Прямая речь

Прямая речь

Те, кто хотя бы однажды слышали Василия Филипповича, сразу же замечали, что даже о самых сложных служебных делах командующий ВДВ всегда говорил просто и доходчиво, но отнюдь не примитивно. Всех подкупала самобытная образность его языка, четкость и глубина суждений. Василий Филиппович обладал той внутренней целостностью характера, которая не позволяла ему фальшивить в многообразии тем разговоров, бесед, выступлений.

Конечно, во многом эти свойства командующего определяли его природный дар и собственный жизненный опыт. Но он постоянно учился и у других, людей талантливых, с широким и ясным кругозором, впитывал их образ мыслей и способность убедить в своей правоте других. Может, подобных людей на жизненном пути Маргелова встречалось не слишком много, но зато какие это были люди! Вспомним хотя бы еще раз Р. Я. Малиновского, о замечательных творческих дарованиях которого мы в полной мере узнали лишь после кончины прославленного полководца, когда вышла в свет его замечательная книга «Солдаты России». Или М. В. Захарова с его непревзойденной логикой и умением внушить слушателям понятие о полководческом даре как наивысшем среди многих сфер человеческой деятельности...

Маргеловские экспромты, искрометные, преисполненные знанием солдатской души, стали не просто достоянием десантного фольклора — они определяли глубинные нормы жизни, службы и поведения десантника. Сам Василий Филиппович в любой ситуации за словом в карман не лез, находил выход из любого положения.

На выпускном экзамене по военной истории в Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова заведующий кафедрой генерал-майор Л. В. Ветошников задал Маргелову вопрос: «Вам, комдиву советской дивизии, противостоит американская дивизия. Одержите верх в этом противостоянии?»

Слушатель без запинки вымолвил: «На мой полк под Сталинградом шла дивизия СС. У американцев кишка тонка тягаться с немцами. Опыт на сей счет у меня есть. Делаю вывод — одержит верх дивизия советская!» Присовокупи Герой Советского Союза к этим словам одну лишь фразу — «с приданной артиллерией и танками», — и отличная оценка у него была бы в кармане. Американская пехотная дивизия, естественно, не по духу, а по численности личного состава и боевой техники на голову превосходила советскую. Знал, конечно, Маргелов об этом, но промолчал. Гордость подвела, а в результате закончил академию в числе хорошистов.

...«Хозяйство Маргелова», как именовали расположение 76-й гвардейской Черниговской воздушно-десантной дивизии в Пскове, пробуждалось по сигналам армейских горнов. Одни части и подразделения начинали день с боевым задором, другие с ленцой. Куда, мол, торопиться, жизнь-то мирная. В общем, как в поговорке: «День прошел — и слава Богу». Благодушие и обычную лень развеять мог только маргеловский темперамент. Обойдя как-то владения и заглянув во все, даже самые глухие уголки, В. Ф. Маргелов собрал штаб и командиров частей на «разбор полетов». Командиры, наблюдая за грозным лицом комдива, не без оснований предполагали неимоверный разнос. Маргелов, чувствуя смятение собравшихся, начал без предисловия:

«Лирику побоку! Не какать и не такать, а внимать. Вы живете так, будто обросли мхом. Чья хата была с краю, может об этом позабыть. Болеешь за полк, за дивизию — честь тебе и хвала, но и нянчиться с теми, кто страдает японской болезнью, твердя «хоцу ецця», — в этом месте выступления Маргелов сделал жест, вызвавший громкий смех, — не собираюсь. В двадцать часов — ежедневный доклад мне и начальнику штаба.

Физруков и клубных сидельцев встряхну сам. Не городок, а монастырь, да в том хоть колокола да молитвы звучали, а у нас только чьих матерей не поминают!»

Обстановка разрядилась, хотя выступление комдива подействовало на всех лучше любой накачки.

Матерился Маргелов «изящно», незлобиво и неоскорбительно, и не для эффекта или связки слов, а для выхода эмоций, накопившихся в душе.

Май 1945 года. Маргелов расхаживает перед немецкими генералами. Гельмут Беккер, командир дивизии СС «Мертвая голова», оставивший страшный кровавый след на советской земле, рядом с ним не менее известные генералы: командиры дивизии «Великая Германия» и Полицейской  дивизии СС. «Плюнуть бы им в хари, а затем кулаком вмазать, по-русски», — произнес Маргелов, а потом добавив «Войне п...ц! Вот вам х.., а не Россия! Ферштейн?» Последующий интернациональный жест, который продемонстрировал советский генерал со Звездой Героя на груди, не требовал перевода. (Кстати, Беккера вернули русским союзники когда тот, не дожидаясь развязки, с сотней таких же, как он, не пожелавших сдаться советским войскам, рванул в Альпы, американцы справедливо посчитали, что не им его судить. Военный трибунал Киевского военного округа приговорил Беккера к двадцати пяти годам заключения.)

Для «заплывших жиром» офицеров и генералов командующий ВДВ, образец подтянутости и собранности, — сущая гроза. Горе тому, кто попадал под острое слово Василия Филипповича. Аудитория надрывала животы, а каково было ленивцам?

Но то, что было позволительно и даже извинительно в офицерской аудитории (как тут не вспомнить о расхожей шутке по поводу ответа на вопрос анкеты: «Какими языками владеете?» — «Командирским и матерным»), никогда не звучало при солдатах и курсантах. Василий Филиппович считал их своими сынами, порой крепко поругивал за нерасторопность и неумение, но никогда не позволял себе выйти за рамки сдержанности, свойственной людям, много пережившим и умудренным жизненным опытом.

Когда в 1956 году миновали злополучные события в Венгрии, Г. К. Жуков предложил командующему ВДВ выступить на совещании в Министерстве обороны, где подводились итоги боев в Будапеште и других городах. Докладывать о том, в чем он сам участия не принимал, было тяжким делом для В. Ф. Маргелова. Для начала он дотошно «допросил» командиров полков и дивизий о реальных действиях десантников, а командира 31-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерала П. М. Рябова и начальника политотдела дивизии С. М. Золотова прихватил с собой.

«Это было в начале 1957 года, — вспоминал С. М. Золотов. — Командира дивизии генерала Рябова и меня без предварительного предупреждения вызвали в Москву. Командующий ВДВ генерал Маргелов сообщил нам, что завтра состоится коллегия министерства обороны. Надо быть готовыми подробно доложить о мерах, принятых к лицам, допустившим бесчинства и "барахольство"».

Комдив 31-й и начальник политотдела слова не получили. В. Ф. Маргелов, скрепя сердце и необычайно волнуясь, все же сделал доклад. Суть его сводилась к следующему: «Мы изрядно позабыли с войны о том, что Европа — страна городов, населенных пунктов. Карты оказались старые, без внесенных изменений... Гранатомет и "безоткатка" (орудие Б-10. — Б. К.) в руках умелых бойцов гораздо более эффективное средство, чем открытый бронетранспортер или танк. Эти огневые средства нуждаются в доработке и в повсеместном внедрении в войска. Связь наша — дедовская, рации тяжелы... На опыте боев в Будапеште будем учиться, проводить занятия, сосредоточив внимание на способах и приемах действия десанта в городских условиях. Это наш пробел».

Выступающих на коллегии Минобороны было много. Жуков не терпел верхоглядства и, подводя итоги, заметил, что доклады военачальников — лишь наметки на более детальную проработку всех вопросов взаимодействия, работы штабов, тылового обеспечения. Прозвучала команда: «Товарищи офицеры!», объявлявшая об окончании совещания. Георгий Константинович обратился к командующему ВДВ. «Зайди ко мне, Маргелов». О содержании беседы министра обороны и командующего ВДВ рассказывает С. М. Золотов.

«Командующий ВДВ пригласил нас к министру обороны. Маршал Жуков находился в отдельном кабинете, сидел в кресле. Поздоровавшись с нами, он в строгом тоне потребовал доложить ему, что делается в частях дивизии на новом месте дислокации и как решается вопрос с жильем для личного состава.

Мы коротко рассказали ему о положении войск и деликатно попросили оказать нам помощь в обеспечении жилой площадью офицерских семей. Других просьб мы не высказали. Обещали своими силами решить вопросы, связанные с созданием учебно-материальной базы и укрытием вооружения и транспорта. Настроение его улучшилось, однако чувствовалась некоторая усталость...

Министр обороны поблагодарил нас за активное участие в выполнении боевых задач в Венгрии. Просил передать соболезнования родным и близким воинов-десантников, погибших в ходе венгерских событий. Одновременно пообещал оказать помощь в обустройстве частей дивизии на новом месте дислокации (города Черновцы и Коломыя. — Б. К.)».

С. М. Золотову нельзя отказать в наблюдательности. У маршала Жукова в то время действительно накопилась усталость. Четвертая Звезда Героя Советского Союза, которую он получил при активном содействии Н. С. Хрущева в декабре 1956 года, оказалась в какой-то степени роковой: 19 октября 1957 года на заседании Президиума ЦК КПСС министр обороны был обвинен во всех смертных грехах, в том  числе в попытке принизить роль политорганов в армии, в стремлении к бонапартизму и самовосхвалению. В постановлении Пленума ЦК говорилось:

«...В последнее время бывший министр обороны т. Жуков Г. К. нарушил ленинские партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание партийных организаций, политорганов и военных советов». Эти прегрешения дополнялись «недостаточной партийностью, потерей партийной скромности, которой учил нас В. И. Ленин».

Г. К. Жуков не походил на кабинетного сидельца и много времени проводил на учениях, в которых на первый план выходило умение войск действовать в условиях применения ядерного оружия. В начале июня 1954 года он был назначен руководителем учений на Тоцком полигоне Оренбургской области. В число генералов входил и командующий ВДВ В. Ф. Маргелов. Все, что предшествовало подготовке к этим экспериментальным учениям, осуществлялось в условиях строжайшей тайны. Планировалась ли на учениях выброска десанта? Косвенные свидетельства позволяют ответить на этот вопрос утвердительно. Для этой цели готовился один батальон 331-го полка 98-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В учебном кинофильме, снятом операторами киностудии Министерства обороны, который подробно освещал ход учений, десантирование каких-либо подразделений не показано. Десантники действовали в общей массе войск, количество которых составляло 45 тысяч человек.

Все участники учений на Тоцком полигоне, которые получили кодовое название «Снежок», давали письменную подписку о неразглашении государственной и военной тайны сроком на двадцать пять лет.

Можно себе представить, каково было положение В. Ф. Маргелова. Вместо отчетливых распоряжений — расплывчатые указания и недомолвки о некоем «секретном оружии» со словами «примерно», «если вдруг» и тому подобное. Даже он, командующий ВДВ, смутно представлял, каковы будут последствия испытаний, о которых в генеральских кулуарах тайком поговаривали: «Это будет почище Хиросимы». Но, побывав в батальоне накануне учения, Маргелов убедился, что гвардейцы времени даром не теряли и превратили участок пустынной местности в показательный укрепрайон с отменно оборудованными траншеями, переходами, блиндажами и капонирами. Увы, индивидуальные средства защиты не отличались оригинальностью — противогаз и плащ-палатка были слабым прикрытием от радиационного излучения.

За день до ядерных испытаний была проведена имитация ядерного взрыва. Огромная пирамида из бочек с горючим в доли секунды взлетела в воздух, и образовался огромный огненный гриб. В день «X», 14 сентября 1954 года, размеры натурального ядерного гриба потрясали воображение, а световое излучение, предшествовавшее ему, напоминало добрый десяток солнц, внезапно появившихся на небосклоне. Плутониевая бомба, взорванная на высоте около 400 метров, по мощности в несколько раз превосходила те, которые американцы применили в Японии в августе 1945 года. Земля заколебалась, гарь и огненный смерч пронеслись над полигоном. Но прошло полчаса, и укрепленные районы ожили и, как и предполагалось по плану учений, «восточные» обрушили на «западных» ураганный огонь из всех видов оружия.

Теперь уже не столь важно, когда в обиходе появился термин «подразделения особого риска». Из тех злополучных Тоцких учений все воины-десантники вышли целыми и невредимыми, но вот что стало с их здоровьем? Тут уж ничего командующий ВДВ поделать не мог. Все, что касалось учений в Оренбургской степи, в том числе и доз радиации, полученных солдатами и офицерами, держалось в секрете. Не баловал своими визитами врачей и сам Василий Филиппович. (По некоторым данным, впоследствии жертвами учений стали 43 тысячи человек.)

Учения в Белорусском военном округе, проводившиеся спустя менее года после описанных событий, начались с имитации «ядерного гриба». С тех пор пиротехники и инженеры военных округов Советского Союза вели как бы негласное соревнование в убедительности и красочности воспроизведения взрывов. И на этот раз они порадовали своей изобретательностью министра обороны Г. К. Жукова, главкома Сухопутных войск маршала И. С. Конева, командующего ВДВ генерал-лейтенанта В. Ф. Маргелова и командующего Белорусским военным округом маршала С. К. Тимошенко, партийных и советских руководителей Белоруссии. Генерал П. ф. Павленко в «Слове о командующем» вспоминал:

«Маршал Г. К. Жуков, будучи министром обороны, неоднократно наблюдал за действиями десантников на учениях и выражал удовлетворение их высокой выучкой, восхищался смелостью и отвагой. Те, кто знал Жукова близко, подчеркивают его сдержанность на похвалу в адрес старших начальников. И уж если он говорил, что доволен действиями вверенных им войск, — это воспринималось как высокая оценка. Удостоен был ее и командующий ВДВ».

Борьба за власть в Кремле отодвинула на целый ряд лет решение многих вопросов, связанных с развитием Воздушно-десантных войск, да и обращаться через голову своего непосредственного начальника, каким являлся главком Сухопутных войск маршал Советского Союза И. С. Конев, было не в правилах В. Ф. Маргелова. Об этом времени он однажды образно высказался: «Мы варились в собственном соку. Не пехота, не десант». Доказывать последнее высшим руководителям государства и Вооруженных Сил на учениях — дело хлопотное и трудоемкое. Гораздо надежнее было произвести впечатление на знаменитом Тушинском параде неизменно проводимом в день Воздушного флота СССР! Праздник этот был установлен Указом Президиума Верховного Совета СССР еще 28 апреля 1933 года и отмечался в третье воскресенье августа. Грандиозные и впечатляющие зрелища собирали десятки тысяч людей и неизменно завершались парашютными прыжками. Интересно восстановить хронологию этих торжеств.

18 августа 1933 года состоялся первый Тушинский парад, принимал который член Реввоенсовета СССР А. И. Егоров. На трибуне — председатель Моссовета Н. А. Булганин, секретарь Московского городского комитета партии Н. С. Хрущев, председатель Центрального совета Осоавиахима СССР Р. П. Эйдеман, другие видные гости. В десантной части парада участвовали 62 человека, которые совершили прыжки с гигантского самолета «Правда» (АНТ-14).

Год 1934-й. На аэродроме присутствуют члены ЦК ВКП(б) и главы дипломатических ведомств, командование РККА и ВВС — почти в полном составе. Среди гостей — делегаты 1-го Всесоюзного съезда писателей во главе с А. М. Горьким. Гремит в репродукторах марш «Всё выше и выше!..». Гвоздь программы — затяжной прыжок Афанасьева, инструктора парашютной школы, с высоты 3000 метров. С трех самолетов был выброшен десант из 75 человек.

Год 1935-й. На трибуне к руководителям партии и Советского государства присоединились делегаты VII конгресса Коминтерна. Самолеты изобразили в воздухе слова «СССР» и «Сталин». Сам вождь на празднике отсутствовал. А вот что сообщал о празднике корреспондент «Красной звезды»: «Еще издали было видно, что они [парашюты] несут на себе овальные ящики. Приземление, ящик раскрылся, и все услышали испуганный визг. И в тот момент мы увидели собаку. Один за другим падали ящики и одна за другой убегали с аэродрома собаки, видимо недовольные своим воздушным крещением...» Самолеты АНТ-14 и ТБ-3 выбросили  несколько десятков парашютистов. Глеб Евгеньевич Котельников, наблюдавший с трибуны почетных гостей за этим действом, восторженно сказал: «Парашютный десант — поразительная картина... Я вспоминаю с горечью прошлое: "Отклонить парашют за ненадобностью", "Парашют в авиации — вредная вещь". Какое счастье, что все это ушло, как недобрый сон. То, о чем мог только мечтать, я увидел наяву своими глазами».

Год 1936-й. Авиационный праздник был перенесен на 24 августа «вследствие неблагоприятной погоды». Но стоило заглянуть в сводку Гидрометцентра на 18 августа, и обнаружится — день был солнечный, слегка ветреный. Тучи собирались совсем в ином месте — над Октябрьским залом Дома союзов, где проходил процесс над «участниками объединенного троцкистско-зиновьевского блока». Всего перед судом предстало 16 человек, и все центральные газеты пестрели такими лозунгами: «Никакой пощады презренным врагам народа!», «Мы будем грудью защищать своих вождей!», «Расстрелять злодеев, вырвать с корнем фашистскую заразу». Что и было сделано. Но 24 августа праздник в Тушине состоялся. Представительство партийной и советской верхушки было минимальным. Чего нельзя было сказать о парашютистах. Групповой прыжок совершили 200 человек, 21 из них порадовал зрителей сложным затяжным прыжком и воздушной акробатикой.

Год 1937-й. На этот раз на трибуне почти все Политбюро: И. В. Сталин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А. И. Микоян, Н. И. Ежов, С. М. Буденный. В воздухе на огромных шарах зависли их портреты. Самолеты «выписали» в воздухе слова «ЛЕНИН» и «СТАЛИН». Парашютисты выдали ослепительный «фейерверк» из разноцветных парашютов. Один из корреспондентов так описывал свои впечатления: «Легко колышущиеся купола, весело качаются под ними фигуры отважных парашютистов... Не хочется уходить с аэродрома».

В 1938 году праздник был назван Днем авиации. На правительственной трибуне рядом с И. В. Сталиным стоял прославленный летчик-испытатель, «сталинский сокол» В. П. Чкалов. Десантная часть произвела эффект — 75 парашютистов под командой орденоносца капитана Мошковского приземлились с небольшим отклонением от круга.

1939 год стал рекордным. Как сообщила «Красная звезда», на празднике в Тушине присутствовал один миллион зрителей, которые тепло приветствовали появление на трибуне И. В. Сталина и других руководителей. Впервые в воз-Дух поднялся шестимоторный гигант Л-760, ведомый Геро ем Советского Союза М. М. Громовым. Порадовали и парашютисты — большинство из них спустились на землю на основных и запасных парашютах.

Год 1940-й. Официальное название праздника — Всесоюзный день авиации. На нем было все: и гигантские портреты вождей, и вычерченные самолетами слова «Сталин» и «СССР», и «воздушный бой». Но «гвоздем программы» стала бомбардировка макета завода, выстроенного в конце аэродрома. В соответствии с задумкой организаторов, противовоздушная оборона завода оказалась подавленной, а сам объект уничтожен. В репродукторе прозвучали слова: «Над нашей советской территорией такое маловероятно». Парашютисты продемонстрировали чудеса акробатики. Капитан Романюк выпрыгнул из самолета, совершавшего вираж, старший лейтенант Сапфиров покинул самолет во время петли, а майор Аминтаев — во время исполнения «бочки». Массовый парашютный десант был примечателен тем, что все людские парашюты были снабжены прибором братьев Дорониных, автоматически раскрывающим ранец.

Воздушные парады возобновились в первое же послевоенное лето.

18 августа 1946 года отмечалось как День Сталинской авиации. Сам Иосиф Виссарионович наблюдал за головокружительным зрелищем с особым настроением, ощущая себя творцом Великой Победы. А герои страны вытворяли в воздухе такое, что дух захватывало. Когда над пятью едва заметными точками долго не раскрывались парашюты, все застыли в напряженном ожидании. Но затяжной прыжок закончился благополучно, и едва отважные парашютисты приземлились, как небо покрылось сотнями куполов. Выброску десанта возглавлял мировой рекордсмен гвардии полковник Зигаев. Это был его пятьсот тридцатый прыжок. Затем в небе показался огромный дирижабль, на котором сверкало слово «Победа».

Год 1947-й. Впервые авиационному празднику предшествовало торжественное собрание, проходившее в военно-инженерной академии имени Н. Е. Жуковского. Сам же праздник состоялся неожиданно рано — 3 августа. Появление генералиссимуса И. В. Сталина было встречено залпами из 100 орудий и мощной овацией. Слово «СТАЛИН» выписали в небе сорок восемь самолетов Ут-2, пятиконечную звезду — тридцать самолетов По-2. Впервые в параде авиационной техники принимал участие вертолет конструкции И. П. Братухина. «Парашютное отделение» вновь стало венцом программы. Впервые в репродукторе зрители услышали  слова: «Затяжные прыжки выполняют офицеры-инструкторы парашютно-десантных войск, а в воздухе — воины прославленной гвардейской части».

Это был последний Тушинский парад, на котором присутствовал И. В. Сталин. Ни в 1948-м, ни в 1949 годах Дни авиации не отмечались. Слабым утешением парашютистам стали Всесоюзные соревнования, которые состоялись 27 августа 1950 года. Осоавиахим к тому времени стал именоваться ДОСААФом, и его председатель, генерал-майор авиации Н. П. Каманин под бурные овации зачитал обращение к товарищу Сталину. 1951 год не изменил ситуацию, а в 1952 году Сталин готовил XIX съезд ВКП(б), и в традиционные дни празднования Дня Воздушного флота коммунисты страны обсуждали обновленный Устав партии. 1953 год прошел под знаком траура по вождю, и в силу острой политической борьбы за власть Кремлю было не до устроительства воздушных представлений.

В августе 1954 года традиция проводить всенародный праздник в Тушине, казалось бы, возродилась. Впервые «парашютным отделением» парада руководил командующий Воздушно-десантными войсками генерал-лейтенант В. Ф. Маргелов, а войска, которые он возглавил несколько месяцев назад, представляли воины 76-й гвардейской Псковской дивизии. Десантирование большой массы людей прошло без сучка и задоринки. Василию Филипповичу пожимали руку Н. С. Хрущев, Г. М. Маленков, А. И. Микоян и другие члены Политбюро, но наиболее дружеским было рукопожатие военного министра Н. А. Булганина.

Позднее в жизни В. Ф. Маргелова было множество праздников и парадов, на которых гвардейцы, усложняя программу, производили на публику неизгладимое впечатление. Но все же память неизменно возвращала Василия Филипповича к его первому параду. Именно тогда большинство собравшихся услышали фамилию «Маргелов», которая затем в течение четверти века неизменно звучала в сочетании с аббревиатурой «ВДВ».

Как самостоятельный праздник День Воздушно-десантных войск зарождался исподволь. В 1960 году в «Красной звезде» от 2 августа появилась большая заметка «Десантник Калоев и его друзья». Герой Советского Союза Г. А. Калоев командовал в то время 350-м гвардейским парашютно-десантным полком, по тогдашним информационным понятиям — «Энским». Рядом с заметкой соседствовало большое фото «В разгаре летняя учеба десантников». Накануне Дня Воздушного флота СССР было опубликовано еще одно фо то с подписью «Только что выброшен десант». В тот же день состоялось торжественное собрание, а вот сам праздник пришлось отменить — в Москве шел судебный процесс над летчиком-шпионом Ф. Пауэрсом, сбитым 1 мая над территорией СССР.

Вероятно, 40-летие Воздушно-десантных войск и стало официальной точкой отсчета в праздновании Дня ВДВ, так и не получившего государственного статуса.

...В июле 1984 года Василий Филиппович Маргелов отвечал на вопросы корреспондента еженедельного издания «Неделя» Ивана Дынина.

« — У вас пятеро сыновей, целый экипаж. Имеют ли они отношение к армии?

— Самое прямое. Старший, Геннадий, генерал, как говорят, наступает отцу на пятки. Виталий — полковник, Александр — полковник, Василий — майор. Только Анатолий не стал военным. Все, кроме него, прыгали с парашютом...»

Сопроводим эти слова своим комментарием. По справедливости, десантником № 1 среди Маргеловых следует считать Геннадия Васильевича. Будучи суворовцем, он вместе с однокашниками из Тамбова был направлен в июле 1947 года на стажировку в Псков, в 76-ю гвардейскую Черниговскую воздушно-десантную дивизию, где и совершил несколько прыжков с парашютом. Это предопределило его выбор, и после окончания Рязанского пехотного училища Геннадий получил распределение в 37-й гвардейский Свирский воздушно-десантный корпус, которым командовал отец. Вместе с ним в учебный батальон прибыл и сын начальника особого отдела корпуса лейтенант Г. В. Первухин. Их сослуживец А. П. Лушников отмечал: «Это были трудолюбивые, добросовестные и порядочные офицеры. Причем никаких помыслов о привилегированном положении с их стороны не было. Все тяготы и лишения службы нам приходилось переносить вместе...» Геннадий закончил академию имени М. В. Фрунзе, а вот с ВДВ пришлось расстаться. Кому-то в верхах десантная семейственность оказалась не по душе.

Виталий Васильевич едва не догнал отца, став генерал-полковником и заместителем руководителя службы внешней разведки.

Анатолий Васильевич — известный ученый в области информатики и средств коммуникации.

Василий Филиппович умел себя огородить от людей назойливых. Закрыт им был и доступ на служебную дачу во Внукове, положенную В. Ф. Маргелову по статусу лауреата

Государственной премии. Совершенно по-иному у Василия Филипповича складывались отношения с теми, кто, не питая подобострастия, был наделен самостоятельностью и прямотой в суждениях.

Одним из таких людей был заслуженный работник Главного разведывательного управления Генерального штаба Николай Диомидович Румянцев, долгие годы проработавший за границей, а в Великую Отечественную войну сопровождавший морские караваны на Черном море. Вот что он вспоминал:

«Еду на дачу во Внуково и волнуюсь: жалую в гости все-таки к генералу армии, командующему таким престижным родом войск, Герою Советского Союза. Наверняка, думаю, тщеславный мужик. Что я перед ним — какой-то адмиралишко на пенсии. Однако я глубоко ошибался, хотя со мной такое случалось не часто...

Начался "прием" с "маргеловской" ухи. Я наблюдал, как генерал армии кудесничал над казаном, со знанием дела добавлял в уху различные специи, а затем любовно разливал ее по всем тарелкам. Было видно, что создание ухи являлось для него торжественным церемониалом подобно чайной церемонии у японцев. Впервые в жизни я испробовал его традиционный "напиток ВДВ" собственного приготовления.

Прошло совсем немного времени, и я уже не чувствовал себя "не в своей тарелке". Он быстро расположил к себе рассказами о захватывающих эпизодах фронтовых лет и послевоенного бытия ВДВ. При этом бросалось в глаза отсутствие у него стремления главенствовать в разговоре — он говорил и умел слушать».

А теперь вообразите. Полутьма каптерки. На столе десантный «закусон»: хлеб, сало, луковицы, полбутылки водки, с трудом добытой в гарнизонном лабазе, алюминиевая кружка, одна на троих. Открывается дверь, и в проеме появляется комкор в кожаной куртке. Немая сцена.

— За что пьете, десантники? — спросил генерал.

— У... У Кольки...

— Что у Кольки?

— День рождения у Кольки, товарищ генерал.

— Ну, Колька, будь здоров! — обратился к новорожденному Маргелов и, вылив в кружку оставшуюся водку, выпил ее залпом. — А теперь шагом марш спать!

Какой уж тут сон! Ждали гвардейцы разноса и наказания. А оно не последовало ни поутру, ни на следующий день. Чуточку приврать, приукрасить рассказ о службе в ВДВ — не особое прегрешение для десантника. Возможно, возвратившись домой, каждый из друзей вспоминал этот забавный  эпизод: «Я выпивал с самим командующим», — и никакого вымысла в том не было.

Но возвратимся к уже упомянутому интервью в «Неделе»  на вопрос корреспондента: «Какое качество вы, Василий Филиппович, считаете главным в профессии десантника?» Маргелов ответил: «Дерзость. Такую, когда человек готов сражаться против десяти врагов. В обыденной жизни ценю тоже эти качества. Был у меня случай, чуточку смешной. Участвовал я, будучи командиром соединения, в прыжках с парашютом. Приземляюсь, гашу купол и вижу, как в пяти шагах от меня опускается вытяжной парашют. Не сомневаюсь, что это мой, беру его, и в это время на меня буквально налетает солдат, огромный детина. Глаза сверкают: "Не трогай, — кричит, — это мой, я за ним следил с воздуха!" И как рванет у меня парашют из рук. Я едва на ногах удержался. Сначала была мысль догнать нахала и наказать за неуважение к старшему. Потом понял: он не узнал меня. Одеты мы все одинаково: шлем, комбинезон... Потом я построил полк, рассказал, как было дело, и объявил тому десантнику благодарность: "Кто умеет драться за свой парашют, тот и оружие из своих рук не выпустит и за землю свою будет сражаться на совесть"».

По рангу командиру воздушно-десантной дивизии или корпуса полагалось три прыжка в год. В. Ф. Маргелов, желая встать вровень с бывалыми десантниками, совершал в год порой несколько десятков прыжков. Когда об этом «увлечении» и «переборе» прознал Главнокомандующий войсками Дальнего Востока маршал Р. Я. Малиновский, то по старой дружбе пожурил:

— Впредь за разрешением прыгать прошу жаловать ко мне лично. А я у Анны Александровны, супруги твоей, Василий Филиппович, резолюцию буду требовать.

Малиновский был хозяином своего слова и, даже став министром обороны СССР, напоминал Маргелову о данном ему обещании. Когда в 1967 году Родион Яковлевич ушел из жизни, то и вновь назначенный министром обороны А. А. Гречко придерживался в отношении командующего ВДВ строгого правила — прыжок только с его согласия.

В конце 1967 года восторжествовала-таки справедливость, и те нормы вещевого и денежного довольствия, которые имели десантники до 1961 года, то есть до хрущевского сокращения Вооруженных Сил СССР, постановлением Советского правительства были восстановлены. Для офицерского состава это означало — год службы в ВДВ засчитывался за полтора, соответственно сокращались и сроки выплаты денежного вознаграждения за выслугу лет. А это для страны были деньги и притом немалые. Надо ли говорить, что все эти изменения стали возможны только благодаря усилиям, настойчивости человеческой заботе о своих войсках В. Ф. Маргелова.

В гарнизонах по-прежнему катастрофически не хватало усилья, детских учреждений, школ. Причем во многих военных городках рядом с десантниками соседствовали летчики, ракетчики, танкисты. Если с подчиненностью Воздушно-десантных войск в конце семидесятых годов вопрос был решен однозначно — их «автономное и экстерриториальное» существование приравнивалось к одному из видов Вооруженных Сил СССР, то вопросы материально-технического обеспечения, ремонта казарменных помещений и другие подобные проблемы приходилось решать в соответствующих службах военных округов, на территории которых располагались части и соединения ВДВ. Пойди тут разберись и достучись!

Несуразицы хватало и со снабжением десантников новой формой, введенной приказом министра обороны в июле 1969 года. Гимнастерка, исправно служившая десятилетиями генералу и рядовому, ушла в небытие. Китель и тельняшку должен был дополнить берет. За два года до этого, накануне Дня Воздушного флота СССР, который был посвящен 50-летию Советского государства, подразделения Воздушно-десантных войск, принимавшие участие в параде, получили малиновые береты. Комбинезон и берет — удобно и практично. Фуражка, которую офицеры затыкали то под резинки запасного парашюта, то в штанину комбинезона, то просто комкали в руках, хороша для парада, а не в поле. Художник по униформе А. Б. Жук представил командующему два варианта: один — берет защитного цвета с красной звездой, другой — малиновый, по цвету погон, с голубым треугольным флажком с эмблемой ВДВ, а спереди — звезда в венке из колосьев. Первый проект В. Ф. Маргелов отверг с порога, а на эскизе второго поставил резолюцию: «Оставить для парадов в Москве». На офицерском берете, того же малинового цвета, должны были красоваться кокарда и летная эмблема (звезда с крыльями). Кадры кинохроники о грандиозном юбилейном военном параде на Красной площади 7 ноября 1967 года свидетельствуют: в 50-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции десантники прошествовали мимо трибуны Мавзолея именно в таких беретах.

Василий Филиппович на многие поступки «десантной вольницы», можно сказать, смотрел сквозь пальцы. Ведь ни для кого не являлось секретом, что гвардейцы-отпускники и уволенные в запас, едва оказывались за порогом частей, как  малиновые погоны меняли на голубые, родные, и в военторгах покупали фуражки с голубыми околышами. Более того после смены вывески на Рязанском пехотном училище на Воздушно-десантное голубые погоны обрели и его курсанты. С введением в форму десантника тельняшки разноцветье берета и голубых полос резало глаз. Подтверждают это и воспоминания В. И. Бурова:

«Строевой смотр в Рязанском десантном училище... Начальник училища «одел» курсантов в комбинезоны, тельняшки и малиновые береты. Строевым шагом проходит одна коробка, за ней — другая. Командующий ВДВ, принимавший смотр, обращается к начальнику училища: "Ты что это мне мухоморов показываешь?!"»

Так закончилась эпопея с малиновыми беретами. И так как в Вооруженных Силах СССР берет был в обиходе у морских пехотинцев, десантников, спецназа, в палитре красок немудрено было затеряться.

— А существует ли особый, десантный характер? — вопрошал все тот же корреспондент «Недели».

— Безусловно, — отвечал Маргелов. — У меня даже была попытка в нескольких словах очертить образ крылатого пехотинца. Звучит формулировка примерно так. Десантник — это концентрированная воля, сильный характер и умение идти на оправданный риск.

Кому-то понадобилось сотворить ни на чем не основанное утверждение, будто бы В. Ф. Маргелов создавал искусственные препятствия на пути кинематографистов и корреспондентов, освещавших ход боевой жизни воздушно-десантных войск. Как известно, в кинофильм «Максим Перепелица» (сценарий И. Стаднюка, режиссер А. Граник, 1955 год) был включен фрагмент десантирования учебного подразделения, в котором оказался главный герой и его земляки. Кинофильм «Прыжок на заре» (режиссер И. Лукинский, сценарий Г. Березко, 1960 год) оказался настолько впечатляющим, что песня, прозвучавшая с экрана, на многие годы стала гимном десантников.

Тверже шаг, ребята!

По земле советской мы идем.

В десанте служим мы крылатом,

А здесь нельзя не быть орлом.

Припев:

Нам, парашютистам,

Привольно на небе чистом,

Лихи ребята на подъем,

Задирам мы совет даем, —

Шутить не следует с огнем.

Служба не простая,

Но десантнику везде почет, —

Как ангел с неба он слетает,

Зато дерется он как черт.

Припев.

Да, народ мы ловкий,

И когда людей пошлют на Марс,

С учетом нашей подготовки,

Возьмут без очереди нас.

Припев.

В титрах кинофильма «В зоне особого внимания» (сценарий Е. Месяцева, режиссер А. Малюков, 1977 год) фамилия командующего ВДВ не значится. Однако, по воспоминаниям участников, Василий Филиппович был его душой.

— Сделайте кинофильм ярким, необходимым для тех, кто о десантной службе понятия не имеет. Чтобы парни не по подъездам и кабакам шатались, а имели перед собой пример службы Отечеству и подлинно мужской дружбы и чтобы парней этих любили самые красивые девушки.

Едва фильм прошел по стране, как конкурс в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, и прежде высокий, вырос до 20 человек на место.

Мы хорошо помним слова Василия Филипповича об «оправданном риске», а между тем сам командующий ВДВ иногда пренебрегал сказанным и удостаивался «чести» выслушать внушения из уст министра обороны. Один из таких случаев описывает бывший начальник отдела кадров 37-го гвардейского корпуса X. Ш. Таминдаров:

«В 1953 году в 98-й воздушно-десантной дивизии произошло ЧП. Солдат Сидоров (настоящую фамилию не помню) обиделся на своего командира роты, который обещал за хорошую службу предоставить отпуск, но не дал его. В карауле солдат изрядно выпил, а когда наступило время смены, то не подпустил к себе разводящего, выкрикивал угрозу: "Зови сюда ротного! Убью его к... матери!"

Командир роты, убедившись, что солдат не шутит, испугался и убежал. Командир батальона приказал солдату положить автомат на землю и подойти к нему. Сидоров по-прежнему никого не подпускал: "Не подходите, я — часовой на посту, а не то убью!" Подошел командир полка подполковник Власов, но солдат не подчинился и ему. Подъехал командир дивизии полковник Мороз — Сидоров не подпустил также и его... Командир дивизии позвонил командиру корпуса генералу Маргелову, доложил о происшествии и по просил разрешения "во избежание ненужных жертв применить по солдату оружие на поражение". Комкор приказал: "Не стрелять. Ждать меня!"...

—  Таминдаров, зайди ко мне, выезжаем в 299-й полк — там ЧП.

Пьяный часовой спрятался и не подпускал к себе никого, повторяя угрозы застрелить любого, кто к нему приблизится. Солдаты залегли кольцом вокруг поста, готовые открыть огонь...

Приблизившись к солдату метров на двадцать, генерал Маргелов спросил: "Знаете ли вы меня?" Солдат ответил утвердительно: "Да, знаю, вы командир корпуса..."

— Положи автомат и подойди ко мне.

Однако солдат срывающимся голосом ответил:

— Лучше не подходите, могу убить!

После того как эти драматические события миновали, Василий Филиппович рассказал:

— Когда гвардеец сказал, что он знает меня, я смекнул — психика его не нарушена, и продолжал идти на него, приговаривая:

— Слушай, солдат! Даю тебе честное генеральское слово, если отдашь мне автомат, судить тебя не буду!

— Товарищ генерал! Не подходите, застрелю!

— Ах ты, гад, стреляй в своего генерала! Меня фашисты расстреливали четыре раза и не убили! А ты, засранец, хочешь убить... Положи автомат и подходи ко мне! Я тебя не дам в обиду.

Несколько позднее в карточке поощрений и взысканий комкора В. Ф. Маргелова появится запись: "Выговор за безрассудную храбрость". Взыскание объявлено маршалом Советского Союза Р. Я. Малиновским. "Безрассудная пуля", по выражению Главкома войск Дальнего Востока, под которую не следовало подставлять голову, действительно могла стать роковой. Но, к счастью, все обошлось.

Далее на глазах десятков людей, находившихся продолжительное время в неимоверном напряжении, гвардеец вышел из-за укрытия, положил автомат на землю и сделал несколько шагов навстречу В. Ф. Маргелову. Генерал обнял его, посадил рядом на бревно, раскрыл портсигар, и оба молча закурили.

—  А теперь иди и садись в мою машину, поедем в штаб корпуса.

После небольшого совета, на котором, кроме В. Ф. Маргелова, присутствовали начальник политотдела корпуса полковник Аксененко, Таминдаров и командир инженерно-са перного батальона, было решено определить проштрафившегося солдата в эту часть. Однако впервые слово комкора оказалось несостоятельным — в дело вмешался начальник контрразведки дивизии, который доложил о ЧП в Хабаровск. Шифровка, пришедшая из штаба округа, обескураживала — солдата немедля арестовать и судить судом военного трибунала "за открытое неподчинение командиру"».

В. Ф. Маргелову пришлось изрядно поломать голову над тем, как сохранить в глазах своего солдата репутацию. Скрывать ЧП, каким бы оно громким ни было, — не в его правилах. А вот досконально докопаться до причины проступка и сделать выводы — неизменное требование, от которого В. Ф. Маргелов не отступал ни на шаг. Пришлось подчиниться приказу. Как бы в свое оправдание перед солдатом, В. Ф. Маргелов сказал:

— Вас будут судить, но я буду настаивать, чтобы вас не посадили в тюрьму, а направили в дисциплинарный батальон.

Осенью 1953 года В. Ф. Маргелов попросил у командарма отпуск и, забрав семью, отправился на вокзал, который был, как говорится, под самым боком, недалеко от барака, где жили Маргеловы. Поезда в то время на станциях стояли подолгу. Генерал расположился в купе по-домашнему, надел пижаму, тапочки и вышел на перрон. Покуривая папиросу, он задержал взгляд на солдате в форме, но без погон. Преодолев робость, солдат подошел к Маргелову.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться? Я — тот самый Сидоров, которого вы спасли от тюрьмы, а может, от глупой смерти.

— Сынок, вот уж не думал, что еще раз увижу тебя. Куда направляешься? Есть ли у тебя деньги на дорогу?

Солдат стал отказываться от денег и поведал, что, отбыв в дисбате шесть месяцев, он был уволен в запас, приобретя неплохой опыт работы на стройке, что дома он непременно будет продолжать учебу. Прервал разговор длинный гудок паровоза. Солдат прыгнул на подножку и долго, стоя в тамбуре, махал Маргелову рукой.

Василий Филиппович бывал порой резким, но никогда — жестоким. Без обиняков корил людей инертных, безынициативных, не проявляющих заботу о солдате. В послевоенные годы командирские поощрительные фонды были скудны и создавались порой в складчину. Но скромные подарки: портсигар, бритвенный набор, кожаный ремень со сверкающей бляхой, врученные комдивом, а затем и комкором В. Ф. Маргеловым за достижения в стрельбе, за первенство в спорте, за мужество, проявленное в ходе учений, — воистину были  бесценны и хранились как реликвии, переживая порой их владельцев. Получить в награду от командующего ВДВ командирские часы считалось верхом счастья, вызывающего чувство гордости за принадлежность к «войскам дяди Васи»

В одном из жизненных эпизодов Маргелов оказался без вины виноватым. А дело обстояло так. Как известно, с пьянством на Руси боролись и цари, и генеральные секретари, да вот результата особого не было ни у тех, ни у других. Командующий ВДВ ханжой не был, но «употреблял» в меру, к чему фарс! Но и под белые ручки его никто и никогда из-за стола не выводил. Василий Филиппович не отказывался посидеть за столом с боевыми друзьями. Он мог запросто приехать на торжество, на юбилей, на вручение наград, не требуя для себя почестей и персонального внимания.

С. М. Золотов вспоминает: «Его (Маргелова. — Б. К.) простота, грубость и, как считали некоторые, даже "вульгарность" не только не оскорбляли подчиненных, а, наоборот, импонировали им... Как известно, у сильных людей бывает много врагов и завистников. Не был исключением и командующий Маргелов...»

В конце 1958 года Закавказский военный округ подвергся комплексной проверке Главной инспекцией Министерства обороны. Поскольку в Кировабаде располагалась 104-я дивизия, которой в то время командовал генерал-майор Ю. М. Потапов, то и она была включена в план проверки и, благополучно отчитавшись по всем показателям боевой и политической подготовки, получила от командующего ВДВ твердую оценку «хорошо». Целых десять дней не смолкали выстрелы на полигонах, натружено гудели моторы самолетов, совершавших выброски десантников на ротные учения с боевой стрельбой. Гвардейцы, не робея перед проверяющими из Главного политического управления, четко отвечали на политзанятиях об успехах страны и миролюбивой политики КПСС. Настало время прощаться.

Но надо знать обычаи Азербайджана. Отправить гостей из Москвы в обратный путь несолоно хлебавши — разве такое допустимо?! Кавказское гостеприимство било через край — стол ломился от традиционных азербайджанских блюд, звучали бокалы с вином, произносились тосты. Василий Филиппович был душой застолья, где кроме его подчиненных присутствовали руководители предприятий, которые шефствовали над десантными полками, представители местных советских органов. Слова о дружбе народов были искренними, душевными, лишенными фальши. Звучали и любимые всеми песни. Однако кто-то состряпал анонимку, красочно описав дружеское застолье как «коллективную попойку» и назвав в качестве ее главного закоперщика генерал-лейтенанта В. Ф. Маргелова. За командующего ВДВ попытался вступиться полковник С. М. Золотов. Увы, все его доводы о том, что в анонимке — ложь и клевета, направленные на подрыв авторитета генерала Маргелова, не возымели воздействия на партийных чиновников из отдела административных органов ЦК КПСС. Конечно, попади этот пасквиль на стол к тогдашнему министру обороны СССР маршалу Р. Я. Малиновскому, угодил бы он в мусорную корзину. Увы, Василию Филипповичу влепили «строгача» с занесением в учетную карточку члена КПСС с формулировкой «За несоблюдение норм коммунистической морали и ослабление контроля за подчиненными».

«Живут же люди с язвой в желудке, — отшучивался командующий, — больно, тошнит порой, однако терпимо, а тут выговор. Как дали, так и снимут».

Но за строгим выговором по партийной линии последовал очередной удар. В. Ф. Маргелову претила пагубная привычка политработников раздувать даже незначительное ЧП до вселенского масштаба. Но самой неприглядной чертой некоторых «политических бойцов», получивших чрезмерную свободу действий после известного постановления ЦК об усилении роли КПСС в армии, стало их неуемное стремление опередить командиров в докладах о ЧП по инстанции.

Маргелов узнал о случившемся в артполку 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, когда солдаты-насильники уже находились под следствием. Грозный приказ министра обороны об упущениях в воспитательной работе в Воздушно-десантных войсках гласил: «Младших командиров разжаловать до рядовых, командира батареи, комдивизиона, командира полка с должностей снять». Такая же участь постигла и комдива генерал-майора А. А. Евдана. Как удалось выяснить Маргелову, информация о совершенном преступлении самому министру обороны поступила из Главпура, находившегося в прямом подчинении ЦК КПСС.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.