Глава шестая Поиски себя

Глава шестая

Поиски себя

Ибо не враг поносит меня, – это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною, – от него я укрылся бы:

Но ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой…

Псалтирь, 54:13,14

11 ФЕВРАЛЯ 1927. Канарские острова, расположенные в нескольких десятках километров от Марокко, напоминающие на карте Атлантики причудливые чернильные кляксы, были весьма популярны у туристов. Солнце, бананы, приветливые улыбчивые аборигены. Именно на эти, принадлежащие Испании острова отправилась Агата зимой 1927 года в надежде найти там покой и смысл дальнейшего существования.

В январе вышла в свет ее новая, восьмая по счету, книга, “Большая четверка”. Этот шпионский триллер был просто обречен на успех после шумихи, поднятой вокруг исчезновения ее автора, завершившегося не менее интригующей развязкой. На самом деле книга была сконструирована из нескольких рассказов, ранее опубликованных в “Скетче”, что облегчало работу над ней. Идея подобной компиляции возникла у Кэмпбелла Кристи, волновавшегося за бывшую родственницу Ведь Агате предстояло дописывать еще и другой роман, брошенный на середине. Критики встретили “Четверку” сурово. Журнал “Сатердей ревью” так прямо и заявил: “Как детектив “Большая четверка”, безусловно, никуда не годится”. Однако поклонники Агаты Кристи, которым полюбились прежние ее книжки, раскупили весь огромный тираж, их не трогало мнение знатоков. А те продолжали негодовать по поводу попранных законов жанра, порицая миссис Кристи за небрежность и попутно продолжая обсуждать недавно пережитые ею испытания. Агата втайне надеялась, что критики из сочувствия проявят снисходительность, но – ничего подобного.

На Тенерифе, в городке Оратава, она чувствовала себя гораздо лучше, чем в Англии. Сидя в гостиничном саду, она наслаждалась летней идиллией, радуясь, что Розалинда и Карло здесь, рядом. Что больше нет вокруг приставучих газетчиков и прочих слишком назойливых соотечественников. Это постоянное внимание толпы оказалось тяжким бременем. Но теперь Агату заботило другое бремя – контракт. Она обязана была дописать книгу независимо от своего настроения и самочувствия. “В те дни я действительно превратилась в профессионала, – читаем мы в “Автобиографии”, – в отличие от любителя, профессиональный писатель пишет не только по желанию. Ты должна писать, даже когда тебе неинтересно то, о чем ты пишешь, и более того: даже если все получается не так, как хотелось бы”.

Когда человеку приходится сочинять что-то через силу, его раздражает любой пустяк и мешает решительно все. Больше всего проблем было с дочкой. Только Агата собиралась продиктовать Карло очередную порцию текста, тут как тут появлялась Розалинда и с укором на них смотрела. “Ее взгляд действовал на меня как взгляд горгоны Медузы. Я начинала мямлить и заикаться или повторяла уже записанное. До сих пор не понимаю, как эта несчастная книга все же появилась на свет”.

Как вы понимаете, имеется в виду “Тайна «Голубого экспресса»”.

Розалинде в ту пору было только семь лет, бедняжка томилась от скуки и требовала внимания. Каждые десять минут она приходила проверить, не закончилась ли диктовка. Агата уговаривала дочь: “Послушай, Розалинда, ты не должна нас отвлекать. Мне нужно поработать”.

Ей приходилось вымучивать каждую фразу. Книга была начата еще при жизни Клары, Агата пыталась продолжать ее и после смерти матери, в самые лютые минуты горя, и в то время, которое многие называли потом периодом нервного срыва. Душевные раны были совсем свежими, надо ли удивляться, что легкий авантюрный роман продвигался неимоверно тяжело? Агата позже часто будет повторять, что ненавидит эту книгу. Наверное, виноват в этом не сам роман, а воспоминания о событиях той поры, когда его создавали.

В марте 1928 года он наконец-то был опубликован. Литературный обозреватель нью-йоркской “Геральд трибюн” Уилл Каппи, строгий привереда и насмешник, на этот раз был необычайно милостив: “Тут нет ваших довольно-таки ходульных кошмаров и ужасов, это качественный благородный триллер, написанный по классическим канонам, что и позволяет удерживать внимание нынешних искушенных читателей”. В этот весьма сложный для Агаты момент многие ее друзья оказались не слишком надежными. Поэтому она недолго думая посвятила свою выстраданную книгу “двум самым преданным членам ОПП – Карлотте и Питеру”.

ОПП – изобретенный Агатой “Орден Преданных Псов”, куда допускали только сумевших доказать свою верность в самые тяжкие для Агаты дни. Под Карлоттой подразумевалась Карло Фишер, под Питером – любимый жесткошерстый терьер. Не удостоившиеся чести попасть в ОПП были включены в “Орден Крыс”, это были всякие ничтожные трусы и лицемеры, их оказалось гораздо больше, чем благородных псов.

В том же году были поставлены два фильма по произведениям Агаты, оба немые. Первый продолжительностью 60 минут, снятый в Англии по рассказу “Приход мистера Кина”, опубликованному в 1924 году в журнале “Гранд мэгэзин”. Второй (76 минут) сняли в Германии по роману “Таинственный противник” под названием Die Abenteuer G.m.b.H.[22] Агата никак не отреагировала на эти киноленты, все ее мысли были сосредоточены на другом.

Неотвратимо приближался день бракоразводного процесса, и Агата отчаянно старалась отвлечься, загородившись от этого кошмара дымовой завесой своих сочинительских фантазий. Ей удавалось убедительно демонстрировать окружающим прилив творческого вдохновения. Никто не догадывался, насколько ей тяжело. Она же ни на миг не забывала о том, что скоро не сможет называть себя миссис Кристи. А ей нравилось быть женой. Теперь же придется привыкать к статусу незамужней женщины.

Несколько месяцев были посвящены театру. Дело в том, что драматург Майкл Мортон на основе романа “Убийство Роджера Экройда” написал пьесу “Алиби”. Агата следила за ходом репетиций. Премьера состоялась в мае в “Театре принца Уэльского”. Эркюля Пуаро исполнял Чарльз Лоутон, Агата очень была этим опечалена. Крупный и плотный мистер Лоутон явно не годился для роли изящного щеголеватого сыщика.

Как бы то ни было, бурливая театральная жизнь пришлась ей по вкусу. Агата постоянно спорила с Мортоном, слишком много себе позволявшим. Он, видите ли, решил, что необходимо омолодить Пуаро, превратить его в эдакого неуемного Казанову. А еще он сделал из ее забавного бельгийца шаблонного француза!

Репетиций было много, в перерывах Агата и Лоутон часто наслаждались вместе коктейлями из фруктовой воды с мороженым. Однажды этот актер, известный своим горячим нравом и экстравагантностью, поделился с ней секретом своей успешной карьеры:

“А знаете, очень полезно иногда притвориться самодуром с несносным характером, даже если ты на самом деле человек мирный и тихий. Да, иногда этот образ очень помогает. Люди заранее тебя побаиваются и наверняка говорят друг другу: “С ним надо аккуратнее, лучше его не раздражать. Вы же знаете, какой у него характер, просто бешеный”.

Эдмунд Корк тоже снабжал Агату работой: организовал контракты с несколькими издателями, в том числе и на роман для издательства “Уильям Коллинз и сыновья”. Для этой книги Агата придумала себе псевдоним: Мэри Уэстмакотт. Мэри совсем другой человек, это хорошенькая молодая женщина, которая пишет страстные и драматичные любовные романы. Первой ласточкой Мэри Уэстмакотт стал роман “Хлеб великанов”: про любовь с первого взгляда и неумение понять друг друга, что всегда трагично. Книга выйдет только в 1930 году, но написана была в 1928-м, и Агата потратила на нее много душевных сил. Мэри Уэстмакотт вложила в нее много сокровенного, личного, чего никогда не могла себе позволить Агата Кристи.

Появление Мэри с ее романтическими творениями не отменяло обязательств Агаты: она продолжала сноровисто сочинять истории про убийства. Чаще это были рассказы, шестьдесят фунтов за штуку. Рассказ давал возможность быстро получить наличные деньги, которых постоянно не хватало. Алиментов Арчи не платил, никакой иной поддержки дочери тоже не оказывал. Агата работала титанически. Помимо рассказов появился роман “Тайна семи циферблатов”, где действовали те же герои, что и в “Тайне замка Чимниз”. И на все про все она потратила лишь восемь месяцев! Позже она предпочитала не вспоминать о тогдашней бешеной гонке, внушив себе, что в таком темпе и количестве пишет всегда. Зато путешествие по железной дороге на “Восточном экспрессе” осенью того же 1928 года вспоминала очень часто. Это событие повлекло за собой знаменательные перемены – и в ее писательской карьере, и в личной судьбе.

Агата с детства обожала поезда, но до 1928 года она редко ездила на поездах дальнего следования, все больше на пригородных. Но как можно сравнивать их с великолепными, стильными международными экспрессами? Если честно, наша героиня всегда с легкой завистью смотрела на проносящиеся мимо пригородной станции экспрессы и мечтала, как она тоже когда-нибудь помчится на таком в незнакомые страны, в какие именно – это уже не столь важно.

Розалинду она отдала в закрытую школу “Каледония”, находившуюся в прибрежном городе Бексхилле. Поскольку дочь Агаты была “в высшей степени здравомыслящим ребенком”, девятилетней крошке предоставили самой выбирать, где ей учиться. В “Каледонии” благоразумной Розалинде понравилось, и теперь ее мама могла спокойно отправляться на отдых, хоть до самых рождественских школьных каникул.

Она собралась отправиться на Ямайку и даже оформила в “Агентстве Томаса Кука” путевку Но так случилось, что за несколько дней до отъезда Агату пригласили в гости давние приятели, а ее соседями за столом оказались морской офицер и его супруга. Командор Хауи только что вернулся из Багдада, где сплошная экзотика, и, судя по рассказам командора, город был действительно восхитительным. На Востоке вообще хватало чудес, которые казались Агате недоступными.

“Вы должны съездить в Мосул, и в Басру, и непременно в Ур[23]”, – настаивал командор.

Басру тогда называли “ближневосточной Венецией”, один из самых прекрасных портовых городов, родина Синдбада-морехода, Агата мечтала туда попасть. Выяснилось, что теперь в эти края можно доехать на знаменитом “Восточном экспрессе”. Агата поддалась на уговоры. Ей хотелось выскочить из-за стола и немедленно позвонить в агентство Кука, отменить поездку в Вест-Индию. Что она и сделала на следующее же утро.

Десятиминутной беседы с супругами Хауи оказалось достаточно, чтобы Агата решилась отправиться в кругосветное путешествие. Ей было тридцать восемь, она только что развелась с мужем, она до сих пор была во многом очень наивной. И все-таки она готова была ринуться в это опасное, но волнующее странствие. Поддалась спонтанному порыву. Она уже нисколько не походила на ту молоденькую женщину, которая во всем слушалась своего трезво мыслящего мужа, считала каждое пенни и страдала от болезненной застенчивости. После четырнадцати лет брака знаменитая писательница Агата Кристи намеревалась жить своей жизнью, ей больше не нужно было ни под кого подстраиваться, и она надеялась, что это поможет ей найти самое себя.

Итак, через четыре дня, попрощавшись с Карло и Мэдж, Агата Кристи отправилась на пароме из Дувра в Кале: сорок пять минут столь “любимого” ею морского плавания, и она наконец вошла в тамбур вожделенного “Восточного экспресса”.

Ехала Агата в вагоне второго класса, там были двухместные купе, отделанные деревом и инкрустациями из перламутра. Попутчица, бывалая путешественница, убеждала Агату изменить маршрут и никак не могла понять, почему та не хочет часть пути проплыть на пароходе. Назойливая дама вышла в Триесте. Агату поезд повез дальше, через Балканы, по Югославии, она с восторгом смотрела из окна на совершенно незнакомую ей жизнь. На “горные ущелья, по которым двигался поезд, тележки, запряженные осликами, живописные фургончики, людей на платформах. Иногда я выходила наружу, скажем в Нише или Белграде. Смотрела, как отцепляют от нашего состава огромный локомотив и заменяют его новым монстром с другими надписями и эмблемами”.

Все это было замечательно. Невольно мелькнула утешительная мысль, что, будь сейчас рядом Арчи, ничего бы она не увидела. Он заставил бы опустить шторки и, прикрыв одеялом свой слишком чувствительный к запахам нос, в половине одиннадцатого уже спал бы. Ее бывший муж редко когда укладывался позже.

В Стамбуле она остановилась в отеле “Токат-лиан”. Голландский инженер (они познакомились в поезде) пригласил Агату вместе пообедать.

А на следующее утро она, переплыв на катере Босфор, прибыла на вокзал Хайдар-паша, где творился невообразимый хаос. В конце концов ей удалось, сохранив все чемоданы, снова сесть в “Восточный экспресс” и переехать из Европы в Азию. Теперь поезд двинулся вдоль Мраморного моря. Агата мигом представила греческих аргонавтов – как они среди чудовищных штормовых волн пытаются переплыть Пропонтиду, таково античное название этого моря.

Как только экспресс оказался на территории Азии, привычная европейская еда исчезла; чем дальше путешественники продвигались на восток, тем хуже становилась пища, “делаясь все более горячей, жирной, сплошь из каких-то мелких безвкусных кусочков”. Поезд задержался на некоторое время перед Киликийскими воротами[24]. Высыпавшим из вагона пассажирам открылась панорама фантастической красоты. Потом был долгий путь в Дамаск, где Агату Кристи поселили в отель “Ориент пэлас” со сверкающими мрамором холлами. Проведя в Дамаске три дня, переполненные впечатлениями, она должна была ехать в Багдад. Автобус отходил на рассвете, и там Агата встретилась… с той самой назойливой попутчицей, докучавшей ей своими советами.

Двое суток ехали по бескрайней пустыне до кишевшего контрабандистами городка Эр-Рутба, у границы с Ираном. Путешественников разместили в крепости, по пять человек в комнате, где стояли лишь голые кровати. Спали всего три часа. А рассвет встречали уже в пути. В пустыне и позавтракали – консервированными сосисками, разогретыми на примусе, которые потом запили очень крепким чаем. Это было восхитительно. “Что еще нужно, чтобы поддержать слабеющие силы?! – вопрошает Агата в своих воспоминаниях и продолжает: – Такое чувство, будто все куда-то вдруг исчезло. Есть только бодрящий чистый утренний воздух, тишина (ведь там нет птиц), струящийся сквозь пальцы песок, восходящее солнце и вкус сосисок и чая во рту. Предел мечтаний!”

В Багдаде всюду чувствовался английский дух. Агата снова ощутила всю прелесть цивилизации. Но отличные рестораны и комфортные апартаменты почему-то вызывали досаду. Ей казалось, что она попала домой, в родное отечество. А она жаждала приключений и свежих впечатлений.

Она упросила знакомых помочь ей попасть в Ур (ныне Телль-эль-Мукайяр), в полутора милях от которого находится бывший храм древнего шумерского бога луны, Нанны. Там, под Уром, уже несколько лет вел раскопки известный археолог, доктор Леонард Вулли, отправлявший изъятые из-под земли бесценные сокровища в Британский музей.

Ур, где, по преданию, родился ветхозаветный Авраам, шесть с половиной тысячелетий назад был великим городом страны Халдеи, располагавшейся между Тигром и Евфратом. Под курганами из песка и камня Вулли находил шедевры ювелирного мастерства: золотые, серебряные и бронзовые вещицы, часто украшенные драгоценными камнями.

На раскопках, где дорога каждая минута, досужие туристы – гости далеко не желанные. Однако Агату Кристи в экспедиции Вулли встретили с почестями. Дело в том, что жена мистера Вулли, Кетрин (дама с характером, но чрезвычайно обаятельная), только-только прочла “Убийство Роджера Экройда”. И книга страшно ей понравилась.

Доктор Вулли самолично провел для нее экскурсию. Потом гостью взяла под свое крыло Кетрин, которая вскоре станет ее хорошим другом. Агате, конечно, было приятно, что с ней обращаются как с важной персоной, но она прекрасно понимала, что для ее новых знакомых нет ничего и никого важнее древнего царства Ур. Она и сама была зачарована его красотой. Особенно вечерней, зыбкой, “когда высокий зиккурат становился похожим на призрачную тень, а необозримое море песка постепенно меняло цвет: нежно-абрикосовый превращался в розовый, розовый сменялся сиреневым, а сиреневый сине-лиловым”. Вот какова была, по словам Агаты, “настоящая тайна”, не в пример тем, о которых писала она в своих детективах. Это были тайны людей, живших несколько тысяч лет назад, тайны далеких пращуров, оставивших свидетельства своего бытия на земле. Эти свидетельства ждут, когда их, осмотрев каждую песчинку, извлекут наружу. Пыль, сухой, обжигающий ветер, запах верблюжьей шерсти и экзотических восточных блюд – все это наполняло сердце волнением и предвкушением чуда. Ей так тут все нравилось, и люди, и то, чем они занимаются. Даже стало немного завидно. Может, она напрасно не пошла в археологи?

Агата осталась в Уре на несколько дней. А вернувшись в Багдад, поселилась в гостинице у реки Тигр, откуда можно было наблюдать за непрерывно плывущими по водному пространству лодками и джонками. В Багдаде она познакомилась с Морисом Викерсом, и всего лишь несколько дней общения с этим удивительным человеком значительно изменили мировоззрение Агаты. Этот выходец из англо-индийской семьи неустанно размышлял о смысле жизни. Он порекомендовал Агате прочесть книгу Джона Данна[25] “Опыт со временем”. По мнению Данна, прошлое, настоящее и будущее существуют вместе, сосуществуют. Ознакомившись с идеями Данна, Агата стала иначе воспринимать себя и свои проблемы, более широко. В юности ей казалось, что самое главное в жизни – она сама, а теперь Агата начала осознавать, что она лишь малая частица мироздания, необъятной Вселенной.

“Научившись это понимать, я стала находить огромное утешение в размышлениях о безмерности бытия, они дарили мне ощущение безмятежного покоя, коего я не знала раньше”.

Рождество Агата встречала в Англии, в Эбни-Холле. В новый, 1929 год она вступала с неплохими доходами, удачи финансовые сопровождались всплеском удач творческих. Благодаря прошлогодним книгам Агата Кристи постоянно была на слуху у читателей. Эдмунд Корк заключил новый контракт с издательством “Уильям Коллинз и сыновья”. На шесть книг. 750 фунтов за книгу плюс двадцать процентов за экземпляр с продажи первого тиража в восемь тысяч. В Америке ей теперь платили по 2500 и по пятнадцать процентов за тираж в двадцать пять тысяч, а при переиздании – двадцать процентов за экземпляр.

Роман “Тайна семи циферблатов” вышел в январе, снова порадовав критиков, страшно довольных тем, что в книге задействованы те же персонажи, что и в “Тайне замка Чимниз”. Еженедельник “Аутлук” так отозвался о новой книге Агаты: “Веселая, увлекательная, отлично написанная”. Нью-йоркская “Геральд трибюн” высказалась кратко, но убедительно: “Самый веселый из триллеров Агаты Кристи. Не пропустите”.

Прежде Агату не так уж сильно волновали газетные рецензии, ни плохие, ни хорошие. Но теперь, когда она осталась одна, расточаемые знатоками похвалы придавали ей уверенности в себе. Вскоре она купила в Челси (Крессуэл-плейс, 22) старинную конюшню. Со свойственным ей азартом и тщанием Агата принялась сооружать новое жилище. Нэн Кон (это Нэн Уоттс, успевшая уже второй раз выйти замуж) порекомендовала ей опытного архитектора. Перегородки были снесены, на освободившемся пространстве появились комнаты. Вскоре на месте узких стойл образовалась просторная гостиная, обшитая деревянными панелями, над которыми были наклеены обои с цветочным рисунком, что придавало комнате сходство с летним садом. В полуразрушенном цокольном этаже раньше была шорная, а рядом с ней маленькая спаленка. Шорную переделали в гараж для “морриса каули”, в спаленке устроили комнату для прислуги. А из гостиной на второй этаж вела узенькая крутая лестница. Там находилась спальня, ванная комната, облицованная кафелем с изображением дельфинов, столовая (иногда служившая второй спальней) и небольшая кухня.

В этой квартире Агата принимала первых гостей (в смысле: своих, а не “их с Арчи”), мистера и миссис Вулли. Они приезжали в мае на три недели, заставили комнаты букетами цветов, а хозяйка порадовала друзей чудесами радушия. Вулли пригласили Агату снова приехать в Ур в следующем марте, когда заканчивается сезон раскопок. И оттуда удобно будет всем вместе отправиться в Сирию и Грецию. Растроганная Агата с радостью согласилась. Она еще не насытилась приключениями, которые лишь усилили ее тягу к перемене мест и освоению новых пространств.

С мая по февраль Агата Кристи усердно трудилась, обеспечивая себе возможность долгожданного странствия. Собрав журнальные рассказы про Томми и Таппенс, она их переделала и придумала подходящую историю, в рамки которой эти рассказы отлично вписались. Так получилась книга “Сообщники”, одиннадцатая в “послужном списке” Агаты Кристи. На этот раз не только веселая авантюра: каждый рассказ был пародией на определенного автора (популярного, разумеется) и соответственно на “почерк” их знаменитых сыщиков. В августе 1929 года книгу опубликовали в Америке, в октябре в Англии. “Нью-Йорк тайме” отреагировала на обновленные приключения Томми и Таппенс так: “Кто-то воспримет эти рассказы как блистательные остроумные пародии на современные криминальные романы, кто-то – как вполне серьезную попытку передать особенности стиля признанных мастеров жанра. В любом случае читателю гарантировано огромное удовольствие”.

Еще Агата написала первую пьесу. Она решилась на это, поскольку была разочарована прошлогодней пьесой Майкла Мортона “Алиби” (позвольте напомнить: по роману “Убийство Роджера Экройда”). Итак, пьеса называлась “Черный кофе”, в ней был задействован премудрый Эркюль Пуаро. Репетиции начнутся осенью 1930 года. Миниатюрного Эркюля Пуаро сыграет могучий рослый Фрэнсис Л.Салливан. Пьеса продержится в репертуаре несколько месяцев, хотя будет идти без особого успеха.

Агата наслаждалась сочинительством, радовалась каждой новой книге. Даже неожиданная смерть брата не приглушила ее творческий пыл.

Бедняга Монти. Он жил в последние годы у себя, в дартмурском коттедже, под опекой своей заботливой экономки. Неожиданно миссис Тейлор заболела затяжным бронхитом, доктора рекомендовали теплый климат. Агата и Мэдж сняли для нее и брата несколько комнат в марсельском пансионе, рассудив, что и самому Монти лучше пожить в тепле. Но случилась беда: в поезде миссис Тейлор простудилась, бронхит осложнился пневмонией, и вскоре после приезда она умерла. В больнице.

Монти горевал так, что тоже попал в больницу, где демонстративно отказывался принимать лекарства. Мэдж примчалась утешать брата. Выяснилось, что он успел очаровать свою медсестру (дамы всегда любили обаятельного Монти), та готова была забрать его к себе и обеспечить домашний уход. Разумеется, Монти воспользовался ее великодушием. Он оправился, но жить ему оставалось недолго. Зашел однажды в кафе на набережной попить с приятелями кофе и – скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг, как раз в момент рассуждения о бессмысленности человеческой жизни.

На этот раз празднование Рождества в Эбни-Холле прошло под знаком воспоминаний о Монти. "Удивительное дело, хотя сам Монти ни разу не присутствовал на этих традиционных празднованиях, разговоры о нем велись всегда, легендарная личность. После Рождества Агата и Розалинда вернулись в Лондон, а там приехавшая в гости к Розалинде подружка заболела корью. Как и следовало ожидать, Розалинда потом тоже заболела. Но сначала температура поднялась… у самой мамы. И сильно распухла нога из-за недавней прививки. Да-да, Агата попросила сделать укол в ногу, а не в руку, ибо “след от прививки остается, а в открытом вечернем платье это смотрелось бы ужасно”. В конце концов Агата очутилась в больнице с диагнозом “заражение крови”.

Через неделю она более-менее пришла в себя – видимо, мечты о путешествии поспособствовали быстрому выздоровлению. И как только отболевшая корью Розалинда была водворена назад в школу, Агата Кристи оформила в “Агентстве Томаса Кука” путевые документы. В Ур она отправилась не на “Восточном экспрессе”, а все-таки на пароходе компании “Ллойд Триестино”, который плыл до Бейрута, что было гораздо быстрее. Ур встретил ее жесточайшей песчаной бурей, пять дней нельзя было выйти на улицу, и даже сквозь плотно закрытые окна и двери проникал песок, засыпавший всю комнату. На шестой день засияло солнышко, и это было воспринято как щедрый дар Господа.

Супругам Вулли было даже неловко, что мать-природа так сурово встретила знаменитую писательницу. Видимо, и ассистент доктора Вулли, Макс Мэллоуэн, тоже был несколько обескуражен. “Сухощавый, загорелый и очень молчаливый молодой человек – в разговор вступал крайне редко”, – напишет потом Агата.

Двадцатипятилетний выпускник Оксфорда Макс Эдгар Люсьен Мэллоуэн в прошлый визит Агаты отсутствовал, так как стал жертвой аппендицита. Разумеется, он знал, что она приезжала, знал, кто это такая, но книг ее не читал.

В своих воспоминаниях Макс потом напишет, что гостья сразу показалась ему “очень милой женщиной”. И когда Кетрин попросила его устроить для Агаты экскурсию в священный древний город Эн-Наджаф[26] и в мечеть Хусейна в Кербеле, “он с удовольствием согласился”. Сама же Агата чувствовала себя неловко, оттого что молодому археологу придется пасти “незнакомую женщину, намного старше его самого”, и пыталась оправдаться.

“Вид у него был весьма угрюмый, и я немного нервничала. Не зная, как оправдаться, я, запинаясь, промямлила, что не сама придумала эту поездку, но Макс вроде бы спокойно воспринял предстоящее путешествие”.

Да, спокойно. Так как знал, что противиться бесполезно. Дело в том, что повеление Кетрин Вулли в Уре было равносильно повелению Клеопатры в Древнем Египте. Один из участников экспедиции посоветовал Агате не терзаться и добавил: “Если Кетрин что-то вбила себе в голову, так оно и будет. Сами в этом убедитесь”.

И Агата убедилась. И потому в конце концов покорно отправилась на персональную экскурсию, как и подобало очень важной персоне. Сначала взяли курс на Ниппур, священный шумерский город, в ста милях к югу-востоку от Багдада. Среди местных жителей наши экскурсанты выглядели странно: она в платье с длинными рукавами и сборчатой юбкой и в широкополой шляпе, в шарфике и перчатках, Макс в костюме, при галстуке и в шляпе “федора”. Словом, выглядели так, будто собрались на ланч в ресторан отеля “Савой”. И это в климате, где главное – прикрыть тканью каждый кусочек кожи, спастись от палящих лучей, тут уж не до перчаток и галстуков.

После пятичасовой поездки по пустыне до Ниппура они еще четыре часа бродили по каменистой земле вдоль раскопок и только в семь вечера прибыли в Аль-Диванию (город в 80 милях от Багдада), в дом англичан, у которых должны были переночевать. Аль-Дивания… дивный оазис, отвоеванный у пустыни и тяжкими трудами превращенный в цветущий уголок, где веяло прохладой, где распевали птицы. Агата Кристи, преодолев усталость, умылась, причесалась и облачилась в более-менее “вечернее” платье.

Во время обеда беседа долго не клеилась, хозяин поначалу угрюмо молчал, зато жена его непрерывно тараторила. Еще одни гости, чета американских миссионеров, те вообще не проронили ни слова. Миссионер держал руки под столом и украдкой нервно рвал на клочки свой носовой платок. Агата изумилась и подумала, что это можно использовать как завязку романа: напуганный чем-то господин и клочки от носового платка в качестве улики.

Назавтра, в пять утра, Агата и ее проводник поехали на машине в Наджаф, это святыня шиитов, где всегда толпятся религиозные фанатики и экстремисты. Следующей достопримечательностью была величественная мечеть в Кербеле. А ночевать путникам пришлось в полицейском участке (в целях безопасности) на тюфячках, расстеленных прямо на полу. Агата стоически перенесла это испытание и продолжала с искренним пылом восхищаться экзотическими красотами и древностями. Своим бесстрашием и покладистостью (хоть и именитая писательница) она тогда впервые тронула сердце своего гида. На следующий день важная особа продолжала приятно его удивлять. После посещения уединенного дворца Ухайдир (к юго-западу от Кербелы) экскурсанты направились к чудесному озеру с чистейшей голубой водой. Такая роскошь прямо посреди знойной пустыни!

Агата тут же предложила искупаться. Ее благовоспитанный провожатый был несколько шокирован, но согласился. Шофер деликатно отошел в сторонку. Купальника она не захватила и потому надела шелковую сорочку и две пары панталон. Посмотрев, как весело Агата резвится в воде, Макс не утерпел. Нацепив шорты и нижнюю рубашку, тоже плюхнулся в озеро. Возможно, двадцатиминутный заплыв Агаты Кристи пока еще не убедил молодого археолога в том, что ему встретилась женщина совершенно необыкновенная. Но это только пока. Дело в том, что после замечательного купания выяснилось, что машину засосало в песок, и шоферу с Максом несколько часов пришлось ее откапывать. Агата вспоминала:

“Невыносимая жара не спадала. Я легла в тени машины, если это можно было назвать тенью, и уснула. Позднее Макс говорил – уж не знаю, так ли было на самом деле, – будто именно тогда решил, что я могла бы стать для него идеальной женой”. К тому моменту они были знакомы всего шесть дней.

В Багдад они явились на сутки позже, чем их ждали, Кетрин Вулли была в гневе: они с мужем переволновались за экскурсантов и наверняка испугались, что существенно сдвинутся сроки задуманного большого путешествия. Посмевших задержаться ради “самовольного” осмотра Ухайдира строго отчитали, коррективы в план путешествия внесли, и четверка отправилась в путь. По дороге к древнегреческим Дельфам чете Вулли, Агате и Максу предстояло осмотреть уйму достопримечательностей и соответственно сделать множество остановок.

Агата любила импровизации: чем больше непредвиденных “острых” моментов, тем интереснее путешествие. Макс же был по натуре совсем иным человеком. Он все просчитывал и заранее готовился к гипотетическим неприятностям – “на всякий случай”. Ей нравилось его умение сохранять спокойствие в любой критической ситуации. Его же она покорила способностью восторгаться каждым листиком, каждым цветным черепком или осколком стекла. Супруги Вулли не без досады наблюдали за их крепнущей дружбой, но старательно делали вид, что ничего не замечают.

До Киркука ехали на поезде, уже оттуда добирались до Мосула: шесть часов на машине, потом была переправа на лодке, по словам Агаты настолько примитивной, что “каждый чувствовал себя прямо-таки библейским персонажем”. В Мосуле, наскоро его осмотрев, путешественники провели несколько дней, потом снова встретились с поджидавшим их шофером, доставившим их в Тель-Афар, где у Вулли были друзья и где всю компанию угостили местным тонизирующим напитком (с примесью какой-то наркотической травки).

Перемещались путешественники довольно спонтанно, могли задержаться в гостинице или в палаточном лагере, могли отбыть раньше, в зависимости от погоды и настроения. В общем, заранее составленного расписания придерживались не так строго, как хотелось бы Максу, и Агата была совершенно счастлива. Когда добрались до сирийского города Алеппо, одного из самых древних на земле, Макс взял на себя роль экскурсовода, пустившись в пространные объяснения, цитируя на память тексты древних священных писаний. Ему определенно хотелось блеснуть перед своей новой знакомой. И причина этого желания легко угадывалась: Макс Мэллоуэн влюбился.

Последний отрезок пути в Грецию плыли на пароходе. Но до того как путешественники попали на конечный пункт, в Дельфы, было много стоянок поблизости от восхитительных пляжей, где Агата тут же устремлялась в сверкающую синеву Средиземного моря. В турецком портовом городе Мерсин Макс сплел для Агаты ожерелье из ноготков[27], растущих прямо на пляже. Он еще ничего не знал о том, что ему предназначено судьбой, но уже приближался к заветной тропе, которую выбрало его сердце.

В афинском отеле Агату дожидалась целая стопка писем от ее литературного агента и семь телеграмм, в которых сообщалось, что у Розалинды тяжелая пневмония и что она сейчас в Эбни-Холле под присмотром Мэдж и заботливых слуг. Про Розалинду Агата не вспоминала порой неделями. Не по годам взрослая и умненькая (дочке тогда было только одиннадцать лет), она жила в школьном пансионе, никому не доставляя хлопот и не капризничая. Она все понимала и, когда это бывало действительно необходимо, вела себя идеально. Но сейчас она нуждалась в ласке и поддержке. Агата почувствовала жестокие угрызения совести. Дитя ее, возможно, умирает, а она беспечно плещется в море под сенью храма Аполлона…

Она сообщила друзьям, что должна как можно скорее вернуться домой. Макс тут же придумал для нее самый подходящий маршрут и вместе с мистером Вулли отправился за билетом. Агата тем временем бродила по афинским улицам, изнемогая от страха, ругая себя за эгоизм, который вот до чего довел ее дочурку. Под ноги она не смотрела и потому не заметила квадратную яму, вырытую для посадки дерева. В общем, она споткнулась и рухнула всем телом на ногу, подвернув лодыжку и растянув связки. Боль была ужасная.

Сильно прихрамывая, она доплелась до отеля. Агату и тут выручил Макс, с обычным своим невозмутимым видом он мигом раздобыл бинты для ее распухшей лодыжки. Потом объявил, что проводит до Девона. Отъезд завтра на “Восточном экспрессе”. Агате вспомнились благородные рыцари из детских сказок. Вооруженный мечом принц готов был спасти даму, попавшую в беду. Макс, безусловно, был настоящим героем, и Агата охотно доверилась его заботам, без малейших терзаний относительно возможных пересудов.

По дороге в Англию они болтали не умолкая. Агате вскоре уже казалось, что она давным-давно знает этого человека. Он не был неотразимым мужчиной, он напоминал типичного кабинетного затворника и выглядел даже старше своих лет из-за черных усиков и уже намечавшихся залысин. Никакого сравнения с молодцеватым Арчи. Но Агата ловила каждое его слово, и что удивительно, он так же внимательно слушал ее. Такой умный и такой спокойный. Но главное, он не бежал прочь, когда человеку плохо и требуется помощь.

Макс рассказал ей про своих родителей. Отец родом из Австрии, человек довольно упрямый, мама – француженка. Обожает поэзию и античную литературу. А бабушка – известная оперная певица, Марта Дювивье, лауреат премии Парижской консерватории. Рассказал про учебу в оксфордском Нью-колледже. Про то, как, познакомившись с трудами доктора Вулли, увлекся археологией. И теперь все его помыслы лишь о ней, о любимой археологии. Молодой ученый лукавил. В те дни в его мыслях царила только Агата Кристи.

Нет страха сильнее и горше, чем страх за своего ребенка. Отперев дверь лондонской квартиры, Агата тут же проковыляла к телефону. Мэдж сообщила, что Розалинде гораздо лучше. Тем не менее спустя шесть часов Агата уже сидела у постели дочери, примчалась в Эбни-Холл, несмотря на усталость и больную ногу. Розалинда ужасно исхудала, было видно, что она сильно ослабла, болезнь жестоко ее помучила.

Макс решил сойти с поезда в Париже, чтобы навестить мать. Агата из Лондона послала ему письмо, полное переживаний за дочку: “Розалинда в ужасном состоянии, просто не хотели меня расстраивать. Как посмотрю на нее, замирает сердце. Кожа да кости, и совсем слабенькая. Ах, Макс! Как же она и все тут настрадались”. Но Розалинда (истинная дочь своего отца!) упрямо твердила: “Тетя Москитик замечательно за мной ухаживает. Ты могла и не приезжать. Я совсем не хотела отрывать тебя от работы, мамочка, ни за что не хотела”.

Второе письмо она отправила уже из Эшфилда, куда привезла Розалинду, рассудив, что море поможет дочке быстрее окрепнуть. Да и ее искалеченной лодыжке будут полезны морские купания. Агата позвала Макса на выходные, и тот с готовностью согласился. Естественно, во время его визита в доме, как назло, происходили всякие недоразумения. Домашний любимец Питер тяпнул за нос сына экономки, а когда по просьбе Розалинды поехали на пикник в вересковую рощу, хлынул ливень. Тем не менее все эти казусы ничуть не испортили Максу настроение, он был весел и добродушен.

Вечером накануне отъезда в Лондон он постучался в спальню Агаты, уже успевшей лечь. Она позволила ему войти. Макс сел в изножье кровати и, набравшись храбрости, предложил Агате руку и сердце. Агата сначала онемела, потом, запинаясь, вежливо его поблагодарила, потом твердо сказала “нет”, сославшись на огромную разницу в возрасте. Однако не сказала, что не хочет выходить за него (хотя в принципе ее вполне устраивал статус независимой женщины).

Вообще-то Макс ей нравился, она еще никогда не встречала таких чутких и заботливых мужчин. Он успел стать ей другом, истинным другом. А ведь полностью доверять можно очень немногим, в этом Агата успела убедиться. Они проспорили два часа, наконец Макс ушел в свою комнату. Агата решила, что тема окончательно закрыта.

Но Макс и не думал отступать. Он продолжил штурм, забрасывая Агату письмами, в которых с продуманной последовательностью излагал свои доводы. То были не спонтанные поэтические послания, то были записки одержимого романтической идеей ученого, пытающегося убедить ректора поддержать его проект. Агата тоже не собиралась отступать от своего решения, не столько из разумных соображений, сколько из-за страха перед неизбежным разочарованием. В одном из писем она проговорилась: “Я ужасная трусиха и жутко боюсь сердечных ран”.

В мае тон ее писем изменился, стал более кокетливым и шутливым. Однажды Макс предположил, что ее, возможно, смущает его профессия, ведь археологам приходится иногда “выкапывать мертвецов”. Агата ответила, что ничего подобного, она обожает “окостеневшие трупы”. Но по реплике было понятно, что куда больше она обожает его, Макса.

Летели недели, письма Агаты становились все более сентиментальными, будто их писала влюбленная молоденькая девушка. Получив очередное признание в любви, она как-то ответила: “Мой дорогой, ты спрашиваешь, действительно ли я имела в виду то, о чем ты пишешь? Я только что получила твое письмо – ах, какой же ты милый. Я очень старалась иметь это в виду”. В июне спорщики все же пришли к обоюдному согласию. Они поженятся, но в сентябре. Надо подождать, “чтобы окончательно убедиться” в правильности принятого решения.

А ведь лишь год назад Агата пережила тяжелый крах, и в творчестве, и в личной жизни. Но ей удалось не только вернуть уверенность в себе, но и выйти из всех этих передряг победительницей. Она обрела любовь, она была владелицей трех жилищ (купила вторую квартиру, в Кенсингтоне), она бесстрашно ездила по всему миру, она стала по-настоящему знаменита. И уже не из-за скандальной истории с исчезновением, а благодаря книжкам именно про “окостеневшие трупы”.

Книги выходили одна за другой, в 1930 году издательство “Коллинз и сыновья” выпустило целых три! В их числе сборник рассказов, ранее опубликованных в “Скетче”, где фигурировал нежно любимый самой Агатой персонаж, мистер Харли Кин. Подобные компиляции приносили “чистую прибыль”, поскольку трудились практически только сами издатели, которым Агата вручала ранее сочиненные тексты.

“Таинственный мистер Кин”, двенадцатая по счету книга, появилась в Англии в апреле. Литературный журнал “Сатердей ревью” отмечал: “Эта книга дает шанс всласть помучиться над множеством криминальных загадок и от души посмеяться над тонким юмором миссис Кристи”. Говоря откровенно, иногда не совсем тонким. Там впервые выплывает наружу типичный для ее среды (по крайней мере, для ровесников Агаты) антисемитизм. Типичный, но от этого не менее оскорбительный. В рассказе “Душа крупье” она упоминает “потомков древних евреев, с их землистыми лицами, крючковатыми носами и огромными перстнями”. Конечно, сказывались издержки воспитания, нетерпимость к иным, привитая в детстве. Агата не считала нужным скрывать свои взгляды.

Примечательно, что антисемитизм был исключительно теоретическим, как, впрочем, и британский шовинизм. В реальной жизни Агата Кристи в каждом человеке старалась найти что-то особенное, независимо от его образования, социального происхождения и цвета кожи, и всегда умела восхищаться талантами и обаянием других людей. Эта ее черта сослужила хорошую службу Максу, поскольку самому ему часто бывало в тягость налаживать контакты с рабочими, с которыми он иногда обходился чересчур строго, требуя ответственного отношения к делу и аккуратности. И Макса можно понять: в археологии иначе никак нельзя.

Круг чтения мистера Мэллоуэна раньше ограничивался научными статьями и энциклопедическими справочниками. Но, влюбившись в Агату, он возжелал как можно больше узнать о ней. Поскольку сочинительство было весьма важной составляющей жизни невесты, то будущий муж прочел все ее детективы, в том числе и последний – “Убийство в доме викария”. В этом романе пожилая старая дева по имени Джейн Марпл впервые так блестяще проявила свою редкостную прозорливость. Двумя годами раньше мисс Марпл промелькнула в рассказе для журнала “Скетч”, который назывался “Вечерний клуб “Вторник”. Рассказ небольшой, а мисс Марпл – персонаж скорее сопутствующий, второстепенный. В “Убийстве в доме викария” появилась знаменитая деревня Сент-Мэри-Мид, где живет детектив мисс Марпл, от любопытных и зорких глаз которой ничто не могло скрыться.

Фамилию Марпл Агата позаимствовала у имения Марпл-Холл, находившегося неподалеку от дома Мэдж и выставленного на продажу. Огромное имение было когда-то варварски разрушено, но выглядело очень живописно, Агате настолько запала в душу красота обветшавших стен, что она назвала в честь этого некогда роскошного здания свою героиню. В мисс Марпл Агата Кристи нашла родственную душу, поэтому писать про этого наблюдательного “детектива в юбке” было особенно приятно. Чем-то она напоминала Кэролайн Шеппард из “Убийства Роджера Экройда”, которая тоже была старой девой. Но мисс Марпл, безусловно, гораздо мудрее той ехидной особы и гораздо значительней. Роман (посвященный разумнице Розалинде) снискал одобрение критиков. Обозреватель из “Сатердей ревью” утверждал, что “превзойти мастерство Агаты Кристи задачка не из легких”.

Но саму Агату гораздо больше волновала судьба появившегося в магазинах “Хлеба великанов”, это произошло в августе. Агата Кристи украдкой проходила мимо сложенных в стопку книжек, на обложке которых крупными буквами был напечатан ее тайный псевдоним: Мэри Уэстмакотт. Обложка была модернистской, с хаотично разбросанными графическими изображениями скрипки, рояля, часов в виде шестеренок со стрелками. Скупая цветовая гамма: на нейтральном бежевом фоне – фрагменты белого, черного и оранжевого. Критики благосклонно отнеслись и к этому детищу Агаты, “Нью-Йорк тайме” даже не сомневалась, что “Хлеб великанов” написан не безвестным автором: “Кто бы ни скрывался под псевдонимом Мэри Уэстмакотт, он имеет полное право гордиться данным романом”.

Еще до выхода романа Агата (в компании Розалинды, Питера, Карло Фишер и ее сестры Мэри) три недели провела на шотландском острове Скай. Там и было сделано оглашение о предстоящем браке, чтобы не пронюхали газетчики. При оформлении разрешения на венчание Агата указала, что ей тридцать семь лет (а не сорок), а Макс – что ему тридцать один (а не двадцать шесть). Агата даже поменяла паспорт, чтобы переменить год рождения, с этим “фальшивым” паспортом так потом и жила.

Венчание состоялось одиннадцатого сентября 1930 года в поблескивавшей золотым убранством часовне чудесного эдинбургского собора Святого Катберта. На церемонии присутствовали только Розалинда и сестры Фишер (в качестве свидетелей).

В “Автобиографии” Агаты Кристи, а также во множестве написанных о ней книжек говорится, что венчание состоялось в соборе Святого Колумба. Но это не так, и мы рады восстановить истину.

Больше гармонии и торжественности в обряд привнес благородный облик священника – преподобного Георга Маклеона. Этого смуглого красавца эдинбургские церковники втайне прозвали Рудольфом Валентино.

Мэдж и Джимми на торжество не приехали. Откровенно говоря, они считали Макса пройдохой, сумевшим хорошо пристроиться. Даже во время медового месяца за все платила Агата, что лишь усилило подозрения ее родственников.

Через несколько дней после венчания новобрачные прибыли в Венецию, где Макс надевал по вечерам белый смокинг, сшитый специально для романтического путешествия. Они заранее сговорились с гондольерами, которые пели для них чудесные песни под концертино – миниатюрную шестигранную гармошку. Путешествие длилось пять недель. Супруги проехали по берегу (это будущая Югославия).

В Дубровнике купались в Адриатическом море. Агата, панически боявшаяся газетчиков, запишет потом в дневнике: “А вдруг мы выдали себя своими нежностями?” Далее они поехали в Сплит, там Агату совершенно потрясла великолепная медная статуя епископа Григория Нинского, безусловно, одна из лучших работ скульптора Ивана Мештровича. Молодожены бродили по деревушкам, наслаждались местной кухней, отважно карабкались по горам Монтенегро, потом отправились в старинный город Котор с нарядными черепичными оранжевыми крышами, уютно расположившийся на берегах одного из красивейших заливов.

Из Котора они на небольшом катерке, “размером со скорлупку”, отправились вдоль побережья. Там было всего две каюты, еще двое пассажиров и много вкусной еды, от которой невозможно было оторваться. Катер летел, будто на крыльях, причаливая иногда к маленьким бухтам, носившим священные имена: Святой Анны, Святой Мавры, Сорока Святых. Макс и Агата рука об руку бродили среди виноградников и оливковых рощ, им казалось, что они на седьмом небе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.