17. Да, это Америка
17. Да, это Америка
Лиля открыла глаза с мыслью: «Мы в Америке!» Но романтика ощущения пропала, как только она обвела взглядом маленькую и довольно темную комнатку: окно упиралось в кирпичную стену дома напротив. Надо попросить переселить их в другой номер, но еще слишком рано искать администратора. Лешка крепко спал, Лиля спустилась в холл и наткнулась на громадного уборщика в синей спецовке. Он стоял к ней спиной и полировал мраморный пол какой-то шумной машиной. Заметив Лилю, он выключил машину и повернулся к ней, улыбнулся, открыв полный рот больших белоснежных зубов, и пророкотал громоподобным басом:
— Good morning, mа’am! (Доброе утро, мэм!)
Лиля вздрогнула от неожиданности и поздоровалась не сразу, подумав: «Первый человек, заговоривший со мной, — негр. О да, это Америка».
Она вышла на улицу. Мимо проскочили две веселые чернокожие девушки. Рядом с гостиницей стояла большая синагога Young Israel («Молодой Израиль»), и было довольно странно видеть синагогу как деталь повседневного быта, в нее входили и выходили люди, но не было никакого ажиотажа. Вдруг неожиданно и быстро потемнело, и сплошным потоком хлынул такой дождь, каких Лиля, кажется, никогда не видела в России. «Да, это Америка». Лиля юркнула обратно в гостиницу и сразу наткнулась на сына.
— Лешенька, ты куда собрался?
— Прогуляться по Бродвею, посмотреть, что такое эта Америка.
— В такой дождь?
— А мне плевать.
— Но надо что-нибудь поесть. Подожди, может, дождь вот — вот пройдет.
Завтраков в гостинице не давали, идти за покупками под дождем было невозможно. У Лили остались два сэндвича от самолетной еды, и она сварила кофе с помощью портативного кипятильника. А потом они спустились вниз — просить дежурного насчет смены номера. В холле стояли мужчины из той же группы, что и накануне вечером.
Говорили они по — английски, но в речи мелькали слова на идиш, польские и даже русские — странное смешение.
При виде Лили с Лешкой они замолчали и стали с интересом их рассматривать. Лиля подошла к стойке регистратора и оглядывалась в поисках дежурного, когда к ней приблизился один из мужчин и спросил по — русски с незнакомым акцентом:
— Вы, наверное, только вчера приехали?
— Да, поздно ночью.
— Welcome to America. Может быть, вам надо что-нибудь помогать, или одно, или другое? Так вы спрашивайте.
Говорил он мягко, ненавязчиво. В это время подошли остальные и стали наперебой расспрашивать:
— Откуда вы? Большая у вас семья? Что вы делали в России? Говорите ли по — английски?
Лиля с Лешкой едва успевали отвечать, и первый знакомый остановил поток любопытства:
— Что вы все спрашиваете? Помалу — помалу. Дайте людям брейк. Может быть, им нужно помогать, а совсем не нужно ваши вопросы.
Лиля объяснила ему, что у них плохая комната.
Он спросил:
— Вы с сыном, с этим большим парнем? Спать в одной комнате — нет, это не правильно.
Он нашел дежурного, объяснил ему что-то, и им сменили номер на двухкомнатный, светлый, с большой ванной. В одной комнате располагалась маленькая кухня (kitchenette): газовая плита под аркой, чайник, кастрюля и столовый набор на двоих, маленький холодильник и маленький черно — белый телевизор. Новый знакомый сам пошел с ними, осмотрел номер и процитировал Зощенко: «Всё в порядке — пьяных нет», чем изрядно насмешил Лилю.
— Так — так. Помалу — помалу все будет. Это Америка.
— А вас как зовут?
— Меня зовут Берл, а по — русски — Борис, Борька.
— А как по отчеству?
— Это в России были отчества, а в Америке отчеств нет. Если вам что нужно, спросите Берла, я всегда помогу.
— Скажите, Берл, здесь работает много негров?
— Да, черных много. Только не называйте их неграми. В Америке «нигер» — это ругательство, они обижаются. Надо говорить black, черный.
С переселением в новый номер настроение улучшилось. Лешка нашел в шкафу сейф с шифром.
— Мам, смотри, мы можем положить сюда монеты и документы.
Как только заперли в сейфе золотые монеты и все дипломы, Лиле стало легче: теперь не надо беспокоиться об их безопасности. За окнами продолжал лить страшный дождь, но упрямый и нетерпеливый Лешка все равно ушел прогуляться по Бродвею. Лиля решила принять душ, разложить немногочисленные вещи, привести себя в порядок. Она с тоской думала о том, что уже сколько раз за четыре месяца они переезжают — в Вену, в Рим, в Нью — Йорк, а Алеши все нет и нет… Когда же, когда?..
Лешка пришел через два часа, абсолютно мокрый, но со счастливой мальчишеской улыбкой. Он, как щенок, дрожал от холода и возбуждения и с восторгом рассказывал:
— Мам, я столько видел! Даже статую Свободы видел издали. И памятник Колумбу на площади видел. А сколько витрин с электроникой! Приемники, телевизоры, проигрыватели разных марок, магнитофоны, кассеты с самыми популярными записями!
Лиля испугалась, что он простудится, стащила с него мокрую одежду и заставила сесть в горячую ванну.
— Сиди и прогревайся, а я соображу чего-нибудь поесть.
* * *
Внизу, в холле, опять стоял Берл, и она спросила:
— Где можно купить какую-нибудь еду, чтобы поесть в номере?
— А зачем куда-то идти? Позвоните, и вам доставит delivery — Ьоу (разносчик). Хотите мексиканскую еду, китайскую или пиццу?
Мексиканскую и китайскую она заказывать не решилась, попросила пиццу. Берл позвонил куда-то, и через десять минут молодой невысокий парень со смуглым лицом и раскосыми глазами привез на велосипеде картонную коробку пиццы и кока — колу. Стоило это удовольствие четыре доллара. Берл заговорил с парнем не на английском, а на испанском языке и, видя недоумение Лили, объяснил ей:
— Он не знает английского, я говорю с ним на испанском. Этот парень из Мексики. В Нью — Йорке много latinos. Не забудьте дать ему tip.
— Что такое tip?
— На чай. Достаточно тридцать центов.
Лешка согрелся и теперь уплетал пиццу за обе щеки, запивая кока — колой. Проголодавшаяся Лиля тоже поела. Американская пицца им понравилась, оказалась похожа на итальянскую, только в ней было больше теста.
Дождь прекратился так же неожиданно, как начался, засветило яркое солнце, небо очистилось, и наступила жара. Лиля с Лешкой решили пройтись по Бродвею вместе. Лиля хотела зайти в ближайшие продуктовые магазины, купить какую-нибудь еду и присмотреться к ценам. И обоим хотелось посмотреть на уличную толпу. Какие они, американцы? В воображении Лили и Леши они вполне соответствовали стандартам голливудских фильмов: высокие мужчины с приятными мужественными лицами, как у кинозвезды Джона Вейна, и стройные, непременно красивые женщины, вроде Ширли Маклейн. Лиля и сама приоделась, чтобы не казаться замухрышкой на таком фоне.
Выйдя из гостиницы, они завернули за угол 91–й улицы и сразу попали в бродвейскую толпу, которая двигалась по широким тротуарам как будто сразу во все стороны. Повсюду шла бешеная торговля, первые этажи домов сплошь пестрели большими витринами и вывесками кафе и ресторанов. Лешка застревал возле витрин с электроникой, а Лиля сразу заметила, что тут витрины оформляют не так красиво, как в Риме. На каждом углу стояли вендоры, торгующие вразнос, и предлагали всякую всячину. Длинные ряды вешалок были выставлены прямо на улице, и Лешка засматривался на джинсы.
Широкий Бродвей был разделен посредине зеленым бульваром. Автомобильное движение в обе стороны было очень плотным, но на каждом перекрестке стояли светофоры, поэтому машины ехали довольно медленно. Несмотря на интенсивное движение, запах бензина почти не чувствовался. Лешка авторитетно заявил:
— Используют высокооктановое очищенное горючее, да и двигатели хорошие.
Поразили их входы в subway (подземка, метро): обыкновенные лестничные спуски под землю вместо больших красивых зданий, как в Москве.
Они прошли несколько кварталов по одной стороне и вернулись обратно по другой. Повсюду валялось много мусора: рваные бумажные и пластиковые пакеты, смятые сигаретные коробки, страницы газет, какие-то поломанные вещи и даже зонтики. Так много мусора на улицах они никогда не видели и никак не ожидали увидеть на Бродвее. Мусор не привлекал внимания, толпа равнодушно двигалась мимо.
Вместо воображаемых высоких голливудских фигур вокруг было много низкорослых, темнокожих, смуглых людей с короткими шеями и черными прямыми волосами. Часто попадались слишком толстые люди, многие были неряшливо одеты. Некоторые из чернокожих просили милостыню; молодые и здоровые, они бормотали, протягивая руку:
— Дай на чашку кофе, во имя Бога.
Стайками проходили черные женщины с детскими колясками. Лешка сразу заметил:
— Интересно, они все черные, а дети у них белые. Как так?
Лиля всмотрелась, улыбнулась:
— Это, наверное, не мамы, а няньки с чужими детьми.
Часто встречались ортодоксальные евреи — в черных костюмах, широкополых шляпах или ермолках. Лиля с Лешкой часто подталкивали друг друга локтями и прислушивались к обрывкам разговоров. Большинство тех смуглых коротышек говорили не на английском и не совсем на испанском: они тараторили что-то непонятное, отрывистое, с твердым «р — р-р». Что это за язык?.. И где «типичные американцы»? Лиля вглядывалась, но ни Вейнов, ни Ширли что-то не замечала. Она растерянно посмотрела на Лешку, а он на нее, и они невольно расхохотались несоответствию действительности их ожиданиям.
Навстречу попался магазин Key Food, супермаркет, над входом было написано: «У нас 6000 наименований продуктов и каждый день самый свежий выбор». Цифра была поразительная — неужели действительно 6000? Лиля решила купить на сегодня что-нибудь, а потом прийти сюда без Лешки и подробно изучить товары и цены. В магазине, конечно, изобилие, но итальянские были и чище и красивей. Такие же смуглые и чернокожие парни везли здесь перед собой продуктовые тележки, складывая в них продукты. Лиля шла вдоль полок, вглядываясь в названия и цены и решая, что выгодней купить. Добравшись до бесконечных полок с какими-то особенно яркими и красивыми упаковками, она хотела выбрать что-нибудь, но Лешка подтолкнул ее под локоть:
— Мам, тут написано, что это еда для собак и кошек.
Цены все были намного ниже, чем в Риме, и это обрадовало Лилю. Поразило обилие разных сортов туалетной бумаги. В Москве это был дефицитный товар, а здесь висела реклама: «Выбирайте туалетную бумагу, которая нравится вашему мужу». Они посмеялись и пошли вдоль полок с мясом и курами — громадный выбор, все расфасовано кусками. На некоторых полках написано Sale, то есть снижены цены. Еще Лиля с Лешкой удивились творогу с накрошенным в него ананасом и взяли на пробу, взяли бублики (бейгл), неизвестный сыр Philadelphia, чай и кофе. Лешка складывал все в корзинку.
На отдельных полках стояли продукты с надписью kosher — кошерное. Такого они тоже никогда не видели. А потом Лиля предложила:
— Интересно узнать, что покупают американцы. Давай проследим за кем-нибудь.
Лешке идея понравилась, он указал на тучную негритянку лет сорока, видно из небогатых:
— Эта сойдет? Говорят, черных здесь дискриминируют. Узнаем, что эта толстуха покупает.
Они последовали за ней. Она с величественным видом катила тележку, безразлично протягивала руку к полке и брала куски расфасованного и упакованного жирного мяса, бутылки оливкового масла, связки банок «кока — колы», фруктовые соки, пачки макарон, фрукты и овощи в сетках, буханки хлеба. Потом она погрузила в тележку большой арбуз, и тележка заполнилась доверху. Лиля с Лешкой переглянулись. Покупательница подкатила тележку к кассе и все с тем же величественным видом стала выкладывать продукты перед кассиршей. Лиля с Лешкой встали за ней. Молодая кассирша быстро и ловко отбивала на кассе стоимость продуктов. Гора их на упаковочном столе росла. Переговаривались они на каком-то непонятном языке. Наконец все было пересчитано, и Лиля с Лешкой подглядели цифру на кассе — 130 долларов. Каждый из них получал почти столько на целый месяц. Еще больше они удивились, когда покупательница вместо долларов дала кассирше какие-то купоны. Что это такое? Расплатившись, она едва протиснулась между кассами и важно ждала, пока худой смуглый парнишка упаковывал все в пакеты и ставил их обратно в тележку. Они вышли за толстухой, которая неторопливо шла к припаркованному у тротуара большому синему «кадиллаку», паренек толкал тележку за ней. Толстуха открыла громадный багажник, и он переложил продукты туда.
Лешка залюбовался автомобилем:
— Ну и машина у нее! Двигатель не меньше восьми цилиндров, мощный…
Толстуха наконец взгромоздилась за руль, машина зарычала и плавно укатила.
Лиля с Лешкой стояли растерянные: почему эта богатая чернокожая дама была одета так странно и что это за купоны?
* * *
Когда они вернулись в гостиницу, Берл сразу подошел к ним:
— Ну как, понравился вам Бродвей?
— Странные впечатления, мы многое не поняли.
— Ничего. Помалу — помалу вы все поймете. Это Америка.
— На каком языке говорят эти низкорослые люди на улице и вообще — кто они?
— О, они не знают английский и говорят на своем испорченном испанском. Это latinos из Южной Америки, эмигранты из Пуэрто — Рико, Колумбии, Гватемалы. А есть еще чернокожие из Гаити, они говорят на ломаном французском. Есть с Джамайки, тоже черные. Все низкий класс.
— Почему их так много на улицах? Больше, чем белых американцев.
— Многие из них болтаются без дела. Они в Нью — Йорке давно, а примерно здесь начинается Испанский Гарлем. Мы его так называем.
— А что это за купоны, которыми некоторые расплачиваются в супермаркете?
— Купоны? А, это foodstamps (продовольственные талоны), которые правительство выдает бедным.
— Бедным?.. Мы видели, как ими расплачивалась толстая тетка. Она не выглядела бедной.
— Толстые они потому, что много едят. Им дают пособие по бедности. Они не работают и не получают жалованья. Это Америка.
— Почему они не работают?
— У них много детей, по десять ребятишек, а то и больше. А мужей нет, как правило это матери — одиночки. Вот им и выдают пособие и талоны. И дешевые квартиры тоже.
— Но мы видели, как она укатила на таком «кадиллаке», который нам никогда и не снился!
— Да что такое эта машина!.. Рухлядь, она и сто долларов не стоит.
— Такая машина?! Всего сто долларов? — воскликнул Лешка.
— Машина эта — старье. Помалу — помалу вы привыкнете. Это Америка.
Всю жизнь они представляли себе бедность совсем по — другому. Бедный человек — худой, голодный, он выглядит несчастным, ниоткуда не получает помощи, ищет работу, чтобы заработать хоть на черствую корку. Он только мечтает о жирном мясе из супермаркета и не ездит на «кадиллаке». Да, это действительно Америка. И эта Америка казалась Лиле и Лешке очень странной.
* * *
Потом они решили свернуть от Бродвея в сторону и прошли по Амстердам — авеню несколько кварталов от 90–й до 80–й улицы. Там стояли невысокие пяти- и шестиэтажные дома с наружными металлическими лестницами на случай пожара. Через каждые два — три квартала возникали пустыри с остовами зданий. Повсюду много мусора: сломанные велосипеды, изуродованные детские коляски, грязные матрасы, старая поломанная мебель, проржавевшие куски автомобилей. Все первые этажи занимали мелкие лавочки, парикмахерские, обувные мастерские, прачечные, фотоателье и маникюрные салоны с услугой «наклеивание ногтей». Лешка даже сказал:
— Странно, почему эти черные и смуглые женщины так заботятся о своих ногтях?
Но больше всего встречалось маленьких кафе и ресторанчиков с примитивными зазывными вывесками типа «Самая лучшая мексиканская еда!» или «Лучшая в городе пицца!». Выглядело все это малопривлекательно.
По авеню мчался густой поток машин. По сравнению с московским движение казалось бешеным. Из некоторых машин неслась включенная на всю мощь музыка, зажигательные танцевальные мелодии.
Еще больше поразили их люди. На широких тротуарах перед лавочками и ресторанами толпились мужчины — молодые и старые, худые и толстые, по виду оборванцы или вовсе преступники — и женщины в обтягивающих шортах, с громадными серьгами и браслетами, больше всего напоминавшие дешевых проституток. Из всех дверей неслась громкая музыка, у многих в толпе были свои транзисторные приемники. Кругом царило какое-то приподнятое настроение, все пританцовывали, держа в руках банки и бутылки с пивом, кричали что-то, спорили, хохотали, тут же ругались.
На лестницах церквей, по бокам, примостились бродяги, приспособили большие картонные коробки и сидели или лежали в них. Обычные жители проходили мимо, не обращая на них внимания.
Лиле с Лешкой все это показалось не частью громадного богатого Нью — Йорка, а каким-то провинциальным городишком бедной южно — американской страны. Лиля испугалась, вцепилась в руку сына:
— Лешенька, давай скорей уйдем отсюда. Они все как будто какие-то ненормальные, здесь опасно[28].
* * *
Свернув, Лиля с Лешкой уже через квартал оказались в абсолютно другом мире. Улица чистая, застроена громадными красивыми зданиями, по 15–20 этажей. Это был новый для них архитектурный стиль — массивные строения, занимающие целый квартал, каждое — с двумя высокими башнями еще по 10 этажей. В дверях стояли солидные швейцары с золотыми галунами и почтительно открывали и закрывали массивные двери, пропуская жильцов. По улице шли хорошо одетые люди, такие, какими Лиля с Лешкой и представляли себе американцев. Оборванцев вокруг больше не было. Лиля облегченно вздохнула:
— Вот, Лешенька, мы с тобой и увидели, что такое классовое общество.
К улице примыкал большой парк. После шумных городских улиц он казался настоящим оазисом. Нависающие громады скал из темного гранита перемежались с невысокими холмами, покрытыми изумрудно — зеленой травой. На скалах росли деревья, удерживаясь причудливо извивающимися корнями, а на холмах пышно цвели кустарники и фруктовые деревья. В траве яркими пятнами выделялись острова цветов. В воде озер и прудов отражалось синее небо и плавали утки и лебеди. Всюду носились белки, летали красивые blue jays (голубые сойки) и пестрые бабочки.
Широкие аллеи парка были окаймлены высокими мощными платанами, по аллеям мчались множество велосипедистов и то и дело пробегали спортсмены — любители. Молодежь больше передвигалась на скейтах и роликах. Лешка с завистью смотрел им вслед:
— Мам, я обязательно куплю себе что-нибудь такое.
Любители верховой езды проезжали по выделенным для них аллеям, а по основным аллеям шагом ехали красивые повозки с любителями покататься. Тут же на террасах ресторанов сидели веселые компании. А на горизонте, как кайма парка, выстроились небоскребы Нью — Йорка.
Это казалось странным: посреди громадного города — такой великолепный уголок природы. При этом нигде не было видно пьяных (привычная деталь московского пейзажа) и полицейских.
Лиля с Лешей влюбились в этот оазис с первого взгляда Вернувшись в гостиницу, они увидели Берла и принялись расхваливать парк.
Берл улыбался и поддакивал:
— Так — так. Этот парк называется Центральный. Только не надо ходить туда в темное время суток, это опасно. Ночью там много бандитов.
Лиля слушала и думала о том, сколько же в этой жизни противоречий. Да, это Америка. И этой Америки она боялась…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.