Во главе оперотдела штаба дивизии

Во главе оперотдела штаба дивизии

Но вернемся к моему назначению в 122-ю дивизию.

В июле 1943 года я был принят начальником штаба 19-й армии генерал-майором Маркушевичем и отправлен на КП 122-й стрелковой дивизии.

В ближайшие дни я познакомился с командованием и оперативным составом дивизии и полков. Вот запись из моего дневника:

«Командир дивизии – полковник Величко[29] Алексей Никонович – 1896 года рожд. (2 ордена, 3-й – Бухарской Советской Республики).

Начальник политотдела – подполковник Еремеев[30].

Начальник штаба – полковник Безрукавый[31] Григорий Семенович.

Командующий артиллерией – полковник Синченко.

Начальник разведки – майор Петя Зайцев, заместитель его – Бесетов.

Зам. нач. оперотделения – майор Светенко.

Пом. нач. оперотделения – майор Широков.

Пом. нач. оперотделения – капитан Тюрин.

Дивизионный инженер – инженер-майор Огарков Николай Васильевич 1917 года рождения, 30 октября.

Нач. хим. службы – майор Гуркин.

Писарь оперотделения – рядовой Мишин.

Нач. связи дивизии – майор Поляков Александр Иванович (москвич).

Начальник тыла дивизии – вначале подполковник Гиндин, затем майор (вскоре подполковник) Вакарев.

Командир 420-го краснознаменного стрелкового полка – майор Чернышов Василий Дмитриевич. Зам. по политчасти, подполковник (бывший чекист), начальник штаба – майор.

Командир 596-го стрелкового полка – подполковник Данилов.

Зам. комполка по политчасти – майор Сердобинцев.

Заместитель по тылу – майор Бородин.

Командир 715-го стрелкового полка – полковник Громов Павел Сергеевич.

Начальник штаба – майор Николай Яковлевич Шумаков.

Зам. командира полка – подполковник Антикайнен Урхо.

Командир артполка – майор Баулин Николай.

Начальник штаба артиллерии – подполковник Котов.

Нач. орг. планового отделения – подполковник Малиновский.

Командир 262-го саперного батальона – майор Кладов.

Начсанбат – вначале майор (ФИО не помню), затем майор медицинской службы Боровик Александр Иванович.

Командир медсанбата – подполковник медицинской службы Темнилов Яша.

Главный хирург – майор (затем подполковник медицинской службы) Блюнз Леон Абрамович.

Военный прокурор – подполковник.

Пред. военного трибунала – подполковник.

Нач. особого отдела Смерш – майор (земляк из г. Николаева).

Нач. отд. кадров – майор Веселовский.

Нач. стр. отделения – майор Деркачев (из Архангельска).

Мой ординарец – ефрейтор Шубин Вячеслав (плотник из Ленинграда).

Начальник административно-хозяйственого отдела штаба дивизии – старшина Алексеев.

Комендант штаба дивизии – старшина Харьков П. В.

Старшая хирургическая сестра – старший лейтенант Смирнова Антонина Сергеевна (ленинградка).

Главный терапевт медсанбата – майор Соколова Надежда Григорьевна.

Хирург – Блюмина.

Начальник 8-го отделения штаба – майор Косырев (бывший директор пивзавода из Сталино (Донецк).

Завсекретного делопроизводства – старшина Бабошкин».

Дивизия занимала оборону в системе рек и озер Верман. На левом фланге, растянувшись с востока на запад до 50 километров и по ширине около 12 километров, лежало озеро Толванд. На южном берегу находилась гора Тойва, на которой располагался отдельный лыжный батальон дивизии. Все полки располагались в первом эшелоне дивизии: на правом фланге 420-й краснознаменный стрелковый полк, на левом – 596-й стрелковый полк, в центре – 115-й стрелковый полк.

При тщательном знакомстве с делами, кроме схемы обороны дивизии на карте, других документов в штабе не оказалось. Ни приказа, ни таблицы взаимодействия, ни распоряжений, ни планов боевого обеспечения. Пришлось начинать с нуля. Буквально в течение одной недели мною лично был разработан боевой приказ на оборону, плановая таблица взаимодействия, а затем соответствующие начальники отработали свои документы. Доложил начальнику штаба и командиру, те подписали и отправили все по частям.

Буквально через несколько дней после этого в штаб прибыл командующий 19-й армией генерал-лейтенант Козлов и потребовал боевую и планирующую документацию. Командир дивизии и начальник штаба доложили, однако начальник штаба некоторые пункты и разделы объяснить не смог. Тогда командующий потребовал исполнителя, и я пришел в блиндаж комдива.

После моего доклада и некоторых замечаний командующего я понял, что он весьма удовлетворен. Командующий сказал: «Сохранение документов, их оформление и доклад достойны офицера Генерального штаба». При этом он спросил, что я кончал (какую академию)? Я доложил, что кроме пехотного училища (сокращенного срока – полтора года и 1 месяц курсов) – ничего. Правда, один год я служил начальником штаба полка под руководством подполковника Кострова. Этим докладом командующий остался доволен. Высказал свое одобрение по этому поводу и мой тогдашний близкий товарищ и друг Николай Васильевич Огарков (к этому времени он закончил инженерный факультет Военной академии имени Кутешкова).

Дела в последующем пошли хорошо. Командование дивизии стало мне многое доверять и поручать.

В начале августа командование и штаб 19-й армии стали нас часто привлекать к занятиям с реальными расчетами по обстановке. Обычно от дивизии участвовали: командир дивизии полковник А. Н. Величко, командующий артиллерией, начальник оперотделения и дивизионный инженер. Когда мы вросли в обстановку, командир дивизии приказал мне совместно с дивизионными инженерами провести рекогносцировку на левом фланге дивизии в направлении высоты 200 примерно в 7–8 километрах от горы Тойва на запад. Эта дорога и высота вывели в последующем в тыл верманской оборонительной линии немцев.

Левый фланг упирался в северо-западный берег озера Толванд, протянувшегося с востока на запад на 50 километров и шириной до десяти километров. К нему с севера подходила водная система Верман (переплетение различного размера озер, горных рек и речушек), по которой проходил передний край нашей обороны. В опорных пунктах на горе Тойва, на южном берегу озера, расположился наш отдельный лыжный батальон с задачей прикрытия левого фланга дивизии и в целом 19-й армии. Далее на юг, до лоухского направления, пространство протяженностью в 80–100 километров (почти по нашей старой государственной границе) прикрывалось пограничными заставами. Нас интересовала высота 220, расположенная в 7–8 километрах от горы Тойва, с которой на большую глубину просматривался противник.

Группе под моим началом была поставлена задача: разведать подходы к высоте; проходимость всеми видами боевой техники, в том числе танками; наличие опорных пунктов противника; условия наблюдения; возможности овладения высотой 220.

В состав группы вошел и дивизионный инженер Н. В. Огарков – будущий маршал и начальник Генерального штаба Советской армии. На рассвете 11 августа мы верхом на лошадях отправились на прибрежную базу, где была подготовлена переправа. По пути проверили состояние опорных пунктов во второй полосе обороны. Ночью переправились на весельных лодках на южный берег озера, ширина которого в этом месте достигала восьми километров. При подходе к берегу мы попали под артиллерийский обстрел, но обошлось без потерь. Пришлось нам поработать веслами!

На берегу нас встретили саперы, подчиненные Николаю Васильевичу. При встрече я увидел, что они его не только уважают как начальника, но чисто по-человечески любят. Николаю Огаркову тогда шел 27-й год, выглядел он энергично и даже моложе своих лет.

Уточнив маршрут и задачи, мы выслали головной дозор и вышли по проходам в наших минных полях за передний край обороны. Впереди со мной шли Николай Васильевич и командир отдельного лыжного батальона майор Николай Колчин. (Тому исполнился 21 год. Вот какие юные офицеры делали победу в Великой войне!) Высланный вперед дозор доложил: на нужной нам высотке пехотное отделение противника оборудует окопы. Мы решили обойти их с флангов и взять в плен. Но нас они тоже каким-то образом обнаружили.

Шли молча, бесшумно и, как мы быстро ни старались, однако потратили на эти 7–8 километров около трех часов. Шли по каменистой, мшистой почве, а то и по заросшему болоту. Местность резко пересеченная. По сигналу головного дозора мы поднялись на высоту 200, и нашему взору открылся рубеж нашей обороны.

Первое, что мы увидели, были только что покинутые, еще «теплые» окопы немецких солдат.

– Чую по запаху серы, – объяснил комбат Колчин.

Серу немцы применяли для борьбы со вшами и чесоткой, которые им изрядно досаждали. Армия цивилизованного европейского государства постоянно страдала от последствий нездорового образа существования. А в наших советских окопах таковое было редкостью. Интересное противоречие…

С вершины высоты открылся красивейший вид: растянутым эллипсом блистало зеркало озера Толванд, далее ярко зеленели хвойные леса с вкраплениями многочисленных небольших озер. За час мы выполнили поставленные задачи. Без помех мы осмотрели местность, уточнили карты, наметили маршруты для выдвижения войск. День был светел и тих, все кругом отлично просматривалось до десяти километров, в том числе передний край противника севернее озера Толванд. Задача выполнена, мы возвращаемся. Материалы разведки были использованы при нанесении войсками 19-й армии вспомогательного удара в обход с юга немецкой группировки на кандалакшском направлении.

Мы возвращались в расположение лыжного батальона, который тогда прикрывал левый фланг дивизии и армии. Тут я вспомнил, что сегодня, 12 августа, день моего рождения. Мне исполнилось 24 года!

И я решил: если все пройдет благополучно, то в расположении лыжного батальона сообщу, что сегодня мой день рождения. Вернулись мы к закату солнца. И тут командир батальона Колчин заявляет:

– Товарищ подполковник! Разрешите поздравить вас с днем рождения, а всех нас – с благополучным возвращением. Приглашаю на обед и ужин сразу.

Оказалось, Николай Огарков, ранее узнав о дате моего рождения от начальника отдела кадров дивизии, скрытно от меня сообщил комбату. Событие мы отметили по-братски. Надо сказать, такие вылазки редко проходят без потерь. И видимо, от большого нервного напряжения нас и водка не брала. На двоих с Николаем мы опустошили восьмисотграммовую фляжку. В жизни я ни до того, ни после столько не пил!

А в день моего пятидесятилетия в дивизию прибыл приказ министра обороны о моем назначении заместителем командующего войсками Приволжского военного округа по вузам и вневойсковой подготовке. На этой должности я прослужил до конца января 1977 года, затем был назначен для прохождения дальнейшей службы в Главное управление военно-учебных заведений Министерства обороны СССР. А в марте 1988 года был уволен в отставку по болезни и выслуге лет. В этих нескольких строках послужного списка долгие годы воинской службы в мирное время; останавливаться на них нет необходимости.

Ибо, как определено в начале книги, задача автора не описание быстротекущих дней, лишенных чрезвычайности. Впрочем, не исключено, что задача выбора нами решается не от случая к случаю, а ежесекундно или даже ежемгновенно. И всегда готовый низринуться топор рока постоянно висит над каждым…

Вот, отвлекся на философское обобщение только что написанного, и память вернула к военному эпизоду, когда я находился в десяти минутах от неминуемой смерти…

На рассвете мы переправились на северный берег, где нас ожидали отдохнувшие лошади и мой Евфрат – конь, с которым я воевал с сорок второго года до конца войны.

С Николаем Васильевичем в тот день мы расстались на недействующей железной дороге Ням-озеро – Алакуртти. Он поехал на осмотр запасных позиций, я – проверить колонный путь для маневра резервом дивизии.

По возвращении на командный пункт дивизии мы нанесли данные разведки на карту и доложили комдиву, а затем начальнику штаба армии. Началась подготовка наступательной операции. Для нанесения вспомогательного удара на левом фланге армии была создана оперативная группа в составе стрелкового, артиллерийского, танкового полков и отдельного лыжного батальона. Группу возглавил начальник штаба дивизии, в нее вошли я и Николай Огарков, так как оба хорошо изучили это направление.

Обстановка на кандалакшском операционном направлении к сентябрю 1944 года сложилась следующая.

36-й армейский корпус немцев, в который входили 158-я и 163-я пехотные дивизии, несколько отдельных батальонов и другие средства усиления, находился в хорошо оборудованной в инженерном отношении обороне, состоявшей из четырех полос общей глубиной до 100 километров.

Первая, главная полоса проходила по водной системе Верман, вторая находилась на западном берегу реки Тунстаса-Йоки, в 24 километрах от переднего края, третья – так называемый Кайральский рубеж – тянулась по западным озерам Куолоярви и Апаярви. Еще западнее, в бывшем финском укрепленном районе, располагался четвертый тыловой оборонительный рубеж. На флангах немцы имели систему опорных пунктов, расположенных в тактически выгодных районах. Строя оборону, противник умело использовал характер местности, заблаговременно подготовил позиции и дороги для переброски резервов на случай наших фланговых ударов.

Главную полосу обороняли части 163-й и 169-й пехотных дивизий немцев. В корпусном резерве находились: в районе Кайралы – 14-й пулеметный батальон и батальон РОА, в районе Куолоярви – 211-й танковый батальон, 7-й и 57-й горноегерские батальоны. Открытые фланги прикрывались 230-м и 234-м разведывательными эскадронами и 56-м горноегерским батальоном. Укомплектованность личным составом была 80–100 процентов.

В состав 19-й армии к началу операции входили пять стрелковых дивизий – 104, 67, 341, 21 и 122-я, также 38-я гвардейская танковая бригада, 88-й отдельный танковый полк, восемь артиллерийских и минометных полков и одна штурмовая инженерная бригада. Армия имела 475 орудий и 484 миномета. Мы превосходили противника по пехоте в 1,2 раза, по артиллерии – в 1,4 раза, по минометам – в 2 раза.

Армию поддерживали с воздуха истребительная, бомбардировочная, штурмовая авиадивизии и два бомбардировочных авиаполка, имевшие в общей сложности 220 боевых машин, в том числе 50 штурмовиков, 120 бомбардировщиков и 50 истребителей.

Оперативное построение строилось в два эшелона. В первом находились 21, 104 и 122-я стрелковые дивизии, во втором – 67-я, 341-я стрелковые дивизии, 38-я гвардейская танковая бригада и 88-й отдельный танковый полк. Главные силы армии были сосредоточены на правом фланге.

При разработке наступательной операции прежде всего учитывались природные условия боевых действий. Местность здесь изобиловала горами, лесами, болотами, была труднопроходима, а местами совершенно непроходимой для танков, артиллерии и другой боевой техники. Многочисленные водные системы в сочетании с горными хребтами и высотами представляли собой естественные оборонительные рубежи. На путях наступления имелась лишь одна магистральная грунтовая дорога, идущая от Кандалакши на Рованиеми, а также одна, параллельная ей, железнодорожная ветка. За время обороны на участке Куолоярви – Вуориярви немцами был проложен обходной путь протяженностью около 80 километров. Таким образом, при разработке операции учитывалось, что перехват нашими войсками основной коммуникации в тылу противника будет означать его полное окружение, так как отвести свои войска и боевую технику по болотам и лесам немцы не смогут.

В этой связи наступление задумывалось как операция на окружение и полное уничтожение группировки противника. Осуществить это планировалось в два этапа. На первом этапе намечалось при поддержке артиллерии, танков, авиации прорвать оборону противника на его левом фланге, обойти фронт с севера силами 104-й и 341-й стрелковых дивизий и 38-го отдельного танкового полка танковой бригады и, выйдя в тыл противника, отрезать ему отход на запад.

122-я стрелковая дивизия двумя стрелковыми полками (420-й краснознаменный стрелковый полк и 596-й стрелковый полк) должна была держать оборону на Верманском рубеже (более 30 километров), а одним полком (715-й стрелковый полк), усиленным 1-м и 2-м дивизионами 285-го артполка и 88-м армейским танковым полком, нанести вспомогательный удар на Вуориярви, чтобы отрезать противнику пути отхода на юг и юго-запад. Следовательно, на первом этапе наступательной операции предусматривалось завершить окружение 36-го армейского корпуса немцев и создать условия для его разгрома.

На втором этапе – расчленить и разгромить 36-й корпус в районе восточнее Куолоярви.

104-я стрелковая дивизия на рубеже старой госграницы в районе Куолоярви должна была воспрепятствовать подходу резервов противника с запада и подвести резервы с этого направления.

341-я стрелковая дивизия должна была встречным ударом вместе с 715-м стрелковым полком и 122-й стрелковой дивизией овладеть Вуориярви, не допустить отхода противника на юг и подвести резервы с этого направления.

В это же время 67-й и 21-й стрелковым дивизиям, главным силам 122-й стрелковой дивизии предстояло уничтожить совместными ударами основные силы 36-го армейского корпуса в районе Алакуртти.

Через несколько дней, в середине августа, командующий армией решил проиграть наступательную операцию на картах. Как сейчас вижу большую землянку на командном пункте армии: за столами с оперативными картами сидят командующий, начальник штаба, член военного совета, начальники родов войск и начальник оперативного отдела.

Посмотрим же на некоторых из присутствующих…

Командир 104-й стрелковой дивизии – генерал-майор Г. А. Жуков[32], бывший командир погранотряда на кандалакшском направлении. Этот район был для него открытой книгой, он знал и умел использовать условия местности Заполярья для более целесообразного решения боевых задач; человек энергичный, смелый, с высоким чувством ответственности, глубоко вникал в обстановку и неоднократно в оборонительных боях вводил в заблуждение противника. Его не случайно называли Заполярный Лис. Эти качества предопределили действия 104-й стрелковой дивизии на главном направлении, в глубоком обходном маневре армии.

Командир 341-й стрелковой дивизии – полковник И. В. Обыденкин[33], бывший командир морской бригады, на базе которой сформировалась 341-я стрелковая дивизия. Росту он невысокого, плотного телосложения, по его походке можно было с уверенностью сказать – идет морской волк, ступая будто по качающейся палубе корабля. Он умело управлял боевыми действиями подчиненных частей, творчески и инициативно выполнял задачи. Не случайно эту дивизию направили в состав главной группировки армии.

Командир 21-й стрелковой дивизии – полковник В. А. Архангельский, всегда в настроении, быстро реагирует на изменения в обстановке, в сложных условиях несколько шумлив. На вид суров, но по характеру очень добр и приветлив.

Командир 67-й стрелковой дивизии – генерал-майор С. Ф. Токарев. Молва о нем в армии: человек высокообразованный, за спиной которого дипломы двух военных академий – военно-инженерной и общевойсковой имени М. В. Фрунзе. Автору этих строк пришлось по службе кратковременно быть под его началом. В ходе подготовки наступательной операции армии, для обеспечения выгодного исходного рубежа на левом фланге армии, южнее озера Толванд, была создана оперативная группа под командованием генерала Токарева. Штаб оперативной группы возглавили подполковники Ушаков и Боград. Задача группы заключалась в захвате тактически важной высоты 220,0. Задача была не из легких. Однако генерал Токарев решил ее блестяще, проведя атаку ночью без предварительной артподготовки, вначале бесшумно, а с близкого расстояния – шквальным огнем из стрелкового оружия и криками «ура!». Забросав противника гранатами, мы ворвались частью сил в траншеи, остальные продолжали вести движение до полного захвата высоты. Это было смелое и в тех условиях единственно правильное решение. Задача, поставленная командующим армией, была выполнена в срок. До начала общего наступления оставалось еще 15–20 дней.

Командир 122-й стрелковой дивизии – полковник (с ноября 1944 года – генерал-майор) Величко Алексей Никонович, 1898 года рождения. В армии его за глаза называли «наш старик». Единственный из командиров дивизий – активный участник Гражданской войны, за что был дважды награжден орденом Красного Знамени. Спокоен, речь тихая, кажется – мягкий человек. Но в бою Алексей Никонович преображался до неузнаваемости, проявляя решительность, упорство и неуемную волю к достижению поставленной задачи. Нам, тогда двадцати– и двадцатипятилетним офицерам, было не угнаться за своим комдивом.

Вспоминается, какие у всех сосредоточенные лица. Идет розыгрыш операции. Командиры, в зависимости от полученной задачи, докладывают свои решения. Особенно активен командир 104-й: его дивизии предстоит большой и длительный марш-маневр по охвату немецкого корпуса с севера. В ходе докладов уточняются детали отдельных эпизодов боевых действий.

Очень подробно разбираются действия в глубине обороны противника, в том числе неожиданные варианты. Шаг за шагом командующий генерал-лейтенант Г. К. Козлов вместе с начальником штаба генерал-майором С. А. Маркушевичем и начальником оперативного отдела полковником Дмитриевым, разыгрывают ход операции, создавая сложные ситуации, вынуждающие командиров дивизий искать целесообразные решения.

В ходе этой работы многих смутило решение командира 122-й дивизии, который решил, с целью нанесения мощного удара на узком участке силами двух полков, на остальном фронте (более 20 километров) растянуть две роты (стрелковую и пулеметную), создавая видимость обороны и прежний режим огня. Однако решение было утверждено, хотя и не без элемента риска. Впоследствии этот маневр обеспечил успешный прорыв обороны немцев вдоль железной дороги на Алакуртти.

Вот и сейчас в моих ушах звучит уверенный молодой голос дивизионного инженера 122-й дивизии инженер-майора Николая Васильевича Огаркова. Он уверенно и убежденно формулирует свои предложения по инженерному обеспечению боя, обращая особое внимание на обеспечение наступления войск южнее озера Толванд, которым предстоит в ходе боя преодолеть заболоченный лесной массив и форсировать узкие горные реки. Не забыл он и о мерах по преодолению противопехотных и противотанковых заграждений. Ни его друзьям, ни начальникам в тот момент не приходило в голову, что они слушают доклад будущего Маршала Советского Союза, начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР!

Наступление началось 9 сентября и, несмотря на лесисто-болотистую местность, развивалось в высоком темпе. Обстановка осложнилась, когда части дивизии вышли на дорогу, ведущую к Алакуртти.

«Невероятно, но русские все же бросили свои основные силы на самый опасный для нас охват с севера и часть сил с юга… Маневр был хитро задуман и смело начат, причем этот маневр выполнила не только пехота, гужевой и вьючный транспорт, но и танки Т-34. Такой более чем неожиданный для нас рейд в тыл 36-го армейского корпуса – свидетельство о замечательном умении противника действовать в лесисто-болотистой и резко пересеченной местности в Заполярье. Наши части прикрытия в районе Корья (на севере) и высоты 162,7 (на юге) были смяты лобовым ударом, что потребовало вмешательства командования армии», – писал в своей книге «Армия в Арктике» генерал-лейтенант Хельтер, бывший начальник штаба 20-й немецкой армии, действовавшей в Северной Финляндии. (Речь в этом отрывке идет о действиях советской 19-й армии на кандалакшском направлении.)

Во время наступления все дороги и близлежащая местность оказались заминированными, в лесу противником устроены завалы. Потребовались неимоверные усилия по разминированию и разгораживанию. Естественно, решение этих проблем возглавил Николай Огарков.

«Товарищ Огарков Н. В. очень много внимания уделял вопросам организации разминирования, исправлению дорог и мостов и прокладки колонных путей… Он организует работу, лично находится на самых ответственных участках», – говорилось в представлении комдива к награждению Огаркова орденом Красного Знамени.

Весь период наступления я находился рядом с Николаем. Мы не уходили с переднего края, ели из одного котелка, укрывались на отдых одним брезентом у танков, прямо у дороги, так как отход от нее в сторону грозил подрывом.

Шел уже третий день армейской наступательной операции, и мы были близки к завершению окружения алакурттской группировки противника. Мы с Николаем движемся в составе оперативной группы по дороге Алакуртти – Вуориярви. Дорога была заминирована противником, саперы дивизии хорошо поработали, но убрать все мины за короткий срок невозможно. А справа-слева непроходимое болото и валунные поля. Наступило время доклада комдиву, который с главными силами дивизии наступал южнее Алакуртти. Радист развернул новенькую радиостанцию А-7а, я прилег рядом и хотел было вытянуть уставшие ноги.

Тут раздался почти истерический крик Огаркова:

– Лежи! Не двигайся!!! Мина!

Естественно, я замер. Подошел Николай и показывает: в двух-трех сантиметрах от моей ноги торчат из земли металлические усики.

– Шпринг-мина!

Еще мгновение – и вся наша группа из семи офицеров и шести солдат, стоявших рядом с радиостанцией, погибнет. Достаточно тронуть усики, и мина выпрыгнет на высоту полметра и взорвется. В радиусе до 15 метров разлетится множество осколков.

Нет уже с нами Николая Васильевича, но я продолжаю благодарить его за бесценный подарок. Подарок, сделанный не только мне, но и другим, и себе…

Замечу, что из нас только Николай заметил мину. Ведь профессия военного инженера – одна из наисложнейших военных профессий. Что такое военный инженер? Если предельно кратко, его боевая задача, с одной стороны, создать оптимальные условия для развертывания и наступления своих частей и подразделений, с другой – не допустить прорыва противника через боевые порядки своих войск. Держать в голове все детали непрерывно меняющейся фронтовой обстановки и действовать днем и ночью, чтобы изменить ее в соответствии с боевой задачей. «Сапер ошибается только один раз!» – фраза крылатая. Военный инженер – тот же сапер. Вот она – главная деталь боевой жизни Николая Васильевича Огаркова.

Буквально через пару недель после описанного случая со шпринг-миной со мной произошел еще один случай, который я также трактую как счастливый перст судьбы, указавший, что я должен выжить в этой войне. Хотя я подозреваю, что каждый фронтовик может рассказать о чем-то подобном – именно потому и может рассказать, что судьба была к нему добра и он остался в живых в ситуации, в которой, казалось, у него не было шансов.

На рассвете в конце сентября 1944 года части дивизии продолжали наступление вдоль дорог, ведущих к государственной границе СССР – Финляндия. Я по радио запрашивал обстановку в частях. В это время подходит ко мне майор, заместитель начальника отдела Смерш дивизии, и предлагает:

– Давай, пойдем вместе со мной, очень спешу попасть в Лампелен…

А в этом местечке с 1941 года располагался лагерь наших военнопленных солдат. Естественно, я согласился с предложением представителя Смерша, но попросил подождать десяток минут, чтобы закончить радиопереговоры. А передвижения вне боевых позиций в тех условиях проходили таким образом: впереди один-два танка, а по следам гусениц в две шеренги идет пехота. Так мы спасались от противопехотных мин, которые уничтожались танками. Пока я заканчивал разговор по радио, майор нетерпеливо сказал:

– Ну, я пошел, догоняй…

Буквально несколько минут мне понадобилось, чтобы собрать связистов для сопровождения, как вдруг мы слышим сильный взрыв. Я только устремился со связистами по следам танка, как вижу: навстречу нам несут убитого майора. Он не дождался пехотного сопровождения, залез на броню головного танка. А тот напоролся на противотанковую мину. Ударной волной майора сбросило на землю, где его ожидали противопехотные мины. Легкие и тяжелые ранения от их разрыва получили несколько солдат и сержантов.

Обстановка позволяла мне отложить радиопереговоры с частями дивизии, и тогда я разделил бы судьбу невезучего майора. Жалко его было в тот момент… И тем не менее и тогда, как и сейчас, я вспомнил случай, когда он, исполняя приговор военного трибунала, на глазах специально построенных представителей рот части лично расстрелял осужденного на смерть солдата…

Командование армии принимало энергичные меры для того, чтобы затянуть петлю и разгромить вражескую группировку. Но, к большому сожалению, завершающий удар не состоялся. Более того, к утру 13 сентября был оставлен район Кайрала и по приказу командующего фронтом генерала армии К. А. Мерецкова[34] советские войска отошли к северу, освободив дорогу Алакуртти – Куолоярви, которой и воспользовался противник для отвода своих частей.

Генерал-лейтенант Хельтер утверждал, что немцам удалось «остановить и отбросить врага, очистить главную дорогу и отвести части 36-го армейского корпуса к Сале».

Таким образом, получается, что немцы в районе Алакуртти вроде бы добились успеха, освободили дорогу на Куолоярви и благополучно вывели из окружения свои части. В действительности же дело обстояло совсем иначе.

Утром 12 сентября командующий 19-й армией принял решение завершить окружение и разгром немецкого армейского корпуса, как это было предусмотрено планом армейской операции. И вот в тот момент, когда все было подготовлено для разгрома полуокруженной группировки немцев, командующий фронтом генерал армии К. А. Мерецков приказал активные наступательные действия войск 19-й армии прекратить.

Чем же мотивировало советское Верховное главнокомандование принятие такого решения? Вот что пишет об этом сам К. А. Мерецков в книге «На службе народа»: «19-я армия оказалась на высоте. Совершив по труднопроходимой местности 100-километровый марш, она в ночь на 12 сентября внезапно для противника, далеко обойдя его позиции, перерезала тыловые коммуникации. Одновременным прорывом на северном участке и ударом на южном вспомогательном направлении армия поставила немцев под угрозу разгрома. Опасаясь полного окружения, фашисты стали спешно покидать позиции…

Получив известие, что 19-я армия оседлала дорогу в районе Кайрала, я немедленно доложил об этом по прямому проводу первому заместителю начальника Генерального штаба генералу армии А. И. Антонову[35]. Выслушав меня и попросив уточнить некоторые детали, он сказал: «Ждите распоряжения». Я ожидал приказа о боях на уничтожение окруженного врага. Но ночью мне принесли телеграмму, в которой говорилось ни в коем случае не ввязываться в тяжелые бои с отходящими частями противника и не изнурять наши войска глубокими обходами; уничтожение фашистов вести в основном огневыми средствами, расставленными вдоль дороги, по которой они отходили».

Интересно, не правда ли?

Причиной прекращения задуманной операции по окружению и разгрому 36-го армейского корпуса, как сейчас стало известно, явилось то, что Ставка Верховного главнокомандования, имея данные о готовящемся отводе 20-й армии немцев в Норвегию и ведя подготовку к решающим военным действиям крупного масштаба на центральных фронтах, не считала возможным расходовать силы на проведение больших операций на севере. Как известно, 4 сентября с финнами был заключен договор о перемирии. Один из его пунктов гласил, что финны обязуются всех оставшихся после 15 сентября на территории Финляндии немецких солдат и офицеров разоружить и передать их в качестве военнопленных Советскому Союзу.

В итоге наступательной операции 19-й армии были разгромлены основные силы 163-й и 169-й пехотных дивизий немцев. 36-й немецкий армейский корпус понес большие потери, но все же его основным силам удалось уйти в Норвегию.

Немецкое командование использовало представившуюся возможность и до конца сентября отвело свои войска из района Алакуртти в западном направлении. Преследование немецких частей вели наши усиленные передовые отряды, нанося огневые удары в основном артиллерией, танками и минометами.

В начале октября войска 19-й армии вышли на государственную границу с Финляндией и закрепились на рубеже река Нарускайока – озеро Онкамоярви.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.