День рождения Обри

День рождения Обри

18 июня 2012 года, пять дней назад, был день рождения моего сына Обри. День, когда можно сделать паузу. Созерцать и гордиться. Моему Обри исполнилось одиннадцать лет.

Какие воспоминания связаны у меня с днем его рождения! Я была беременна так, что дальше некуда. Перехаживала. Срок был еще четырнадцатого, но я упросила доктора подождать с кесаревым. Я хотела дотянуть до 21-го, до дня солнцестояния. Я заранее предвкушала его будущие дни рождения, вечеринки, которые будут растягиваться до самого рассвета, до нового восхода солнца.

Восемнадцатого я весь день провела в суде. Потом пришла домой и легла отдохнуть, как вдруг трехлетняя Марина решила попрыгать на моей кровати.

— Перестань! — завопил Джон. — Ты можешь сделать маме больно.

Я встала, пошла пописать, и тут из меня хлынула вода. Мы с Джоном долго стояли над унитазом, изучая жидкость. Да, пялились прямо в унитаз и пытались прочесть в нем наше будущее.

— Может, у тебя отошли воды? — спросил он.

— Да нет, не может быть.

Я так ясно представляла себе, как именно родится мой ребенок, что перестроила реальность под свои планы. Да нет, жидкость, стекающая по моим ногам, — это же явное недержание. А комочки слизи, плавающие в туалете, — это просто… ну что-нибудь еще.

И я снова легла и стала думать о своем солнечном ребенке.

И тут начались схватки.

Марина появилась на свет через кесарево, которое мне сделали в Боготе, доставив в больницу на школьном автобусе. Я не рожала ее сама и не испытала этой страшной боли, железными тисками сжавшей теперь мой живот.

Ничто на свете не помогает увидеть реальность в ее истинном свете так быстро, как эти самые тиски. Правда, они еще наводят на жуткие мысли о стремительных родах, о том, что ребенок может пойти ножкой вперед, доктор наложит щипцы и вытянет на свет божий изуродованного младенца.

В считаные секунды мы были на ногах и мчались в больницу.

Надо сказать, что все девять месяцев мы спорили насчет имени. Джон хотел… ладно, я не помню, чего хотел Джон, но имя Обри ему точно не нравилось.

— Звучит как-то по-девчачьи, — твердил он. — Люди будут думать, что он у нас Одри.

Немного погодя я просто перестала поднимать эту тему. Но отказываться от имени все равно не собиралась. Оно было для меня важным.

Видите ли, так звали одного из моих старших двоюродных братьев. Обри Мотц Четвертый, если быть точной. У того Обри была сильнейшая гемофилия. Кровь не свертывалась, как надо. Стоило ему удариться посильнее, и у него начиналось внутреннее кровотечение.

Как-то он отправился с нами кататься на лодке, и дело закончилось госпитализацией по причине кровотечения в мозг. Думаю, именно из-за него мои родители и решили не заводить своих детей.

Всю жизнь Обри Мотц пользовался специальными препаратами, свертывающими кровь. Где-то в начале девяностых, когда доноров еще не проверяли на ВИЧ, ему перелили партию зараженной крови. Он умер от СПИДа в 1999 году. Ему было всего тридцать девять лет.

Я любила Обри больше других моих кузенов. Он был умный, веселый, добрый и — что меня особенно поражало — никогда не жаловался. Во всем его хрупком теле не было ни единой клеточки, способной испытывать гнев.

Жизнь преподнесла ему два сюрприза — сначала хроническую, а потом смертельную болезнь. Но Обри продолжал жить радостно, без жалости к себе. Он учился в колледже, путешествовал, женился. Он жил.

Когда он умер, я часто вспоминала о нем. И сейчас вспоминаю. Каждый день вызываю его образ в памяти. Мне не хотелось, чтобы его имя, которое носили четыре поколения, ушло вместе с ним. Я хотела почтить его память.

Так что я дождалась, пока меня положат на операционный стол и приготовятся вскрывать, как устрицу. Там, борясь с приступом тошноты — последствия анестезии, — я снова заговорила об имени:

— Пожалуйста, давай назовем его Обри.

Что мог сказать в такой момент Джон, кроме как согласиться. За это я разрешила мужу самому выбрать имя нашему третьему ребенку. Он назвал его Аттикус, в честь Аттикуса Финча из романа «Убить пересмешника», его любимой книги. Но мы никогда не зовем Уэсли его настоящим именем.

В наш первый совместный с Обри выход — мы ходили в библиотеку — я услышала, как одна мамаша позвала: «Обри!» — и к ней засеменила маленькая девочка. Ха-ха!

А потом Обри принесли на его первый день рождения торт из кондитерской с надписью: «С днем рождения, Одри!»

И все равно я рада, что назвала моего мальчика Обри, ведь в имени, передающемся в семье из поколения в поколение, есть своя ценность. Она в традиции. В памяти. Я рассказываю своему Обри о его тезке. И особенно напираю на то, что он никогда не жаловался, ведь, по правде сказать, главный недостаток моего Обри — а кто из нас без греха? — то, что он любит поныть.

Вот хотя бы на днях, когда я сказала ему, что он не получит подарка до семи утра, то есть до того времени, когда он родился, он закатил глаза.

— Ну вот, — сказал он, — значит, мне даже еще не одиннадцать.

Из всех моих детей именно Обри вызывает у меня наибольшее беспокойство.

Его брат Уэсли, огражденный от мира стеной своей болезни, не жаждет ничьего внимания и остается в святом неведении касательно моей приближающейся кончины. Главная забота Уэса — это чтобы ему дали везти мое кресло, когда мы идем гулять.

Его сестра Марина варится в кипящем котле своих подружек, мальчиков, моды и школьных забот.

А между ними Обри. Мой средненький. Зажатый между требующим особого обращения братом и подростком-сестрой, на данный момент воспринимающей его исключительно как помеху. Обри мой самый чувствительный и сознательный ребенок.

В этом году его учительница сказала мне: «У вашего Обри старая душа». Ее слова едва не разбили мне сердце. Ведь старые души — это мудрые души. Они впитывают все, что происходит вокруг.

Обри первый (и пока единственный) из моих детей, кто прямо спросил о моем состоянии.

А еще он первым без всякой подсказки предложил мне помощь. Когда мне стало трудно ходить, он шел со мной рядом, чтобы я могла опираться рукой на его плечо.

Он часто проверяет, все и у меня в порядке, — высунет голову из задней двери дома и, завидев мое кресло, припаркованное под крышей хижины, во весь голос вопит:

— Мам, ты как?

Может быть, в этом и проявляется его «старая душа». А может, все дело в том, что пару раз он видел меня в довольно жалком положении.

Как в тот день, когда, вернувшись с Юкона, я поехала за ним в школу. Возможность, которая появилась с тех пор, как я оставила работу, и которой я очень дорожила. В тот день я приехала рано и зашла в здание школы, чтобы посетить туалет. Идя по безлюдному коридору, я вдруг поскользнулась и шлепнулась прямо на спину.

Я подергалась, словно жук, пытаясь встать. Не смогла. Стала думать, что же делать.

И тут откуда ни возьмись появились Обри и еще какой-то мальчик.

— Мама! — закричал сын и подбежал ко мне, но прежде он украдкой глянул, смотрит ли тот мальчик.

Тогда я впервые поняла, что мое состояние смущает сына.

Мальчик пошел дальше, а Обри попытался поднять меня — схватил за подмышки и стал тянуть вверх, ставя на ноги.

— Тпр-ру-у, Нелли! Не так шибко, — взмолилась я. — Дай хоть дух перевести.

Его карие глаза были широко распахнуты.

— Не беспокойся, — сказала я. — Все в порядке. Готов?

Он попробовал еще раз и чуть не упал. Я засмеялась, и он рассмеялся тоже.

— Ладно. Помоги мне перевернуться и встать на четвереньки. Я подползу к двери, ухвачусь за ручку и встану на ноги.

Добравшись до двери, я велела ему взять меня за пояс брюк сзади и тянуть.

— Вот так, правильно. Ну-ка, подпихни меня как следует!

Сработало. Я встала. Дошла до туалета, а потом покинула школу в сопровождении сына, для равновесия положив руку ему на плечо.

Несколько дней спустя, когда мы так же выходили с Обри из школы, подошла какая-то женщина и брякнула:

— Что это с вами приключилось?

Не будь рядом Обри, я бы ответила: «Это с тобой что, дура?»

Потому что мне было неприятно и обидно. «Как же я должна выглядеть, — подумала я, — чтобы посторонние говорили мне такое?»

После того случая я села и написала учителям Обри и Уэсли по письму. Они видели, как я спотыкаюсь и как у меня заплетается язык. И я хотела, чтобы они все правильно поняли. У меня нет проблем с алкоголем. Я больна.

А потом я перестала забирать детей из школы. Вместо меня это стал делать папа. Еще раз мне пришлось просить помощи. Еще одно дело, которое я больше не могла делать сама.

Я даже не догадывалась, до чего мне будет недоставать этой возможности.

И вот шесть месяцев спустя я снова волнуюсь, что подвожу Обри.

Я всегда устраивала большую суматоху по поводу дней рождения. Покупаю декоративные ленты двух-трех цветов, и ночью мы с Джоном натягиваем их от люстры ко всем четырем углам комнаты. Ребенок просыпается под разноцветным пологом.

В этом году я уже не смогла доставить себя в «Пати-Сити». А Джона попросить забыла.

Обри проснулся в обычной комнате.

Потом еще торт. Я всегда покупала особые торты, покрытые шелковистой помадкой или глазированные шоколадным кремом. Или пекла свой, он выходил не таким красивым, но не потому, что я не старалась. В прошлом году я достала насадки и кондитерский мешок и нарисовала на домашнем торте симпатичную каемочку.

День рождения Обри праздновался в местном водном парке, прямо на ярком флоридском солнце. К обеду каемочка растаяла и потекла с торта, как пот. В конце концов Обри и ватаге его десятилетних друзей пришлось вычерпать ее ложками.

В этом году на торт у меня уже не было сил. И тут на помощь пришла Стефани: она взяла Обри и поехала с ним в магазин. Он выбрал торт со смурфами. Да-да, со смурфиками. Этакий айсберг из голубого крема. Стефани приготовила ему на обед стейк, а я пока соснула на пару с Грейси.

Вечером мы собрались вокруг торта с подарками. За несколько дней до этого я перешла на новый айфон, а старый решила подарить Обри. Марина на свой одиннадцатый день рождения получила новый телефон, дешевенькую модель. Я подумала, что старый тоже хорошо, тем более что Обри получает куда более сложный агрегат, чем когда-то его сестра.

Мы спели «Happy Birthday» и отведали голубого торта, так перемазавшись кремом, что стали походить на покойников с синими губами.

Обри развернул телефон, который лежал в магазинной упаковке. Подарок ему понравился. Он тут же принялся вводить новые номера и эсэмэсить всем подряд.

Хм-м-м-м. Все еще ни одной жалобы? Похоже, я тут единственная, кому не хватает традиций.

Примерно час спустя Обри пришел ко мне в хижину:

— Посмотри, тут царапина. Это что, твой старый телефон?

— Да.

— Марине подарили новый!

— Но не айфон. Так что кончай ныть.

Он медленно побрел в дом и уже оттуда написал мне: «Спасибо».

На следующий день он был в гостях у друга и вдруг прислал мне СМС: «Ты о’кей?» — «Да», — ответила я. Тогда он прислал мне три символа, означающие: «Я тебя люблю». — «Я тебя тоже, сынок».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.