19 Продолжение ограбления на Рипли-роуд

19

Продолжение ограбления на Рипли-роуд

Меньше всего Агата хотела разводиться, но Арчи был решительно настроен в соответствии с законом положить конец их браку. Розалинд это, конечно, не радовало, и девочка без конца выговаривала матери: «Это тебя он не любит. Тебя, а не меня». Слышать такое Агате было нелегко, и она умоляла своего, хотя и проживающего отдельно, но пока еще супруга пересмотреть свое решение ради дочери. Она обещала даже не вспоминать о его неверности, если он к ней вернется.

Любовь Арчи и Нэнси между тем не ослабевала, ее репутация была для него делом первостепенной важности, и после ее возвращения из принудительного путешествия они жили раздельно: Нэнси — в доме родителей, а Арчи — в Лондоне на Аппер-Гросвенор-стрит, 9. Влюбленная пара довольствовалась короткими тайными встречами, родители Нэнси и слышать не хотели о возобновлении их отношений, поскольку не верили, что поведение Арчи в отношении их дочери будет достойным и что он женится на ней.

А он считал Агату главным препятствием их счастью и был решительно настроен жениться на Нэнси. Агата не могла перенести того, что ее ненавидит человек, которого она любит, и в конце концов согласилась на развод. По договоренности с Арчи Агата не должна была упоминать Нэнси в качестве третьей стороны процесса, за это он обещал заботиться о Розалинд. Своим лицемерием Арчи был отвратителен Агате, но она была вынуждена согласиться с его пожеланиями. К тому же он дал понять, что в противном случае расскажет суду, что ее исчезновение было рекламным трюком, рассчитанным на публику. Он был готов к сражению, если Агата усложнит дело в суде. Возможность стать в очередной раз скандально известной повергла ее в ужас, и она согласилась принять представленные им улики, касающиеся его заявления о нарушении супружеской верности с неизвестной женщиной.

Агата в ожидании бракоразводного суда неожиданно для себя в феврале 1928 года получила консультацию юриста, благодаря тому что ее исчезновение газеты связали с происшествием, получившим название «Ограбление на Рипли-роуд». Этот инцидент произошел в Суррее в ночь на 14 января 1927 года, по окончании обеда в клубе лейбористской партии в Лондоне, на котором приглашенный лектор, хорошо известный исследователь Фредерик Митчелл-Хедж, отзывался о современной молодежи следующим образом: «Вялые, трусливые люди, для которых главное не дух приключения, а кривляние под чарльстон». Митчелл-Хедж сделал ложное заявлении о том, что на него на Рипли-стрит якобы напали озлобленные молодые люди, которые хотели преподать ему урок и украли его портфель с монограммой «Мономаркса»[68]. Когда «Дейли экспресс» обвинила Митчелла-Хеджа в инсценированном рекламном трюке с целью создания рекламы «Мономарксу», он, не обдумав ситуацию, принялся упорно доказывать правдивость сфабрикованной им истории и даже пытался (правда, безуспешно) привлечь газету за клевету.

Слушание дела о клевете, состоявшееся в феврале 1928 года, выявило множество явных противоречий в показаниях Митчелла-Хеджа. Например, вместо немедленного обращения в ближайшее отделение полиции с заявлением о нападении Митчелл-Хедж и его спутники проехали несколько миль до полицейского участка в Гилдфорде, где сообщили о происшествии суперинтенданту Боужеру — тому самому полицейскому чиновнику, который расследовал исчезновение Агаты. Один из спутников Митчелла-Хеджа, ехавший с ним в машине, упал в обморок в полиции во время дачи показаний, а придя в себя, рассказал совершенно не то, что говорили другие «свидетели». Суд имел возможность убедиться в том, что веревка, которой, по утверждению свидетелей, бандиты связали шофера Митчелла-Хеджа, на деле оказалась шнурком. А также было установлено, что так называемые бандиты в действительности были друзьями Митчелла-Хеджа, а их шофер был братом его шофера. В пылу перепалки прокурор сравнил ограбление на Рипли-роуд с исчезновением Агаты, назвав Агату «женщиной, ловко одурачившей полицию».

Хотя процесс Митчелла-Хеджа и не был первым судебным слушанием, на котором исчезновение Агаты называлось трюком или мистификацией, новое публичное упоминание о нем сейчас, в самое трудное для нее время, было совсем некстати, ведь до развода оставалось всего два месяца. Агата понимала, что если слушание дела будет сопровождаться ожесточенными дебатами, то ее неспособность постоять за себя и защитить свою репутацию будет использована Арчи против нее. Поэтому она проинструктировала своего адвоката Стюарта Бивена выступить на процессе Митчелла-Хеджа с заявлением от ее имени, а также представить судье заключение, выданное двумя врачами. Обращение ее адвоката к судье с просьбой представить доказательства по этому вопросу было отклонено, и у Агаты не оставалось другого выбора, как только публично защищать себя, поскольку ей объяснили, что муж может быть назначен опекуном ребенка, если суд признает это обоснованным.

Ободренная верной Нэн, Агата нарушила данное себе слово хранить пожизненное молчание относительно своего исчезновения и в среду, 15 февраля 1928 года, дала интервью «Дейли мейл», на следующий день появившееся в газете. В своих ответах, больше похожих на короткие рассказы о перемещениях, проделанных ею в ночь исчезновения, она, разумеется, ни одним словом не обмолвилась о своей подруге Нэн. Агата настаивала на том, что у нее развилась амнезия после неудавшейся попытки покончить с собой и, будучи потом в состоянии затемненного сознания, она ошибочно назвала себя Терезой Нил. Она убедила журналистов, что впала в состояние вторичной личности[69], к тому же на фоне амнезии. Ее утверждению о том, что она обращала внимание некоторых обитателей отеля «Харрогит-Гидро» на свое сходство с миссис Кристи, не поверили, посчитав его намерением обвинить других людей в том, что они столько времени не могли ее опознать. В интервью «Дейли мейл» Агата сказала, что в день своего исчезновения вышла из дома в десять часов вечера, на что «Дейли мейл» не преминула обратить внимание читателей. Газета также подвергла обсуждению тот факт, что Агата на тот момент проживала с дочерью в Челси и «снова пребывала в полном здравии».

Давая свои объяснения произошедшему, Агата не учла одного: потеря памяти и состояние вторичной личности не могут наступить одновременно. В этом все медики были едины. Изворотливое объяснение Агаты, впервые воспроизведенное полностью после семидесяти лет, прошедших с момента его появления, считается наиболее изобличительным, поскольку она непреднамеренно смешала совершенно разные психологические условия:

«Я думала, что об этом случае все уже забыли, но, судя по судебному разбирательству дела о клевете, некоторые все еще считают мое исчезновение преднамеренно спланированным. Я, разумеется, сознаю, что в то время многие рассматривали его как хитроумный прием, направленный либо на повышение собственной популярности путем дешевой мистификации, либо на то, чтобы отомстить кому-то изощренным способом.

А в действительности произошло следующее. В тот вечер я вышла из дома в состоянии сильного нервного напряжения с намерением совершить какой-либо отчаянный поступок. Я съехала на машине с гребня холма в направлении провала. Машина во что-то врезалась, от удара о рулевое колесо я почувствовала сильную боль в груди и в голове. Я почувствовала себя ослепленной и оглушенной и поняла, что потеряла память. Сутки я скиталась словно во сне, а потом вдруг обнаружила себя в Харрогите, в образе благопристойной и абсолютно счастливой женщины, которая считала себя только что приехавшей из Южной Африки.

Мои несчастья начались со смертью матери, весной 1926 года. Это было для меня тяжелейшим ударом, вдобавок на меня обрушился целый ворох личных проблем, совершенно для меня нежелательных. Если раньше я спала хорошо, то после всего случившегося начала мучиться от бессонницы и спала ночью не больше двух часов.

Во второй половине дня своего исчезновения я поехала с дочерью в Доркинг навестить родственницу. В это время я чувствовала себя крайне подавленной. Мне просто не хотелось жить. Проезжая днем мимо Ньюлендс-Корнера, я заметила провал и уже почти решилась свернуть к нему. Но со мной в машине была дочь, и я мгновенно отказалась от этой мысли.

В тот вечер я чувствовала себя ужасно. Я чувствовала, что долго так продолжаться не может. В 10 часов я выехала из дома на машине, прихватив с собой кое-какую одежду в портфеле и сумку примерно с шестьюдесятью фунтами. Незадолго до этого я сняла со своего счета в банке некоторую сумму, поскольку у меня были планы провести зиму с дочерью в Южной Африке, и я хотела подготовиться к поездке.

Весь тот вечер я бесцельно ездила на машине. В голове постоянно колотилась смутная мысль о том, что надо разом покончить со всем. Я практически бессознательно ехала по знакомой дороге, не понимая, куда я еду. Насколько мне помнится, я направилась в Лондон и, оказавшись в городе, доехала до вокзала Юстон. Не знаю, почему я поехала именно туда. А потом, мне кажется, я приехала в Мейденхед[70], вышла из машины и стала смотреть на реку. Меня потянуло броситься в воду, но ведь я хорошо плаваю, поэтому не смогу утонуть. Я снова поехала в Лондон, а оттуда в Саннингдейл, а уже оттуда снова в Ньюлендс-Корнер.

Когда я приблизилась к тому месту на дороге, которое, по моим соображениям, было рядом с тем провалом, который я приметила днем, я, свернув с дороги, поехала по направлению к холму. Я бросила руль, и машина пошла своим ходом. Машина, внезапно заскрежетав, врезалась во что-то и тут же остановилась. Меня бросило грудью на рулевое колесо, и я ударилась головой обо что-то.

Вплоть до этого момента я была миссис Кристи. У меня определенно было нарушено сознание, и я с трудом понимала, что делаю и куда иду. И все-таки я осознавала, что я миссис Кристи. Однако от ударов, полученных в машине, я потеряла память. В течение 24 четырех часов с момента получения травмы у меня был полный провал в памяти. Сейчас, когда я выздоровела, я смогла припомнить кое-что, произошедшее за эти 24 часа.

Помню, я оказалась на большом железнодорожном вокзале, спросила, что это за вокзал и очень удивилась, узнав, что это Ватерлоо. Странно, что железнодорожное начальство не запомнило меня, ведь я была вся в грязи, а лицо выпачкано кровью из пореза на руке. Я так и не могла понять, как это получилось. Я была уверена, что ходила по Лондону, а затем помню, как прибыла в тот самый отель в Харрогите. Оказавшись там, я все еще была в грязи и со следами дорожного происшествия. Тогда я в своем сознании стала миссис Терезой Нил из Южной Африки.

Я вполне могу понять, почему направилась именно в Харрогит. Инцидент с машиной явился причиной неврита, а я когда-то раньше обдумывала поездку в Харрогит, чтобы пройти курс лечения от этого заболевания. Во время пребывания в Харрогите я регулярно принимала лечебные процедуры. Единственно, чему я не нахожу объяснения, так это тому, что у меня при себе почти не было никаких вещей. На этот счет у меня нет объяснений. Ведь в моем портфеле не было даже зубной щетки, я и сейчас не могу объяснить, почему не взяла ее с собой.

Я, конечно, понимаю, что пострадала в аварии. У меня на груди было несколько кровоподтеков. Как миссис Нил я была абсолютно счастлива и всем довольна. Я стала, так сказать, новой женщиной, и все тревоги и заботы миссис Кристи исчезли. А когда я вернулась в прежнюю жизнь как миссис Кристи, то и многие мои тревоги и заботы также вернулись, несмотря на то что сейчас я в порядке, в веселом настроении и полностью избавилась от психических отклонений, у меня нет такого полного счастья, какое было у миссис Нил.

В Харрогите я, читая каждый день об исчезновении миссис Кристи, решила, что она умерла. Я считала, что она поступила глупо. Мое сходство с ней сильно поражало меня, о чем я говорила со многими людьми в отеле. Мне даже в голову не приходило, что я могла быть ею, поскольку в своем сознании была вполне удовлетворена тем, кем я была. Я считала себя вдовой, и знала, что сын, который у меня был, умер, потому что в сумке у меня лежала детская фотография моей малышки с надписью "Тедди". Я даже пыталась достать какую-нибудь книгу миссис Кристи, чтобы почитать.

Когда меня наконец нашли и опознали, то врачи и родственники не сразу восстановили в моем сознании воспоминания о моей жизни в качестве миссис Кристи. Эти воспоминания, спрятанные в моем подсознании, медленно возвращались в реальное сознание. Первое, что я вспомнила, были дни моего детства; я снова стала думать о родственниках и друзьях, о том, какими они были в моем детстве. Постепенно я вспоминала эпизоды о более поздних периодах моей жизни и в конце концов смогла вспомнить все, вплоть до того инцидента с машиной. Врачи даже старались заставить меня вспомнить то, что произошло в те 24 часа после аварии, послужившей причиной провала в памяти. Они сказали, что для оздоровления моего сознания в моих воспоминаниях не должно оставаться никаких провалов. Вот почему я могу сейчас одновременно вспоминать мое существование как миссис Кристи и миссис Нил».

Человек, страдающий амнезией, увидев свои фотографии в газетах, конечно же без всякого труда понял бы, кто он на самом деле. Известный лондонский психиатр, консультировавший меня при написании этой книги, подтвердил, что если бы Агата ударилась головой при аварии машины, то период потери памяти был бы вряд ли более трех или четырех дней. Тот факт, что она 4 декабря 1926 года зарегистрировалась в гостиничном журнале как миссис Нил из Кейптауна, затем в понедельник, 6 декабря, брала в библиотеке книги на то же имя, под тем же именем опубликовала рекламное объявление в «Таймс», отзывалась на это имя в течение всего пребывания в отеле, никак не согласуется с амнезией. Такие симптомы скорее свойственны человеку, пребывающему в состоянии вторичной личности либо по каким-то причинам создающему для себя другую идентификацию. От другого известного психиатра я получил следующий комментарий: «Страдающие амнезией не станут придумывать себе новых имен, поскольку они все силы тратят на то, что вспомнить свои настоящие имена».

В своем рассказе Агата приводит недостоверный факт, что она якобы видела провал, в который потом чуть не рухнула ее машина, когда она проезжала Ньюлендс-Корнер. На самом же деле выступ скалы закрывает провал, расположенный минимум в трехстах ярдов ниже по спуску с холма. К тому же если она намеренно свернула машину с дороги на большой скорости, то рычаг переключения скоростей не должен был бы находиться в нейтральном положении.

Агате повезло, что читатели ее объяснения не были специалистами в области психиатрии и не были знакомы ни с местностью вокруг Ньюлендс-Корнера, ни с подробностями описания найденного автомобиля и места аварии, поэтому ее версия произошедшего послужила подтверждением официального объяснения, данного ее семьей и двумя докторами.

В пятницу, 20 апреля 1928 года, одетая в коричневый твидовый жакет и юбку, шляпу-колокол и накидку, отороченную куньим мехом, Агата прошла через очередное серьезное испытание, заявив суду, что хочет развестись с Арчи. Стоя за кафедрой, она с трудом вынесла многочисленные вопросы личного характера. Самым ненавистным для нее было чувствовать себя участником сговора с Арчи, адвокаты которого предоставили суду сфабрикованные в его пользу доказательства акта супружеской неверности, совершенного с неизвестной особой в отеле «Ландонс Гросвенор». Судья, лорд Мерривейл, не счел свидетельства Арчи достоверными и, приняв решение о временном разводе и передаче опеки над девятилетней Розалинд Агате, в своей заключительной речи выразил ей свои симпатии: «Когда такой достопочтенный джентльмен бывает в отеле с дамой для того лишь, чтобы освободиться от уз брака, который стал ему в тягость, мне не остается ничего другого, как дать условный развод»[71].

Агате пришлось ждать шесть месяцев до того, как условный развод окончательно вступит в силу. Продюсеры фильмов, привлеченные шумихой, поднятой в связи с ее исчезновением, вспомнили вдруг о ее детективных рассказах, и в этом году вышли первый снятый в Германии фильм «Die Abenteuer MmbH», экранная версия романа «Тайный противник», и британский фильм «Переход мистера Куинна», гротескная пародия, в основу которой положен рассказ Агаты. Следует упомянуть успешную сценическую адаптацию «Убийства Роджера Экройда», первый показ пьесы под названием «Алиби» состоялся 15 мая 1928 года в лондонском «Принс оф Уэллс театр». В репортажах о премьерных спектаклях упоминается, что, когда Агата должна была вместе со всей труппой выйти на сцену и поклониться зрителям, она спряталась в глубине своей ложи, лишив театральную публику возможности увидеть женщину, ставшую такой знаменитой.

Понятно, что в этот момент Агата пребывала в крайне нервозном состоянии, так как ожидала получения бракоразводных документов и проводила большую часть времени за написанием своего первого не детективного романа «Хлеб великанов». Он стал ее первой книгой, опубликованной под тайным псевдонимом Мэри Уэстмакотт, и содержал множество автобиографических подробностей. Детство главного героя Вернона Дейра имеет много общего с детством самой Агаты. Он играет с теми же воображаемыми героями, что и она, и любит дом, где проходит его детство, прямо-таки фантастической любовью. Его мучают беспокойные сны, в которых ему являлся «зверь», так же как Агате являлся «человек с оружием».

Когда Вернон становится мужчиной, в нем открывается талант к музыкальным композициям. Его жене Нелл приходится испытать нужду в начальный период их брака, так как это было у Агаты и Ричи. Работа Нелл медсестрой в годы Первой мировой войны была такой же, как и у Агаты. В жизни Вернона существует и другая женщина, Джейн, любящая его без взаимности и напрягающая изо всех сил голос в надежде стать оперной певицей. Оказавшегося в плену Вернона считают погибшим. Он бежит из плена и узнает из журнальной статьи о повторном замужестве жены. В состоянии шока, вызванного этой новостью, он выходит на дорогу, и его сбивает грузовик, отчего Вернон впадает в амнезию почти на четыре года.

Многие читатели считали, что Агата наделила Вернона тем, что сама пережила в период потери памяти, но такое суждение с точки зрения медицины нельзя считать правдивым: по ходу развития этого далекого от реальности сценария он одновременно обретает вторичную личность — ему кажется, что он стал капралом Лондонского стрелкового полка Джорджем Грином, бывшим дезертиром. Агата обладала ценным качеством — она (как и 99 процентов ее читателей) воспринимала жизнь такой, какой она была, и нехватка специальных знаний в области амнезии не сильно отличала ее от собратьев по перу, имеющих раздутое самомнение и еще более скудные знания об амнезии. К тому же на неточности в области психиатрии Агате никто не указывал.

После обретения своей подлинной идентификации Вернон оказывается путешествующим на корабле, когда тот сталкивается с айсбергом. Внезапно корабль опасно накренился, и две женщины, которых он любил, заскользили по палубе в его сторону и навстречу ледовой смерти, и он протянул свою свободную руку, чтобы спасти одну из них. Вернон инстинктивно спас свою бывшую жену, поскольку знал ее дольше, чем свою любовницу. Агата по-своему культивировала в себе уверенность: если в подобной ситуации окажется Арчи, он предпочтет ее, а не Нэнси.

Несмотря на явную надуманность и мелодраматичность сюжета, «Хлеб для великанов», тем не менее, пользовался немалым успехом у читателей. Роман рассматривает различное отношение мужчины и женщины к любви, но читателя заставляет задуматься то, что любовь и счастье обходят стороной главных героев. Финал повествования происходит в обстоятельствах, подобных тем, в которых пребывала Агата в период написания книги, то есть в 1928 году; антигерой Вернон, больше всех пострадавший от любви, принимает решение не подвергать себя риску возможного разрыва в будущем и отказывается от продолжения отношений, целиком посвящая себя искусству.

Развод Агаты был окончательно оформлен 29 октября 1928 года, 16 ноября (менее чем через три недели) в лондонской церкви Святого Георгия на Хановер-сквер состоялось скромное бракосочетание Арчи с Нэнси. Хотя их брак принес в конце концов долгожданное успокоение родителям Нэнси, они так никогда и не перестали сожалеть о том, что их дочь вышла замуж за разведенного мужчину.

Агата немедленно отреагировала на брак бывшего супруга тем, что объявила издателям о намерении печатать свои детективные романы и рассказы под другим именем. Однако сэр Годфри Коллинз отговорил ее от этого, поскольку подобное изменение попросту смутит читателей. Сама Агата была настолько повержена крушением своего брака, что больше никогда не виделась с Арчи.

Она всегда сожалела о том, что не назвала суду Нэнси в качестве третьей стороны дела об их разводе. Раз он поступил так, то Агата могла бы рассказать дочери, что у нее не было другого выбора, как только развестись с ним. Согласившись в свое время на обман, она чувствовала себя соучастницей лжи и без всяких оснований укоряла себя за то, что якобы предала дочь ради человека, которого до сих пор любит.

Хотя самые страшные горести остались позади и Агата могла начать жить по-новому, будущее из-за постоянного напоминания о прошлом отнюдь не казалось ей легким. Ей так и не суждено было забыть ни человека, которого она любила, ни скандально прославившего ее замысла отомстить ему.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.