Глава первая МАЛЬЧИКИ, ДЕВОЧКИ, ЗАКЛАДНЫЕ

Глава первая МАЛЬЧИКИ, ДЕВОЧКИ, ЗАКЛАДНЫЕ

…And stare at the old bitter world where they marry in churches…[1]

Нет ни одного члена семьи Джойсов, ни одного известного ему родственника, которого он не сделал бы прототипом своей прозы. Закономерностей тут почти нет, хотя в целом те, кто носят фамилию Джойс, появляются в лучшем гриме, чем Мюрреи — члены семьи его матери. Тут Джойс следует предпочтениям своего отца, который жаловался, что имя Мюрреев вызывает у него ощущение вони, между тем как имя Джойсов благоухает. Его прямые предки не слишком разделяли это убеждение, но, как все ирландские Джойсы, претендовали на то, что происходят от прославленного клана из Голуэя, давшего имя деревне Джойс. Проверить это невозможно, но зачем отказывать им в этом невинном тщеславии?

Отец писателя, Джон Станислаус Джойс, при частых и вынужденных новосельях первым в новое жилье обычно вносил оправленное в роскошную раму гравированное изображение герба голуэйских Джойсов. В «Улиссе» он восклицает: «Выше головы! Пусть вьется наш флаг! Алый орел, летящий в серебряном поле!» А в «Портрете художника в юности» Стивен предлагает сомневающемуся однокласснику показать семейный герб в геральдическом зале Дублинского замка. На замечание: «Мы все сыновья королей» Стивен отвечает: «К сожалению», но Джеймс Джойс, как его отец или, что тоже примечательно, Шекспир, чрезвычайно дорожил гербами. Не слишком при этом волнуясь о доказательстве их подлинности, он добавил портрет отца к галерее семейных портретов кисти Уильяма Роу, тоже кочевавшей за ним с квартиры на квартиру.

Исследователи выводят имя Джойсов от французского joyeux (веселый), и Джеймс Джойс, который настаивал на том, что литература должна выражать «священный дух радости», принял свое имя как знамение. Годы спустя он будет носить в бумажнике портрет герцога де Жуайеза, жившего в XVII веке, и спрашивать друзей, не видят ли они разительного сходства. С другой стороны, он любил говорить о себе как о «Джеймсе Джойлессе», то есть «безрадостном», о «Джойсе-в-Пустыне» (Иисус в пустыне), «Джойсе Зла» (обыгрывается созвучие Joyce и joys, «радости») и размышлял о Фрейдовой концепции чужого имени, пусть и нежеланного.

В начале XIX столетия состоятельный житель Корка Джордж Джойс назвал своего сына Джеймсом. Этого Джеймса Джойса, прадедушку писателя, отличали яростный национализм, ненависть к священникам и неспособность к деловой жизни, унаследованные двумя следующими поколениями и давшие себя знать с должными поправками и в жизни писателя. Молодым Джеймс присоединился к «белым парням», католическим агитаторам против помещиков, был арестован и приговорен к смерти, хотя приговор в исполнение не привели — к счастью для всех последующих Джойсов. Его сын Джеймс Огастин, родившийся в 1827 году в Роуз-коттедже, графство Фермой, стал его партнером по бизнесу, но деловой хватки не было ни у одного из них, и в 1852 году в книгах появилась запись о банкротстве двух Джеймсов, работавших под названием «Джеймс Джойс и сын, соль и добыча известняка».

Однако Джеймс Джойс-младший, дедушка писателя, сумел выгодно жениться и войти в богатую семью О’Коннелов. Семья прибыла с плоскогорья Ивергах, как и славный Дэниел О’Кон-нел[2], и претендовала на родство с ним. Он добродушно подтверждал родство и, когда приезжал в Корк, всегда наносил визит своему «кузену» Джону, державшему лавку тканей и портновскую мастерскую между церковью Святого Августина и углом Саут-Мейн-стрит. Джон О’Коннел и его жена, урожденная Эллен Маккан из Ольстера, имели большую семью. Один из сыновей, Чарльз, стал викарием Карригнавара и всегда отвергал приношения прихожан, потому что имел свои средства. Епископ пытался убедить его, что такое поведение несправедливо по отношению к другим священникам, но он упорствовал. Другой сын, Уильям, согласно «Портрету художника в юности», промотал свое состояние, переехал вместе с семьей Джона Джойса в Дублин и вернулся в Корк лишь за два года до смерти. Его внучатый племянник описывает Уильяма как «добродушного старика с загорелой кожей, резкими чертами лица и белыми бакенбардами, вполне способного на десяти-двенадцатимильную прогулку и выкуривавшего каждое утро у сарая на заднем дворе полную трубку вонючего табаку; волосы у него были тщательно причесаны, а цилиндр аккуратно на них надет».

Двое других детей Джона О’Коннела, Алисия и Эллен, около 1847 года стали послушницами монастыря Богоявления в Корке. Религиозная карьера Алисии была необычной. Однажды ей приснилось, что она стоит на высоком холме, глядя на море, и зовет неких детей; когда она проснулась, то решила, что место это — маленькая деревушка Кроссхейвен, в Корк-Харбор, где у ее брата Уильяма был домик на берегу. Она собрала семь тысяч фунтов, главным образом в своей семье, и учредила монастырскую школу Богоявления в Кроссхейвене, которая процветает и поныне. Под монашеским именем матери Ксавьеры она готовила Джона Джойса к первому причастию. Позже Джон, отец Джеймса Джойса, безуспешно старался уговорить ее деятельную преемницу мать Терезу взять двух его детей в школу на сниженную плату.

Эллен, сестра Алисии, не была расположена к такому милосердию и предприимчивости; она пробыла послушницей восемь месяцев и решила оставить призвание по причине слабого здоровья. Ее отец вознамерился найти ей мужа, и священник предложил сосватать Джеймса Огастина Джойса, тогда двадцатиоднолетнего, то есть намного младше Эллен. Жена постарше и порешительнее могла его утихомирить — так полагали участники этого предприятия. Он в те годы был слишком буен, чтобы преуспеть — «самый красивый мужчина в Корке», как говорил его сын Джон, и отличный охотник. Свадьба состоялась 28 февраля 1848 года и принесла Джеймсу немало выгод, включая тысячу фунтов приданого и близкое знакомство с такими заметными людьми, как старшие двоюродные братья Эллен — Джон Дэли и Питер Пол Мак-Суини, впоследствии соответственно лорд-мэр Корка и лорд-мэр Дублина.

Их единственное дитя, Джон Станислаус Джойс, родился 4 июля 1849 года. Первое его имя, скорее всего, дано в честь Джона О’Коннела, а второе, Станислаус — в честь польского святого Станислава Костки, одного из трех покровителей благочестивой юности. В этом отразилась симпатия его отца к борьбе католической Польши за освобождение. Ни женитьба, ни рождение сына не образумили Джеймса Огастина Джойса — за банкротством 1852 года последовала новая запись о банкротстве. Но ему помогали обе семьи, и скоро он перевез жену и ребенка в модный пригород Корка Сандейз-Уэлл. Без сомнения, благодаря этой же поддержке он получил солидную и не слишком обременительную должность инспектора налоговых сборов, которая значится в его свидетельстве о смерти.

Со своим сыном Джоном он ладил очень хорошо, относясь к нему так же снисходительно, как относились к нему. Когда мальчику исполнилось десять, его послали в колледж Сент-Колман в Фермое, существовавший тогда всего второй год — у Джойсов были там знакомства. Джон оставался в школе недолго: поступив 17 марта 1859 года, он был выписан 19 февраля 1860-го. Архив колледжа подтверждает, что он получил также отдельные уроки фортепиано и пения и, наверное, уже продемонстрировал первые признаки того прекрасного тенора, которым впоследствии справедливо гордился. Но здоровьем он был некрепок — страдал ревматической лихорадкой, потом заболел тифом, и отец решил забрать его. Те же архивные записи констатируют, что семь фунтов платы за обучение так никогда и не были внесены. Задолженность эту Джон Джойс вынужден был погасить тридцать лет спустя, когда забирал из Кпонгоувз своего сына Джеймса.

Чтобы укрепить здоровье мальчика, отец посылал Джона с лоцманскими катерами встречать трансатлантические суда, причаливавшие в Куинстауне, и эта терапия сработала на диво удачно. Она также обогатила его, как предположил его сын Станислаус, замечательным по богатству словарем божбы и непристойностей. В эти же годы Джон проявил себя как отличный охотник и бонвиван, в особенности на «отмечаниях», следовавших за охотами. Быстрый ум и отличная память позволили ему узнать историю едва ли не каждого дома и хозяйства в округе; впоследствии Джон хвастался: «В графстве Корк нет поля, которого я бы не знал!» Его энциклопедия краеведческих сведений была унаследована Джеймсом Джойсом.

Жизнь Джона омрачила ранняя, в тридцать девять лет, смерть отца 28 октября 1866 года. Но следующей осенью он поступил в коркский Куинз-колледж, учебу начал всерьез и к тому же выдвинулся в звезды спорта и любительского театра. Он греб в университетской четверке, бегал кроссы, толкал ядро и долго держал рекорд в тройном прыжке. Великолепный мим и певец, он был ведущим актером всех любительских спектаклей. Немудрено, что он завалил переводной экзамен второго курса. Третий курс тоже завершился неудачей, что его не особенно огорчило. Смерть отца принесла ему наследство, собственность в Корке давала 315 фунтов годовых, а в июле 1870-го его дед Джон О’Коннел подарил ему на совершеннолетие тысячу фунтов. Франко-прусская война, разразившаяся в том же месяце, едва не получила нового воина: с тремя друзьями Джон собрался записываться во французскую армию. Добравшись до Лондона, он был перехвачен разгневанной матушкой, которая увезла его назад. Ничуть не обескураженный, он быстро ввязался в какие-то неприятности с фениями[3]. Решив, что Корк предоставляет ему слишком много героических возможностей, мать начала готовиться к переезду в Дублин. Она надеялась, что там сыщутся более мирные и одобряемые законом занятия, достойные его дарований.

Отъезд в Дублин произошел в 1874 году и опять-таки не особенно огорчил Джона Джойса. Быстро нашлись новые друзья и новые радости. Не утруждая себя работой, он изучал местные пабы или ходил под парусом у Далки, где мать приобрела дом. Вскоре после переезда он пришел к учителю музыки, который согласился прослушать его. Уже через несколько минут педагог позвал сына и восторженно сказал: «Нашелся тот, кто будет наследовать Кампанини!» По уверениям Джона, ничем, правда, не подтвержденным, в те годы его считали лучшим тенором Ирландии.

После 1877 года Джон Джойс заключил соглашение с Генри Аллейном, выходцем из Корка, организовавшим «Дублинскую и Чейпелизодскую дистиллировочную компанию». Компания нуждалась в деньгах, и Джойс предложил купить ее акции на пять тысяч фунтов с условием, что будет назначен секретарем с годичным жалованьем в 300 фунтов. Директора согласились, и вскоре он работал в Чейпелизоде, в старом здании на берегу Лиффи, побывавшем и женским монастырем, и казармой, и свечной фабрикой, а теперь ставшем дистиллировочной компанией — этот красивый термин обозначал винокуренный завод. Хотя Аллейн был строг и придирчив, Джойс быстро сошелся с ним и полюбил Чейпелизод. Его рассказы о Бродбенте, державшем там гостиницу «Муллингар», помогли впоследствии его сыну Джеймсу конструировать «Поминки по Финнегану» вокруг героя, трактирщика в Чейпелизоде. Со временем Джон Джойс обнаружил, что Аллейн обкрадывает фирму, и созвал собрание акционеров. Аллейн покинул компанию. Среди персонажей Джеймса есть неприятный босс под такой фамилией: он любил платить по отцовским счетам. Акционеры выразили благодарность Джону зато, что он уберег их от более серьезных потерь, и выбрали казначеем — без казны. Деньги, включая и его собственные, исчезли бесследно.

Потом Джона Джойса занесло в политику. Случай выпал на выборах в британский парламент в апреле 1880 года. Джон Джойс был гомрулером, сторонником самоуправления Ирландии, и занял должность секретаря Дублинского объединенного клуба либералов. Члены клуба относились к гомрулю приязненно и поддерживали либеральную партию, которая поддерживала гомрулеров и юнионистов на выборах, но позже пыталась подавить ирландскую Земельную лигу. Джон Джойс явно не слишком вникал в политику либералов: он увидел шанс сбросить двух последних депутатов-консерваторов от Дублина — сэра Артура Гиннеса, более удачливого пивовара, чем он, и Джеймса Стирлинга. Либералы выставили Мориса Брукса и доктора Роберта Дайера Лайонса, тоже коркского уроженца, что добавляло ему симпатий Джона.

Джойс беззаветно работал на Брукса и Лайонса весь март до самых выборов 5 апреля. Потом он со вкусом описывал подсчет бюллетеней: «Считали голоса в Экзибишн-палас в очень большой комнате. Все столы стащили туда, и к каждому я поставил четверых человек. Я ничуть не надеялся, что мы проведем обоих кандидатов, и был бы доволен, если бы выбрали Брукса, но не ожидал, что и Лайонс пройдет. К концу подсчетов у меня были приблизительные цифры, и я дополнял их два-три раза, и, господи помилуй, что со мной было, когда я понял, что проходят оба! Я чуть с ума не сошел… Тогда я и испытал удовольствие сообщить сэру Артуру Гиннесу, что он более не член парламента… Вскоре мы вышли и устроили благодарственную встречу в баре „Ротонда“. Я шагал во главе шествия и никогда его не забуду; все наперебой хвалили меня. Каждый из выбранных преподнес мне сотню гиней. Боже мой, три часа утра, а веселье в полном разгаре, я герой дня, потому что они сказали мне, что на самом деле выборы выиграл я! Господь всемогущий, столько выпитого шампанского я в жизни не видел! Мы не дожидались, пока вытащат пробки, а просто отбивали горлышки о мраморные стойки».

Это празднество семья Джойсов продолжила в «Поминках по Финнегану». В каком-то смысле это была их победа — бедных над богатыми. Заглавная статья газеты «Фрименз джорнел» расхваливала клуб либералов за то, что они оказали такое влияние на результаты, и предлагала благодарному правительству вознаградить усердие Джона Джойса. Новый лорд-лейтенант Каупер, занявший пост 5 мая, предоставил ему легкую, хорошо оплачиваемую должность в департаменте налоговых сборов Дублина. Назначение было пожизненным и давало 500 фунтов годового жалованья.

Должность позволяла Джону Джойсу наконец подумать о женитьбе. Несколько месяцев назад он встретил молодую женщину. Ее звали Мэри Джейн Мюррей, она, как и он, пела по воскресеньям в хоре церкви Трех святителей в Ратгаре. Отцом ее был Джон Мюррей, агент по продаже вин и спиртного из Лонгфорда, делавший на винокурне закупки. Она была хорошенькая, светловолосая, очень терпеливая и верная, и запас этих качеств Джон Джойс, как ни старался, истощить не смог. Если он был воплощением веселого хаоса, то она — самого порядка, и это влекло его к ней. В ней он нашел женщину, которая будет выносить его мальчишество, не разделяя его. Ни мать Джона, ни отец Мэри не одобряли этот брак, и Джойс ускорил решение проблемы, сняв дом на Клэнбрассил-стрит, 50, почти рядом с домом 7, где жили Мюрреи. Впоследствии эта улица появилась в «Улиссе» — там живет отец Блума. Наконец отец Мэри Джон Мюррей сдался, но мать жениха Эллен была тверже алмаза, считая Мюрреев ниже Джойсов по происхождению. Еще до венчания, состоявшегося в католической церкви на Рафмайнс 5 мая 1880 года, она вернулась в Корк и вскоре умерла, не послав перед тем за единственным сыном и не дав ему своего благословения.

Мэри Джейн (или Мэй) Мюррей родилась 15 мая 1859 года и была десятью годами моложе своего мужа. От семьи матери она унаследовала сильную тягу к музыке: ее дедушка Флинн, у которого был крахмальный заводик на Бэк-лейн, упомянутый в «Мертвых», позволил обеим дочерям учиться музыке. Школой на Эшер-стрит руководили две сестры ее матери, миссис Кэллахэн и миссис Лайонс. Видимо, как раз от них она и усвоила чуть старомодную изысканность манер, которой выучила и своего старшего сына.

Джон Джойс временами жаловался на Флиннов, но доставалось и Мюрреям. Самые отборные эпитеты приберегались для тех родственников, кто не одобрял его; адская кислота речей Терсита в «Циклопах», двенадцатом эпизоде «Улисса», во многом конструируется по образцу его излияний: «Господь возрыдал, когда увидел, что я женился на этих!» Его тесть, откладывавший сватовство, именовался «старым развратником», потому что был женат вторично. Двое братьев Мэри Джейн, Уильям и Джон, сделались у него «многоуважаемыми гондольерами». Уильям Мюррей был счетоводом в известной юридической фирме «Коллинз и Уорд», а Джон, описанный в «Улиссе» как «Рыжий Мюррей», работал в бухгалтерии «Фрименз джорнел». Однажды его племянник в знак презрения вывалил ему под дверь мешок гнилых устриц. По натуре Джон был груб, неприветлив, неуступчив и дал автору богатый материал для «Дублинцев», где он скрыт под разными именами.

Что до Уильяма Мюррея, то он просвечивает в «Улиссе» сквозь Ричи Гулдинга. Он требовал от своих детей, чтобы они называли его «сэр», а когда бывал пьян, обращался с ними крайне жестоко. Но он был прекрасным исполнителем оперных арий и женился на женщине, которая стала для всех детей Джойсов, включая Джеймса, источником помощи. Джозефина Мюррей была интеллигентна, сдержанна и неизменно щедра — качества, которые не так часто попадались в этих тяжелых семьях.

Поздней весной 1880 года Джон Станислаус Джойс и Мэй Мюррей отбыли в Лондон на медовый месяц. По возвращении они поселились на Нортумберленд-авеню, 47, и он занял свой пост в конторе платежей и сборов — он был сборщиком по округам Ротунда и Куэй, а потом по округу Норт-Док. Самоуверенность и остроумие скоро сделали его популярным в конторе. Джон Джойс одинаково пылко зачинал детей и подписывал закладные. Первый его ребенок родился в 1881 году и не выжил; он горевал, кричал, что вся его жизнь ушла вместе с этим младенцем, но скоро утешился, заложив первый из доставшихся ему домов в Корке. Второй ребенок, Джеймс Огаста (вместо «Огастин»: клерки на то и клерки, чтобы делать ошибки в документах), родился 2 февраля 1882 года, уже на Брайтон-сквер, дом 41, в Ратгаре. За этим событием последовали еще три закладных — в марте, октябре и ноябре 1883 года.

Восемнадцатого января 1884 года появилась на свет Маргарет Элис, по-семейному Поппи. В августе 1884 года была заложена еще часть собственности, 17 декабря 1884-го родился Джон Станислаус, Стэнни, потом, 24 июля 1886-го, — Чарльз Патрик. Меньше чем через год подписаны еще две закладные, и в день рождения отца, 4 июля 1887 года, увидел свет Джордж Альфред. Эйлин Изабел Мэри Ксавьера Бриджит родилась 22 января 1889 года, Мэри Кэтлин — 18 января 1890-го, Ева Мэри — 26 октября 1891-го. Затем, 8 ноября 1892 года, появилась на свет Флоренс Элизабет, рождение которой было ознаменовано новыми закладными. Мэйбл Джозефина Энни, «Бэби», явилась в мир 27 ноября 1893 года, и глава семьи отпраздновал это еще двумя закладными.

Всего, если не считать трех выкидышей, в семье родилось четверо мальчиков и шесть девочек. Больше детей не рождалось, а вот закладных появилось еще около дюжины, и довольно скоро Джойс-старший остался без собственности. В избытке у него были только дети и долги.

Этот напористый, даровитый человек считал себя жертвой обстоятельств. Никогда не лезший в карман за словом, жутко сентиментальный, пьющий, поющий, разглагольствующий, он стал в глазах своего сына Джеймса воплощением жизненной силы. Его фразы — «с помощью Господа и пары полисменов», «как из лопаты стрельнул», «между нами не говоря» и многие другие — эхом отдаются в книгах Джойса. В них отец появляется куда чаще других прототипов, за исключением разве что самого автора. В ранних рассказах «Дублинцев», «Сестрах» и «Аравии», он сострадательно переодет в дядю; в более поздних он присутствует также в Хенчи, Хайнсе, Кернане и Гэбриеле Конрое. «Портрет художника в юности» — там он Саймон Дедалус, описанный его сыном как «студент-медик, гребец, тенор, актер-любитель, крикун-политикан, мелкий помещик, мелкий инвестор, пьяница, славный парень, рассказчик, чей-то секретарь, кто-то на винокурне, сборщик налогов, банкрот и в настоящее время — восхвалитель собственного прошлого».

В «Улиссе» он снова Саймон и появляется в «Циклопах» как персонаж и одновременно рассказчик. В «Поминках по Финнегану» Джон Джойс — основной прототип Хамфри Ирвикера. Большинство его детей выросли с могучей неприязнью к нему, но старший, которого он в общем любил больше всех, впитал его привязанность и запомнил его шутки. Когда отец умер, Джеймс говорил Луи Гилле: «Он никогда не сказал ничего о моих книгах, но отрицать меня не мог. Юмор „Улисса“ — от него. Персонажи „Улисса“ — его друзья. Книга — его вылитый портрет…» В «Портрете художника в юности» Стивен отрицает, что Саймон в любом реальном смысле его отец, но сам Джеймс не сомневался, что он — сын своего отца в любом из смыслов.

Джеймс с редкой верностью натуре передал и достоинства, и недостатки своего отца. После его смерти писатель ответил тому же Луи Гилле на вопрос, кем был его отец: «Он был банкротом». Частичка этого дара передалась и сыну.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.