Глава XXIII Оглядываясь назад

Глава XXIII

Оглядываясь назад

Офицеры германского генерального штаба не освобождались из заключения свыше двух с половиной лет, но этот период пребывания за колючей проволокой не был для нас потерянным временем. В лагере для военнопленных я встречал таких людей, как заместитель Кейтеля генерал Варлимонт, граф Шверин, министр финансов, Баке, государственный секретарь по вопросам продовольствия, а также руководителей тяжелой промышленности, высших офицеров морского флота и авиации. Я не раз подолгу беседовал с нашей известной летчицей-планеристкой Ганной Рейш, которая на самолете «Шторх» доставила в Берлин генерала Риттера фон Грейма, когда большая часть города находилась уже в руках русских. Она рассказала о последних днях Гитлера в бомбоубежище имперской канцелярии. Мне приходилось также разговаривать с личным консультантом Гитлера профессором медицины фон Хассельбахом, и я много узнал о личной жизни фюрера. После таких бесед я немедленно делал заметки о самых интересных фактах.

Только когда мы оказались в лагере, мы узнали о страшных преступлениях нашего верховного руководителя, которые потрясли нас до глубины души. В лагере я узнал правду и о трагической гибели Роммеля.

Благодаря многим беседам с людьми, составлявшими непосредственное окружение Гитлера, и теми, кто занимал ответственные военные должности и руководящие посты в промышленности, я смог составить ясное представление об общем ходе борьбы. После нашего освобождения мои выводы получили дальнейшее развитие и обобщение после изучения различных английских и американских источников.

В лагере мы неоднократно возвращались к одному и тому же вопросу о причине поражения Германии, причем многими высказывалось мнение, что мы проиграли войну из-за измены в руководящих кругах. Я считаю, что нужно самым внимательным образом разобраться в этом вопросе во имя наших погибших товарищей по оружию и тех, кто до самого конца был верен своему долгу. Мы должны решить, была ли у Германии когда-либо реальная возможность на победу и действительно ли измена помешала нам добиться этой победы.

На такой вопрос можно ответить, лишь принимая во внимание личные качества и характер Адольфа Гитлера. Будучи неограниченным правителем государства, он нес основную ответственность за все решения, а как военный руководитель оказывал самое непосредственное влияние на ход боевых действий, вплоть до того, что сам лично давал указания о расположении дивизий, полков и даже батальонов.

Прославление непогрешимого гения Гитлера, чьи грандиозные замыслы были якобы разрушены в результате предательства, так же безответственно и несерьезно, как и объявление его величайшим преступником всех времен.

Гитлер, бесспорно, обладал большим умом и замечательной памятью. Он обладал также огромной силой воли и был совершенно безжалостен. Это был выдающийся оратор, способный оказывать гипнотическое влияние на тех, кто принадлежал к его ближайшему окружению. В политике и дипломатии он проявлял удивительную способность чувствовать слабые стороны своих противников и полностью использовать их промахи. Вначале это был здоровый человек, вегетарианец, который никогда не курил и не пил, но затем — главным образом в последние годы войны — он подорвал свое здоровье употреблением снотворных и возбуждающих средств. Однако несмотря на то что здоровье его расшаталось, он сохранял поразительную живость ума и энергию до самого конца[263].

В задачу данной книги не входит рассмотрение политических успехов Гитлера в довоенный период. Его успех стал возможен в силу ошибочной политики союзников после Первой мировой войны. Они совершали самые различные ошибки, начиная с Версальского договора и оккупации Рура и кончая непонятной уступчивостью и недостаточной проницательностью в период Мюнхена. Потрясающие политические победы вскружили ему голову. Он никогда не вспоминал слова Бисмарка: «История учит, что, если соблюдать осторожность, можно достигнуть очень многого».

В 1939 году Гитлер решился на войну с Польшей, так как был уверен, что военные действия не выйдут за рамки местного конфликта. Гарантия, предоставленная Великобританией Польше, была недооценена; по правде говоря, ее никогда не принимали всерьез. Вот как описывает доктор Пауль Шмидт реакцию Гитлера на объявление Великобританией войны: «В первую минуту Гитлер был ошеломлен и совершенно растерялся. Затем он обратился к Риббентропу с вопросом: „Что же теперь делать?“» С нашим единственным союзником никаких серьезных переговоров до объявления войны не велось. Доктор Шмидт приводит письмо Муссолини Гитлеру, датированное 25 августа 1939 года, в котором дуче указывает, что Италия к войне не готова; в частности, итальянские военно-воздушные силы располагали запасом горючего только на три месяца.

Гитлер был ослеплен своими прежними успехами и введен в заблуждение той неверной картиной международной обстановки, которая была представлена ему его дипломатами-дилетантами. Состояние германской армии, флота и экономики свидетельствовали о том, что Германия была еще далеко не готова к тотальной войне[264]. Если германская сухопутная армия могла справиться со своими задачами в 1939 и 1940 годах, то состояние военно-воздушного флота никак нельзя было назвать удовлетворительным. Правда, в 1939 году мы имели необходимое число самолетов первой линии, но зато резервов никаких не было, и даже в снабжении запасными частями испытывались затруднения. Эти недостатки не были заметны, пока перед германской авиацией ставились ограниченные задачи. Впервые мы увидели опасность после битвы за Англию, когда нашей авиации пришлось вести войну на два фронта.

В конце 1939 года политическое положение Германии было очень прочным. Военный союз с Италией и договор о ненападении с Россией обеспечили наш фланг и тыл. Но Франция и Англия могли рассчитывать в войне на помощь Соединенных Штатов; кроме того, подавляющее большинство государств все менее охотно удовлетворяли требования Гитлера. Экономическое положение Германии явно ухудшилось.

1940 год явился годом сенсационных военных успехов, но не принес с собой улучшения в политическом положении страны. Трехсторонний пакт Германии, Италии и Японии лишь создавал иллюзию широкого мирового союза, а практическая помощь от этих двух союзников была сравнительно небольшой. Вступление в войну Италии явилось для нас несчастьем. Правда, в стратегическом отношении это создавало определенные трудности для Англии, но зато Италия выдвигала перед Германией так много экономических требований, что мы были не в состоянии их удовлетворить. Россия, не являвшаяся членом тройственного союза, значительно усилилась после присоединения территории Восточной Польши, Бессарабии, Буковины и Прибалтийских государств, и так называемая сфера влияния России опасно расширилась. Предложение Гитлера о начале мирных переговоров с Англией в июле 1940 года было отвергнуто: его обещаниям и гарантиям уже никто на Западе не верил. Наоборот, воля Великобритании к сопротивлению неизмеримо возросла после победы в битве за Англию и провала нашей попытки организовать вторжение в эту страну. Помощь Америки уже начала серьезно сказываться на ходе войны в Европе и говорила о том, что американцы примут в этой войне участие с оружием в руках.

С чисто военной точки зрения 1940 год был для Германии годом триумфальных побед. Оккупировав Данию и Норвегию, мы предотвратили подобные же действия Великобритании и прочно обеспечили свой северный фланг. Помимо этого, германская промышленность могла теперь получить железную руду и никель, в чем мы остро нуждались. Война во Франции явилась новым сенсационным успехом, который вскружил голову нашему верховному командованию. 24 мая Гитлер, вмешавшись в распоряжения Браухича, остановил немецкие танки перед Дюнкерком, что позволило союзникам эвакуировать 215 тыс. английских и 120 тыс. французских солдат с материка. Честер Уилмот прав, говоря: «Поражение Германии началось с Дюнкерка».

Вторжение в Англию было назначено, подготовлено, отложено, вновь назначено и, наконец, совсем отменено. Причинами отказа от операции «Морской лев» явилось абсолютное превосходство английского морского флота и битва за Англию, в ходе которой с 10 июля по 31 октября 1940 года немецкая авиация потеряла 1733 самолета. Германским военно-воздушным силам так никогда и не удалось восполнить эти огромные потери. Вызывало беспокойство то обстоятельство, что наше поражение во многом объяснялось превосходством английской радиолокационной техники; надо сказать, что нам не удалось догнать англичан в этой области. Той же причиной объясняется и наша неудача в подводной войне в 1943 году.

Даже после 1940 года еще можно было бы прекратить войну, если бы Гитлер пошел на некоторые жертвы и проявил действительное стремление к миру. Однако вместо этого был разработан план «Барбаросса» и началась подготовка к войне с Россией. Сейчас не имеет никакого смысла гадать, как развивались бы события и что произошло, если бы вместо вторжения в Россию мы сосредоточили все наши усилия на районе Средиземного моря, то есть на Мальте и Африке. «Континентальные воззрения» Гитлера делали такое решение невозможным. Политические позиции Германии в 1941 году серьезно ухудшились. Когда Россия и Югославия заключили договор о дружбе — договор, идущий вразрез с интересами Германии, — стало совершенно ясно, что советско-германская политика сближения была лишена какой-либо прочной основы. Испания отказалась выступить на стороне Германии, и планируемое нападение на Гибралтар пришлось отменить. Опубликование Атлантической хартии явилось наглядным доказательством тесного сотрудничества между США и Великобританией. Когда начались военные действия между Японией и Америкой, война приобрела мировой характер и исчезла всякая надежда на локализацию конфликта в Европе.

Несмотря на то что 1941 год принес германским вооруженным силам тактические успехи, стратегическая обстановка серьезно осложнилась. Среди наших военных успехов следует указать на победу Роммеля в Африке и быстрое разрешение балканской проблемы победой над Югославией и Грецией. Захват немецкими войсками Крита привел к самому сильному ослаблению позиций Великобритании в бассейне Средиземного моря с 1797 года. Действия наших подводных лодок против караванов судов, направлявшихся к Британским островам, стали приносить свои плоды.

По данным официальных английских источников[265], военными кораблями и авиацией стран оси было потоплено:

1939 г. — 222 корабля общим тоннажем 775 397 т

1940 г. — 1059 кораблей общим тоннажем 3 991 641 т

1941 г. — 1299 кораблей общим тоннажем 4 328 558 т

Совместные действия подводного флота и авиации давали Германии реальную возможность «удушить» Великобританию, но у Гитлера не хватало терпения для такой формы войны. 22 июня 1941 года его армии вступили в Россию, и с этого дня характер борьбы коренным образом изменился: началась война на два фронта. Мы взяли на себя непосильную задачу.

Правда, вначале эти гигантские операции, хорошо подготовленные и блестяще осуществляемые, развивались в соответствии с планом, и русским было нанесено жестокое поражение на всем фронте от Балтики до Черного моря. Войска Красной армии, понесшие тяжелые потери в первых боях, были не в состоянии удержать всех жизненно важных пунктов на растянутом фронте. Однако в районе Москвы русские сосредоточили крупные силы для защиты этого политического, промышленного и военного центра Советского государства. Большинство военных руководителей придерживалось того мнения, что необходимо нанести удар на Москву и уничтожить русские армии в этом районе, пока они еще не организовали там прочной обороны. И вновь в решающий момент, как и под Дюнкерком, вмешался Гитлер и потребовал сперва провести операцию в районе Киева и уничтожить фронт маршала Буденного[266]. Приказ был выполнен, но удар на Москву был задержан на несколько недель. Когда, наконец, мы возобновили наступление на столицу, было уже слишком поздно. Осенняя распутица и очень ранняя зима оказались щитом для потрепанных в боях армий Жукова и остановили наше продвижение, когда вдали уже виднелись башни Кремля. Лишенные всего необходимого для ведения боевых действий в зимних условиях, немецкие войска несли огромные и невосполнимые потери.

В ходе войны наступил перелом, и с этого момента победа была для нас уже недосягаема. За трагедией немецкого наступления на Москву последовало событие несколько другого характера, однако не менее важное по своим последствиям. Главнокомандующий сухопутными войсками фельдмаршал Браухич был отстранен от своей должности, и у руководства армией стал Гитлер. С этого момента командующие армиями и группами армий больше не располагали общими директивами, а получали приказы, в которых Гитлер доходил до мелочной опеки.

К концу 1941 года военная экономика Германии оказалась в очень тяжелом положении. Мы не располагали достаточным количеством горючего, необходимым для ведения военных действий мирового масштаба. Кампания на Востоке требовала огромного числа автомашин, танков, противотанковых орудий и запасных частей. Кроме того, поставки по ленд-лизу серьезно сказывались на ходе войны: из неисчерпаемых ресурсов Британской империи и Соединенных Штатов в Россию поступало вооружение и снаряжение.

В конце 1941 года Германия уже не могла выиграть войну, но умелой дипломатией и мудрой стратегией можно еще было добиться «ничьей». Война вступала в 1942 год, время методов молниеносной войны безвозвратно прошло. К концу года инициатива находилась в руках противника, и Германия была вынуждена перейти к оборонительным действиям.

Поражения на фронтах серьезно подорвали наши внешнеполитические позиции, и даже крупные военные успехи не могли теперь изменить судьбу Германии. Наступление Роммеля в Африке было остановлено у Эль-Аламейна. В результате высадки союзников в Алжире и Марокко у немцев была вырвана инициатива, которая теперь перешла в руки союзников. К маю 1943 г. в Северной Африке все было кончено.

В России наступление немецких войск летом 1942 года могло бы привести к важным результатам, если бы Гитлер не распылил своих усилий между двумя главными целями: Сталинградом и Кавказом. В результате его армии достигли Кавказа, но не захватили нефтяных промыслов, вышли на Волгу к Сталинграду, но не овладели городом. В итоге русские армии не только не были разбиты, но даже сумели осуществить контрнаступление с невиданным превосходством в живой силе и технике.

В начале 1943 года сталинградская трагедия закончилась — 6-я армия была уничтожена. Летнее наступление на Курск провалилось, а союзники высадились в Сицилии. Контрнаступление русских отбросило наши армии на юге за Днепр. В ожесточенных оборонительных боях таяла сила немецких войск. В Касабланке союзники сформулировали свои требования безоговорочной капитуляции. Дипломатия была мертва, верх взяла грубая сила.

1944 год еще больше ухудшил положение Германии и принес новые успехи союзникам на всех фронтах.

Судьба Германии была решена успешной высадкой союзников в июне в Нормандии. Немецкие войска на Востоке откатывались на запад. Война повсюду уже перешла границы Германии, и только осторожная стратегия Эйзенхауэра и политическое честолюбие Сталина задержали развязку до мая 1945 года. В 1944 и 1945 годах Германия не имела уже ни малейшей возможности победоносно закончить войну.

Метод руководства Гитлера, заключавшийся в том, что он лично отдавал всем и вся приказы и распоряжения, ускорил поражение Германии. Приказы «драться за каждую пядь земли» приводили к катастрофическим результатам. Не говоря уже о стратегии, его методы руководства сказывались на всей военной машине. В демократических государствах отдельные элементы вооруженных сил и многочисленные отрасли военной экономики и промышленности действовали весьма согласованно, а в Германии существовало непонятное разделение на самостоятельные ведомства. Армия, флот, ВВС, войска СС, организация Тодта, национал-социалистская партия, комиссариаты, многочисленные отрасли экономики — все действовали независимо друг от друга, но получали приказы непосредственно от Гитлера.

И внутри страны, и на фронте все эти элементы перестали объединять свои усилия, начали действовать на свой страх и риск, не зная потребностей друг друга. Объяснение этому странному и пагубному явлению следует, несомненно, искать в жажде Гитлером власти и его недоверию к любой самостоятельной силе. Старый принцип «разделяй и властвуй» доводился до логического абсурда. Войска СС были специально созданы в противовес армии, чтобы армия не зазнавалась.

Безусловно, Германия не обладала достаточными людскими резервами для ведения мировой войны, а численный состав армии, начиная с зимы 1941 года, стал сокращаться. Пополнения не могли возместить потери.

Приведенные ниже данные показывают понесенные потери и полученные пополнения на Восточном фронте с декабря 1941 по сентябрь 1942 года.

Группы армий Потери Пополнения «Юг» 547 300 415 100 «Центр» 765 000 481 400 «Север» 375 800 272 800 1 688 100 1 169 300

Эти пополнения только на 69 % возместили требуемое количество войск. На следующий год с пополнением армии дело обстояло еще хуже. В период с июля по октябрь 1943 года соотношение потерь и полученных пополнений было следующим:

Месяц Потери Пополнения Июль 197 000 90 000 Август 225 000 77 000 Сентябрь 232 000 112 000 654 000 279 000

Полученные за эти месяцы пополнения лишь на 43 % покрыли понесенные потери. В июне 1941 года наши армии на Востоке насчитывали около 3 млн человек, а к концу войны эта цифра сократилась до 1,5 млн человек.

Германская военная промышленность не несет ответственности за наше поражение. Несмотря на налеты вражеской авиации, которые с 1942 года приняли массовый характер, наша военная промышленность вплоть до осени 1944 года неуклонно увеличивала выпуск своей продукции. Однако в нашем планировании было слишком много экспериментов и не было достаточной ясности. Даже там, где немецкая наука добивалась серьезных успехов, как, например, в создании быстроходных подводных лодок и реактивных самолетов, и ясно указывала нам путь, по которому нужно идти, это преимущество терялось из-за отсутствия согласованности в работе ведомств и тупости наших руководителей.

На Нюрнбергском процессе Шпееру, министру вооружения и боеприпасов, был задан вопрос: когда он пришел к выводу о том, что война проиграна? Он ответил[267]:

«Если подходить к вопросу с точки зрения обеспечения вооружением и боеприпасами, то не раньше осени 1944 года, так как мне удавалось до этого времени, несмотря на бомбардировки авиации, обеспечивать постоянное увеличение продукции. Если это перевести на язык цифр, то можно сказать, что наша продукция смогла бы обеспечить в 1944 году полное перевооружение 130 пехотных и 40 танковых дивизий, а для этого требовалось обеспечить новым вооружением два миллиона человек. Наша продукция была бы увеличена еще на 30 %, если бы мы не страдали от налетов авиации. Наша промышленность достигла максимального за все время войны выпуска боеприпасов в августе, самолетов — в сентябре, артиллерийских орудий и новых подводных лодок — в декабре 1944 года. Через несколько месяцев, возможно, в феврале или марте 1945 года, у нас должны были появиться новые виды оружия. Я могу лишь сказать о реактивных самолетах, о которых уже упоминалось в печати, новых подводных лодках, новых зенитных установках и т. д. Массовое производство этих видов оружия, которые могли бы изменить обстановку на последнем этапе войны, также настолько замедлилось из-за бомбардировок с воздуха, что они не могли применяться в больших количествах для борьбы с противником. С 12 мая 1944 года все это было уже бесполезно, так как наши заводы синтетического горючего уже являлись объектами массированных ударов с воздуха.

Это была катастрофа — теперь мы лишились 90 % нашего горючего и тем самым проиграли войну с точки зрения промышленного ее обеспечения: наши новые танки и реактивные самолеты были бесполезны без горючего»[268].

Большой интерес представляет еще одно показание Шпеера.

«Вопрос: Господин Шпеер, как могло случиться, что вы и другие подчиненные Гитлера, несмотря на вашу оценку обстановки, все еще пытались сделать все возможное для продолжения войны?

Шпеер: В этот период войны Гитлер вводил нас всех в заблуждение. С лета 1944 года он распространял слухи через посла Хевеля о том, что с иностранными державами начаты переговоры. Генерал-полковник Йодль подтвердил мне это здесь на процессе. Так, например, несколько посещений Гитлера японским послом были представлены как свидетельство того, что через Японию мы вели переговоры с Москвой. Кроме того, говорили, что министр Нейбахер, выступавший здесь в качестве свидетеля, начал переговоры на Балканах с Соединенными Штатами; передавали также, что бывший советский посол в Берлине якобы находился в Стокгольме с целью ведения переговоров».

Постоянный рост военного производства вплоть до осени 1944 года является поистине удивительным. Однако этого было недостаточно для удовлетворения потребностей фронта, и каждый фронтовик может подтвердить этот печальный факт. Ожесточенные бои в России и в Нормандии, а также катастрофические отступления летом 1944 года привели к таким потерям, которые не мог восполнить наш тыл. По мнению Шпеера, развязка наступила после того, как прекратилось снабжение горючим и были разрушены наши коммуникации в результате опустошительных налетов англо-американцев. Хотя в Германии было вооружение и боеприпасы, они, по крайней мере в достаточном количестве, не могли больше доставляться на фронт.

С другой стороны, союзники имели все необходимое, а ресурсы, которыми располагало союзное командование в Соединенных Штатах и в Британской империи, были настолько велики, что оказалось возможным передать России огромное количество военных материалов. Не следует забывать, что сама Россия превосходила западных союзников в производстве артиллерийских орудий и танков.

Подавляющее экономическое превосходство противника и наша неспособность отразить его воздушные налеты ясно показывали, что у нас нет никаких шансов на победоносное завершение войны. Я не обвиняю промышленность Германии. Ее достижения были огромны, но все же она не могла соперничать с производственной мощью Соединенных Штатов, Британской империи и Советского Союза. Война одновременно с тремя этими державами была для Германии безумием и могла иметь только один исход.

Утверждение, что войну можно было бы выиграть, если бы не было предательства и саботажа, опровергается приведенными выше фактами. Даже если допустить, что саботаж действительно имел место, то и тогда мы должны будем признать, что он мог ускорить проигрыш войны, но не был основной причиной нашего поражения. Утверждают, что саботажники, принадлежавшие к оппозиции, делали все от них зависящее, чтобы ускорить разгром Германии. Заявляют, что они мешали производству вооружения и боеприпасов и отдавали вредительские распоряжения, поддерживали связь с противником, всячески тормозили отправку на фронт пополнений. Но вся литература о движении Сопротивления, включая произведения враждебно настроенных писателей, не содержит ни одного доказательства, что на фронте когда-либо проводился саботаж. Отдельные случаи имели место незадолго до начала войны, в начале кампании во Франции и в последние месяцы войны, когда члены движения Сопротивления устанавливали политические контакты с противником. Это все.

Вот что говорит по этому поводу генерал Гальдер:

«Мой главнокомандующий и я выступали против Гитлера всякий раз, когда нужно было помешать ему принять решение, которое, по нашему мнению, было невыгодно для Германии и армии. Но все, в чем нуждались войска для выполнения их трудных и тяжелых задач, всегда отправлялось на фронт. В борьбе с Гитлером мы никогда не шли на действия, которые могли бы причинить какой-либо вред нашим войскам на фронте»[269].

Говорили, что за последние месяцы войны подкрепления не прибывали, что положенное для пехоты снаряжение отправлялось в танковые дивизии, а пехота получала горючее, предназначенное танковым частям. Любому, кто находился в это время на фронте, станут понятны причины такого положения. В последние месяцы войны наши коммуникации были нарушены настолько, что фактически было невозможно обеспечить доставку пополнений к месту назначения. Командиры боевых групп забирали в свои руки все то, что следовало через районы расположения их войск. Мы хорошо знали, что пополнения, боевая техника и горючее, предназначенные для фронта, задерживались также и гаулейтерами, которые все это использовали для своих собственных частей фольксштурма.

Остается выяснить наше отношение к событиям 20 июня 1944 года — покушению на Гитлера. Лично я узнал об этом из сообщения, переданного по радио; в то время мы вели тяжелые оборонительные бои в районе Львова. Мы все были буквально ошеломлены, когда узнали, что немецкий офицер оказался способен совершить покушение и, главное, в такой момент, когда солдаты на Восточном фронте вели смертельную борьбу, стремясь остановить наступление русских войск. Мы хорошо знали о злоупотреблениях, совершаемых руководителями «коричневых рубашек», особенно «рейхскомиссарами», а также о высокомерном поведении этих людей и о преступлениях начальников особых отрядов (эйнзацгруппе) СС, хотя вблизи фронта мы редко чувствовали присутствие этих подозрительных личностей[270]. Партийные деятели не пользовались большой популярностью на фронте. В периоды затишья многие выражали свое недовольство поведением этих «господ», и все говорили, что в этом надо разобраться сразу же после окончания войны. Тем не менее солдаты-фронтовики — а мы, офицеры генерального штаба в войсках, гордимся, что относимся к ним, — были возмущены, услышав о покушении; солдат на фронте выполнял свой долг до самого конца. Только во время заключения в лагере мы узнали более подробно о том, что послужило причиной покушения на Гитлера. Я должен признать, что люди, виновные в этом, руководствовались высокими идеалами и глубоким сознанием своей ответственности за судьбу нашей страны. Полковник граф Штауфенберг и его единомышленники из ОКХ сознавали, что гитлеровский режим приведет Германию к катастрофе. Они глубоко верили, что устранение Гитлера избавит Германию от дальнейшего кровопролития. Но если бы покушение на Гитлера удалось, это привело бы к кровавой внутренней распре с войсками СС. Во внешней политике это также не привело бы к каким-либо успехам. Противник решил проводить политику «безоговорочной капитуляции» вне зависимости от того, будет или не будет в Германии национал-социалистского правительства. Такой политикой Рузвельт только усиливал волю к сопротивлению каждого немца и тем самым совершал ту же ошибку, что и немецкие политические руководители в России, не видевшие разницы между коммунистами и русским народом. Если бы покушение на Гитлера удалось, все немцы возложили бы ответственность за катастрофу на наш офицерский корпус и в особенности на германский генеральный штаб.

Во всяком случае, нам не следует забывать, что война была проиграна не участниками заговора 20 июля 1944 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.