Судьба перебежчика

Судьба перебежчика

От американского агента российской разведки Эдварда Ли Ховарда осталась лишь урна с прахом.

Волею судьбы и детектора лжи сотрудник ЦРУ Эдвард Ли Ховард стал агентом советской разведки. Из США в Москву он сбежал в 1985-м. Вот уж кому довелось действительно испытать на себе все трудовые будни российского агента. Впрочем, выяснилось, что это тот самый крест, который при желании все же можно нести и даже вынести.

…

ИЗ ДОСЬЕ

Ховард Эдвард Ли (1951–2002). сын офицера ВВС США в 1972 году с отличием закончил в 1972 году Техасский университет по специальности экономика и международная торговля. затем работал в корпусе мира США в странах Латинской Америки. По официальной версии, зачислен в ЦРУ в 1981 году вместе с женой Мэри, хотя, судя по всему, работал на эту спецслужбу и раньше. Не пройдя проверку на детекторе лжи, был уволен из ЦРУ. В 1985 году бежал в СССР. с тех пор до самой своей смерти жил в Москве.

И если бы не проклятое пристрастие к алкоголю, которое так подвело сотрудника американского Центрального разведывательного управления в 1983-м, то жить бы Ховарду относительно спокойно и дальше на своей подмосковной даче в Жуковке. Но дурацкая смерть настигла его в элитном поселке 12 июля 2002 года. Вечером гулял по участку, поскользнулся — и прямо головой об камень. Рядом — никого. На мертвого Эдварда Ли Ховарда наткнулись лишь утром.

Такое случается не только с разведчиками. Но и с ними — тоже. Во второй половине 1990-х на даче около станции Пионерской нашли тело генерала-майора Владимира Александровича Чучукина. Человек, выдержавший две командировки в США и героически работавший в Афганистане в тяжелейшие годы нашего вторжения, умер, мирно поливая лужайку на даче своего отца — тоже сотрудника спецслужб. отказало натруженное сердце. А он совершал героические поступки не только в разведке. ему было уже за шестьдесят, когда бросился в самое пекло московского пожара и спас людей. Лечение, тяжелейшие операции, возвращение на преподавательскую работу в Краснознаменную академию имени Андропова, копание на любимой даче… Жена, также Царство ей Небесное, Лена нашла его лежащим на клумбе, в руках — шланг.

Но вернемся к Ховарду. Как же все-таки занесло его из родных Штатов в нашу Жуковку? собственно, к поездке в Москву его готовило ЦРУ. И не одного, а с женой Мэри, служившей в том же ведомстве. они оба уже знали и своих будущих коллег, работавших под дипломатическим прикрытием в посольстве США, и даже некоторых завербованных русских агентов. Изучили методы работы, применявшиеся ЦРУ в России, прошли специальную, довольно жестокую подготовку. дела шли неплохо, и честолюбивый, несколько тщеславный Эдвард с нетерпением ждал отъезда. Не терпелось доказать, что Роджер Шэнон, такую кличку дали ему в ЦРУ, разорвет в Москве в клочья всех этих русских с их хваленой контрразведкой. оставалась лишь самая малость: пройти формальный, в его случае, тест на детекторе лжи.

Вот его-то Ховард завалил с треском. Выяснилось, что он не только пьет — это было абсолютно очевидно и без всякого компьютера, но и покуривает травку. да еще в придачу изменяет жене, что всех несказанно удивило. Ведь свою Мэри он любил страстно. Когда во время тренировок перед командировкой в СССР инструктор пытался имитировать их с женой арест органами КГБ и, войдя в раж, ударил Мэри, Ховард чуть не набил ему морду. Но были, были и связи на стороне, в чем будущего шпиона заставили признаться.

Он не был человеком тривиальным, живущим на счет раз, два, три. Потому любящая Мэри все поняла и простила. А вот в штаб-квартире в Лэнгли — нет. Несмотря на то, что в московской резидентуре их уже ждали, Ховарда уволили.

Да, он оказался сложным и непростым индивидуумом, этот Эдвард Ли Ховард. способным, обидчивым, ранимым. И решительным. Не был ни примерно-верным семьянином, ни аккуратненьким цэрэушником в белоснежной рубашечке. Не скрывал: я — не такой, как все, демонстрировал это на каждом шагу. И зачем тогда в 1981-м его пригласили в ЦРУ? К чему все эти проверки, тесты, учеба, подготовка к работе в зловещей, как им с женой твердо внушали, Москве? В 32 года его столь удачно начинавшаяся карьера разведчика была завершена, он погорел окончательно и бесповоротно.

Короче говоря, вслед за изменой жене последовала измена соединенным Штатам. Источники из российской разведки только посмеялись над вопросом: «Кто и когда завербовал Ховарда?». Это навсегда останется тайной. Как и то, где конкретно он впервые встретился с резидентом из СССР. Видимо, в 1984-м. И по некоторым намекам, то ли в США, то ли в притягательной своим удобным географическим положением Вене, где происходили, да и происходят, многие конспиративные встречи. Наверное, приятно устанавливать контакты под звуки чарующего вальса. В столице Австрии начиналась, да и заканчивалась арестами, похищениями карьера не одного агента и разведчика.

Удаленный из ЦРУ, Ховард тем не менее представлял собой важный источник информации. Ведь дома в Штатах его скрупулезно готовили к работе с завербованными, учили тайнописи, методам ухода от наружки… Все это вскоре пригодилось и советской, российской разведке, и лично ему. Наверное, именно Ховард подсказал русским, что один толковый инженер продает его соотечественникам важные технические секреты. И вскоре был арестован, а затем и расстрелян некий исследователь Альфред Толкачев, совсем не бескорыстно делившийся с американцами сведениями о новинках в области военного самолетостроения лайнеров-невидимок. еще кое-кто из кадровых сотрудников ЦРУ, чьим сподвижником так и не стал Ховард, был вынужден срочно покинуть Москву.

Американцы сбились с ног и с ритма в поисках «крота» в своих рядах. И явный неудачник Ховард — разгильдяй, отпетый пьяница, который, как считали сослуживцы, употреблял и наркотики, успел послужить чужой разведке даже этим своим сугубо отрицательным обликом. его бывшие коллеги были готовы повесить всех собак на него, алкаша и предателя, проглядев уже тогда довольно активно действовавших настоящих советских агентов Роберта Ханссена, а затем и Олдрича Эймса…

Ханссен Роберт

Высокопоставленный сотрудник ФБР, отвечавший в контрразведке за «русское направление». Прослужил в ФБР 25 лет с 1976 года. Некоторые источники утверждают, что Ханссен был завербован советской разведкой еще в 1979 году, другие склоняются к тому, что он сотрудничал с противником с 1985 года. Предупреждал сотрудников КГБ, действующих в США, о готовящихся против них мероприятиях ФБР. Передал КГБ и СВР имена нескольких десятков агентов, называется даже цифра 50, завербованных ЦРУ агентов и шесть тысяч страниц секретных документов. В мае 2002 года 57-летний Ханссен приговорен к пожизненному заключению без права помилования.

Сейчас в прессе высказывается множество догадок по поводу того, кто же окончательно выдал американцам Ховарда. Называется Эймс. Вранье! Один из ветеранов нашей разведки сказал мне категорично: «Его сдал Юрченко. И добавить тут нечего». Но я все же добавлю, что полковник Юрченко, на время переметнувшийся к американцам, действительно знал и о существовании некого источника, связанного с ЦРУ, и даже его кличку. А Эймс, уже будучи нашим агентом, по некоторым сведениям как раз-то и допрашивал перебежчика Виталия Юрченко. Он детально доложил в Москву о поведении советского полковника, выдавшего Ховарда.

Кстати, время от времени разносится весть о кончине Юрченко. Но нет, он, по непонятным до сих пор причинам вернувшийся на родину, здравствует по сей день. И нам теперь никогда не узнать, что же думает о нем Эдвард Ли Ховард.

А тогда, в 1985-м, уже допрошенному ФБР советскому агенту Ховарду оставался лишь один путь — бегство в СССР. При всех своих навыках и способностях ему бы не обмануть бывших сослуживцев, если бы не жена. Существуют две версии фантастического побега, и в обеих он не обошелся без супруги. По первой, Мэри старательно колесила по дорогам, посадив рядом с собой манекен мужа. Он уже летел в Европу, а наружка полагала, что подозреваемый Ховард все еще находится в Штатах. Этот вариант солидный источник из российской спецслужбы опровергает: «Там, где начинаются все эти невероятные гонки, разведка заканчивается». Версия вторая: Ховард записал собственный голос на пленку, и Мэри прокручивала ее по телефону в то время, когда он уже бежал-летел в «Боинге». По мнению моего российского собеседника, это как раз больше похоже на правду: «Парня просто обучили уходить от наружного наблюдения. В ЦРУ хорошие учителя, способные ученики». И если гордость английских спецслужб — завербованного советского полковника Олега Гордиевского британский дипломат перевез из Москвы в Хельсинки в багажнике автомобиля, то Ховарда, перелетевшего из США куда-то в Европу, а затем в ту же Финляндию, доставили с помощью советских друзей из Хельсинки в Москву… И тоже в багажнике лимузина с дипломатическим номером.

В Москве он и обосновался в 1985-м. Сначала дача, принадлежащая службе разведки, где-то на Рублевке. Ховард боялся возмездия, и в просьбе установить круглосуточную охрану ему не отказали. Беглецу исполнилось 33. Возраст Христа — и вся жизнь сначала: в чужой стране, в разгар борьбы с пьянством… Представляю, сколько выдумки приходилось проявлять кураторам Эдварда из советской разведки, чтобы удовлетворить его алкогольные потребности.

Как он жил? Сначала был жутко скован. С ним деликатно работали, и здесь постепенно, шаг за шагом, он начал приносить немало пользы. Поведал, что его бывшие коллеги не чураются таких устаревших, с точки зрения советской разведки, приемов, как использование масок, чем сбивают с толку московскую наружку, дежурившую у их посольства. «Разоблачил» ставший притчей во языцех ныне знаменитый «шпионский пенек». О нем, этом чуде совсем не природы, а чужой шпионской мысли, любят рассказывать начальники из штаб-квартиры в Ясенево. Пенек, непонятно каким образом, но установленный американцами рядом с секретнейшим объектом, был напичкан подслушивающей, записывающей и прочей современной супер-аппаратурой. Чудо-пень перестал существовать именно благодаря Ховарду.

А тот через какое-то время переехал на дачу в престижную Жуковку. Предпочитал жить в подмосковной тишине, лишь изредка выбираясь на предоставленную квартиру в центре. Однажды на кортах «Динамо» мне издали показали на бегавшего по площадке парня: какой-то чудак, вроде бы из ЦРУ, тоже приезжает поигрывать, но так, не профи.

На бирже он играл лучше. Наступала смутная эпоха, названная «перестройкой». Голова у Эдварда работала здорово, и бывший агент превратился в удачливого бизнесмена. Не какого-то торгаша, а в умело действовавшего аналитика. Смена вех и идеологий неожиданно помогла сделать вторую карьеру — финансиста. Он вполне прилично зарабатывал, консультируя если не крупных олигархов, то маклеров, трудился в страховой компании. Даже сотрудничал с партнерами из Европы. Был у него и закадычный приятель. Именно хороший дружок, а не просто один из кураторов Службы. Тоже бывший разведчик, но от дел уже полностью отошедший. Имя его, между прочим, встречается в этой книге.

Постепенно закончилась полная изоляция. Ховард тосковал по Мэри. Прежние измены-изменами, но именно она, как подтвердили почти два десятилетия, оставалась если не единственной, то по-настоящему любимой и желанной. Вроде бы должна была бежать с ним в СССР вместе с крошечным тогда сынишкой Ли, но что-то не сложилось. То ли испугалась сама, то ли надавили родители: куда тебе в Советский Союз с пьяницей, да еще и с малышом. Она осталась в Штатах, но осталась с нею и любовь к странному и неординарному, не такому как все человеку. Они перезванивались. Как и почему ФБР пропускало эти далекие ночные звонки — не понятно. Говорят, на службе у русской разведки есть приборы, позволяющие скрывать, откуда по-настоящему идет вызов. Рассказывают, что годы спустя ему помогли наладить с Мэри и личный контакт. Он начал выезжать к ней, к сыну. Возможно ли это? А если бы схватили, арестовали? Где гарантии, что он не выдал бы американцам, как действуют русские разведчики в отношении таких, как он, перебежчиков? Но высшее руководство специальных служб России верило в него и отпускало.

Каким образом полностью засвеченный агент выбирался за границу? И не только в дружественную — тогда — Болгарию. Ну, во-первых, ему сменили фамилию. Чтобы оправдать явный акцент, он работал под прибалта. Кстати, и в Москве жил под прибалтийской фамилией, которая могла бы принадлежать жителю любой страны. А имя Эдвард ему сменили на похожее, особого привыкания не требующее, — Эдуард. Во-вторых, в Службе внешней разведки Ховарда исключительно ценили.

Поведаю б эпизоде, в который сам не слишком и верю. Однажды, с помощью русских друзей, он якобы даже побывал дома в США, въехав туда то ли из Мексики, то ли откуда-то с Севера, и благополучно вернулся домой.

Домой — это в Москву, потому что иного дома у него быть уже не могло. А вот с Мэри и ставшим взрослым сынишкой он встречался теперь не в далеких Соединенных Штатах, а поближе — в Европе. Приезжала в Москву и его родная матушка, простившего непутевого сына, и даже Мэри с сыном Ли.

Необычнейшая история. И сколько вызывает вопросов. Почему в США не тронули Мэри? Ведь она, тогда сотрудница ЦРУ, помогла сбежать сначала уже предателю, и только потом мужу. Ведь законная супруга Олдрича Эймса, несмотря на маленького ребеночка, провела-таки некоторое время за решеткой. Была выпущена на свободу по существу лишь в обмен на признательные показания приговоренного к пожизненному заключению — и без всякого права на помилование — мужа. А сама любовь Мэри к человеку, предавшему ее не только по службе, — по жизни? И столько лет верности, ожиданий. Он, нормальный, молодой мужчина, что, был в Москве безгрешен? И как удавалось Ховарду безнаказанно путешествовать? Ведь если у кого-то создалось представление, будто в американских спецслужбах трудятся сплошные разини, то это совсем не верно.

Однако, судя по всему, с годами в США несколько поостыли и перестали вешать на Ховарда всех собак. Поняли, что далеко не он один выдавал Советам их кадровых сотрудников и агентов. Ну, кинул одного, другого. Были ведь среди американцев и другие кроты, более осведомленные и коварные, рывшие поглубже.

Незаметнее и быстрее всего на этом свете летит так медленно ползущее время. Черепахой промчались 17 лет. Дача, июль, жара… И нелепое падение со смертельным исходом. Американские газеты поначалу написали: свалился с крыльца.

Точно известно одно: все закончилось кремацией в Москве, венком от товарищей по Службе. И приездом Мэри. Довольно напряженно велись переговоры между двумя спецслужбами: где же похоронить Ховарда? Его последняя воля, которую он вроде бы раньше, на всякий случай, высказывал жене, была понятной: дома, в Штатах. Утрясались детали. Наши на вывоз соглашались. Американцы не хотели, чтобы их согласие на перевоз в США урны с прахом усопшего принимали за мягкотелость. Надо было сохранять все детали переговоров в тайне от наседавших журналистов. Что и удалось: Мэри покинула Москву с прахом мужа.

А жизнь навсегда оставшегося 50-летним Эдварда Ли Ховарда до сих пор полна вопросов без очевидных ответов. Их нет. И не ждите.

Джон Раймонд — от Скотланд-Ярда до КГБ

Полковник Игорь Прелин рассказывает, как советские спецслужбы использовали агента Джона Саймондса. Красавцу-англичанину была поставлена конкретная задача — соблазнять западных дам в разведцелях. Но, увы…

ИЗ ДОСЬЕ

…

Прелин Игорь Николаевич. звание: полковник. Профессия: разведчик.

Этапы карьеры: В органах госбезопасности с 1961 года, в разведке — с 1967-го. занимался непосредственно оперативной работой. 10 лет трудился в Гвинее, Сенегале, Анголе. Выезжал в краткосрочные служебные командировки еще в два десятка стран. Был исполняющим обязанности начальника африканского направления в Управлении «К» — внешняя контрразведка Первого Главного Управления. В 1991 году, не согласившись с губительной, по его мнению, политикой новой власти в отношении спецслужб, добровольно вышел в отставку. сегодня он — известный писатель, автор многих книг и документальных фильмов, телепередач о разведке. Хобби — фехтование, в котором полковник Прелин достиг немало успехов, участвуя в состязаниях среди ветеранов.

— Игорь Николаевич, давайте все-таки начнем с нашумевшей книги бывшего сотрудника КГБ Митрохина, которая так и называется — «Архивы Митрохина». На Западе она поначалу вызвала большой интерес: полагали, что автор выдал чуть ли не всех агентов, работавших на Советы. Потом, правда, выяснилось, что до этого далеко. Однако некоторых, сотрудничавших с СССР, Митрохин действительно назвал. Среди них и Джон Саймондс. Перебежчик утверждает, что вся его 996-страничная книга основана на двухстах тысячах страниц архивных документов, которые ему удалось скопировать и вывезти из Москвы. Но реально ли такое? И говорит ли вам что-либо фамилия Митрохин?

— Не знаю, получается, что он копировал по восемьдесят с лишним страниц в день. А ведь ему, наверное, и работать надо было. Митрохина, в отличие от Саймондса, я не знал. И кого бы из коллег ни спрашивал — они о нем тоже не слышали. Ну, работник архива. И в каком звании был, мне неведомо.

— Сам он утверждает, что в полковничьем. Его коллеги говорят: был майором, а в начале 1980-х при уходе в отставку дали подполковника.

— Может быть. А может, — вольнонаемный. Судя по тому, что отправили на пенсию в 1985 году в возрасте шестидесяти трех лет, офицером мог уже и не быть.

— Да не в звании дело. Любопытно другое: засовывать переписанные на тонкой бумаге листы в ботинки, выносить их, рискуя каждый раз попасться при досмотре?..

— В принципе у нас никогда обыски не проводились, все строилось на доверии, и это было правильно. Иначе бы создали такую нервозную и нездоровую обстановку, в которой работать было бы нельзя. На Лубянке и в Ясенево вахта никогда не проверяла ни карманы, ни кейсы, ни сумки. Мы ходили туда и обратно. В спецслужбах сотрудникам надо доверять. К сожалению, недобросовестные люди могли этим воспользоваться. И наша агентура за рубежом таким образом тоже выносила документы, пленки. И вот, как видите, Митрохин.

— Значит, своих сотрудников никогда не останавливают?

— Бывал выборочный контроль, индивидуальные проверки. Но это когда возникали какие-то подозрения или сигнал: человек чем-то не тем занимается. Его могли попросить зайти в другое помещение и там побеседовать. А ввести тотальный режим… Все равно, кому надо — вынесет: станет использовать ухищрения посложнее. Так что и у Митрохина возможность была, ибо он работал с делами.

— Игорь Николаевич, а что это вообще такое — архив КГБ?

— Ну, в КГБ было много архивов: центральный, архивы различных управлений, в том числе и разведки. Когда мы сидели на Лубянке, архив разведки находился тут же. Переехали в Ясенево — он сосредоточился в основном там. Оборудовано все отлично, по всем требованиям безопасности. И на особый период, и на случай войны. Дела, которые только-только сданы, несколько лет находятся под рукой. Возникают какие-то вопросы, и к ним бывает возврат. А потом их могут отправить в «дальний» архив.

— Расскажите, если можно, как дело готовится к сдаче в архив.

— Сначала дело поступало из оперативного подразделения. И начиналась кропотливейшая работа по очень строгой инструкции. Работник архива проверял, подготовлено ли дело к сдаче. Все ли пронумеровано, все ли люди, по нему проходящие, внесены в соответствующие списки. Сделаны ли сноски и разноски, есть ли подписи и заверены ли документы… Только после этого дело принималось в архив. Я не знаю, как в других ведомствах, а в КГБ это была исключительно трудоемкая штука. Тщательнейшая, скрупулезная работа. Подготовить и сдать дело в архив всегда было «наказанием» для любого работника. Иногда какое-то дело в архив сдавали по три, пять, десять раз. То чего-то нет, то оформлено не совсем так. У тебя полно забот, а тут… И мы поручали подготовку дел к сдаче новичкам. Для приходивших в оперативное подразделение из учебного заведения в такого рода работе была огромная польза. Они читали дела, перенимали опыт. Заодно знакомились с секретным делопроизводством. Ведь, насколько знаю, этому трудоемкому процессу нигде по-настоящему не учили. Еще поручали подготовку дел к сдаче отъезжающим на оперативную работу за границу. Вдвойне полезно: знакомились еще более плотно с государством, куда отправлялись, — мы давали дела именно по этой конкретной стране, и таким образом рабочие сейфы разгружали.

— Митрохин сбежал на Запад в 1992-м, когда прошло семь лет с его ухода на пенсию, но архивов своих тогда с собой не захватил. В Интернете промелькнул сведения, что документы, хранившиеся в консервных банках на огороде Митрохина, вывез в 1992 году в шести коробках британский разведчик Ричард Томлинсон. Тот самый, что, разругавшись со своей СИС — Секретной разведывательной службой, выдал летом 1999-го чуть ли не пару сотен своих коллег, поместив их имена в интернетовском сайте.

— Скорее всего, Митрохин действительно прихватить архив не смог. А вот англичане, по слухам, провели у нас большую работу. Вроде бы их службы прислали сюда специальную группу — найти спрятанные ящики, перевезти в свое посольство. Здесь особой хитрости не надо. Ни одна разведка никогда не объясняет, как это было на самом деле. И мы проводили подобные операции.

— Верите ли вы, будто Митрохин сделал это, как он утверждает, из идейных соображений?

— Мотивация может быть разная. Никогда в красивые объяснения не верил, в случае с Митрохиным — тем более. Допустим, он ненавидел СССР и советскую власть, но в 1992-м их уже не было. Все, мне кажется, проще — ехал за жирным куском. Когда я услышал «Митрохин, Митрохин…», подумал: кто-то молодой, возможно, обиженный. Но он-то сбежал, когда ему было уже за семьдесят. Готовился к бегству долго, упорно, терпеливо — аж с 1972 года.

— Прождать целых два десятилетия…

— …А кто бы ему раньше позволил уехать за границу? Таких людей у нас тогда не выпускали. Но в 1992-м началась неразбериха, раздались вопли: «Долой КГБ!», и Митрохин выбрал удачный для себя момент.

— Если бы к вам, допустим, резиденту советской разведки в какой-то стране, пришел перебежчик с их стороны и предложил материалы типа митрохинских — взяли бы?

— Взял бы. На улице, конечно, нет. А если в посольстве, в безопасном месте или в Москве — обязательно! Потом бы их аккуратнейше проверяли. В 1990-м я был в Лондоне на презентации фильма о Киме Филби. Народу собралось… Подходит ко мне британский журналист: «А если бы я захотел работать на КГБ, что бы вы мне посоветовали?» Я ему и посоветовал. Во-первых, не подходить к таким, как я, на людях. И, во-вторых, приехать в Москву и обратиться в КГБ. Понимаете, когда Митрохин пришел к ним в Риге, а затем выехал в Лондон, они ничем не рисковали. Взяли документы, проверили биографию. Мы тоже никогда такого человека из посольства просто так не выгоняли: оставьте, что принесли, посмотрим, если надо, свяжемся с вами.

— Вот так вы связались и с Саймондсом?

— Ну что вы! Тут все было гораздо сложнее. Саймондс — человек сложнейшей судьбы. Я бы сказал, что он жертва драматических, не по его воле сложившихся обстоятельств.

— И как пришел к вам Саймондс?

— Придется начать издалека. Сейчас Россию называют на Западе одной из самых коррумпированных держав. Ерунда, коррупция была и есть во всех странах. В 1969 году в Англии два десятка сотрудников Скотланд-Ярда, включая и высшие чины, были обвинены в коррупции: взятки, связи с мафией. Скандал получился громкий. Даже у нас в прессе были перепечатки. Встречалась там и фамилия Саймондс. Правда, в свои 33 года Саймондс был простым детективом невысокого ранга. Замешанным в скандале оказался потому, что влюбился и был фактически женат на дочери одного из главарей британской мафии. Являлся связным между руководством Скотланд-Ярда и верхушкой мафии.

— Ничего себе!

— Да, действительно, была у Джона Саймондса большая любовь. Это знаю, потому что, даже находясь и работая у нас, он не раз встречался с этой женщиной. У них родился сын…

— Что же он делал как связной между Скотланд-Ярдом и мафией?

— Передавал деньги, доставлял указания, информацию… Ему тоже грозили судебное преследование и небольшой тюремный срок. Однако он мог из мелкого обвиняемого превратиться в главного свидетеля обвинения. И в какой-то момент Джон понял: до суда ему не дожить. Или свои убьют, или мафия. Ведь уголовный процесс, который тогда только затевался, во многом держался бы на его показаниях. И решил Саймондс из Англии бежать. Ничего другого ему просто не оставалось. Заранее понял, что ждет его на суде, и заготовил себе несколько подлинных, подчеркиваю, подлинных документов. Были они на другие имена, но с его фотографией. И вот в 1969-м он покинул Англию. А тем временем процесс там развернулся серьезный. Максимальный срок, полученный его начальником, был, если не ошибаюсь, лет восемнадцать. А уж приговоров по десять лет и более — не счесть. Саймондса же Интерпол объявил в розыск, и он, поскитавшись года три, понял: скрыться ему не удастся. Пришел к выводу, что единственное место, где он может спрятаться, — это Советский Союз. И в 1972-м году сам пришел к нам в советское посольство в Рабате.

— В КГБ сразу поверили Саймондсу?

— Во всю эту историю верилось с трудом. Стали проверять. Подтверждается. Мы в данном случае ничем не рисковали. Проверили и поверили, хоть он пришел без информации. Все, что Саймондс знал о Скотланд-Ярде, интереса для разведки не представляло. Ведь служил он там в криминальной секции. Впрочем, одну полезную для нас информацию дал. Это был 1972 год, а в 1971-м остался в Англии перебежчик Олег Лялин. Кстати, заметили, кто уходит? Сплошные Олеги — Лялин, Гордиевский, Калугин.

— Что же поведал вам Саймондс о Лялине?

— Что Лялина содержат на вилле в Шотландии, а охраняют два приятеля Джона по Скотланд-Ярду. Он, Лялин, гад такой, их уже достал. Они от него озверели, ненавидят всеми фибрами души и готовы сделать с ним все, что угодно. Или инсценируют самоубийство, или еще что-то. Ну, мы тогда Саймондсу популярно объяснили: нашим теперешним позициям такое предложение не соответствует. Изменников мы не ликвидируем.

— И что вы решили делать с Саймондсом?

— Пошли ему навстречу и помогли. Совсем ведь отказываться от Саймондса как-то не хотелось. Мы тогда с Калугиным обсуждали этот вопрос.

— С Олегом? С тем самым бывшим генерал-майором Первого Главного управления КГБ СССР, который в 1990-м заложил на Западе свое ведомство?

— Да, в 1973-м я как раз вернулся из Гвинеи и в течение нескольких месяцев фактически возглавлял африканское направление службы внешней контрразведки. Вел дела по Марокко, в столицу которого явился Саймондс. Ну и решили: пусть будет у нас спецагентом Управления «К». Красавец, породистый мужик, тридцать шесть лет, любимец женщин. Оперативная подготовка у офицера британской полиции есть. Сделаем из него вербовщика, будет работать с прекрасным полом по линии нашей контрразведки.

— И Саймондс дал согласие?

— Да. Я уж не помню, кому в голову пришла идея отправить Джона в Танзанию. Посоветовались, и Саймондс согласился.

— Господи, какая далекая страна и какая, должно быть, сложная комбинация.

— У нас была возможность устроить там Джона заместителем директора национального парка. Устроили. Он проработал в Танзании полгода, периодически поддерживая с нами связь. Договорились, что мы будем готовить ему объекты для соответствующей работы и в нужный момент вывозить в нужную точку. Но тут Джон заболел какой-то тропической пакостью — то ли лихорадкой, то ли малярией. Чуть живой добрался до советского посольства в Дар-эс-Саламе. Наша резидентура сразу его в «Аэрофлот» и зимой, в декабре, доставила этот полутруп в Москву.

— Ну и зигзаги! Прямо какой-то триллер с этим агентом — хроническим неудачником.

— Он был надежным человеком. У меня о Джоне остались самые хорошие впечатления. Он нам говорил: «Ну что, в Москве я буду вам обузой. Придется содержать меня — ведь толком заработать я не смогу. А в Танзании стану работать, и останусь вам по гроб жизни благодарен: вы меня выручили в тяжелую минуту, жизнь спасли». Но когда Саймондс в разгар московской зимы с трудом сошел по трапу чуть ли не в шортиках, спасать его пришлось во второй раз. Мой московский коллега Виктор, который тогда с ним работал, был с Джоном одной комплекции и отдал бедолаге часть своей одежды. А я дал кровные 400 или сколько-то «бесполосных» сертификатов Внешпосылторга — помните такие? — и мы приодели Джона в «Березке» на Профсоюзной.

— Джон, кажется, приносил неудобства всем.

— Да нет. Деньги мне служба, кстати, возместила. А Саймондса мы вылечили. Только вот отправлять его обратно в Танзанию было никак нельзя: грозила повторная лихорадка. Думали-думали, что с ним делать дальше, и придумали. Договорились с болгарскими «друзьями» и вывезли его в Софию. Там устроили в аналог нашего Агентства Печати Новости, и пришлось Джону заняться редактированием переводов.

— Если правильно вас понял, с разведработой было покончено?

— Не совсем. Находился он в Болгарии несколько лет, и мы вытаскивали его оттуда на кое-какие задания особого рода.

— Догадываюсь, на какие.

— Да, мы находили одиноких американок, которые работали в посольствах США за границей. Пытались в основном подобрать кадровых сотрудниц ЦРУ, как правило, секретарш резидентов. Старались их предварительно изучить, узнать все, что только можно. И после этого направляли туда Джона, который и вступал с ними в контакт.

— Как это удавалось обольстителю Саймондсу, понятно. Но направлять агента в страну по чужому паспорту?

— Паспорт, я же вам говорил, у него был подлинный. Он выдавал себя за бизнесмена, продавал какие-то сельхозмашины. Занятие вполне мирное. Приезжал несколько раз в Африку, изучал конъюнктуру, знакомился с женщиной. Но и на этом поприще, честно говоря, успехов он тоже не добился. Правда, в Болгарии было у Джона одно дело. Но и оно, к сожалению, тоже не завершилось тем успехом, которым должно было бы увенчаться. В Златых Пясцах Саймондс получил интереснейшую информацию от одной западногерманской туристки, с которой был близок. От мужа, вращавшегося в высоких кругах, она слышала, будто в окружении канцлера ФРГ Вилли Брандта есть человек, который работает на КГБ. Он попал под подозрение, и его вот-вот должны разоблачить как шпиона. Фамилию немца дамочка не назвала, просто не знала. Вот эту-то информацию Джон и сообщил нам. Мы у себя проверили: у нас такого агента не оказалось. Передали это донесение в ГДР.

— Может быть, подружка Джона имела в виду агента восточногерманской внешней разведки Гийома? Я пишу о нем в этой моей книге. Гийом работал личным секретарем Брандта и был потом действительно арестован. Да и Брандта вынудили после этого уйти. Ведь могли же предотвратить провал!

— Я не знаю, как все было на самом деле. Но мне рассказывали гораздо позже, что вроде бы гэдээровцы сообщили эту информацию Гийому. А тот ответил таким образом, что он о подозрениях знает, к этому привык, это — рутинная проверка, и плевать он на все хотел: будет продолжать работать. Через три месяца Гийома арестовали. Но уже в наши дни после объединения Германии я услышал и другую версию, не знаю, насколько она верна. В Штази вроде бы сознательно проигнорировали эту настораживающую информацию, поскольку кто-то из руководства ГДР, конечно, не разведка и не ее шеф Маркус Вольф, спал и видел, чтобы Гийом провалился.

Кому-то хотелось скомпрометировать и убрать Вилли Брандта. Кого-то он там в ГДР не устраивал. Гийома можно было вывести, спасти, но… То была единственная ценная информация от Джона Саймондса, которую мы получили, однако и она осталась нереализованной.

Так что возвращаюсь к началу нашего разговора. Саймондс оказался жертвой обстоятельств. Его приход к нам — вынужденный шаг. А мы, к сожалению, не смогли его использовать так, как можно было, по не зависящим зачастую от нас причинам. Не все в разведке получается. То, что мы пытались сделать, просто не получилось.

— И вы отпустили донжуана Саймондса в родные пенаты?

— Время шло, а мы не могли подыскать ему работу. Не могли найти подходящих женщин. И где-то году в 1980-м (это я уже узнал из рассказов других, когда вернулся из Анголы), с ним прервали связь. Помыкался-помыкался он в Болгарии. Там ему не нравилось. Не устраивали социалистические порядки, другой он был человек. Вот и обратился к нам с просьбой: «Ну что я мучаюсь, годы уходят. Мне уже 44. Давайте я сам займусь устройством своей жизни. Отпустите меня с миром. Найду я себе место, где жить, и сообщу вам, в какой точке нахожусь. В любой момент по вашей просьбе я буду готов выполнить любое ваше задание». Мы Джону верили, человек он был надежный. И решили его отпустить.

Он уехал, какое-то время работал, кажется, в Индии. Но там тоже что-то не заладилось. И потом я уже из прессы узнал, что якобы Саймондс вернулся в Англию и, естественно, под своим именем. Его арестовали, и он два года отсидел в тюрьме еще по тому — скотланд-ярдовскому — делу.

— Какой замкнутый круг получился.

— Он до сих пор считает, что его посадили ни за что, несправедливо. О связях с нами, конечно, никому не рассказал, но какую-то там легенду сочинил, где эти годы болтался-мотался.

— А как же выплыла наружу вся история с его пребыванием в СССР?

— Где-то в 1982 году Джон вышел из тюрьмы и жил себе спокойно лет десять. А в 1992 году, когда сбежал Митрохин, его пригласили и начали задавать вопросы в лоб. И вот тогда он все и рассказал. Саймондса не стали преследовать за шпионаж. Да и не за что было, потому что никакой информации по своей стране он нам не дал, просто не знал. И ничего преступного против Англии, выполняя наши задания, Саймондс тоже не совершил. То, что он кое-что, ну немножко, сделал — к Англии никакого отношения не имело. К Западной Германии, к американцам — возможно. А к английским гражданам он вообще не подходил, ему это было запрещено: в Великобритании во время процесса печатались его фотографии, да и мало ли какой мог произойти прокол. Саймондс никогда даже не говорил никому, что он — англичанин. Поэтому предъявлять Саймондсу какие-то претензии у англичан не было никаких оснований. А то, что он оказался на какое-то время связан с КГБ, — это еще не уголовное преступление.

Такая вот довольно трагическая судьба. Жизнь не получилась. Саймондс — жертва.

— А когда вы последний раз виделись с Джоном Саймондсом?

— Последний раз я его видел в 1977-м году в столице Сенегала Дакаре. Когда посмотрели, где находится работавший с ним Прелин, и выяснили, что он, то есть я в Дакаре, то его — ко мне.

Мы с ним там готовили одну поездку к дамочке из ЦРУ. Сделали ему кое-какие документы, он под моим руководством открыл счет в банке. Встретились с ним в кафе, а до того я сначала визуально проконтролировал его прибытие. Вечером он выехал за город на такси в район одного казино. Потом я посадил его к себе в машину, покатались с ним. Все обговорили, и затем были встречи для устранения всяких накладок, которые возникали. Пробыл он в Дакаре тогда дней десять— двенадцать. Вот так и прошли последние встречи.

— Потому после публикации «Архивов Митрохина» Саймондса не посадили?

— Так я и говорю: не за что. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.