Дядюшка Ко (Артем Троицкий). ПЕСНИ ГОРОДСКИХ ВОЛЬЕРОВ. (М.НАУМЕНКО И ДРУГИЕ).

Дядюшка Ко (Артем Троицкий).

ПЕСНИ ГОРОДСКИХ ВОЛЬЕРОВ. (М.НАУМЕНКО И ДРУГИЕ).

Существует ли рок-поэзия? Не просто, как рифмованные слова, которые поют, а как отдельное явление, обладающее своей спецификой.

Скажем, в джазе достаточно сильна вокальная традиция, но джазовой поэзии нет. Битниковские штучки Гинзберга и Ферлингетти сочинены «по поводу» и непосредственно к «телу» джаза имеют не большее отношение, чем популярные джазовые эссе Кортасара.

Другой, более спорный прием - КСП. Я считаю, что КСП тоже не породил своей поэзии. Во-первых, потому что в «лучших» традициях этого движения заимствовать стихи у прошлых и здравствующих знаменитостей. Во-вторых, то, что создается в оригинале, как правило не ново и ублюдочно: лексикон от символистов, настроение - от Есенина, плюс синдром романтики дальних дорог, королей, свеч и т.п.

Заметьте: я не говорю о качестве и коэффициенте Аи Кью авторов, меня интересует только факт наличия (отсутствия) чего-то специального. В современной эстрадной поэзии (текстовке) пример обратного рода - о качестве творчества, судя по общепринятым критериям, речи вообще идти не может. Но как чудесен, самобытен этот мир! Запредельные строчки типа «пусть созвездие любви наведет на нас мосты» (слова поэта-лауреата и пр. Андрея Дементьева) не только спокойно исполняются телерадиосолистами, но и с энтузиазмом подхватываются (особенно на припевах) тысячными массами слушателей. Это замечательно, это фантастично, иной мир, иные законы …

Вернемся к изначальному вопросу. Я склонен дать на него положительный ответ. Неповторимость словесной стихии рока обусловлена тем обстоятельством, что это самая массовая (а), непрофессиональная (б), не тиражируемая (в), что отличает ее от стихов в альбомах (г), поэзия из всех существовавших когда-либо. Поскольку больше к теме профессионального стихосложения я не вернусь, обращаюсь с призывом: изучайте творчество Дербенева, Шаферана; это куда более занятно и полезно, чем копаться в Окуджаве.

Отсюда, именно отсюда - имманентные, наиболее характерные «видовые» черты рок-поэзии: естественность, простота, уличность. Кроме того, лексикон, основанный на разговорном языке, жаргоне. Наконец, проблематика, касающаяся «здесь и сейчас».

Однако, дела обстоят несколько сложнее. Рок-поэзия очень неоднородна. В ней сосуществуют и «академическая» струя, и масса штампов «профессиональной» массовой культуры, и чисто фольклорные, традиционные дела. Конечно, все годится. Но вот парадокс: «очень культурный» негр Чак Берри, писавший стихи с рифмами вроде «танго-мамба», совершил переворот в мозгах, и песни его - в том числе и благодаря словам, с кайфом распеваются до сих пор. А, скажем, Пит Синфилд (текстовик Кинг Кримсон, ЭЛИ), поразивший на один сезон воображение готическими сюрреализмами, грандиозными аллегориями и пр., давно забыт и так и остался одним из сонма небесталанных подражателей титанов поэтической цивилизации - от Мильтона до Т.С.Эллиота.

Так что у рок-поэзии тоже свои законы и своя система ценностей, во многом противоположная той, к которой мы привыкли. И глупо подходить к словам рок-песен с критериями академической литературы. Еще глупее следовать этим критериям. Одна милая дама, послушав Гребенщикова, скисломордилась: «Примитив, джамбульщина, что вижу, то пою». (Гм, что уж говорить о Майке…). Мне не приходилось читать Джамбула (имя мне нравится), но, кажется, петь и надо о том, что видишь.

Конкретнее. Вот четыре наших популярных стихотворца на ниве рок-мюзик (в алфавитном порядке): Гребенщиков, Майк, Макаревич, Рыженко. Они очень разные: первый - философичен, второй - лиричен, третий - дидактичен, четвертый - саркастичен. Гребенщиков и Майк тяготеют к жаргону и проблемам личным, Макаревич и Рыженко - к нормальному лексикону и проблемам, так сказать, общественным. Майк и Макаревич пишут стихи в традиционно равномерно-рифмованной манере, БГ и Рыженко больше экспериментируют с формой. Пожалуй, самое главное: Макаревич и Гребенщиков в своем творчестве больше исходят из, если можно так выразиться (надеюсь, вы поймете), поэтического интеллектуального самосознания, Майк и Рыженко - из конкретных жизненных ситуаций. Особенно Майк. И за это ему - мерси. Почему-то поют о чем угодно, только не о том, что с ними лично происходит. Как редко услышишь настоящую песню от первого лица! «Я» Макаревича служит или назиданием другим («Кафе Лира»), или исполнено возвышенного пафоса («Три окна», «Свеча») и вряд ли доступно простому парню (вроде меня). Монологи БГ не столь патетичны, но все равно, за редким исключением («Кто ты такой», «Все, что я хочу») в них играет рефлексия и мало милой сердцу джамбульщины.

Представим себе их муз. У БГ - богемная чудачка, неглупая и прихотливая. У Майка, конечно же, Сладкая N - славная, центровая давалка, примодненная и, натурально, пьяница. Макаревич уже тыщу лет не писал о любви и вообще о женщинах, музу его представляю себе с трудом, в виде средних лет учительницы, незлой, интеллигентной и с устоями. Муза Рыженко - слепок патологий обыденности: нечто среднее между дикторшей телевидения и продавщицей из гастронома.

Вопрос к читателям: кто из этих баб нам всего ближе? Конечно, Сладкая N (образ Рыженко чересчур умозрителен)! А потому сермяжная правда рока - за Майком. Нет, он не лучший поэт, но он более всего «в жанре».

Никто не снискал в последнее время столько комплиментов и, одновременно, столько ругани в свой адрес, как Майк. Уже на первом же его московском концерте часть зала исступленно аплодировала после каждого куплета, а другая часть синхронно и с чувством свистела. Как пишут в таких случаях, «равнодушных не было..».

Люся Петрушевская сказала, что ничего лучшего в жизни не слышала и через пару дней спела по телефону сочиненный под влиянием Майка (но с ее типичными героями) «Бабулькин блюз» про то, как соседи выживают из коммунальной квартиры старушку, страдающую недержанием кала… Напротив, Макаревича (а он, кстати, выступал непосредственно перед Майком) я редко когда видел таким раздраженным и недобрым. На мой вопрос «Ну как?» он ответил совсем не свойственными ему словами типа «хулиганство» и «безобразие». Уже на автобусной остановке, как мне рассказали, между сторонниками и противниками Майка (все они впервые услышали его за полчаса до того) произошла драка.

Дело в том, что находясь вполне в рамках (западной) роковой поэтической ортодоксии, Майк вместе с тем радикальнее любого другого порывает с существующими у нас песенными (в том числе и роковыми) словесными традициями. Идеалом здешних фанов уже много лет является Макаревич. Не будем ставить ему это в вину, но он крепко вшиб в юные головы любовь к трем вещам: «серьезности» тем (равнодушие, предательство, карьеризм и т.п.), «красивости» языка (свечи, костры, замки…) и общей символичности - аллегоричности - абстрактности (скачки, корабли с капитанами, барьеры, дома с окнами…) Гребенщиков чуть более интимен и вольнее в обращении с языком (сленг, англицизмы), но, в остальном столь же божественно возвышен и глубокомысленен, как Макаревич. Для довершения картины добавьте нетленное наследие всевозможной Окуджавы, а также Созвездие Любви.

Бедный мальчик Майк! Какую толщу добротных стереотипов приходится ему пробивать своим аденоидным голосом! Единственная явная параллель - ранний «блатной» Высоцкий («С водки похмелье, а с Верки - что взять…»). Да и того, как не трудно заметить, любят не за исповеди младых лет, а за последовавшие маски алкоголиков и солдат, притчи о волках и конях.

Легко быть умным, легко быть серьезным. Легко и надежно. Трудно быть искренним, трудно быть самим собой («но возможно..».). Один на сцене - всегда босс, скромный вождь и учитель. Другой - не очень понятен, но полон тайн, очарования. Один - над залом, другой - далеко в стороне. Только Майк стоит среди них. Голый, как в своей ванной комнате, куда неожиданно набежало столько сотен народу. Он демонстративно незащищен. Он позволяет себе выглядеть в песнях жалким и нелепым. Он нарочито антипатичен, даже в самых драматических ситуациях. И, в результате, он пожинает урожай глупых смешков и свиста нормальных ребят и девушек, у которых свои представления об искусстве. Они не хотят видеть себя, это зеркало плюет им в глаза.

У Майка полно посредственных песен. Он не гений, напротив, фантастический разгильдяй. Вряд ли его одного хватит на то, чтобы разогнать смурь праведного провинциализма нашей рок-поэзии. Если вам так уж дорого «разумное, доброе, вечное», то подумайте о наших потомках! Бедные чуваки, слушая современные рок-песни, решат, что мы жили в замках и башнях при свете свечей, не имели представления о гигиеническом сексе и портвейне, а разговаривали только о борьбе добра и зла.

Майк, первая пьяная ласточка. Он хил, но именно он подвинул Рыженко, именно он стал катализатором для варварской молодой шпаны Удовлетворителей. Да и на Гребенщикова, парня умного, он, несомненно, произвел большое впечатление. Остальные… пока «невинны, как младенцы, скромны, как монахи». В конце концов, это их личное дело. И единственное что меня огорчает - за последние полтора года гадкий Майк написал полторы песни. Никаких поблажек этому самодовольному Козлу (по гороскопу)!