Оскар Уайльд Принц парадокс

Оскар Уайльд

Принц парадокс

В фильме «Париж, я люблю тебя» есть эпизод, в котором девушка с горящими глазами тащит своего недовольного жениха по кладбищу Пер-Лашез, пока не доходит до могилы Уайльда. «Оскар Уайльд? – недоуменно спрашивает жених. – Почему ты искала именно его могилу?» «Он меня смешит», – отвечает девушка. И в этом, наверное, один из главных секретов непреходящей популярности Уайльда: ему до сих пор великолепно удается смешить. А также развлекать, восхищать, поражать, завораживать, озадачивать, смущать, возмущать и вызывать множество других эмоций. Вот чего он точно не делает – так это не оставляет равнодушным. Король Жизни, Принц Парадокс, блистательный интеллектуал, эстет, писатель, поэт, драматург, сказочник, эссеист, остроумец, он изведал в своей жизни как головокружительный взлет, так и чудовищное падение. Без этой знаковой фигуры невозможно представить себе викторианскую Англию, весь XIX век, да и вообще всемирную историю.

Оскар Фингал О’Флаэрти Уайльд (позже он еще прибавил к своему соцветью имен предпоследнее Уиллс) родился 16 октября 1854 года в Дублине в весьма респектабельной ирландской семье. Отцом его был выдающийся офтальмолог и отоларинголог сэр Уильям Уайльд, за консультацией к которому обращались в свое время шведский король и Наполеон Третий, а матерью – светская львица и восторженная поэтесса Джейн Франческа, которая считала, что ее девичья фамилия – Элджи – про исходит от Алигьери, и писала патриотические стихи под псевдонимом Сперанца («надежда» по-итальянски). Сэр Уильям был человеком весьма неординарным: обладатель выдающегося ума, он не только достиг больших высот в избранной профессии, но и посвящал много времени страстным увлечениям, в число которых входили археология, ирландский фольклор и женщины – у последних он, несмотря на внешнюю непривлекательность и неряшливость, пользовался большим успехом. Злые языки даже утверждали, что у сэра Уильяма имеется по незаконнорожденному ребенку на каждом постоялом дворе Ирландии. Однако Оскар, несомненно унаследовав от отца острый ум, все же больше взял от матери, с ее крупными габаритами, склонностью к аффектации и любовью к поэзии, искусству и театральным эффектам, этим опровергая собственный блистательный афоризм: «Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия». Впрочем, он же в свое время признался: «Я пожертвую достоверностью ради удачной фразы и готов поступиться истиной ради хорошего афоризма».

Оскар был вторым сыном, родившись через два года после первенца Уилли, и мать несколько лет, до рождения долгожданной дочери Изолы, наряжала его девочкой. Впрочем, в то время это вообще было широко распространено, достаточно вспомнить знаменитую картину Ренуара «Ребенок с кнутиком». Младшую, Изолу, в семье очень любили, и ее смерть в десять лет от менингита стала для Оскара настоящей трагедией. Он долго не мог смириться с потерей, и в 1881 году увековечил память сестры стихотворением Requiescat.

До девяти лет Оскар воспитывался дома, с французской няней и немецкой гувернанткой, под влиянием атмосферы литературного салона своей матери. Затем его отдали в Королевскую школу Портора, где он учился до семнадцати лет. Об этом периоде известно не очень много: Оскар, в отличие от своего компанейского старшего брата, держался обособленно от соучеников, много читал, делал блестящие успехи в изучении греческого. Когда его пригласили играть в футбол, он ответил изумленному директору школы: «Эта игра хороша для грубых девочек, но вряд ли подходит утонченным мальчикам».

Окончив Портору, он удостоился Королевской школьной стипендии на обучение в дублинском Тринити-колледже, где и проучился до 1874 года. Любимым его учителем в Тринити стал профессор античности Дж. П. Махаффи, который упрочил в нем любовь к греческому языку и античной культуре. Именно за греческий он и получил на последнем году обучения высшую награду школы – золотую медаль Беркли.

По-настоящему поворотным пунктом в его биографии – как он позже сам написал из тюрьмы в письме Альфреду Дугласу – было решение отца отослать его на дальнейшее обучение в Оксфорд. Именно там, в колледже Магдалены, сформировались основы его имиджа, вызывавшего такую смесь восхищения и возмущения в викторианском обществе. В Оксфорде Оскар увлекся масонством, католичеством (особенно красотой его ритуалов), русскими нигилистами, европейскими социалистами и, наверное в наибольшей степени, – эстетизмом. На формирование его взглядов большое влияние оказали преподававшие в то время в университете Джон Рескин и Уолтер Патер, восхищавшиеся красотой и превозносящие силу искусства. Свою студенческую комнату Оскар декорировал павлиньими перьями, лилиями, подсолнухами и у тонченными предметами искусства, однажды сообщив друзьям: «С каждым днем мне все сложнее соответствовать своему голубому фарфору». Эта фраза запомнилась и, к вящему восторгу юного Уайльда, вскоре была использована местным проповедником как пример морального падения современных студентов.

На период обучения в Оксфорде приходятся и первые путешествия Уайльда за границу – в Италию и Грецию. Обе страны заворожили его своей красотой и вдохновили на написание целой серии стихотворений и одной поэмы, «Равенна», за которую он получил в университете престижную Ньюдигейтскую премию.

После окончания Оксфорда Оскар ненадолго вернулся в Дублин, чтобы увидеться с Флоренс Бэлком – девушкой, в которую был влюблен с детства. Однако та предпочла ему будущего автора «Дракулы», Брэма Стокера, за которого вскоре вышла замуж. Стойко пережив любовное разочарование, Оскар окончательно перебрался в Англию и поселился в Лондоне. Располагая небольшими средствами, оставленными ему умершим к тому времени отцом, он первое время ничем по существу в столице не занимался, и в то же время приобрел широкую известность – один из парадоксов, на которые была богата его жизнь. «Когда о тебе говорят, хуже этого может быть только одно – когда о тебе не говорят». И Уайльд сделал все, чтобы о нем говорили. Он отпустил длинные волосы, стал экстравагантно одеваться – бархатные куртки и штаны до колен, шелковые чулки, развевающиеся банты, – и расхаживать по Пикадилли с лилией в руках. Прогуливаясь как-то с другом в парке, он услышал от прохожего: «Вон идет этот чертов идиот Оскар Уайльд». «Просто удивительно, – сказал Оскар другу, – как быстро можно стать известным».

Но на одной броской внешности и манерах он бы свою славу не построил. Безусловно, главными уже тогда были его остроумие и изумительный дар блистательного собеседника. Как заметил по этому поводу Стивен Фрай, сыгравший Оскара в фильме 1997 года «Уайльд»: «Об Оскаре Уайльде говорили, что за совместным ужином с ним люди чувствовали себя интеллектуальнее и остроумнее. В наши дни множество британцев заставят тебя почувствовать себя в их обществе менее интеллектуальными и остроумными – в сравнении с ними, – но вот Уайльд оказывал противоположный эффект».

На тот же период приходятся его красивые ухаживания за знаменитыми актрисами. В частности, известен эпизод, когда он заснул снежной ночью на ступенях дома Лили Лэнгтри, пока его не прогнал оттуда раздраженный муж актрисы, вернувшийся домой из клуба. Также он, не зная польского языка, умудрился перевести на английский одно из стихотворений другой актрисы, польки Хелены Моджеевски, и бросал охапки лилий к ногам великой Сары Бернар.

Несмотря на то, что вышедший в свет в 1881-м сборник его стихов получил весьма скромное признание, Оскар, со своей экстравагантностью и даром остроумного собеседника, стал знаменит настолько, что оказался объектом карикатур. Сначала на него обращают внимание в сатирическом журнале «Панч», а затем и авторы комических опер Гилберт и Салливан используют его образ в качестве одного из источников вдохновения при создании оперы «Терпение, или Невеста Банторна». Опера пользовалась большим успехом в Англии, и ее решили показать за океаном, но возник закономерный вопрос: поймут ли американцы, над чем смеяться, если не будут знать, что из себя представляет высмеиваемый в опере образ утонченного эстета? Решение пришло само собой: Уайльда приглашают объехать Америку с циклом лекций об эстетике. Он с удовольствием соглашается – наконец-то у него появляется приятная работа: быть самим собой и получать за это неплохие деньги.

Его американское турне заняло весь 1882 год. Существует устойчивая легенда, что на таможне Оскар сообщил: «Мне нечего декларировать, кроме своего гения». И гений его развернулся на полную мощь. Несмотря на то, что пресса зачастую отзывалась о его манерах, бархатных штанах и подсолнухах в руке весьма едко, публика была в восторге. Уайльд за год объехал практически все штаты, побывал как в крупных, так и в совсем мелких городках, добрался и до Канады, где приобрел знаменитое пальто с меховой оторочкой, увековеченное не на одной его фотографии. «Я также встречался с рудокопами, почти такими же всамделишными, как у Брет Гарта, а еще я читал лекции, скакал на лошади, позволял носиться со мной как со знаменитостью, вызывал восторги, подвергался хуле, терпел насмешки, принимал знаки преклонения, но, разумеется, был, как всегда, триумфатором», – писал он из Америки в одном из писем.

Вернувшись из Америки, триумфатор Уайльд ненадолго заглядывает в Париж, где знакомится со многими из своих кумиров, включая Гюго, Золя и Доде, и меняет имидж, делая волнистую прическу а-ля император Нерон (он даже принес к парикмахеру копию бюстика Нерона из Лувра, чем немало того удивил). «Оскар первого периода умер», – провозгласил он, но с чего было начинать второй период? Он по-прежнему пребывал в нерешительности относительно дальнейшего своего пути, понимая, что лекции по эстетике невозможно читать бесконечно; с драматургическими экспериментами он далеко не ушел: его пьеса «Вера, или Нигилисты», поставленная в Нью-Йорке, с треском провалилась; поэтические успехи тоже были весьма скромны.

Очередной поворот в биографии происходит весьма неожиданно – Оскар женится. С Констанс Ллойд, дочкой ирландского адвоката, он познакомился еще в 1881-м, на одном из литературных салонов своей матери, а в 1884-м, во время его очередного лекционного тура по Британии, знакомство возобновилось – и уже через три дня Оскар сделал ей предложение. «Я женюсь на юной красавице по имени Констанс Ллойд, этакой серьезной, изящной, маленькой Артемиде с глазами-фиалками, копною вьющихся каштановых волос, под тяжестью которых ее голова клонится, как цветок…» – писал Лили Лэнгтри счастливый жених перед свадьбой.

Какое-то время после свадьбы в доме на Тайт-стрит, заново декорированном в соответствии с утонченными вкусами его владельца, царила настоящая семейная идиллия. У пары почти подряд рождаются два сына – Сирил в 1885-м и Вивиан в 1886-м, – и Оскар, чтобы достойно обеспечивать семью, начинает работать редактором в журнале «Женский мир», поначалу относясь к своим обязанностям весьма серьезно – в журнале благодаря ему появляются интересные статьи и дискуссии, а также изящные литературные работы, включая и его собственные. В 1887-м он написал целую серию рассказов, в том числе «Кентервильское привидение», «Преступление лорда Артура Сэвила» и другие.

Но семейная жизнь, при том, что он всегда оставался любящим и заботливым отцом, очень быстро ему наскучила. Физическое влечение к Констанс не пережило ее второй беременности – тем более что именно в этот момент произошло событие, открывшее ему глаза на собственную сексуальность: он впервые вступил в физическую близость с мужчиной. Точнее, это был еще совсем юноша – семнадцатилетний Роберт Росс. При каких именно обстоятельствах они познакомились, точно неизвестно – скорее всего, на одном из многочисленных светских вечеров, на которых оба привыкли бывать. Несмотря на юный возраст, Робби к тому времени уже был тонким ценителем искусства, что не могло не расположить к нему Оскара, а также весьма привлекательным и, безусловно, искушенным в вопросах интимных отношений между мужчинами.

Именно он соблазнил Оскара – это потом подтверждали оба. Роман их, впрочем, продолжался недолго – чисто физически они были не во вкусе друг друга. Робби предпочитал в то время ровесников (а позже – юношей помладше), Оскара же в его любовных приключениях тянуло к значительно более опасному типу молодых людей, нежели милый, надежный и покладистый Робби. Зато они остались на всю жизнь лучшими друзьями, и Робби оказался человеком, на которого Оскар мог положиться в самую тяжелую минуту. Верный, преданный и заботливый, да к тому же еще интересный собеседник, диалоги с которым служили Оскару вдохновением для написания нескольких эссе и рассказов, – о таком друге может мечтать каждый.

Итак, Робби стал первым, но далеко не последним. За ним последовала целая серия привлекательных молодых людей, а параллельно с новыми любовными увлечениями Уайльд достигает все больших высот в творчестве. Из-под его пера один за другим выходят не утратившие до сегодняшнего дня своей актуальности шедевры: два сборника сказок, серия блистательных эссе, а также роман «Портрет Дориана Грея», вокруг которого разразился настоящий скандал.

Публика сметала с прилавков журнал Lippincott’s Magazine, в котором роман был впервые опубликован, а критика тем временем объявляла его аморальным и безнравственным. Ответ Уайльда не заставил себя долго ждать. «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все», – пишет он в предисловии к книжному изданию романа.

Обращается он и к жанру, в котором изначально потерпел неудачу, – к драматургии. В 1891 году написана одноактная трагедия «Саломея», которая из-за библейского сюжета была позже запрещена к постановке английскими властями, а также первая из знаменитых салонных комедий – «Веер леди Уиндермир». Оглушительный успех последней поднял автора на головокружительную высоту. На премьеру, которая состоялась в феврале 1892-го, он явился с зеленой гвоздикой в петлице – так же, как и ближайшее его окружение, включая Робби Росса. А когда по завершении последнего акта рукоплещущая публика вызвала его на сцену, он появился из-за кулис с сигаретой в руках и поздравил зрителей с тем, что они оценили пьесу почти так же высоко, как он сам. Остальные три комедии, написанные в период с 1892 по 1895-й годы: «Женщина, не стоящая внимания», «Идеальный муж» и «Как важно быть серьезным» – закрепляют баснословный успех и возводят Уайльда буквально в статус небожителя, заставляя его поверить в то, что он неуязвим для законов викторианского общества.

Именно в этот период разворачивается его роковой роман с юным лордом Альфредом Дугласом, или Бози, как его называли родственники и друзья, – обладателем редкой красоты и бурного темперамента с резкими перепадами настроения и склонностью к закатыванию истерик. Скорее всего именно склочный характер, испорченность, капризность и инфантильность Бози и удерживали Оскара от окончательного разрыва, сколько раз он ни пытался покончить с этими выматывающими его отношениями, – более спокойный и уравновешенный молодой человек быстро бы ему наскучил, как наскучили все предыдущие его увлечения. И к тому же на этот раз Уайльд по-настоящему, без памяти влюбился. За неполные четыре года их связи Оскар потратил на Бози целое состояние, которое появилось у него благодаря успеху пьес, ужиная с ним в самых дорогих ресторанах, заваливая подарками и оплачивая любую прихоть требовательного любовника.

С подачи Дугласа Уайльд вступил на путь случайных сексуальных связей с продающими свои услуги молодыми людьми. Почти все они были выходцами из рабочего класса – необразованными, зачастую неграмотными, грубыми и непредсказуемыми, зато молодыми и красивыми. «Это было все равно что пировать с пантерами: опасность удваивала наслаждение», – писал он впоследствии Дугласу. Слухи и сплетни о его экстравагантном поведении, о его романе с Бози и случайных связях упорно ходили в то время по Лондону, но Уайльд считал, что ему это ничем не грозит – ведь он был прославленным гением и одним из самых популярных людей Англии. К сожалению, он весьма жестоко заблуждался.

Отец Бози, маркиз Квинсберри, прослышав о скандальной связи своего сына с модным драматургом, начал яростно преследовать Уайльда, то являясь к нему с угрозами домой, то пытаясь попасть в театр на премьеру пьесы «Как важно быть серьезным», чтобы закидать автора гнилыми овощами. Параллельно он отчаянно скандалил с Бози: отец и сын постоянно вступали в перепалки и обменивались оскорблениями; их взаимная ненависть достигла необычайного накала. В конце концов, после записки, оставленной Квинсберри в клубе Оскара, в которой было написано (с ошибкой): «Оскару Уайльду, позеру и сомдомиту», Уайльд, почувствовав, что его терпение иссякло, решил подать на Квинсберри в суд, обвинив его в клевете. Бози всячески поддержал это решение, пообещав компенсировать все судебные издержки (чего в итоге так и не сделал), и, несмотря на то, что все остальные, более рассудительные, друзья всячески отговаривали Оскара от этого рокового шага, он его осуществил.

На суде, который ши роко освещался в прессе, Уайльд очень быстро из обвинителя превратился в обвиняемого. Остроумие, с которым он защищался, не помогло ему – суд признал Квинсберри невиновным, установив, что, назвав Уайльда содомитом, тот не погрешил против истины. Как только суд закончился, был выписан ордер на его арест – по обвинениям в содомии и крайней непристойности. У Уайльда была возможность бежать в Париж, но он, несмотря на настойчивые уговоры друзей и жены, ею не воспользовался, как не воспользовался и позже, когда между первым и вторым судебными процессами его отпустили на несколько дней под залог, – не позволила гордость. Перед арестом Уайльда Робби Росс по его просьбе успел спасти из дома на Тайт-стрит некоторые его личные вещи, письма и книги: очень скоро все содержимое дома пошло с молотка, когда Уайльда из-за судебных издержек, которые он был вынужден оплачивать, объявили банкротом.

В ходе судебных заседаний Уайльд произнес, наверное, последнюю свою яркую публичную речь – в защиту «любви, которая не смеет назвать себя по имени», как выразился в одном из стихотворений Альфред Дуглас. Но, несмотря на все его красноречие и аплодисменты, раздавшиеся после речи, приговор суда был неумолим – два года тюремного заключения с каторжными работами.

Тюремное заключение, с сопровождавшими его грязью, жестокостью и унижениями, оказалось для утонченного эстета и поклонника красоты, превратившегося в узника С 3.3., ужасным испытанием и временем горького переосмысления жизни. Ближе к концу срока, когда в тюрьме сменился начальник и условия содержания Уайльда стали более терпимыми, ему выдали достаточное количество бумаги и разрешили писать, чем он и воспользовался, написав длинное и пронзительное послание Альфреду Дугласу – «Epistola: In Carcere et Vinculis» (лат. «Послание: в тюрьме и оковах»), позже, по предложению Робби, переименованное в «De Profundis» (лат. «Из глубины», по началу 129-го Псалма). В нем он корит Бози за его тщеславие, себялюбие и эгоизм, подробно вспоминая все перипетии их связи, но прежде всего винит самого себя в случившейся с ним трагедии и приходит к новым философским выводам. «Страдание и все, чему оно может научить, – вот мой новый мир. Я жил раньше только для наслаждений. Я избегал скорби и страданий, каковы бы они ни были. <…> Но в последние несколько месяцев, после страшной борьбы и усилий, я научился внимать урокам, которые сокрыты в самой сердцевине боли. <…> Теперь я вижу, что Страдание – наивысшее из чувств, доступных человеку, – является одновременно предметом и признаком поистине великого Искусства».

Уайльду не дали отправить это письмо из тюрьмы, но разрешили взять его с собой после освобождения. Он отдал рукопись Робби, которого уже тогда попросил быть своим литературным душеприказчиком. Тот по просьбе Оскара сделал несколько копий, одну из которых отправил Дугласу (тот, впрочем, кинул ее в камин сразу после того, как пробежал глазами первые несколько строк), а оригинал отдал в Британский музей, при условии, что он не будет опубликован при жизни Дугласа. В итоге в 1902 году появился только сокращенный вариант письма (из которого нельзя было понять, что оно обращено к Бози), а полный был опубликован в 1962 году.

Выйдя из тюрьмы, Уайльд поселился во Франции под именем Себастьян Мельмот (в честь своего любимого святого и героя книги «Мельмот-скиталец», написанной его двоюродным дедом Мэтьюрином). Первое время он жил на деньги, собранные для него Робби и другими друзьями, а позже – на ежемесячные выплаты от Констанс, которая сразу после начала судебного процесса над мужем уехала с детьми за границу и сменила фамилию на Холланд (потомки Уайльда – его внук и правнук – до сих пор ее носят). Вскоре Констанс умерла от последствий травмы позвоночника, но выплаты от ее адвокатов не прекратились. Под угрозой прекращения они были только один раз, еще при ее жизни, когда Уайльд, несмотря на крайнее неодобрение всех окружающих, воссоединился на некоторое время с Бози. Они жили несколько месяцев в Неаполе, пока не расстались под давлением родственников с обеих сторон, да и сами они к тому моменту поняли, что в одну и ту же воду не войти дважды.

В последние годы жизни Уайльд написал только одно произведение – «Балладу Редингской тюрьмы», опубликованную под псевдонимом С 3.3. «Я могу писать, но потерял радость писания», – говорил он. Поселившись в дешевом парижском отеле, он мог часами бродить по бульварам, сидеть в кафе, пить абсент, проводить время с юношами, страсти к которым не утратил. «Патриот, брошенный в тюрьму за любовь к Родине, продолжает любить Родину Поэт, наказанный за любовь к юношам, продолжает любить юношей», – писал он Робби.

Его слова: «Я не переживу XIX столетия. Англичане не вынесут моего дальнейшего присутствия» – оказались пророческими. 30 ноября 1900 года он умер в Париже от менингита, вызванного острой ушной инфекцией, на руках у своих друзей Робби Росса и Реджи Тернера. И на пороге смерти он не утратил своего остроумия – известна его последняя острота, сказанная меньше чем за месяц до смерти: «Эти обои или я: кто-то из нас должен уйти».