Глава пятая. МОШЕННИКИ, ОНИ ЖЕ НАСТОЯЩИЕ МЕДИУМЫ
Глава пятая. МОШЕННИКИ, ОНИ ЖЕ НАСТОЯЩИЕ МЕДИУМЫ
Доктор Генри Т. Чайлд был фигурой знаменитой среди спиритуалистов. Он входил в руководство Британской национальной ассоциации спиритуалистов, которая образовалась в 1873 году. Среди его вице-президентов находились Чарлз Карлтон Мэсси и Джордж Уайлд, секретарем была мисс Эмили Кислингбери, среди почетных членов-корреспондентов князь Эмилий Витгенштейн, барон и баронесса фон Вей, Александр Аксаков, бабу Пири Чанд Митра, У. Г. Терри, М. Леймари, Эпис Сарджент, Дж. Л. Дитсон, профессор А. Р. Уолесс. Все эти люди через некоторое время станут видными членами Теософического общества. Вот почему для Блаватской диффамация Чайлда была одновременно борьбой за перетягивание на свою сторону тех старых и новых ее знакомых, интеллектуальные и духовные возможности которых она в полной мере оценила и собиралась использовать на благо осуществления грандиозной задачи — создание оккультной империи. Именно этих людей она привлекала к новому духовному движению. У нее это в конце концов получилось.
Интересно отметить, что в 1882 году Британская национальная ассоциация спиритуалистов была реорганизована в Центральную ассоциацию спиритуалистов, а вскоре после этого — в Общество психических исследований. Так уж получилось, что это общество впоследствии оказалось одновременно и близким и далеким Блаватской. Долгое время в отношениях с ним она шла на компромиссы. Это длилось до тех пор, пока однажды один из его членов неожиданно не нанес ощутимый удар по ее репутации. Идеологические расхождения между Блаватской и меняющим свое название обществом, конечно, существовали, но они напоминали схоластические споры теологов Средневековья. Напомним, что в те давние времена они бились насмерть по вопросу о количестве чертей, способных разместиться на кончике иглы. Блаватская подходила к проблеме спиритуализма, как она полагала, исключительно с научной точки зрения, а члены Центральной ассоциации верили в общение с духами и пропагандировали спиритуализм[298]. Блаватская уверенно отстаивала правоту новой доктрины:
«Спиритуализм основывается на слепой вере, то есть спиритуалисты не могут продемонстрировать реальность своих духов, тогда как вера оккультистов в Бога и духов прочно базируется на математическом доказательстве и того и другого. Поэтому вера спиритуалистов построена на песке, а наша вера — на прочной скале»[299]. К тому же были конкретные, привязанные непосредственно к создавшейся ситуации причины, которые заставили Блаватскую ринуться в бой и действовать бесцеремонно и наступательно, не считаясь с правилами хорошего тона. Во-первых, она знала, что у Чайлда сложились неплохие отношения с главным ее врагом — Юмом. Тот все еще не мог угомониться и на всех углах поливал ее грязью. Елене Петровне пришлось особенно напрячь усилия по защите собственной репутации после издания Юмом в 1877 году книги «Свет и тени спиритизма». В ней бывший учитель Блаватской не пожалел черной краски для воссоздания ее образа. Во-вторых, необходимо было найти козла отпущения и тем самым размежеваться с медиумическими мошенниками, а для этой роли не годился малоизвестный спиритуалист. Это были скрытые причины, но существовал еще другой, более веский и лежащий на поверхности повод — нелицеприятной критикой замести следы собственных прегрешений, худших, чем критикуемые — беспроигрышный ход, повсеместно используемый любыми радикальными деятелями.
Чем так насолил Луксорскому братству доктор Генри Т. Чайлд будет невозможно понять, не обратившись к истории двух американских медиумов — г-на и г-жи Холмс, которые оказались в центре спиритического скандала. Блаватская в то время находилась в Филадельфии, а доктор Чайлд возглавлял там Спиритуалистическую ассоциацию и был бывшим партнером и импресарио этих двух медиумов. Снять его с этой должности попыталась Блаватская, что ей в конце концов удалось. Самое интересное в этой истории заключалось в том, что Генри Т. Чайлд первым выступил в печати с разоблачением своих подопечных — супружеской пары Дженни и Нелсона Холмсов, как только разразился скандал. Его подняла экономка Холмсов некая Элиза Уайт, публично заявившая, что во время спиритических сеансов она исполняла роль призрака дочери Джона Кинга — Кэти. Поведение Чайлда, отскочившего в сторону и принявшегося почем зря поносить своих прежних подопечных, нельзя назвать джентльментским. Можно представить, в какой страшной панике он находился по поводу того, что из-за этого скандала его карьера медиума навсегда закончится.
На протяжении многих лет Джон Кинг и его дочь Кэти были излюбленными духами почти всех западных медиумов. Олкотт в «Листах старого дневника» пишет о том, что о Джоне Кинге заговорили еще в 1850 году. Вообще-то образ этого «привидения» со временем даже не раздвоился, а растроился. Как полагал Олкотт, тот Джон Кинг, которого использовали для своих феноменов многие американские медиумы, был обыкновенный элементал, однако достаточно искусный в сотворении чудес. Другое обличье Джона Кинга представлял скитающийся по земле дух знаменитого пирата сэра Генри Моргана. А третьей его ипостасью стал посланник и слуга адептов Луксорского братства, в обязанности которого входило быть всегда на подхвате. К тому же он в какой-то степени выполнял роль карлика-домового из русских народных преданий. Это уже было изобретение самой Блаватской. Какую бы из трех ролей ни исполнял этот персонаж из спиритических спектаклей, все равно он выглядел мелкой сошкой среди «звездных братьев», так сказать, эфемерным существом из нижних чинов. Чаще всего Джон Кинг появлялся на спиритических сеансах в паре со своей дочерью Кэти.
Третья ипостась Джона Кинга упоминается в первом письме Сераписа Бея Олкотту: «Брат „Джон“ приводил трех наших Учителей посмотреть на тебя после сеансов»[300]. Подробное описание Джона Кинга содержится в письмах Блаватской генералу Фрэнсису Липпитту, известному американскому спириту. А Елена Петровна могла своей фантазией до неузнаваемости преобразить что угодно и кого угодно. В данном случае под ее пером Джон Кинг обрел запоминающуюся внешность, которая была вскоре представлена генералу в виде автопортрета, где нарисованный на квадратном куске белого атласа вполне красивый, молодой, бородатый мужчина в тюрбане стоял «на балконе, в Стране вечного лета»[301]. (Джон Кинг якобы недурно рисовал.) Наметила она индивидуальные черты его характера, особенности поведения и присущие ему таланты. Помимо художественных способностей он обладал врачебным даром целителя. По проявлениям своего характера этот «милый эльф», как называла его Блаватская, был простодушным и капризным. Она знала его, по ее собственному признанию, 14 лет и за это время не расставалась с ним[302]. Он отличался вспыльчивостью и разборчивостью в знакомствах, не водил дружбу со скверными духами. Трижды Джон Кинг спасал ей жизнь: в битве при Ментане, во время кораблекрушения, описанного в письме Дондукову-Корсакову, и в последний раз 21 июня 1871 года, когда ее пароход взорвался. (Вспомним, что по предыдущей версии жизнь Блаватской спас Агарди Митрович.) Одновременно с этими положительными качествами в нем было много такого, что не влезало ни в какие ворота. Он крал в доме Блаватской все что попало, при этом оскорблял хозяйку, заявляя, что она закоренелая лгунья, ссорил ее с порядочными людьми, писал хулиганские письма и записки и рассылал их под ее именем. Он внушал адресатам не весть что. Словом, проделкам Джона Кинга не было конца, но Блаватская не знала, как с ним поступить. Все последние события своей мистической жизни она обрушивала в письмах на голову бедного генерала Фрэнсиса Липпитта.
Конечно, картина с автопортретом Джона Кинга, высланная ему Блаватской из Филадельфии в Нью-Йорк, явилась некоторым перебором. При всей своей увлеченности спиритизмом Липпитт вряд ли был легковерным человеком. В самом деле, попробуйте поверить в то, что почти бесплотный дух в состоянии нарисовать собственный портрет. Вероятно, Блаватская надеялась, что если она обворожила и приучила к своим феноменам полковника Олкотта, то и генерал Липпитт в конце концов также поддастся ей. Я думаю, что генерал воспринял автопортрет Джона Кинга как милый розыгрыш со стороны Блаватской. Тем более что она сохраняла некоторую осторожность, когда просила Липпитта не особенно распространяться по поводу того, что через нее как медиума создавали картину. У нее не было, как она кокетливо писала, «ни малейшего желания прослыть медиумом, ведь в наши дни это звание стало синонимом слова „мошенник“»[303]. Как тут не умилиться черному юмору нашей соотечественницы!
Генерал Липпитт не внял просьбе Блаватской и привлек к картине внимание многих своих знакомых. В связи с этим обстоятельством ей пришлось признаться, что она чуть-чуть приложила руку к созданию полотна, подрисовала кое-какие цветочки и листики, но не более того. В очередном письме генералу Блаватская дала волю своим чувствам:
«Всякий волен верить в то, во что ему вздумается. Пусть скептики заявляют, что ее написала я, полуспиритуалисты — что в процессе ее создания меня вдохновлял некий астральный дух, члены традиционных конфессий — что к картине приложил руку сам дьявол, а епископальное духовенство (подобный факт как раз недавно имел место) — что ни одному достойному человеку не пристало читать книгу Олкотта или смотреть на эти „сатанинские картинки“ г-жи Блаватской, поскольку последняя курит и богохульствует(!), а Олкотт восхищенно рассуждает о ней на страницах своей Книги»[304].
За несколько недель до скандала с Холмсами Олкотт писал о их демонстрациях достаточно благожелательно. Это еще было бы полбеды, если Олкотт и Блаватская в конце 1874 года, когда страсти уже разгорались по-настоящему, не приняли бы участие в проверке медиумических способностей Холмсов.
В течение двух недель в Филадельфии, где жили медиумы, они наблюдали сеансы телесного воплощения духов и вынесли вполне положительное заключение о медиумической компетентности обвиняемых. Блаватская пыталась всеми силами восстановить репутацию оскандалившейся пары. Олкотт приехал в Филадельфию 4 января 1875 года и остановился в том же отеле, где уже жила Блаватская. Вокруг нее крутилось много сомнительных личностей, в основном спиритуалистов. Она приводила их в восторг своим умением читать чужие мысли. Телепатия тогда только входила в моду. На следующий день по прибытии Олкотта в узеньком коридоре между гостиной и спальней началось расследование. Сначала проверяли мистера Холмса. Его связали и поместили в мешок, а спустя минут пять по комнатам стал расхаживать дух Джона Кинга.
На следующий день взялись за миссис Холмс. Ее также связали и упрятали в мешок, который опечатали. Все это было сделано при свидетелях. Потом мешок с миссис Холмс засунули в шкаф, при этом Олкотт демонстративно простукал стенки шкафа. После всех этих манипуляций с миссис Холмс вдруг начали раздаваться стуки и зазвучали потусторонние голоса в разных концах помещения. А через какое-то время появилась фигура молодой женщины в белом, дочери Джона Кинга — Кэти, и вскоре исчезла. Саму же миссис Холмс обнаружили в мешке, печати были не вскрыты, но она находилась в состоянии глубокой каталепсии. Таким образом, публичное заявление Элизы Уайт, экономки Холмсов, о том, что она неоднократно выступала на спиритических сеансах Холмсов в роли Кэти Кинг, дочери Джона Кинга, было по мере возможности дезавуировано.
По прошествии нескольких месяцев после расследования Блаватская была вынуждена признать, что «Холмсы, будучи отчасти мошенниками, несомненно являются еще и настоящими медиумами. Если для них и есть некоторое оправдание за то, что они прибегли к такому надувательству, оно заключается в „circonstance attenante“ (в сопутствующем обстоятельстве. — фр.) в виде вечной угрозы голодной смерти, нависающей над большинством медиумов, работающих с публикой. Что же до доктора Чайлда — джентльмена, о котором известно, что он богат, то для него нет оправданий, и этот тип подлежит наказанию плетьми. Его участие в данном мошенничестве, по крайней мере на мой взгляд, хуже воровства, хуже человекоубийства; это отвратительное преступление, преступное святотатство, кощунственное осмеяние и осквернение самых священных и сокровенных чувств, самого драгоценного в душах всех спиритуалистов»[305].
Вообще-то Блаватская с Олкоттом влипли по самые уши. Они согласились на проведение подобной экспертизы еще и потому, что Холмсы обратились к ним с просьбой подтвердить их медиумические способности через ведущего американского спиритуалиста Роберта Дейла Оуэна. А этому человеку Блаватская отказать не могла ни при каких обстоятельствах.
Роберт Дейл Оуэн был сыном английского социалиста-утописта. Помимо славы отца он обладал безупречной репутацией. Роберт Д. Оуэн избирался в Конгресс США и занимался дипломатической деятельностью. Юная Кэти Кинг произвела на 73-летнего бывшего конгрессмена сильное впечатление. В обмен на локон ее золотистых волос он подарил ей несколько драгоценных камней. Эти камни спустя несколько дней оказались в руках железнодорожного подрядчика У. К. Лесли, доверенного лица юной экономки Холмсов. Именно он обвинил Холмсов в мошенничестве и предъявил камни в качестве доказательства исполнения Элизой Уайт роли Кэти Кинг. И тут начался многомесячный спиритуалистический скандал. На первых порах Роберт Д. Оуэн пытался сохранить свою спиритическую веру. Ведь из-за одного урода в семье нельзя же шельмовать и проклинать всех домочадцев! В конце концов нервы у старика сдали в буквальном смысле, и он попал в психиатрическую лечебницу, где и закончил последние дни.
Блаватская понимала: настоящий политик тот, кто не привязан, как лодка к причалу, к одним и тем же, пусть даже верным ему людям, а также к идеям, за которые он еще вчера всенародно клялся отдать жизнь. Вот почему она написала и опубликовала 30 января 1875 года в бостонской газете «Бэннер оф Лайт» («Знамя Света») статью «Фиаско в Филадельфии — или кто есть кто?» — окончательный ответ своим многочисленным недругам. В этой статье она назвала вещи своими именами, сняла маски честных медиумов с супругов Холмс, особенно сурово обошлась с Генри Т. Чайлдом. Она понимала, что время спиритов уходит. Казалось, все безработные Америки объявили себя медиумами. Уже ее старый знакомец и учитель Юм, который ее не выносил на дух (она также не оставалась в долгу и называла его «отъявленным мерзавцем»), «не довольствуется ядовитыми плевками в каждого, кто, по слухам, производит феномены», но «атакует всех медиумов мира»[306].
Ситуация с медиумами в США в самом деле складывалась невообразимая. В письме профессору Хайраму Корсону от 12 марта 1876 года Блаватская писала: «Медиумы в пылу критики рвут друг друга на куски, словно дикие звери. Юм пишет книгу, в которой разоблачает всех медиумов Америки; он ищет и собирает сейчас все брошюры о „разоблачении медиумов“. <…> Холмсы стали еще более великими медиумами, чем когда-либо, и процветают в Филадельфии, видоизменяя свои почерки и подделываясь под покойных бабушек и ангельски невинных жен или дядюшек-военных, а спиритуалисты все это благополучно проглатывают! Д-р Чайлд возобновил публичную продажу своей книги о Джоне Кинге и Кэти Кинг, а у Олкотта скопилось уже 19 писем, написанных духами и адресованных ему лично и г-ну Гарднеру, в которых содержатся угрозы прикончить его и Гарднера, если он осмелится прочитать в Бостоне лекцию против элементалов. Однако он прочел уже целых две лекции и пока еще жив!»[307]
Это письмо было написано Блаватской, когда уже существовало Теософическое общество, которое насчитывало, как она с гордостью писала тому же адресату, 79 членов. Причем «все они — люди образованные и почти все — скептики, горящие желанием убедиться в великой истине бессмертия, жаждующие взаимной духовной работы по отделению Божественных зерен от плевел, стремящиеся сами убедиться и доказать окружающим, что существует мир развоплощенных духов, состоящий из освобожденных душ, которые трудятся во имя совершенствования и очищения, дабы подняться еще выше и приблизиться к Великому Божественному Источнику — Богу, Великому Принципу, чистому и незримому»[308].
На американском трудовом рынке был переизбыток медиумов. Чтобы не остаться без работы, следовало овладеть новой профессией. Блаватская, как всегда, с энтузиазмом взялась за создание оккультного общества, хотя почти целый год вдохновенно боролась за лидерство в спиритуалистическом движении. Именно оно вынесло ее на поверхность американской общественной жизни. Она предложила своим коллегам и публике новые концепции, объясняющие нашествие духов на США. Если вдуматься в ее объяснения, то выходит, что причиной такого обвального роста призраков явилось не страстное желание выживших из ума родственников видеть своих близких в фантомных телесных оболочках, а повсеместная бездуховность американских граждан. Ведь элементалов, а именно они составляли бесчисленное воинство не сумевших развоплотиться духов, неудержимо тянет туда, где высокий дух отсутствует вовсе. Блаватская ненавидела сытую, ханжескую, растительную жизнь. И не важно, где она с этой жизнью сталкивалась — в России, Европе, Америке или Индии. При этом она не собиралась умирать от голода. Кто бы тогда нес свет заблудшим душам?
Много времени провела Блаватская с американскими спиритуалистами, практиками и теоретиками. Некоторым из них она подыгрывала. Например, «цветочному медиуму» Мэри Бейкер Тэйер из Бостона, по воле которой на головы зрителей лился дождь из цветов и листьев. С большинством же из них, как с доктором Чайлдом, раз и навсегда расплевалась. Никто из них, даже Эндрю Джексон Дэвис, не смог удовлетворить ее потребность в познании таинственных законов природы, поддержать и укрепить ее интеллектуальные силы, в чем она так сильно нуждалась. Все они занимались всяческой псевдонаучной чушью и иллюзионистскими постановками, толкали ее на сомнительные демонстрации чего угодно, только бы не услышать от нее настоящую правду о том, зачем существует человек, что с ним происходило в прошлом и что его ожидает в будущем. В конце концов Блаватская распрощалась с генералом Липпиттом, профессором Корсоном, мадам Магнон, Эндрю Джексоном Дэвисом и многими другими, без малейшего желания встретиться с ними снова. Ее ждал мир индуизма и буддизма.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.