, что вы показали князю, какой может быть американская девушка-католичка, и за то глубокое впечатление, какое вы произвели на него».

Ренье вспоминал это событие с улыбкой:

— Я поговорил о Грейс с отцом Такером. Он был в курсе, что она во второй половине дня приедет во дворец. После того как она уехала, он спросил, как прошла встреча. Нашли ли мы с ней общий язык? Разумеется, мы с ним обсудили это событие, потому что у нас с ним была такая привычка — обсуждать все дела. Я признался ему, что Грейс мне понравилась. Но, скажите, нашелся бы хоть кто-то, кому она не понравилась бы?

Спустя несколько месяцев по чистой случайности старые знакомые семьи Келли приехали на юг Франции.

В детстве Грейс называла Рассела и Эдит Остин «дядей и тетей». Рассел, зубной врач из Филадельфии, владел в Оушн-Сити летним домиком по соседству с Келли. Остины отдыхали в Каннах, когда узнали, что в Монако состоится благотворительный бал Красного Креста — главное событие светского сезона на Французской Ривьере, — и поинтересовались, где можно достать билеты.

Когда консьерж в их отеле сообщил, что билеты на бал достать невозможно, поскольку они уже распроданы, Остины с чисто американской настойчивостью позвонили во дворец в приемную Ренье. Объяснив, что Грейс приходится им племянницей, они поинтересовались, нельзя ли по этой причине воспользоваться ее знакомством с князем и попросить у него два билета на благотворительный бал. Так получилось, что это письмо оказалось на столе у отца Такера.

Было ли это совпадением или Такер приложил к этому руку, но он лично доставил Остинам билеты с наилучшими пожеланиями от князя, после чего завел с ними разговор про семейство Келли, и в частности про Грейс.

В типичной для него шутливой манере он выведал у них все, что те знали о Грейс. Вернувшись во дворец, Такер невзначай сообщил о состоявшемся разговоре Ренье.

Позднее на той же неделе с подачи отца Такера Остины получили приглашение на чай. И вновь хитрый священник перевел разговор на Грейс.

В конце чаепития Остины, как истинные американцы, предложили, что если князь когда-нибудь будет в Штатах, то он должен непременно посетить Оушн-Сити, где они с радостью его примут.

Ренье вежливо ответил, что подумает над их предложением.

Благодаря отцу Такеру Остины вернулись в Филадельфию не просто уверенные в том, что князь интересуется Грейс, но подозревая, что дело идет к браку.

Не исключено и даже весьма вероятно, что Остины, как все, кто так или иначе причастен к этой старомодной сказке о сватовстве, преувеличивали свою роль в ней. Но, по крайней мере, отец Такер заронил им в головы эту идею.

А затем Ренье неожиданно объявил, что собирается в декабре 1955 года посетить Америку.

Как только отец Такер узнал об этом, он тотчас связался с Остинами, и те, очевидно, убедили Келли пригласить князя в гости на рождественский обед.

Во второй половине дня 25 декабря Остины вместе с князем Ренье, отцом Такером и доктором Дона прибыли в дом номер 3901 по Генри-авеню. Здесь впервые после их встречи во дворце Ренье вновь увидел Грейс. Весь день и вечер они провели в беседах.

Джеку и Ма Келли Ренье понравился с первого взгляда, хотя сначала была одна трудность: никто толком не знал, кто он такой и как к нему следует обращаться. Ма Келли решила, что он князь Марокко. Грейс была вынуждена объяснить матери, что та не совсем права.

Тогда Джек Келли отвел отца Такера в сторонку, чтобы уточнить, как ему следует называть князя.

— Я должен обращаться к нему «ваше величество»?

— Нет, — ответил Такер. — К нему обращаются «ваше высочество».

Джек не стал спорить и весь вечер обращался к Ренье исключительно «ваше высочество», хотя позднее сам же признался Ренье, что «эти королевские титулы для нас пустой звук».

После ужина Келли отвез Такера на вокзал, чтобы тот успел на поезд до Уилмингтона, а Грейс, Ренье и доктор Дона отправились в гости к сестре Грейс, где протанцевали и проговорили до трех часов ночи.

Ренье и Дона переночевали в гостевой комнате в доме Келли, таким образом, у него и Грейс была возможность пообщаться на следующий день.

Пока Джек Келли вез отца Такера на вокзал, тот признался ему, что князь подумывает о том, чтобы сделать Грейс предложение.

Если Джек и был озадачен этим откровением, он не подал вида.

Он сказал священнику, что и сам заподозрил нечто подобное, и попросил его передать Ренье, что, если Грейс не против, он даст отцовское благословение.

Ренье выждал несколько дней, прежде чем наконец сделал Грейс предложение. Та его приняла, и вскоре весь мир узнал о помолвке века. Для большинства людей, включая Руперта Аллана, это известие прозвучало как гром среди ясного неба.

Позднее он вспоминал:

— Я возвращался на машине в Лос-Анджелес с фотосессии для журнала Look, которая проходила в долине Скво-Велли, когда услышал по радио, что монакский князь Ренье только что объявил о своей помолвке с Грейс Келли. Я не поверил собственным ушам. Такого не может быть. Они ведь совершенно не знают друг друга, упрямо повторял я себе.

Как оказалось, знали, и весьма неплохо.

Согласно официальной версии, после встречи во дворце весной 1955 года Грейс и Ренье не поддерживали отношений, и поездка князя в Филадельфию в декабре 1955 года не предполагала никакой помолвки. На самом же деле все обстояло немного не так.

История их любви оставалась тайной, пока Ренье не рассказал о ней для этой книги.

Признавая, что первая их встреча отнюдь не носила личного характера, Ренье рассказывает дальше, что, как только с формальностями было покончено и фотографы убрали фотоаппараты, они с Грейс направились в сад. Свита сопровождала их на достаточном расстоянии, так что они могли расслабиться и свободно поговорить. Вскоре оба поняли, что у них много общего.

В детстве оба были одиноки. Грейс призналась, что в ее семье успех прежде всего связывали со спортивными достижениями, а ее спорт не особенно интересовал.

Ренье в свою очередь рассказал, что вырос в «разбитой семье» и что с ранних лет ему в голову вкладывали его будущие княжеские обязанности. Все детство ему напоминали о том, что он не такой, как другие мальчики, и потому не может себя вести как они.

Оба были застенчивы. Грейс поведала ему о том, что только сейчас начала понимать, что значит быть у всех на виду, когда пресса фактически лишает человека права на личную жизнь.

Ренье в свою очередь рассказал ей, что страдает от этого всю жизнь, и искренне ей посочувствовал.

Море не интересовало Грейс так, как его, зато она разделяла его любовь к животным и с удовольствием осмотрела его зоопарк.

Грейс было страшновато смотреть, как князь просовывает руки сквозь прутья клетки и играет с тигренком, как с обыкновенным котенком.

Ей понравилось европейское обаяние Ренье. Ему, в свою очередь, была симпатична ее американская непринужденность и искренность.

Оба были католиками и относились к своей вере чрезвычайно серьезно.

Ренье не мог точно вспомнить, чего, собственно, он ждал, когда ему сказали, что ему нанесет визит Грейс Келли. Он знал, кто она такая, однако перспектива позировать перед фотокамерами вместе с кинозвездой не слишком вдохновляла его.

Когда она призналась ему, что отнюдь не горела желанием участвовать в этой фотосессии, он понял, что и это у них общее. По его словам, Грейс была милая, от природы элегантная и пленила его исходящей от нее чистотой.

Впоследствии Грейс говорила, что к ее удивлению князь оказался совсем не таким, как она предполагала: не чопорным и напыщенным, а искренним и приветливым.

Ему понравился ее смех. Грейс обнаружила, что он тонкий человек, умеющий в свободное время пошутить. Она любила посмеяться.

Вернувшись в Канны, в отель Carlton, она написала ему записку, поблагодарила за оказанный ей прием и сообщила свой адрес в Нью-Йорке.

Ренье ответил ей, что был бы рад снова встретиться. Она написала ответное письмо, признавшись, что рада их знакомству. Тогда он написал ей снова. И она вновь ответила ему. Между ними завязалась переписка, которая их сблизила: они стали друзьями.

По словам Ренье, так было проще. Удобнее. Оба как будто прятались за своими письмами, давая друг другу время на размышления.

Поначалу медленно, шаг за шагом, они все больше и больше раскрывались друг перед другом. Писали о мире, о жизни. Писали о себе, объясняли, что они чувствуют, пытались понять друг друга, делились секретами.

К концу лета Ренье уже знал, что нашел ту, о которой всегда мечтал.

Он не раз признавался, как непросто было для него познакомиться с женщиной. В пору его холостой жизни даже ходила следующая фраза: «Самая большая трудность для меня в том, что я хотел бы знать девушку долго и близко, чтобы понять, что мы не просто любовники, но и родные души».

Как любому богатому и привлекательному мужчине, найти себе любовницу ему не составляло труда. Обычно любовные отношения выходили на первый план, и у князя не оставалось времени на то, чтобы узнать, существует ли между ним и его очередной пассией родство душ или нет.

На этот раз впервые все было ровно наоборот. Задолго до того, как они взялись за руки, говорил он, они уже знали, что стали близкими друзьями.

Ренье не мог вспомнить, сколько писем они написали друг другу. Он не был уверен, сохранились ли они вообще. По крайней мере, те, которые писала ему Грейс, потому что их у него не было.

— Я их не сохранил. Наверное, зря, но так уж получилось. У меня нет привычки хранить письма.

На вопрос о тех, которые он писал ей, Ренье вновь покачал головой:

— Не знаю, может, она их сохранила. Мне кажется, женщины любят хранить письма. Но даже если и сохранила, я не знаю, где они сейчас.

Его спросили:

— Вы бы хотели их найти?

Ренье глубоко вздохнул, выждал секунду-другую и покачал головой.

— С тех пор их никто не видел. Даже мои дети, — сказал он и вновь погрузился в молчание. — Эти письма… — в голосе его послышались задумчивые нотки. — Честно говоря, я бы не хотел, чтобы их кто-то прочел, даже если они найдутся.

И вновь князь покачал головой.

— Поймите меня правильно. Я никогда бы не позволил никому их читать. Наша жизнь и так прошла у всех на виду. — Князь вновь умолк, отвернулся и добавил еле слышно: — Возможно, эти письма — последний клад, закопанный в моем саду сокровищ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.