Доктор на пароходе (в океане)

Доктор на пароходе (в океане)

 После выхода в океан положение доктора на пароходе меняется. Он становится значительной фигурой даже в глазах командира, считающего, что врачей надо ставить на все вахты, поскольку иной пользы от них нет. И причина вовсе не в том, что экипаж начинает заботиться о своем здоровье и пытается расположить к себе врача на весь полугодовой рейс. Главная причина любви экипажа - это то, что начальник медицинской службы является единоличным владельцем 20 кг очень качественного медицинского спирта. Такого богатства не имеет никто, включая командира. И даже командир в критических ситуациях вынужден просить доктора дать спирт, а отнюдь не приказывать.

 В море доктор абсолютно ничего не делает. Вахт, как я уже говорил, не стоит, в исследовательских работах не участвует. Он мается от безделья и лечит отдельных редких больных. Поэтому доктора самые изобретальные в экипаже люди в проведениии досуга. Я, например, много рисовал. Один мой коллега делал переплеты ко всяким кипам вырезок из журналов. Другой ремонтировал собственноручно санчасть раз пять за рейс. Не случайно, по возвращению из океана, доктора шли на работу в госпиталь, чтобы не забыть при такой службе всю медицину. И в то же время ни на секунду нельзя позволить себе расслабиться. А вдруг сейчас что-то случится, и надо будет срочно оказать квалифицированную помощь. Даже лишней рюмки с друзьями не выпить.

 Мне достались спокойные рейсы. У меня не было тяжелых травм, даже банальный аппендицит не удалось никому вырезать. Да оно и к лучшему. Больного надо оперировать в нормальных больничных условиях, а не под местной анестезией на качающейся палубе. Это страдания и врачу, и пациенту. Но когда врач выполняет профессиональные обязанности, то уж тут всем стоять! Никто, включая командира, вмешаться не рискует. Ведь очень грустно делать одному то, что делают два врача в больнице, да еще с помощью медсестры. Поэтому доктор в такие минуты злой, как собака.

 Помню, во время стоянки в Греции у нас упал за борт механик. Сломал руку и сорвал кусок кожи с черепа. Вместе с доктором с соседнего парохода мы его загипсовали и пришили кожу на место, поочередно исполняя роль то врачей, то медсестры, то санитарки. Сочувствующих, естественно, сразу выставили из амбулатории, чтоб не путались под ногами. И вдруг, в разгар работы, я вижу прямо в ране нос командира, который зашел узнать, как дела. Ну, он и узнал, когда прослушал от нас обоих, что если всякий м…дак будет в рану нос совать, то она загноится, и, вообще, было сказано, чтоб ни один придурок сюда не лез, пока не разрешили. Видимо, в наших словах была такая искренняя ярость и злость, что мастер, сохраняя уже не достоинство, а целость своего организма, пулей вылетел из амбулатории с выражением неподдельного испуга на лице. Кстати, когда он стал командиром уже другого парохода - «Ивана Крузенштерна», то там он тоже сунулся узнать, как идут дела во время операции аппендэктомии (удаления аппендицита), которую проводил доктор Саша Морозов. Когда мастер прямо в теплой куртке с наружной палубы ввалился в санчасть со словами: Ну, как, доктор, будет больной жить?, то доктор, даже не оборачиваясь, швырнул ему прямо в физиономию корнцанг - тяжелый зажим, который попался ему под руку в этот момент. Мастер, уже наученный горьким опытом на «Полюсе», быстро выскользнул обратно, и больше в амбулаторию не совался. Видно, это была его судьба. И правильно, докторов надо любить.

 На моей памяти был случай, когда у одного из наших докторов случился аппендицит в море. А стояли они в такой точке Атлантического океана, что до ближайшего порта любой страны было идти не менее пяти суток. И доктора могли потерять. Сначала мастер предложил ему самому себя оперировать, ссылаясь на опыт врача с антарктической станции. Но Володя, так звали доктора, сказал, что он русский офицер, а не самурай какой, чтоб себе живот резать. К счастью, рядом работал другой наш пароход, на котором плавал мудрый майор медицинской службы из нашей же экспедиции. Назначили точку рандеву на следующий день с утра. Пока шли, по указаниям стонущего доктора с аппендицитом приготовили операционную. Друзья-офицеры старались его морально поддержать и все время намекали, что он должен сделать, пока еще не поздно, последние распоряжения насчет спирта, хранящегося в медицинской кладовой.

 Вскоре на судно поднялся его коллега, операция прошла успешно, пациента положили в лазарет, а сами поднялись наверх, в каюту доктора. И пока Володя два дня лежал брошенный всеми в лазарете, в его каюте за его здоровье выпили все те 20 кг спирта, судьба которого так волновала его друзей-офицеров. И оставшуюся половину рейса Вова был самым бедным доктором на просторах Атлантики.

 Когда-то на кораблях флота Российского плавали священники. Они утешали души морских служителей, помогая им переносить долгую разлуку с берегом. Потом их упразднили, заменили замполитами. Но они не стали людьми, к кому бы шли с душевной болью моряки в дальнем океанском рейсе. Такой дежурной жилеткой экипажа стал врач. Я помню, что ко мне, 24-летнему юнцу-лейтенанту, шли пожилые гражданские моряки и советовались по поводу каких-то семейных проблем, или просто приходили излить и облегчить душу. Сначала это меня поражало и очень смущало, что от меня ждут совета люди, которые старше меня на целое поколение. Но потом я понял, что они не видят мой возраст. Они видят во мне доктора, который может их выслушать и по долгу врачебному не разгласить тайны. В их глазах раз врач получил образование, то он обязан был знать жизнь. Я перестал уклоняться от таких разговоров, понял, что этим тоже лечу моих больных. Как мог, пытался их поддерживать, вел долгие разговоры с моряками, помогая вскрыть им те нарывы в душе, которые возникали в долгой разлуке с домом и семьей. И если я видел, что в глазах моряка, излившего душу, загорался огонек жизни и из них уходила тоска, то считал, что поступил согласно долгу врачебному и человеческому.