Глава 3 «Банда четырех»

Глава 3

«Банда четырех»

В тюрьме молодому сицилийцу пришлось туго. Тех, кто идет по первой ходке, обычно мучают и травят. Сначала заключенные называли его Саль, потом переименовали в Салли, а огромный, заросший густым волосом Джим Сэнд, по кличке Тарантул, мотавший двадцать лет за убийство, захотел сделать его своей «любовницей». Сальваторе, которому предстояло отсидеть всего лишь год, не хотел неприятностей и пытался сдержаться. Но его разумную покладистость приняли за трусость. Маленький, щуплый, он вдруг оскалился, как волк, бросился на Джима Тарантула и мгновенно выколол ему оба глаза. Этот инцидент был настолько устрашающим, что тюремные охранники воздержались от представления рапорта и списали увечье Сэнда на несчастный случай. Ни один заключенный больше не осмеливался задевать сицилийского волка. В свою очередь, Сальваторе старался вести себя тихо в надежде на досрочное освобождение.

На этот раз все получилось так, как он рассчитывал. По прошествии семи месяцев Сальваторе Луканиа получил свободу и прощение. Видимо, те, кто держал его под замком, посчитали, что он в достаточной мере исправился. Но, как бы там ни было, для себя Сальваторе твердо решил, что больше не станет связываться с наркотиками. Это дело представлялось ему слишком ненадежным.

За воротами тюрьмы стояло такси. С радостным ревом из салона выскочили Фрэнк Костелло, Мейер Лански и Багси Сигел: «С возвращением, Саль, с возвращением!» Рассматривая друзей, Сальваторе отметил про себя, что они одеты с подлинно гангстерским шиком: лихо сдвинутые на бок фетровые шляпы, яркие галстуки, длиннополые плащи.

— Ну, как идут дела, ребята?

— Отлично, черт побери, отлично! Едем, мы приготовили для тебя кое-что особенное.

Торжество в честь возвращения Сальваторе состоялось на съемной квартире в Центральном округе Манхэттена. Фрэнк Костелло с гордостью показал ему ящик французского шампанского «Моэ Шандон», которое стоило бешеных денег — пятьдесят долларов за бутылку — и было по карману только очень богатым людям.

— Смотри, все самое лучшее — для тебя, — хрипел Костелло, — это напиток миллионеров, дружище.

Сальваторе был действительно растроган и прочувствованно произнес:

— Хорошо, когда есть друзья. Настоящие друзья.

Багси открыл бутылку и разлил вино. Костелло поднял бокал:

— Саль, я пью за твою долгую и свободную жи…

Глаза сицилийца внезапно сверкнули демонической яростью. Не контролируя себя, он вскочил и как следует тряхнул Фрэнка за лацканы дорогого пиджака.

— Вот что я скажу тебе, приятель…

Отпустив ошеломленного Костелло, он обернулся к притихшим Багси и Мейеру.

— Вот что я скажу всем вам… С сегодняшнего дня вы будете звать меня Чарли. Чарли, запомнили? А если кто все же не запомнил, пусть пеняет на себя: имя такого придурка я напишу на его могиле.

Пока Фрэнк, Мейер и Багси пытались сообразить, что это вдруг случилось с Сальваторе, тот одним глотком осушил бокал шампанского, выпив таким образом сам за себя, за свое новое имя. Смущенный Костелло вновь поднял бокал:

— Гм, о’кей. Нет проблем, Чарли, я пью за твою долгую и свободную жизнь.

— За тебя, Чарли, — присоединились Багси Сигел и Мейер Лански.

Сицилиец довольно кивнул и выпил вместе со всеми. Праздничный вечер завершили в одном из самых фешенебельных борделей на 42-й улице. Это заведение славилось своими девочками на весь Нью-Йорк.

— Мы «Банда четырех», — втолковывал друзьям Фрэнк Костелло, — потому что нас теперь четверо.

Это была старинная традиция преступного мира Нью-Йорка, да и не только Нью-Йорка: находить для своих шаек звонкие, крутые названия. Такие, чтобы у законопослушных осликов тряслись поджилки.

— Сейчас самое время действовать, Чарли, — продолжал Костелло. — Наша 108-я улица считается территорией Рика Альфано[3], но он боится даже нос высунуть из своей норы — люди Саетты и Чиро Террановы охотятся за ним по всей Малой Италии.

Чарли Луканиа кивнул:

— Я кое-что слышал об этом. В Хэмптоне говорили, что сицилийцы начали большую чистку — ripulitura.

— Не чистку, — покачал головой Костелло, — идет большая война. Дон Игнацио Саетта открыл кран крови. Он хочет стать «numero uno». Все пять семейств его поддерживают. Пока. Дальше совместных действий против каморры у них договоренности нет. Я так думаю: когда Альфано исчезнет, сицилийцы начнут рвать друг друга.

— У них на это хватит ума, — пренебрежительно ответил Чарли. Несмотря на свое сицилийское происхождение, он отказывался уважать Общество Чести и его сильно устаревшие законы.

— Пока идет война, у нас есть шанс прибрать к рукам уличный рэкет. Габолотты[4] боятся выходить на работу — сицилийцы убивают каждого, неважно капо ли, солдат ли. Уже две недели никто не платит за защиту во всем квартале. Мы могли бы заняться этим. Дело стоящее.

Чарли немного подумал.

— Но если сицилийцы победят, то займутся уже нами. Ведь это будет ИХ ТЕРРИТОРИЯ. А если победит каморра, с нас сдерут шкуру живьем. Такие вещи не прощают.

— Я все продумал, — заторопился Костелло, — война ведь не закончится завтра, а за это время мы, во-первых, создадим себе имя и, во-вторых, сделаем достаточно денег, чтобы потом прибиться к какой-нибудь сильной команде. Тогда нас никто не тронет.

— Что же это за шайка, о которой ты говоришь? — поинтересовался Чарли.

— «Банда пяти точек», конечно! Ты же знаешь этих ребят. Их ведет Джо Массерия, у них почти сотня стволов. А еще связи в «Сицилийском союзе» — Массерия-то сицилиец.

Чарли не торопился с ответом.

— Пожалуй, сработает, — наконец сказал он, — тут главное — вовремя уйти из-под удара.

— Мы будем держать руку на пульсе, дружище, — отозвался Костелло.

Идея Фрэнка в самом деле оказалась неплохой. Мейер Лански и Багси Сигел согласились с этим.

Через несколько дней «Банда четырех» принялась за работу. Владельцы игорных притонов, содержатели дешевых борделей и прочая уголовная шушера в неаполитанском квартале немного расслабились, заплыли «зеленым жиром», поскольку дон Альфано давно не присылал к ним своих людей. Лавочники и лоточники, с которых вторую неделю не взимался налог за покровительство, оживились, повеселели, стали вкладывать излишек денег в расширение своего дела, тогда как раньше эти деньги текли в карман босса местной каморры.

Но идиллия оказалась кратковременной. Вместо усатых пичотто на оставшуюся бесхозной добычу набросились молодые гангстеры.

С «клиентами» разговаривали коротко, жестко, внушительно. Чарли Луканиа взывал к их благоразумию. Фрэнк Костелло демонстративно играл двумя револьверами и хищно улыбался. Экспансивный, кровожадный Багси Сигел хватал испуганных людей за шиворот и яростно тряс — так, что у несчастных громко клацали зубы. Мейер Лански взял на себя ведение бухгалтерии — его стихией были финансы и цифры.

В большинстве случаев договор заключали мгновенно. Некоторых убеждали стволом пистолета, приставленным ко лбу. Парочке упрямцев Багси прострелил ноги. Сыновья пострадавших поспешили выложить сумму, указанную гангстерами. Касса «Банды четырех» быстро наполнялась. Не ограничиваясь рэкетом притонов и торговцев, они вошли в долю к местным пушерам. Разумеется, применив соответствующие методы убеждения. С этой публикой пришлось повозиться: торговцы зельем, как известно, люди грубые и вспыльчивые. Для Сигела снова нашлась работа — надо было проучить одного несговорчивого пушера, который зашел настолько далеко, что настучал на своих нежелательных компаньонов. Полиция не успела принять меры. Заявитель просто исчез. Бесследно. На счету Багси это было уже третье убийство. А ему тогда исполнилось всего лишь шестнадцать лет! Вокруг лилась кровь, гремели выстрелы, взрывались динамитные шашки, неаполитанцы и сицилийцы убивали друг друга в уличных сражениях. И пока что никому не было дела до того, в чьих руках сосредоточен рэкет на 106-й Восточной улице. Масла в огонь подлила удачная операция боевиков Альфано. Им удалось застать врасплох самого главного из своих врагов: в ноябре 1916 года был убит дон Игнацио Саетта. После чего кровопускание продолжалось в еще больших масштабах. Ребята из «Банды четырех» ни о чем не беспокоились до тех пор, пока через полтора месяца в войне не обозначился заметный перевес сицилийцев. Чиро Терранова, по прозвищу Король Артишоков, возглавивший семью после смерти дона Игнацио, все-таки сумел достать босса неаполитанцев.

Шансов на победу у каморры к тому времени уже не осталось. Это было ясно каждому. Организацию разъедало предательство. Чтобы спасти свою шкуру, несколько капореджиме организовали в заговор и выдали своего дона сицилийцам под гарантию сохранения собственной жизни. О том, что сделал Чиро Терранова, в Нью-Йорке говорили еще долго.

На 107-й Восточной улице Король Артишоков имел персональный клуб, главным образом служивший местом для сходок. Здесь же, в подвале, устраивали жестокие казни, а трупы, по сицилийскому обычаю, закладывали в фундамент[5]. Но казнь, которую придумали для Энрико Альфано, применялась первый и последний раз. Вооружившись мясницкими топориками, двое палачей из семейства Саетта изрубили его, живого, на мелкие куски. Это изуверство наблюдали боссы всех пяти семейств сицилийской мафии в Нью-Йорке — Айяле, Бальзамо, Массерия, Маранцано и сам Чиро Терранова. Неаполитанские капо, в награду за оказанную услугу, получили по пуле в затылок. «Если они предали своего дона, могут предать и меня», — здраво рассудил Король Артишоков.

С разгромом каморры в Малой Италии раз и навсегда завершилась борьба за власть между национальными мафиозными кланами. Отныне здесь безраздельно господствовала сицилийская мафия. А все прочие общины: апулийская, кампаньская, калабрийская — подчинились диктату Общества Чести. Впрочем, война отнюдь не прекратилась. Сицилийские боссы хорошо понимали, что всякая империя остается прочной до тех пор, пока захватывает все новые и новые территории. Самый агрессивный из них, Фрэнк Айяле, начал вторжение в зону влияния ирландской банды «Белая рука». Немедленно в Манхэттене возобновились вооруженные разборки с кровью и стрельбой.

Лански, Костелло, Сигел и Луканиа вовремя сориентировались, кто же одержит победу, и заблаговременно изъяли все деньги из уличного оборота. За несколько дней до гибели Альфано они прекратили все операции по рэкету. Вскоре на 108-ю Восточную улицу пришли люди Чиро Террановы. В кассе «Банды четырех» остался капитал в три с половиной тысячи долларов — сумма по тем временам довольно значительная. Но деньги до тех пор остаются деньгами, пока делают новые деньги. Это первое правило бизнеса было отлично известно молодым гангстерам. Мейер Лански даже предложил внести всю сумму на счет в Банке Соединенных Штатов под десять процентов в год. Но все остальные восприняли идею Мейера как шутку и долго смеялись. Смеха ради Костелло пошел еще дальше — наведался в банк. Но вернулся оттуда очень серьезным.

— Парни, спасибо старине Мейеру, я нашел то, что нам надо. А нам сегодня надо что? Какое-нибудь громкое дело, чтобы создать себе по-настоящему крутую репутацию, и еще несколько штук наличными. Так?

Осторожный Чарли Луканиа заметил:

— Все это так, Фрэнки. Но что нам для этого надо сделать?

— Я скажу, что нам надо сделать. Взять банк — вот что нам надо сделать! — И Костелло торжествующе оглядел подельников. Они пока помалкивали. Слишком уж неожиданно свалилась на их головы эта идея.

— Допустим, — проскрипел Мейер Лански, — а какой банк ты предлагаешь взять?

Костелло с готовностью ответил:

— Банк Соединенных Штатов, ясное дело. Я был там сегодня. По-моему, это местечко давно никто не грабил. Там слабая охрана, всего лишь четыре человека: двое на входе и двое в кассовом зале. Между собой они никак не связаны. Если отключить двоих у входа, те, которые в зале, ничего об этом не узнают. Мы можем взять их тепленькими.

— Двое из нас могут заранее пройти в холл, — внезапно произнес Чарли.

— Верно! — подхватил Костелло. — А когда мы вырубим двоих у входа и влетим в холл с оружием, те из нас, кто там уже будет, просто направят пушки на остальных легашей. Я думаю, нам даже стрелять не придется.

— Подожди, — перебил хладнокровный Лански, — получается, двоих из нас потом опознают. Ведь заранее нельзя войти в холл с маской ha морде: Пари держу, копы через час уже будут знать, кто обчистил банк.

— Можно изменить внешность, — вмешался Сигел, — надеть парик, приклеить усы.

— Но все-таки надо подготовиться как следует, — упорствовал Лански, — зайти, посмотреть, все пощупать. Нельзя такое крупное дело делать сгоряча.

Фрэнк Костелло согласно закивал:

— Само собой, Мейер. Ведь я же не сказал, что мы пойдем туда завтра.

Банк ограбили через неделю. Без сучка без задоринки. Как и предполагал Костелло, без единого выстрела.

На краденой машине с поддельными номерами подъехали к зданию «Банк оф Юнайтед Стейтс». Сначала из авто вышли загримированные Лански и Сигел. Подождав три минуты, Фрэнк Костелло и Чарли Луканиа надели маски, взяли обрезы, вместительный саквояж и одним рывком подскочили к двум полицейским, стоявшим в дверях. Действительно, этот банк давно не грабили, и стражи порядка держались очень раскованно, даже оружие у них оказалось незаряженным. Ударами прикладов обоих горе-охранников загнали внутрь, там их связали. Когда двое грабителей ворвались в зал с криками: «Спокойно, это ограбление!» — ни один охранник не смог даже шевельнуться, так как почувствовал на виске холодный ствол револьвера. Очистив кассу, грабители исчезли.

Улов оказался приличным — восемь тысяч долларов. С такими деньгами «Банда четырех» могла смело рассчитывать на уважение в преступном мире. Все полосы газет заняло сообщение об этом дерзком налете. Фрэнк Костелло, способный лучше всех вести переговоры (друзья в шутку называли его Дипломатом), отправился в штаб-квартиру «Банды пяти точек» на стыке Бродвея и Бауэр-стрит. Это была одна из самых мощных организованных группировок Нью-Йорка, ни в чем не уступавшая таким известным бандам, как «Белая рука» Денни Михана или «Верная рука» сицилийцев. Костелло объяснил, кто он такой, кто его друзья, уплатил вступительный взнос — по тысяче долларов за каждого[6]. В их пользу говорило также то, что преступление не было раскрыто.

Весной 1917 года «Банда четырех» присоединилась к «Банде пяти точек», из которой вышли такие известные гангстеры, как Джонни Торрио и Джузеппе Массерия. Перед ними открылась дорога к успеху в преступном мире.