Когда шутки кончаются плохо

Когда шутки кончаются плохо

 Не всегда розыгрыши заканчивались безобидно для тех, кто стал их главным героем. Часто организаторы шутки судят по себе о тех, кого хотят разыграть, не понимая, что подчас у людей восприятие чужого юмора может быть даже очень болезненным.

 На нашем судне служил один мичман. Он очень любил писать статьи в кронштадтский Советский моряк о том, как моряки бороздят просторы …и в дождь, и в слякоть.. (это его оригинальный текст). Особенный восторг вызывала у нас фраза в одном из его опусов про то, как свинцовая усталость сковала тело замполита, поскольку всем было известно, что замполиты - официальные штатные бездельники на пароходе, и устать им негде. Наш мичман в юности не получил образования, которого хотел, и считал себя непризнанным гением, с которым жизнь обошлась несправедливо и сурово, в связи с чем комплексов имел очень много, а море терпеть не мог и даже боялся.

 Однажды в рейсе Леша - так звали мичмана, заболел обыкновенным ОРЗ. Я выдал ему необходимые рекомендации и велел лежать три дня в каюте, чтобы он по пароходу не шастал и народ не заражал. Раз в день я его навещал с очень серьезным выражением лица, изображая обход больных профессором. Когда я навестил его в третий раз, я слегка испугался. Передо мной был человек в истерическом состоянии. Он хватал меня за руки, у него текли по щекам слезы, он просил меня сказать всю правду о той смертельной болезни, которой он на самом деле неизлечимо болен.

 - Доктор! Только не скрывайте от меня правду - стенал Леша.

 После моих словесных успокоений, подкрепленных лекарственными средствами, он, наконец, смог внятно объяснить, что же произошло. Виной всему оказался розыгрыш. Оказывается, к нему в гости зашел старший механик, по-корабельному дед, чтобы проведать больного. Увидев того в грустном состоянии, дед решил его развлечь, и, вынув из кармана складной метр, стал с самым серьезным видом обмерять лежащего на койке Лешу сначала вдоль, а потом и поперек. На все тревожные вопросы испуганного мичмана дед отвечал, что волноваться не надо, что все сделают в лучшем виде, что запас цинка у него большой. Затем притворно вздохнул, сделал скорбное лицо, подлец, и грустно поведал, что видел доктора и тот рассказал ему всю правду. После чего попрощался и ушел. За последующие полчаса до моего визита Леша окончательно убедил себя в том, что его положение безнадежно, а доктор, очевидно из гуманных соображений, скрывает это. Так до конца рейса мне и не удалось убедить его в обратном. Нервы его сильно пошатнулись, и, по возвращению с моря, он был списан на берег.

 Над Лешей любили подшучивать. Да и как не любить, когда человек искренне верит любому бреду. Помню, однажды к нему подошел сосед по каюте Андрей Вышинский и с честным выражением глаз сообщил, что ему надо получить паек на три дня и встать на вахту на гидрологический буй, который будут ставить сегодня.

 - А че, Леха, все мичмана по очереди будут стоять, так всегда делается. И, кстати, получи у боцмана страховочный конец, чтобы с буя не смыло. Будешь мерять соленость воды и записывать в Журнал наблюдений, - оставаясь совершенно серьезным, поведал мичман Вышинский.

 Леха впал в панику. Очевидно, он представил, что он один на скользком, качающемся буе, один во всем океане. А кругом акулы. С зубами. Не знал ведь он, сердешный, что гидрологический буй просто выбрасывают за борт в воду и через некоторое время забирают, а аппаратура, установленная на буе, сама записывает соленость воды, ее температуру, скорость течений и еще множество разных сведений об океане, которые так интересуют гидрографов. Всего этого мичман-журналист не знал. Он кинулся к командиру. Рыдая, Леша сообщил ему, что сильно укачивается, а главное, боится акул. Мастер ничего не понял только в первый момент. Но во второй уже сообразил, что мичмана разыграли. Сделав соответствующее суровое лицо, он грозно спросил, в душе давясь от смеха:

 - А чем вы лучше других? Ничего, подежурите трое суток на буе, потом вас сменят.

 Горе Леши было настолько искренним, что командир сжалился и милостиво разрешил:

 - Ну ладно, можете сказать боцману, что я вас освободил от несения вахты на гидрологическом буе. Но за это вы простоите в Корке три дня помощником дежурного, дадите другим мичманам отдохнуть, тем, которые будут стоять за вас вахту на буе.

 Леша счастливый выскочил от мастера и через месяц радостно отстоял бессменно три дня в Ирландии, так и не поняв, что три мичмана получили возможность вдоволь, на халяву, погулять на берегу, пока он сидел на пароходе и искренне считал, что совершил выгодную сделку .

 Позже мичман Вышинский рассказал, что Леху наказали за дело. Оказывается, еще в Кронштадте, за несколько недель до отхода в рейс, офицерам и мичманам выплатили какие-то долги по надбавкам - так называемые морские - рублей двести или около того. Выплатили неожиданно, и жены, естественно, об этих деньгах не знали и на них не рассчитывали. В маленьком городке жены моряков с одного парохода были, в своей основной массе, знакомы между собой. Поэтому мичманы решили на общей сходке о деньгах женам не говорить, а потратить неожиданный доход на полезное дело - пропить как-нибудь вечерком в местном кабаке, который почему-то назывался в народе Три кокоса. Но не успели. Штрейкбрехером оказался Леха - он в припадке раскаяния рассказал своей половине о неожиданных деньгах и честно сдал их все в семейный бюджет. На следующий день Лехина жена, встретив на местном рынке жену мичмана Вышинского, упомянула о деньгах, полученных мужем. Та приняла к сведению полученную информацию, и вечером ее мужа дома ждал неприятный сюрприз - ему предложили добровольно сдать деньги в доход семьи. После допроса с пристрастием припертый к стенке неопровержимыми фактами мичман Вышинский сломался и передал в семейный бюджет все, что получил от Родины за непорочную службу. В течение двух дней и у остальных мичманов женами были изъяты заначки. Ведь Кронштадт город маленький - слухи распространяются быстро. Леха лишь чудом избежал темной от товарищей по оружию. Его поведение было подвергнуто резкой критике со стороны экипажа. На какое-то время с ним даже перестали общаться. И как только представлялась возможность, его обязательно, подчас довольно жестоко, разыгрывали.