Глава шестая ВОЙНА 

Глава шестая ВОЙНА 

Эвакуация

Вслед за Мурманском начинались гастроли в Днепропетровске, куда год тому назад театр был приглашен Л. И. Брежневым, тогда секретарем Днепропетровского обкома партии.

Гастроли открывались 22 июня 1941 года. По какой-то причине, которую Аркадий Исаакович запамятовал, Рома в тот раз не смогла поехать. Сам он приехал в город накануне и хорошо провел вечер с артистами Малого театра, которые тоже гастролировали в Днепропетровске, а на следующее утро услышал по радио речь Молотова.

«Я разве воевал? Я пел», — ответил как-то Леонид Осипович Утесов на вопрос корреспондента о его участии в войне. Об артистах на фронте написано много. Мемуары, сборники, отдельные статьи воспроизводят военные страницы истории советской эстрады. Благодаря доходчивости, «короткометражности», злободневности эстрадные жанры заняли ведущее положение в репертуаре фронтовых бригад. К формам эстрадного театра, оперативного и публицистического, обращались в тот период и артисты театра драматического. Удельный вес малых форм в общем потоке искусства резко вырос. Исполнители, еще недавно казавшиеся легкомысленными шутниками и забавниками, доказали патриотизм, серьезность своего веселого искусства.

В воспоминаниях участников фронтовых бригад и театров много общего. И бесконечные дороги на тряских грузовиках и разбитых автобусах в мороз и жару, и выступления на самых разных, необычных эстрадах, и опасность постоянного обстрела, и беспокойство о близких, оставленных где-то в тылу, и радостный прием, который оказывали артистам в каждой воинской части, в госпиталях. При всей схожести воспоминаний у каждого были свои незабываемые встречи, собственные трудности, беды, заботы.

Да, они, конечно, не воевали в прямом смысле слова. Ни Леонид Утесов, изъездивший со своим джаз-оркестром многие фронты, ни Лидия Русланова, выехавшая с первой фронтовой бригадой и закончившая войну концертом на ступенях берлинского рейхстага, ни Клавдия Шульженко и Владимир Коралли, работавшие с джаз-ансамблем на Ленинградском фронте в самый трудный период блокады, ни многие другие — назвать всех на этих страницах нет возможности.

Позднее в статье «Электрокардиограмма» Райкин напишет: «Мне не пришлось воевать самому. Я не стрелял из винтовки по врагам, не выталкивал плечом пушку из болота, не выбрасывался с парашютом, не взрывал мостов и вообще не совершал никаких подвигов... Я делал свое дело — выступал перед солдатами, матросами, командирами. И нацеливал свои, как принято выражаться, сатирические стрелы туда же, куда целились бойцы, — в фашистов. Мы много выступали перед солдатами, и мы им помогали, как я думаю. Дело тут не только в том, хорошо или плохо мы играли. Наш маленький передвижной театр был, кроме всего прочего, для бойцов кусочком Большой земли, приветом от родных и друзей, воспоминанием о мирной жизни. Когда мы приезжали на позиции, нас принимали со всей сердечностью, со всей доброжелательностью, какая только была возможна в тех тяжелых условиях. Нас старались накормить досыта, нам аплодировали так, что рисковали отбить себе ладони, нас встречали и провожали как дорогих гостей. В нас видели товарищей по борьбе, только иначе вооруженных, — и это было нам дороже всего».

Они и в самом деле были товарищами по борьбе. За четыре года Райкин со своим коллективом проехал много тысяч километров по всем фронтам. Позднее была сделана карта с маршрутами театра. К сожалению, количество сыгранных спектаклей, концертных программ, отдельных выступлений не подсчитано. Заниматься этим тогда было некому. Выступали столько, сколько требовалось.

Двадцать второго июня 1941 года, когда должны были начаться гастроли Ленинградского театра эстрады и миниатюр в Днепропетровске, уже бомбили Киев. О работе не могло быть и речи. Но как выехать? Железные дороги были забиты до отказа. Спасибо, помог Л. И. Брежнев, по чьему приглашению ленинградцы приехали на эти гастроли. Театру выделили вагон, в который погрузили актеров и всё их личное имущество. Реквизит и декорации пришлось оставить в Днепропетровске. Ехали долго, домой вернулись, когда к городу уже подступали вражеские армии. Эти трагические дни запомнились Аркадию Исааковичу в мельчайших деталях:

«Приехали в Ленинград, когда уже эвакуировались театры. Вывозили детей. Михаил Михайлович Зощенко предложил Роме отправить нашу трехлетнюю Катю с детьми писателей, они выезжали куда-то под Ярославль. Девочку собрали, посадили на поезд. Через десять дней получаем телеграмму, что она больна — двустороннее воспаление легких. Не ест, плачет, зовет маму. Несмотря на все сложности, Рома помчалась в Ярославль. Через несколько дней я получаю еще более страшную телеграмму. Схватив первый попавшийся под руки маленький чемоданчик, в котором обычно носил грим, кидаю туда два свежих воротничка и без вещей всеми правдами-неправдами добираюсь до Ярославля». Дети находятся в местечке Гаврилов-Ям, в 80—100 километрах от Ярославля. Добраться туда можно было только «кукушкой», она шла около четырех часов.

К счастью, кризис миновал и Кате становилось лучше. Требовались питание, уход. Дорога обратно в Ленинград была закрыта, а Аркадий Исаакович выскочил без вещей, без денег. Выручила местная филармония, предложив выступить с творческим вечером в помещении Ярославского драматического театра им. Ф. Волкова. Во время выступления пришла телеграмма, что с последним эшелоном из Ленинграда вместе с филармонией эвакуируется Театр эстрады и миниатюр. Состав должен сделать короткую остановку в Ярославле. Прикинув оставшееся время, Райкин понимает, что не успеет съездить в Гаврилов-Ям за женой и дочкой. Что делать? Вероятно, на лице артиста было такое отчаяние, что на выходе из театра его остановил офицер-летчик: «Что с вами? Почему такое лицо?» Совершенно незнакомый человек, которому Райкин почему-то рассказал о своих обстоятельствах, настойчиво посоветовал обратиться к их генералу — он сможет помочь.

Машина тут же была послана, а генерал усадил артиста обедать. Густо намазал маслом хлеб, поставил тарелку дымящихся щей и целый стакан водки: «Пей!» Аркадий Исаакович водку никогда не пил — какая польза от того, что ему станет плохо? Но отказать генералу было невозможно. Выпив, он устроился на диване. Когда сели пить густой, как деготь, чай, речь зашла об искусстве, и Райкин удивился, насколько образованным оказался этот с виду простоватый человек. Чтобы как-то занять время, генерал предложил пойти в театр на «Петра Первого». Успели ко второму действию. Тут уж Райкин его удивил, давая характеристики человеческим качествам незнакомых ему артистов. В это время доложили, что пришла машина с Ромой и Катей. Прощаясь, Аркадий Исаакович попросил генерала, буквально спасшего его семью, назвать свою фамилию. «Не стоит благодарности, — заметил тот. — Зачем вам моя фамилия? Я ведь полустанок на вашем пути». Так и расстались. По дороге на вокзал адъютант проговорился, что фамилия генерала Изотов. Много позднее, в конце войны, они встретились в коридоре гостиницы «Москва» и крепко обнялись.

Финал ярославской истории тоже оказался удивительным. На железнодорожной станции было темно, бесконечные линии путей забиты составами. Неизвестно, где стоял эшелон с эвакуированными артистами. И вдруг маленькая Катя кричит: «Дядя Гриша!» Она как-то умудрилась разглядеть в темноте Григория Карповского и Николая Галацера, пытавшихся встретить Райкина в толпе. Едва успели вскочить в свою теплушку, как поезд тронулся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.