Глава четвертая. Англия вступает в войну в 1939 г

Глава четвертая. Англия вступает в войну в 1939 г

28 августа я принял командование 3-й дивизией. Частичная мобилизация уже началась, полную предполагалось объявить 1 сентября, в тот самый день, когда немецкие войска вторглись в Польшу, а Германии предъявили ультиматум.

В этой главе я сосредоточусь исключительно на действиях британских экспедиционных войск (БЭВ), посланных во Францию вскоре после объявления войны, в состав которых входила и моя дивизия. О происходившем в это время на других театрах военных действий, скажем, в Норвегии, я знаю только то, что слышал от кого-либо или читал.

Подробно переброска БЭВ через Английский канал во Францию в сентябре и октябре, первая военная зима, активные боевые действия, которые развернулись 10 мая 1940 года и закончились в июне, описаны майором Л. Ф. Эллисом в книге «Война во Франции и Фландрии 1939–1940 гг.», опубликованной Издательством Ее Величества в 1953 году. Это очень хорошая книга и прекрасно передает события того времени, но это толстый формат, перегруженный подробностями, которые не представляют интереса для широкой публики. Более того, автору по необходимости пришлось опустить некоторые существенные факторы, повлиявшие на исход кампании. Упомянув их, ему пришлось бы возложить ответственность за многое из того, что произошло, на плечи политического и военного руководства страны в предвоенные годы.

В сентябре 1939 года английская армия оказалась совершенно не готова к ведению современной войны в континентальной Европе. Долгое время в Англии считалось, что в случае новой войны с Германией ее участие в обороне Запада ограничится в основном действиями военно-морских и военно-воздушных [46] сил. Уму непостижимо, какой политик мог представить себе, что во время новой мировой войны Англии удастся избежать направления своей армии на континент на помощь французам.

В предвоенные годы в Англии какое-то время не проводилось никаких крупных военных учений. Впрочем, наша регулярная армия и не смогла бы проводить учения в обстановке, приближенной к боевой. Сухопутные войска не располагали адекватной системой связи, не имелось эффективной службы тыла, отсутствовала четкая структура высшего командования. Все это пришлось создавать на ходу, уже отмобилизовавшись. Оставлял желать лучшего и транспорт: во время мобилизации автомобильный парк пополнялся за счет машин, реквизированных у гражданских фирм. Транспортные средства моей дивизии в значительной мере состояли из автобусов и грузовиков, реквизированных в городах по всей Англии. Практически все они нуждались в серьезном ремонте, вот почему, когда моя дивизия проследовала из порта высадки в район сосредоточения около границы Франции, на обочинах французских дорог осталось множество вышедших из строя автомобилей.

Основу противотанкового вооружения моей дивизии составляли орудия калибра 42 мм. На вооружении пехоты были противотанковые ружья калибра 20,32 мм. У французов срочно закупили орудия калибра 37 мм на ручных станинах. Каждый батальон получил несколько таких орудий. Помимо этого, в моей дивизии против танков могла использоваться часть дивизионной артиллерии — орудия калибра 94 мм.

Где-то во Франции имелась одна армейская танковая бригада, подчиненная непосредственно главнокомандующему. Лично я не видел ни одного танка этой бригады ни зимой, ни во время активных боевых действий в мае. А ведь именно мы, англичане, изобрели танк и впервые в 1916 году использовали его в бою.

К стыду, приходится признать, что мы послали нашу армию на эту самую современную войну с совершенно неадекватным вооружением и снаряжением, а потому должны винить только себя за те катастрофы, которые постигли нас на полях сражений в 1940 году, когда начались боевые действия.

Кто должен нести за это ответственность? По моему мнению, все сменявшие друг друга английские правительства в период [47] между мировыми войнами, а особенно те, что руководили страной с 1932 года, когда заговорили о необходимости перевооружения армии на современной основе. До 1938 года дальше обсуждений дело не шло, а в 1939 году реформа армии все еще продвигалась черепашьими темпами. Достаточно точно зная ситуацию, сложившуюся в дислоцировавшейся во Франции английской полевой армии, а особенно в моей дивизии, я крайне удивился, прочитав в газете в один из октябрьских дней 1939 г. речь, произнесенную в парламенте министром обороны (Хор-Белишем), в которой он объявил о развертывании во Франции британских экспедиционных войск. Он заверил парламент и народ Великобритании, что только что отправленная во Францию армия подготовлена «по последнему слову техники, превзойти которое невозможно. Наша армия вооружена не хуже, если не лучше, любой другой армии».

Теперь обратимся к структуре командования и управления боевыми действиями. В конечном счете именно это является решающим фактором, от которого зависит все, при условии, что войска соответствующим образом вооружены и обучены. Учитывая быстротечность операций, несовершенная организация командования в современной войне вполне может привести к поражению.

Вероятно, наиболее значительными начальниками в министерстве накануне войны были следующие. Начальник Имперского генерального штаба (НИГШ) лорд Горт, кадровый командующий английской армией. Слово «имперский» добавили к названию этой должности в 1909 году. Сейчас оно утратило первоначальное значение. Начальник оперативного и разведывательного управления (генерал-майор Генри Паунелл), который отвечал за все планирование боевых действий и получение разведданных, на основе которых оно осуществлялось. В те дни один генерал-майор возглавлял оба направления, и оперативное, и разведывательное. Теперь они разделены, и каждое возглавляется генералом. Начальник управления территориальной армии (генерал-майор Дуглас Браунригг). В марте 1939 года правительство без консультаций с НИГШ и даже не поставив его в известность, удвоило численность нашей армии. Горт, который тогда занимал пост НИГШ, сказал мне, что узнал об этом из утренней газеты. [48]

Все три офицера в день объявления войны были переведены из министерства в БЭВ, Горт занял должность командующего БЭВ, Паунелл — начальника штаба, Браунригг — генерал-адъютанта.

Просто невероятно, что такое могли допустить. Но это произошло. Насколько мне известно, таким же образом военное министерство обезглавили и в 1914 году.

В армии всегда считалось само собой разумеющимся, что начальник Олдершота[9] автоматически становится командующим любой английской армией, отправляемой за рубеж в военное время, и, соответственно, правительство проводило такое назначение. В сентябре 1939 г. Олдершотом командовал генерал Дилл, и мы все были уверены и надеялись, что его назначат командующим БЭВ. Но говорили, будто командование БЭВ в случае войны обещано генералу Айронсайду в компенсацию за то, что его в свое время обошли, отдав должность НИГШ Горту. В то время он занимал пост генерал-инспектора войск на заморских территориях, которого в настоящее время не существует. До меня доходили слухи, что Дилл даже перебрался в Кэмберли и за несколько дней до объявления войны начал формировать свой штаб в зданиях военной академии Сандхерст. Эти два кандидата, Дилл и Айронсайд, должно быть, сильно удивились, когда должность командующего получил третий кандидат, Горт, тогдашний НИГШ. На этом сюрпризы не закончились — Горта на этом посту заменили Айронсайдом. В мае 1940 г. его с этой должности сняли.

А теперь давайте посмотрим, что представляли собой командующий БЭВ и его штаб. Горт был замечательным человеком, верным другом, искренним в словах и делах, не способным на низость или интриганство. Он мог служить идеальным примером прекрасного войскового офицера: знал все, что только можно, о солдате, его обмундировании и обуви, тактике подразделений на поле боя. Самым высоким его постом в войсках было командование пехотной бригадой. Он был человеком недалекого ума и не придавал значения организации работы [49] тыла. Все его мысли занимало само ведение боя, и особенно действия передового охранения на ничейной земле.

Горт расположил свой штаб в Абарке и его окрестностях. Штабы различных родов войск и служб заняли тринадцать деревень на территории площадью около пятидесяти квадратных миль. Для координации их работы пришлось создавать громоздкую и неповоротливую систему коммуникаций. На поиски того или иного человека уходила масса времени, и с управлением войсками с самого начала стали возникать трудности.

Я всегда придерживался мнения, что назначение Горта командующим БЭВ в сентябре 1939 г. было ошибкой. Эта должность была ему не по плечу. Достаточно прочитать директиву от 3 сентября 1939 года, подписанную министром обороны Хор-Белишем, чтобы понять, что от него ожидали. Эта директива представляет собой достаточно внятное пояснение относительно организации командования, и выполнить поставленные в ней сложные задачи мог только человек большего интеллектуального потенциала, чем Горт. Более того, от него требовали невозможного: его штаб должен был выполнять не только функции генерального штаба, но и непосредственно управлять приданными ему боевыми подразделениями и тыловыми службами. Ниже приводятся эти директивы главнокомандующему.

ИНСТРУКЦИИ КОМАНДУЮЩЕМУ АНГЛИЙСКИМИ ЭКСПЕДИЦИОННЫМИ ВОЙСКАМИ 1. Задача войск, находящихся под вашим командованием, — сотрудничать с нашими союзниками в нанесении поражения нашему общему врагу. 2. Вы будете непосредственно подчиняться французскому командующему Северо-Восточного театра боевых действий. Для достижения общей цели вы должны беспрекословно выполнять любые его указания. Но при этом, если вам покажется, что отданный им приказ ставит английский экспедиционный корпус под угрозу, между правительствами Франции и Англии достигнута договоренность о том, что вы имеете право обратиться к правительству Англии, прежде чем выполнять этот приказ. [50] И хотя обе стороны выражают надежду, что необходимость для такого обращения будет возникать редко, если вообще возникнет, без колебаний воспользуйтесь этим правом, если сочтете, что без этого не обойтись. 3. Вначале войска под вашим командованием будут состоять из двух корпусов по две дивизии в каждом, штаба командующего, корпусных и армейских служб связи и тыла, а также авиационной группы в составе двух бомбардировочных, одной истребительной и шести эскадрилий общевойсковой поддержки. 4. Правительство Англии выражает желание, чтобы войска под вашим командованием располагались, насколько это возможно, компактно. Если в какой-то момент французский командующий Северо-Восточным театром военных действий сочтет необходимым перебросить какую-то английскую часть в район, отстоящий от места сосредоточения главных сил БЭВ, следует исходить из того, что такая раздробленность может быть только временной, и эта войсковая часть должна быть как можно скорее возвращена в район сосредоточения главных британских сил. 5. Если вышеуказанная авиационная группа будет находиться под вашим командованием, то группа ударной авиации передового базирования, которая также будет действовать с территории Франции, является отдельным соединением в непосредственном подчинении командующему бомбардировочной авиацией королевских ВВС в Соединенном Королевстве. Военное министерство берет на себя материально-техническое обеспечение этой авиационной группы и доставку всего необходимого с общевойсковых тыловых баз до станций снабжения, и это входит в вашу, как командующего экспедиционными войсками, сферу ответственности. При этом на ваши войска не возлагается защита аэродромов или станций снабжения ударной авиации передового базирования. Эту задачу взяла на себя французская сторона. Если же возникнет ситуация, которая потребует от вас взять на себя защиту ударной авиации, вы получите указания из военного министерства. 6. Понятно, что вам может потребоваться более активная воздушная поддержка, чем та, которую может обеспечить приданная вам авиационная группа. Дополнительная поддержка [51] может потребоваться для защиты ваших войск от атак авиации противника, для прикрытия с воздуха действий наземных войск, для обеспечения тактического превосходства в воздухе в какие-то конкретные моменты. В случае необходимости вам следует обращаться за такой поддержкой к командующему ударной авиацией передового базирования. Лесли Хор-Белиш 3/9/39.

Прочитав эту директиву, следует взглянуть на схему командования союзных войск во Франции, приведенную на следующей странице.

Верховным главнокомандующим был генерал Гамелен. БЭВ, как показано на схеме, входили в 1-ю группу армий, которой командовал генерал Бийотт. Но, согласно директиве министра обороны Хор-Белиша, прямым начальником Горта был генерал Жорж. Отсюда и возможность неразберихи, которая в полной мере проявила себя на Северо-Восточном фронте.

Боевые действия начались 10 мая 1940 года, и уже на следующий день на фронте от Лонгви до моря сложилась следующая расстановка сил (с юга на север):

1-я группа армий генерала Бийотта:

2-я французская армия

9-я французская армия

1-я французская армия

Эти армии держали фронт на север по линии Лонгви — Седан — Вавр. Участок фронта Арденны — Маас занимали 2-я и 9-я армии, укомплектованные наименее боеспособными дивизиями. 1-я армия, занимавшая позиции рядом с БЭВ, наоборот, состояла в основном из вполне боеспособных дивизий.

БЭВ

Не подчинялись генералу Бийотту и получали приказы непосредственно от генерала Жоржа. Моя 3-я дивизия располагалась на левом фланге БЭВ. Левее находилась бельгийская армия. [53]

Бельгийская армия

Действовала независимо, под командованием короля Бельгии

7-я французская армия (генерал Жиро)

Входила в 1-ю армейскую группу и по замыслу генерала Жоржа находилась в резерве за его левым флангом. Такое решение Жоржа было правильным. Но Гамелен решил иначе. Он приказал семи дивизиям этой армии выдвинуться через Бельгию в направлении Антверпена, чтобы поддержать бельгийские и голландские войска. Дивизии понесли тяжелые потери и остались без боеприпасов. 7-я армия ничего не добилась, да, наверное, и не могла добиться в сложившейся ситуации. Ее наступление было едва ли не самой большой ошибкой Гамелена, потому что дестабилизировало весь Северо-Восточный фронт. Возможно, все было бы не так уж плохо, если бы 7-ю армию оставили в резерве за левым флангом.

Кроме несовершенной структуры командования, ситуацию усугубляло состояние системы связи, отнюдь не способствовавшее упрощению управления войсками. Со дня объявления войны французы настаивали на такой высокой степени радиомолчания, что радисты либо вообще не выходили в эфир, либо ограничивались короткими сообщениями, и, разумеется, не использовались мощные радиопередатчики. В результате радиосвязь в БЭВ не стала эффективным средством коммуникации, а за пределами БЭВ ее практически не существовало. В результате внутренняя связь в войсках союзников практически полностью осуществлялась по гражданским телефонным линиям, что всегда грозило утечкой информации.

Более того, с момента высадки во Франции в 1939 г. и до начала боевых действий в мае 1940 г. штаб БЭВ ни разу не проводил учений, войсковых или штабных. Это объясняли необходимостью радиомолчания, однако ничего не мешало проводить штабные учения на макете местности. Это привело к тому, что в БЭВ полностью отсутствовали общее понимание стратегии и тактической доктрины. Из-за возникающих расхождений во мнениях не находили компромиссных решений, не чувствовалось твердой руки высшего руководства в осуществлении единой линии. [54]

12 мая была достигнута договоренность о том, что координацию действий БЭВ и бельгийской армии возьмет на себя генерал Бийотт, который будет действовать от имени генерала Жоржа. Однако эта координация так и не превратилась в эффективное управление всеми участвовавшими в войне войсками. А в условиях боевых действий этот фактор имеет решающее значение. Генерал Бийотт выбыл из строя 21 мая, получив серьезные травмы в автомобильной аварии, и умер двумя днями позже. И уже никто не координировал действия бельгийских, французских и английских войск. Лишь тремя днями позже на место Бийотта назначили генерала Бланшара из 1-й французской армии, но было уже слишком поздно.

Основным каналом связи оставался обычный проводной телефон, дополнявшийся связными офицерами и личными встречами командующих или штабных офицеров. 16 мая наступление немецких войск началось с того, что отряды диверсантов перерезали телефонные провода, оборвав связь между штабами Верховного главнокомандующего генерала Гамелена и Северо-Восточного фронта (генерал Жорж). В тот же день прекратилась вся прямая связь между генералом Жоржем и 1-й группой армий (генерал Бийотт). С 17 марта Горт лишился телефонной связи со штабами бельгийской армии, которая располагалась на левом фланге от вверенных ему войск, 1-й французской армии, стоявшей справа, и Северо-Восточного фронта (генерал Жорж), находящегося у него в тылу. У трех командующих не осталось других средств непосредственного общения, кроме личных встреч.

План Горта состоял в следующем: при начале боевых действий выдвинуться вперед с мобильным штабом, оставив главный штаб в Аррасе. Но по мере развития событий все больше офицеров говорили, что их место в передовом штабе, который раздувался на глазах, так что от этого варианта пришлось отказаться. Поэтому окончательный вариант предполагал лишь создание выдвинутого далеко вперед небольшого командного пункта. Из-за системы связи, неадекватной стоящим перед ней задачам, командный пункт можно было разместить лишь в тех местах, где на поверхность выходили кабели международной телефонной связи, таких мест было очень немного, и расположены они были на [55] значительном расстоянии друг от друга. Связь эта, само собой, также не обеспечивала необходимых секретности и надежности. А те несколько радиостанций, которыми располагали войска, не могли справиться с потоком информации. Да и размеры командного пункта росли и росли.

Наконец, никуда не годилась и организация разведки. 15 мая у французов, занимавших позиции справа от БЭВ, возникли серьезные проблемы. Немцы осуществили прорыв на участке фронта 9-й французской армии, а у штаба командующего БЭВ не было связного офицера в штабе этой армии, какой, к примеру, был в 1-й французской армии, чьи позиции примыкали непосредственно к позициям с БЭВ. Так или иначе, но Горт получил подробную информацию о прорыве фронта с запозданием. Не вызывает сомнений, что его штаб (разведка) не получал от французов оперативной информации о ситуации, складывающейся как с французскими, так и немецкими войсками. И тогда было принято поразительное решение. 16 мая Горт вызвал начальника разведки (генерал-майора Мейсона-Макферлана) и поручил ему с небольшими силами защиту правого фланга позиций БЭВ с тыла. Генерал взял с собой старшего штабного офицера своего отдела (подполковника Джерадда Темплера). Как следствие, генерал Горт часто оставался без оперативной информации о противнике. В целом, распределение обязанностей между штабом и командным пунктом было плохо продумано с самого начала, весь план такой организации штабной работы свидетельствовал о непрофессиональном подходе его разработчиков.

Сказанного вполне достаточно, чтобы показать, что с точки зрения командования и управления войсками, противостоящими немцам во Франции в мае 1940 года, битва была, практически проиграна, еще не начавшись. Все было сшито на живую нитку.

Кто должен нести главную ответственность? Очевидно, генерал Гамелен. Он занимал пост главнокомандующего и, следовательно, отвечал за всю кампанию. Он ничего не сделал для того, чтобы кардинально изменить ситуацию в лучшую сторону. Но я также виню и британский генеральный штаб. Он не имел права посылать английскую армию на фронт при такой несовершенной [56] системе управления войсками. Ясно, что в значительной мере виноваты Горт и его начальник штаба. Зная о наличии серьезных проблем в высших эшелонах командования, они просто обязаны были более профессионально организовать работу своего штаба. Я никогда не был высокого мнения о штабных работниках. Впрочем, для подчиненных это обычное явление!

Сектор моей дивизии располагался к югу от Лилля. Передо мной ставилась задача соорудить оборонительные позиции, которые стали бы продолжением линии Мажино за пределами бельгийской границы. До 10 мая Бельгия оставалась строго нейтральной страной. Помимо создания оборонительных, я готовил дивизию к активным боевым действиям, зная, что рано или поздно дело до этого дойдет. Происходящее вызывало у меня глубокое негодование. Франция и Англия ничего не предпринимали, когда Германия проглатывала Польшу. Мы ничего не предпринимали, глядя, как немецкая армия перемещается на Запад, исключительно с тем, чтобы потом атаковать нас. Мы терпеливо ждали, когда же это случится. И все это время лишь изредка бомбили Германию листовками. Если это называлось войной, то я такой войны не понимал.

Я хорошо помню приезд Невилла Чемберлена в мою дивизию. Это случилось 16 декабря 1939 года. После обеда он отвел меня в сторону и сказал тихим голосом, чтобы никто не услышал: «Я не думаю, что у немцев есть намерение атаковать нас. А вы?»

Я не стал скрывать, что, по моему разумению, наступление начнется, как только они сочтут, что время пришло. Но сейчас стоит зима, и нам надо готовиться к тому, что с приходом тепла начнутся тяжелые бои.

3-я дивизия, несомненно, с пользой использовала первую военную зиму и постоянно проводила боевые учения. Если бы немецкая армия нанесла удар по бельгийцам, мы должны были выдвинуться вперед и занять сектор по обе стороны Лёвена за рекой Диль. Я готовил дивизию к выполнению этой задачи, перемещая войска на такое же расстояние на запад, отходя в глубь Франции. Мы научились совершать длинные ночные переходы и в темноте занимать и оборудовать оборонительные позиции, чтобы к утру во всеоружии встретить атакующего [57] противника. Я чувствовал, что нам придется сделать это, и так оно и получилось.

Моим корпусным командиром был генерал Брук (ныне лорд Алан Брук). Мы вместе преподавали в штабном колледже, и я хорошо его знал. Я питал и питаю к нему чувства глубокого уважения и восхищения. Считаю его лучшим солдатом, которым могла бы гордиться любая страна. Я никогда не беспокоил его по мелочам и, насколько помню, ни разу не задавал ему вопросов, получив приказ даже в самой сложной оперативной обстановке. Собственно, вопросов и не возникало, потому что его приказы и указания отличала предельная четкость. Он никогда не контролировал меня в том, как именно я выполняю его приказы. Несколько раз он выругал меня в щекотливых ситуациях, всегда поддерживал, когда другие ополчались на меня. Временами он был недоволен мной и выговаривал мне, но я никогда не обижался, потому что знал, что получил по заслугам.

Зимой 1940 года по приказу штаба БЭВ каждая дивизия по очереди посылала пехотные бригады в Саар, где шли боевые действия. Наши войска занимали позиции на линии Мажино и вели позиционные бои с немцами, занимающими линию Зигфрида. Я отправился туда в январе 1940 г., чтобы проинспектировать одну из моих бригад, и провел там несколько дней, изучая обстановку. Тогда я впервые за время войны увидел французскую армию в действии, и увиденное столь обескуражило меня, что по возвращении я поспешил доложить командиру моего корпуса о моих опасениях относительно боеспособности французской армии и о том, чем это нам может грозить в будущем! Брук побывал там до меня и пришел к тому же заключению.

Чаще всего на линии Мажино слышались слова: «Они не пройдут» или «Мы им покажем».

Но царящие там настроения не вызвали у меня уверенности в том, что так оно и будет. Брук и я договорились не сообщать подчиненным о наших выводах. Я, однако, уверен, что он переговорил с Гортом.

Той зимой у меня возникли серьезные неприятности. Произошло следующее. После нескольких месяцев во Франции, большую тревогу у меня вызвали венерические заболевания в 3-й дивизии. Для того чтобы справиться с этой бедой, я обратился [58] за помощью к врачам и даже священникам. Но все усилия не давали результата, и число заболевших только росло. Наконец я решил написать конфиденциальное письмо командирам всех подразделений дивизии, в котором предельно откровенно проанализировал проблему и высказал идеи относительно ее решения. К сожалению, копия моего письма попала в руки старшего капеллана в штабе БЭВ, и командующему (Горту) доложили о моих действиях. Мои взгляды на решение проблемы сочли неправильными и неприемлемыми. В штабе потребовали моей крови. Но командир корпуса (Брук) спас меня, настояв на том, что сам разберется со мной. Он и разобрался, устроив мне «разбор полетов». Среди прочего отметил, что не в восторге от моего литературного слога. Тем не менее мне удалось добиться требуемого результата: с эпидемией венерических заболеваний было покончено.

Я не собираюсь описывать в подробностях операции 3-й дивизии в ходе боевых действий, начавшихся 10 мая 1940 года. Но некоторые эпизоды небезынтересны. Первая задача, поставленная перед нами, соответствовала моим ожиданиям: выдвинуться вперед и занять сектор на реке Диль по обе стороны Лёвена. Дивизия идеальным образом выполнила этот маневр. Сектор на реке Диль занимала бельгийская дивизия, которая в тот момент еще не вошла в соприкосновение с немецкими силами. Бельгийские солдаты, проснувшись утром 11 мая, обнаружили, что на их позиции вышла английская дивизия. Мы прибыли ночью и без шума, так что бельгийцы наше прибытие проспали, возможно, потому, что немцев поблизости не было. Я поехал к бельгийскому генералу и попросил его отвести свою дивизию, чтобы мы могли занять линию обороны. Он отказался, заявив, что такого приказа не получал. Более того, по его убеждению, только бельгийцы могли защищать древний город Лёвен. Немцы приближались, и бельгийские войска, стоявшие перед нами на канале Альберта начали быстро отступать. В секторе оказалось слишком много войск, поэтому я отвел свою дивизию назад, на позиции позади бельгийской дивизии. Я решил, что наилучший способ убрать бельгийцев в тыл, а самим выдвинуться вперед — это прибегнуть к лести. Я сказал бельгийскому генералу, что в секторе должен быть только один командир, причем [59] командовать должен именно тот генерал, чья дивизия стоит на передовой. А потому я готов выполнять его приказы. Как же он обрадовался! Эта новость дошла до штаба БЭВ и вызвала бурю негодования. Ко мне прибыл командир корпуса. Я объяснил ему, что беспокоиться нечего, поскольку бельгийцы вскорости отойдут и командиром сектора стану я. Когда немцы приблизились, и их артиллерия начала обстреливать позиции бельгийцев, мне не составило труда уговорить их генерала поменять наши дивизии местами. Бельгийцы покинули передовую, а вскоре и вовсе отошли к северу, где соединились с основными силами бельгийской армии.

Именно во время этой кампании у меня выработалась привычка ложиться спать рано, сразу после ужина. Практически весь день я проводил в войсках, виделся со всеми подчиненными командирами, узнавал об их проблемах, принимал решения и отдавал устные приказы. В штаб дивизии я всегда возвращался к пяти часам, проводил совещание со штабными офицерами, отдавал приказы на ночь и на следующий день. Потом ужинал и ложился спать. Подчиненные знали, что будить меня можно лишь в случае чрезвычайных обстоятельств. Я прекрасно помню, как разозлился и вышел из себя, когда среди ночи меня разбудили и сказали, что немцы вошли в Лёвен. Дежурный по штабу очень удивился, когда я ответил: «Уходите и не тревожьте меня. Скажите командиру бригады в Лёвене, чтобы он вышвырнул их оттуда». После чего я опять заснул.

История отступления БЭВ, отчаянная борьба за выживание и эвакуация из Дюнкерка и прилегающего к нему побережья, рассказывалась многократно. Моя дивизия делала все, что от нее требовали. Она напоминала корабль, плывущий под парусами по бурному морю: без труда маневрирует и легко повинуется малейшему повороту руля. Такой была моя 3-я дивизия. В ней не было слабых звеньев. Всех командиров, пригодность которых вызывала у меня сомнения, я заменил за шесть месяцев подготовки к боевым действиям. Дивизия была как остро отточенный стальной клинок. Я ею очень гордился.

Думаю, что самую трудную операцию нам пришлось проводить 27 мая, когда я отдал приказ о передислокации дивизии на левый фланг английских войск, чтобы ликвидировать брешь между 5-й дивизией и бельгийцами. Дивизии предстояло [60] провести ночной марш-бросок в двух километрах от позиций 5-й дивизии, где ожесточенный бой шел весь день и еще продолжался. Если бы этот маневр предложил курсант штабного колледжа, его, конечно же, сочли бы сумасшедшим. Но шла война, и приходилось идти на риск. Маневр удался, и к рассвету 28 мая мы закрыли брешь. Каково же было мое удивление, когда на рассвете того же дня я узнал, что в полночь король Бельгии сдался немцам вместе со своей армией, то есть соответствующие документы подписывались в момент, когда мои войска выходили на отведенные им позиции. Положение было пиковое! Вместо бельгийской армии на моем левом фланге образовалась пустота, и мне пришлось немало поломать голову над тем, как выйти из этой непростой ситуации.

Во время боевых действий серьезно обострилась проблема с продовольствием, и все БЭВ получали только половинные рационы. В принципе на нас это не отражалось. Гражданское население, в своем большинстве, уходило, побросав свои фермы, так что мы забирали то, что находили на них, оставляя справку о конфискации мэрам, если удавалось их разыскать. В мясе дефицита не было, потому что моя служба тыла обычно реквизировала крупный рогатый скот и перегоняла его по мере перемещения дивизии: «мясной паек на копытах».

Перед тем как передислоцироваться на плацдарм у Дюнкерка, штаб 3-й дивизии располагался на территории аббатства Святого Сикста в Вествлетерене в Бельгии. Тогда я еще возил с собой кое-какие вещи и некоторые интересные бумаги: они не были секретными, но утратить их мне не хотелось. К тому же у меня была отличная корзинка для пикника. Я спросил аббата, брата М. Рафаэля Оэ, не присмотрит ли он за моими вещами: может быть, зарыть их в саду? Он согласился взять небольшую коробку и мою корзинку для пикника и искусно замуровал их в стену монастыря. Я сказал ему, что мы вернемся в Бельгию и я заеду за своими вещами. Когда в сентябре 1944 года мы освободили Бельгию, аббат написал мне, что мои вещи меня ждут. Всю войну они пролежали в тайнике, и немцы их не нашли. Я буду вечно благодарен аббату и его монахам за доброту, проявленную ими в те дни. Они не знали, какому подвергают себя риску; не знал тогда об этом и я. Теперь мне [61] ясно, что не следовало просить их прятать мои вещи, которые, по правде говоря, представляли для меня лишь сентиментальную ценность.

Последняя остановка в Ла-Панне

Штаб БЭВ прибыл в Ла-Панне 28 мая и оставался там до эвакуации. Местечко это выбрали по одной причине: там уходил под воду телефонный кабель в Англию. То есть до самого конца можно было нормально поговорить по телефону с Дувром и Лондоном. Моя 3-я дивизия заняла позиции на левом фланге Дюнкеркского плацдарма в ночь с 29 на 30 мая. Мы обороняли канал между Фюрне и Ньёпором. Мой штаб расположился среди песчаных дюн на окраине Ла-Панне. Штаб командующего, вернее, то, что он него осталось, занял дом на набережной. Теперь он состоял из самого Горта и нескольких офицеров.

Утром 30 мая Брук приехал в мой штаб в дюнах и сообщил мне, что ему приказано вернуться в Англию. Он был очень расстроен. Мы были большими друзьями, и я сделал все, что в моих силах, чтобы успокоить его, сказал, что очень важно как можно скорее вывезти с плацдарма наших лучших генералов, поскольку впереди еще не один год войны. И даже если мы все погибнем, его необходимо спасти. Потом он сказал мне, что я должен взять на себя командование 2-м корпусом. Меня это удивило, потому что в корпусе я был младшим генерал-майором. Тем же вечером Брук отбыл в Англию.

Лорд Горт провел последнее совещание в своем штабе на набережной во второй половине того же дня, 30 мая. Я присутствовал на нем, потому что возглавил 2-й корпус. С 10 мая, когда начались боевые действия, я увидел лорда Горта впервые. Мой штаб находился рядом, я пришел первым и поговорил с ним до того, как началось совещание. Он сидел в столовой и имел удрученный вид, хотя и пытался казаться веселым, как всегда. Встретил он меня типичной для него фразой: «Позаботьтесь о том, чтобы этой ночью передовую надежно прикрыли боевые дозоры».

На совещании он зачитал нам телеграмму с последними инструкциями, полученными от правительства. И вот что нам предлагалось: [62]

«Продолжать защищать существующий периметр для того, чтобы обеспечить максимальную эвакуацию, которая в настоящий момент идет успешно. Каждые три часа докладывать текущую обстановку из Ла-Панне. Если мы сможем по-прежнему поддерживать с вами связь, то пошлем вам приказ эвакуироваться в Англию с теми офицерами, которых вы сочтете необходимым взять с собой, в момент, когда мы посчитаем, что под вашим командованием остались столь незначительные силы, что руководство ими может быть передано командиру корпуса. Вам следует сейчас назначить такого командира. Если связь будет прервана, передайте командование и возвращайтесь, как оговорено, когда состав вверенных вам войск сократится до трех дивизий. Это согласуется с военными нормами и не нанесет урона вашей чести. С политической точки зрения было бы непростительной ошибкой позволить противнику захватить вас в плен, когда под вашим командованием останутся только незначительные силы. Назначенному вами командующему корпусом вменяется в обязанность обеспечить взаимодействие с французскими войсками и эвакуацию из Дюнкерка или с побережья. Однако если, по его мнению, нанести противнику адекватный урон не удастся, он имеет право, после консультаций со старшим французским командиром, официально капитулировать, чтобы избежать бессмысленных потерь».

Принято считать, что на этом последнем совещании Горт объявил, что после его отъезда войсками будет командовать генерал-майор Г. Р. Л. Дж. Александер. Это не так. Более того, генерал Александер на том совещании даже не присутствовал. Опишу, что там действительно произошло.

На совещании присутствовали два командира корпусов, генерал-лейтенант М. Дж. Г. Баркер, командир 1-го корпуса, и я, только что принявший 2-й корпус. Баркер стал командиром 1-го корпуса после возвращения генерала Дилла в Англию в апреле: его назначили заместителем начальника Имперского генерального штаба.

План Горта основывался на телеграмме военного министерства, и он приказал мне эвакуировать 2-й корпус следующей ночью, с 31 мая на 1 июня, а 1-й корпус получил приказ прикрывать наш отход. Горт проинформировал Баркера, что в случае [63] крайней необходимости тот имеет право сдаться немцам вместе с остатками своего корпуса. На том совещание и закончилось. Я остался после ухода остальных и попросил Горта уделить мне несколько минут для разговора наедине. Затем я сказал ему, что Баркер находится в таком состоянии, что было бы неверно доверять ему командование остающимися войсками. В той ситуации требовалась выдержка и ясный ум, потому что при удачном раскладе оставалась возможность эвакуировать 1-й корпус, избежав капитуляции. У него такой человек есть, генерал Александер, командир 1-й дивизии в корпусе Баркера. А самого Баркера следовало незамедлительно отправить в Англию, назначив Александера командиром 1-го корпуса. Я очень хорошо знал Горта, поэтому говорил прямо, решительно, настаивая на том, что именно так и следует поступить.

Горт медлить не стал. Баркера отослали в Англию, и больше я никогда его не видел. Александер принял командование 1-м корпусом. Теперь обоими корпусами командовали генерал-майоры. Мы встретились на следующий день в Ла-Панне, чтобы обсудить ситуацию. И оба были уверены, что все закончится хорошо. Так и вышло. «Алекс», действуя со свойственными ему выдержкой и уверенностью, сумел эвакуировать всех в Англию.

Вечером 30 мая я провел совещание с командирами дивизий 2-го корпуса и приказал им следующей ночью, 31 мая, обеспечить эвакуацию с побережья. В тот вечер в Ла-Панне сложилась неприятная обстановка. Снаряды рвались недалеко от дома, где я проводил совещание. Я также приказал, что те подразделения, которые не смогут эвакуироваться с побережья, должны берегом дойти до Дюнкерка и погрузиться на корабли в гавани.

Следующей ночью я вывел 2-й корпус. Ситуация на побережье была не из лучших. Некоторые из построенных нами импровизированных пристаней начали разрушаться, так что многим пришло добираться пешком до Дюнкерка. Когда мы находились на берегу, моего адъютанта ранило в голову осколком снаряда. Я крепко отругал его за то, что он стоял без стальной каски, совершенно забыв, что и сам не надел ее, на что он мне тут же и указал. Это был Чарльз Суини из Ольстерского стрелкового полка. Он прослужил со мной всю войну и погиб в самом ее конце, в Германии. Я очень любил этого обаятельного ирландского [64] парня. После того как эвакуация с побережья закончилась, мы сами пешком отправились в Дюнкерк, который находился в пяти или шести милях, вместе с бригадным генералом Ритчи (теперь генерал, сэр Нейл Ритчи) и моим ординарцем. Добравшись туда на заре, поднялись на борт эсминца, который прибыл в Дувр 1 июня.

Лорд Горт

Я уже писал, что назначение лорда Горта командующим БЭВ было ошибкой. Я никогда не менял свою точку зрения, придерживаюсь ее и теперь.

Прежде всего нужно понять, что кампания 1940 года во Франции и Фландрии была проиграна Уайтхоллом за многие годы до ее начала, и рассуждать об этом просто не имеет смысла, Конечно, кто-то может добавить: «И Парижем». Поэтому ситуация требовала наличия в английской армии двух почти суперменов: одного — на должности начальника Имперского генштаба, второго — командующего БЭВ. Назначения же получили Айронсайд и Горт, по моему мнению, для этих должностей они не подходили. Более того, их назначили уже после объявления войны, это было ужасно.

Перед Гортом стояла практически неразрешимая задача. Конечно, он смело взялся за ее решение и старался как мог решить ее, но, как мы видели, не сделал многого из того, что следовало сделать. Я бы сказал, что он недостаточно взвешенно подошел к комплектованию своего штаба, остановил свой выбор не на самых достойных. Ему не хватало дальновидности, но то, что он видел, он видел очень ясно. Когда немцы перешли в наступление на позиции английской и французских армий, которое развивалось с катастрофической быстротой, он сразу понял, к чему это приведет: французы будут разбиты, и он должен будет вернуть в Англию максимально большую часть БЭВ. Планы эвакуации из Дюнкерка его штаб, насколько мне известно, начал разрабатывать примерно 21 мая. После этого Горт более не колебался. Стоял как скала, не позволял сбить себя с пути, который полагал единственно правильным. Когда генерала Бийотта 21 мая не стало и прекратилась координация действий [65] с французами, Горт принимал решения, исходя не из конкретных приказов, а из своего видения ситуации, не нарушая при этом духа союзнического соглашения. Со временем его действия все более руководствовались еще одним фактором: ответственностью перед правительством Его Величества за безопасность БЭВ, находящихся под его командованием. И в последний момент он отправил Баркера в Англию и назначил Александера командиром 1-го корпуса и ответственным за завершение эвакуации.

Именно потому, что Горт видел ясно, пусть и не так дальновидно, как хотелось бы, нам всем удалось вырваться из Дюнкерка. Более способный человек, возможно, мог бы избрать другой план действий, скажем, попытаться отойти к реке Сомма, поддерживая контакт с французами. Сделай он это, и солдаты и офицеры БЭВ в конце концов оказались бы во Французской Северной Африке без оружия и снаряжения.

Горт ясно понимал, что должен по меньшей мере вернуть весь контингент БЭВ в Англию, причем с личным оружием. За это я выставляю ему высший балл и надеюсь, что история поступит так же. Он спас солдат и офицеров БЭВ. Спасенные, они смогли вновь пойти в бой. Что они и сделали небезуспешно, в чем немцы смогли убедиться. [66]