Как все начиналось

Как все начиналось

Летом 1919 г., в разгар Гражданской войны, в бою с деникинцами осколком снаряда был ранен боец Красной Армии. Случай ординарный, если бы бойца не звали Илья Григорьевич Старинов.

Прихрамывая, брел он вместе с другими бойцами к домикам на окраине местечка Короча. На полу одной из хат красноармейцы заночевали. Только сон у Старинова был плохой. Раненая нога нестерпимо болела. На рассвете, с трудом задрав штанину, он увидел, что голень распухла и воспалилась. Попробовал встать. От боли чуть не упал на пол. Перед глазами поплыли разноцветные пятна.

Повезли в лазарет. В вагоне военно-санитарного поезда стоял сильный запах йодоформа, гнойных ран, запекшейся крови. Эшелон еле полз от станции к станции. Под Ельцом поезд едва не захватили прорвавшиеся через фронт казаки генерала Мамонтова.

Кто мог ходить, выбирались в тамбуры, проталкивались к окнам, ругали врачей и санитаров, требовали, чтобы дали оружие.

Но поезд благополучно проскочил опасный перегон и через день прибыл в Тулу. Там оказался армейский госпиталь.

Однако лица врачей, осматривавших ногу Ильи Григорьевича, были хмуры и непроницаемы. Переглядываясь, они перебрасывались латинскими словами, а один сказал:

— Нужна ампутация. Согласны?

Старинов наотрез отказался от этой операции.

Хирург пожал плечами и предупредил:

— Начнется общее заражение крови — умрете.

В палате Илья Григорьевич лежал ничком, подавленный и растерянный. Как же так? Махонький осколочек, царапина — и вдруг отрезать всю ногу. Неужели придется соглашаться?

На его счастье он был осмотрен пожилым военным фельдшером, которого звали Иван Сергеевич. Последний внимательно осмотрел распухшую ногу и произнес:

— Молодец, что не дал ампутировать! Вылечим! Старинов не поверил своим ушам. А Иван Сергеевич уже приказал санитарке принести чистые бинты. Для уменьшения жара обложил больную ногу подорожником и сказал:

— Хотя наука и не жалует это бабкино средство, оно верно действует. Не горюй!

Иван Сергеевич лечил Старинова по-своему, часто меняя повязку с компрессом из подорожника. Впрочем, ничего другого, более радикального, в госпитале и не было.

Молодой хирург на обходах недоверчиво хмыкал, но не ругал фельдшера, доверяя его большому опыту. И чудо свершилось. Температура начала падать, жжение в голени постепенно ослабело.

— Первым танцором будешь у себя в деревне! — посмеивался довольный Иван Сергеевич.

Илья Григорьевич был рад еще больше, чем фельдшер, хотя и не был деревенским пареньком. Старинов вырос возле железной дороги. Его отец был путевым обходчиком сначала на перегоне около Волхова, что между Орлом и Брянском, затем на перегоне Завидово — Редькино между Москвой и Петроградом.

По ночам в заснувшей палате, слушая далекие гудки паровозов, Илья Григорьевич думал о своей не долгой пока жизни. Гудки напоминали ему о будке, где жила его большая, в восемь человек, семья, где вечно не хватало средств. На шестнадцать отцовских рублей в месяц прокормить такую ораву было очень сложно. Работали в доме все. Ребятишки, помогая матери по хозяйству, пасли корову, старшие работали на торфоразработках. И даже походы на реку Шошу, петляющую в лугах позади будки, даже прогулки в лес преследовали вполне определенные цели: наловить рыбы, набрать грибов и ягод. Приходить с пустыми руками было не положено и совестно.

Старинов очень любил свою мать, но к отцу питал особое почтение. Оно родилось у него еще в раннем детстве. Часами сидел Илья Григорьевич у насыпи, глядя как завороженный на проносящиеся мимо будки отца поезда. Казалось, нет на свете силы, способной сдержать их бешеный бег. Однако ребятишки знали: отцу поезда подчиняются. Если он выходил к полотну с красным флажком или фонарем, покорно скрипел тормозами самый неукротимый курьерский.

Как сам считал Илья Григорьевич, ему повезло. Его юность совпала с революционной бурей. В октябре 1917 г. он вступил в боевую группу, созданную городским Советом рабочих и солдатских депутатов. Этой группе поручалось задерживать контрреволюционные войска, направлявшиеся к Петрограду по железной дороге.

Группа была малочисленной, оружия бойцы не имели, но все же смогли задержать несколько составов с солдатами, заваливая пути бревнами, выводя из строя семафоры.

Старинов считал себя счастливым человеком, когда попал в действующую Красную Армию и получил оружие.

Даже суровое боевое крещение не охладило его пыл. Случилось так, что в одном из первых боев полк понес тяжелые потери. Рота, где находился Илья Григорьевич, была разбита. Из-за измены одного бывшего царского офицера в числе нескольких красноармейцев Старинов попал в плен к деникинцам.

Вместе с командиром своего отделения он смог бежать из плена. Попал в родной 20-й стрелковый полк. Опять бои, и опять окружение. Только через пять суток красноармейцы вышли к своим. Уже тогда, во время скитаний по тылам белогвардейцев, Старинов твердо усвоил две истины. Первая — и в тылу врага останешься человеком, если не выпустил из рук оружия. И вторая — лучшим союзником за линией фронта является ночь.

В госпитале у Ильи Григорьевича произошла встреча, предопределившая его судьбу. Лежал там на излечении сапер по фамилии Пчелкин. Как-то глядя на выздоравливающего Старинова он сказал:

— Теперь наша пехота всех генералов попрет!

— Почему? — удивился Илья Григорьевич.

— Да как же? Тебя, поди, скоро в строй выпишут. Сила! Раненые засмеялись. Старинов обиделся и ответил:

— Зато тебе не обрадуются саперы. Мало им таскать всего приходится, еще ты на шею сядешь!

Но смутить Пчелкина оказалось нелегко.

— О саперах ты помолчи, герой, — спокойно ответил он. — Ну чего ты в саперном деле смыслишь?

Старинов ухмыльнулся:

— А чего тут смыслить? Землю роете.

— Землю… Эх ты, темень! Инженерные войска мосты тебе строят, вражеские препятствия для тебя разрушают, а когда такие, как ты, драпают, мы отход прикрываем. Те же самые мосты взрываем, дороги портим, чтобы вы опомниться могли! Да еще своими взрывами беляков в рай отправляем. Молчи уж лучше!

Илья Григорьевич видел, что Пчелкин сердился, защищая не себя, а свой род войск, о котором он действительно знал очень мало.

— Слышь, Петр, — попросил его однажды ночью Илья Григорьевич, заметив, что соседу тоже не спится, — ты не серчай. Скажи лучше, это верно про вас, саперов, говорят, что вы кое-когда наступаете первыми, а отступаете последними? Только без вранья!

И Пчелкин рассказал Старинову о людях сильных, смелых и смекалистых, несущих на своих плечах большую тяжесть боев, о людях, которые созидают в кромешном аду войны, а если нужно — разрушают созданное, чтобы, победив, созидать вновь.

Илья Григорьевич услышал о бесстрашных и отчаянных подрывниках, пробирающихся в тыл белых, чтобы разрушать их железные дороги и мосты, о понтонерах, которые под огнем наводят переправы, об отрядах, которые во время позиционной войны проводили разведчиков через заграждения врага.

Может, и не очень складно рассказывал Пчелкин, но в корявых словах бывшего крестьянина было что-то взволновавшее Старинова.

А тут еще появился в палате земляк Ильи Григорьевича Архип Царьков, весельчак и балагур. Он тоже оказался сапером и безоговорочно решил, что расставаться им, коли уж встретились, не следует.

— Тебе ж на роду написано сапером быть! — убеждал Старинова Архип. — И отец у тебя с дорогами всю жизнь был связан, и сам ты близ дороги вырос. Одно слово — сапер и сапер!

Волнующие рассказы Пчелкина, задорная убежденность Архипа и естественное нежелание разлучаться с хорошими товарищами — все это сыграло свою роль.

Друзей выписывали. Попросился на выписку и Илья Григорьевич. В части 9-й стрелковой дивизии как раз набирали саперов. Хоть рана еще и не зажила, Старинов отказался от отпуска и вместе с Царьковым и Пчелкиным был зачислен в 27-ю отдельную саперную роту.

Так началась его служба в инженерных войсках Красной Армии. Служба, которая определила всю его дальнейшую жизнь.

* * *

Прошло почти два года. Красная Армия наступала на Таганрог, Азов, Темрюк. Затем начался поход на Врангеля. Бои шли с переменным успехом, намечался решительный штурм Крыма.

Свирепые ветры продували Арбатскую стрелку. Слева — Азовское, справа — Гнилое море — Сиваш. Ни построек, ни топлива. Сто двадцать километров красноармейцы прошли, разводя костры из выброшенных на берег водорослей и обломков деревьев. Рассчитывали каждый глоток воды. И наконец схватились с врагом. Участь врангелевцев известна.

В Крыму Старинова с другими бойцами направили в Керчь очищать катакомбы от последних белых банд. Из Керчи судьба забросила его на Кубань, с Кубани в Махачкалу, а оттуда — через Баку в Грузию.

Менялись участки фронтов, менялась погода, менялись люди вокруг, но одно не менялось — родная дивизия, родная рота. Старинов ни разу не пожалел, что послушал друзей и пошел в инженерные части.

Приходилось трудно. Но Красная Армия побеждала! Ранней весной 1921 г. 9-я стрелковая дивизия последний раз вышла к Черному морю — в Батум. В июне 1921 г. И. Г. Старинову представился выбор — демобилизация или учеба в военном училище. Илья Григорьевич не раздумывал. Жизнь вне армии он уже не представлял.

Старинов попросил направить его на учебу. Получил рекомендации, характеристики и вскоре выехал в Москву в Главное управление военно-учебных заведений. В то время добраться в Москву было трудно! Старинов поехал через Краснодар. Приходилось ехать сидя на буфере между двумя битком набитыми людьми вагонами. В Краснодаре переполненный поезд стали «приводить в норму». Сотрудники железнодорожной ЧК немедленно сняли Илью Григорьевича со «спального» места.

— Вы, товарищ, заехали далеко в сторону. В документах указан другой маршрут. Зайдите в комендатуру. Разберемся. В комендатуре скопилось больше двух десятков военнослужащих. У многих, как и у Старинова, отобрали проездные документы.

И вдруг Илья Григорьевич услышал, что прибыл вагон командующего Северо-Кавказским военным округом Клима Ворошилова.

Прежде чем успел толком что-либо обдумать, ноги уже понесли его по путям.

Никогда раньше он не встречал Ворошилова, но слышал о нем много. Старинов почему-то решил, что Ворошилов все поймет и в обиду не даст.

Командующий округом его принял, выслушал сбивчивый рассказ Ильи Григорьевича, просмотрел сохранившиеся у него рекомендации, посмеялся, придвинул к себе блокнот и тут же написал в комендатуру ЧК, чтобы его освободили. В тот же день Старинов выехал из Краснодара. Москва встретила Илью Григорьевича грязноватыми улицами. Некоторые бульвары днем походили на толкучку, а ночью — на пустырь. Вместо магазинов всюду были распределители, где неизвестно что и когда распределяли. В городе горели лишь немногие керосиновые фонари. Чекисты вылавливали бандитов. По скверам бродили в отрепье беспризорники. На Сухаревке шла меновая торговля, то и дело слышался вопль: «Держи вора!».

Прежде чем пойти в Главное управление военно-учебных заведений РККА (ГУВУЗ), Илья Григорьевич постоял на Красной площади, послушал бой курантов, которые играли «Интернационал».

Разговор в ГУВУЗе оказался коротким. У Старинова взяли командировочное предписание, рекомендации, аттестат, выдали паек и спустя неделю отправили в Одессу держать экзамены в военно-инженерное училище.

В училище он попал прямо к вступительным экзаменам. Желающих учиться было немало, но Старинов не волновался. Экзамен по русскому языку он сдал успешно, но неожиданно провалился по геометрии.

Невесело тянулся обратный путь в Москву. Что будет теперь?! Как глядеть в глаза начальству из ГУВУЗа?!

Но глядеть пришлось.

— Так, товарищ, — сказали Старинову. — Срезались, значит! Что же нам с вами делать?

Принимавший его командир углубился в анкету.

— Послушайте! Почему бы вам не пойти в школу военно-железнодорожных техников? Ведь вы с детства, можно сказать, железнодорожник! Если хотите учиться, советую не отказываться. Нам очень нужны военные железнодорожники.

Профессия отца продолжала определять судьбу Ильи Григорьевича.

Железные дороги… Тяжелое это было зрелище в двадцатые годы! Не хватало угля, паровозов, вагонов. Пути были изувечены войной, и бандиты продолжали их портить. По дороге из Одессы в Москву Старинов проторчал несколько часов в Фастове из-за крушения, устроенного какой-то бандой. Понятно, что армии нужны люди на транспорте.

Школа железнодорожных техников помещалась в Воронеже.

Наученный горьким опытом, Илья Григорьевич засел за алгебру и геометрию, повторил весь курс и вступительные экзамены сдал на «отлично».

В сентябре его зачислили в курсанты. Первым делом оказалась заготовка дров. С топливом по всей стране было туго. Воронеж исключения не составлял. Школа помещалась в кирпичном здании. Стекол в окнах почти не было, и оконные проемы забивали досками, между которыми шелестели сухие листья и опилки.

Паек был скудный, а курсанты еще добровольно отчисляли часть продуктов в пользу голодающих Поволжья.

В школе преподавали замечательные учителя — главным образом, инженеры из Управления Юго-Восточной железной дороги.

В те годы существовало повальное увлечение коммунами. Возникли коммуны и в воронежской школе военно-железнодорожных техников. Члены коммун вместе занимались, делились всем, что имели.

Старинов поставил себе цель — сдать экстерном в январе 1922 г. за второй семестр первого курса и за первый семестр второго. Закончить двухлетнюю школу за год. Одни преподаватели сомневались в успехе такого предприятия, другие — поддерживали его.

Дней отдыха не стало. С неимоверным трудом Старинов догнал второй курс и тогда принял еще одно решение — закончить учебу на «отлично». И он получил по всем предметам высшие оценки. За что был награжден в день выпуска именными часами.

Незадолго до перехода на второй курс Илью Григорьевича, как фронтовика и отличника, приняли кандидатом в члены Российской коммунистической партии большевиков.

Осенью 1922 г. Старинов окончил школу военно-железнодорожных техников и получил назначение в г. Киев, в 4-й Коростенский Краснознаменный железнодорожный полк.

В то время вблизи городов и сел находили большое количество зарывшихся в землю, неразорвавшихся бомб и снарядов. Подрывной команде Старинова дел хватало.

Осторожно откапывали губительные находки, отвозили в безлюдные места и уничтожали.

Илья Григорьевич пользовался каждым случаем, чтобы исследовать устройство взрывателей. Начал делать первые опыты по выплавлению взрывчатки из бомб и снарядов и убеждался, что это вполне безопасное и выгодное мероприятие. А нужда в тринитротолуоле была очень велика. Особенно весной, когда нужно подрывать ледяные заторы, угрожающие железнодорожным мостам.

Уже в ту пору Старинов впервые задумался над созданием портативных мин для подрыва вражеских эшелонов.

Еще в годы гражданской войны Илье Григорьевичу довелось познакомиться с устройством громоздких, сложных противопоездных мин замедленного действия, которые называли тогда «адскими машинами». В инженерном батальоне было несколько таких мин. Саперы поставили только одну из них на участке Батайск — Ростов. Остальные впустую провозили всю гражданскую войну в обозе. Не такие неуклюжие махины были нужны Красной Армии!

Старинов начал регулярно читать военные журналы, изучать минно-подрывное дело, пополнять знания и опыт, полученные на войне и в школе.

Жизнь в стране постепенно улучшалась. Начался новый, 1924 г.

* * *

Как-то Старинова вызвали к комиссару полка. Последний указал на стул.

— О нашем разговоре не должен знать никто, — предупредил он. — Из штаба округа поступило приказание выделить опытного командира-подрывника для выполнения специального задания. Мы с командиром полка решили рекомендовать вас.

Через час после разговора с комиссаром Илья Григорьевич уже запирал замки чемодана.

В служебном вагоне все выяснилось. Комиссия под председательством Е. К. Афонько, в которую был включен и Старинов, должна работать под непосредственным руководством командующего войсками Украинского военного округа И. Э. Якира. Работа была связана с укреплением приграничной полосы. Предстояло обследовать железнодорожные участки на границах с Польшей и Румынией, подготовить их к разрушению в случае внезапного вражеского вторжения. Старинов в комиссии оказался единственным командиром-подрывником. От него ждали предложений по созданию заблаговременных минных устройств.

Комиссия объезжала границу, осматривала железнодорожные мосты, большие трубы, депо, водокачки, водонапорные башни, высокие насыпи и глубокие выемки.

С утра до поздней ночи в любую погоду члены комиссии вышагивали по шпалам, по сырому балласту. Прикидывали, измеряли. А возвратясь в служебный вагон, начинали скрупулезные подсчеты и выкладки.

Предстояло отчитываться перед И. Э. Якиром.

В октябре 1924 г. комиссия прибыла на станцию Мозырь. Старинова сопровождал начальник военизированной охраны моста, молодой парень. Он щеголял выправкой и вообще хотел показать, что они здесь не лыком шиты.

Илья Григорьевич стал осматривать фермы моста. Дошла очередь до глубоких минных колодцев в опорах моста. Можно было, конечно, затребовать чертежи и по ним установить размеры колодцев. Однако Старинов давно взял за правило обследовать каждый объект лично.

Начальник охраны остался на мосту, а Илья Григорьевич спустил в трубу электрический фонарь. Всмотрелся и застыл на месте. В колодце лежал заряд динамита, покрытый густым маслянистым налетом.

— Придется закрыть движение по мосту! — сказал Илья Григорьевич начальнику охраны.

Тот побелел. Но Старинову было не до него. Он немедленно отправился к членам комиссии, чтобы доложить о страшной находке.

Студенистый динамит, покрывшийся маслянистым налетом, крайне опасен. Он чрезвычайно чувствителен к механическим воздействиям. Достаточно небольшого удара, даже трения, чтобы динамит взорвался. Инструкция требовала уничтожать это вещество, избегая переноски.

Пока Старинов обследовал другие минные трубы, полетели донесения в штаб округа и в Народный комиссариат путей сообщения. Движение на дороге прервалось. Илья Григорьевич обнаружил заряды динамита с выпотевшим нитроглицерином и в других опорах. Это была чистая случайность, что мост до сих пор не взлетел на воздух.

— Что надо предпринять? — спросил Илью Григорьевича председатель комиссии. — Учтите, задерживать движение на большой срок нельзя.

Старинов старался держаться в стороне, чтобы избежать вопросов. Честно говоря, он и сам не знал, как поступить. Ни один из известных ему способов разминирования в данной ситуации не был пригодным.

Илье Григорьевичу на занятиях в инженерной школе достаточно много твердили, что динамит с маслянистым налетом особенно чувствителен к механическим воздействиям. Его надо просто взрывать. А как? Получается вместе с мостом!

Усталый и мрачный, Старинов зашел в служебный вагон перекусить. Никак не мог отмыть грязные руки. Попросил горячей воды. Горячая мыльная вода постепенно смывала с рук жирные пятна мазута.

И вдруг Старинова словно током ударило. Вот он, выход! Найден! Надо налить в минные колодцы мазута, насыпать опилки, а потом вымывать динамит теплой щелочной водой.

Илья Григорьевич еле дождался прибытия своих бойцов. Объяснил им, в чем загвоздка, и они приступили к работе. Мазут, сухие опилки и горячая вода действовали безотказно. Теперь Старинов мог доложить, что мост будет разминирован в ближайшее время!

Целыми днями находился он на мосту. Простудился, но уйти было нельзя. Так и держался, пока не миновала опасность. Да и тут отдыхать не пришлось. Пока возились с мостом, Старинов запустил оформление документации. Пришлось наверстывать упущенное.

Несмотря на непредвиденную задержку, специальная комиссия выполнила работу в срок и заслужила благодарность командующего округом.

В конце ноября Илья Григорьевич вернулся в полк.

Поездка специальной комиссии на обследование границы была только началом огромной работы, в которую включались все больше людей и целые подразделения.

Перед командирами Красной Армии ставилась задача — сделать все, чтобы противник не мог воспользоваться при вторжении нашими дорогами. Илье Григорьевичу приходилось теперь часто бывать в Харькове и изучать в штабе округа различные документы.

За его работой внимательно наблюдали начальник штаба округа П. П. Лебедев и командующий И. Э. Якир. Впервые Старинов увидел Якира весной 1928 г. Командующий зашел в комнату, где он работал, жестом разрешил сесть и сам присел возле одного из столов.

Он спросил, как работается. Поинтересовался, нет ли каких помех. Напомнил:

— Вы делаете чрезвычайно важное дело. Наша обороноспособность зависит и от заблаговременной подготовки к устройству заграждений на дорогах. От заграждений, увязанных с боевыми действиями войск.

Якир обратил внимание Старинова на необходимость тщательного планирования работ по заграждению, требовал учесть все силы и средства, имеющиеся на местах.

— Учите людей полагаться не на одни только приказы. Учите их действовать разумно и решительно в соответствии с обстановкой. Приказы, знаете ли, иногда даются издалека, могут запоздать, а на войне промедление способно привести к гибели.

Встреча с Якиром окрылила Старинова. Его, подрывника, особенно взволновало внимание командующего к взрывным заграждениям. Он хорошо запомнил его указание присмотреться к возможностям управления минными заграждениями, особенно по радио, начавшими тогда внедряться на вооружение армии.

В конце 1929 г. подготовка к устройству заграждений на границе была завершена. В округе подготовили более 60 специальных подрывных команд общей численностью 1460 человек. Построили десятки складов для взрывчатых веществ и создали запасы взрывчатки. Отремонтировали свыше 120 минных колодцев, ниш и камер на мостах. Припасли более 1640 вполне готовых сложных зарядов и десятки тысяч зажигательных трубок, которые можно было ввести в действие незамедлительно.

Помимо взрывных заграждений создавались и иные. Вся их система увязывалась с системой укрепленных районов.

Теперь можно было относительно малыми силами и в сравнительно короткий срок сделать на длительное время невозможным для противника движение по советским дорогам.

В те годы была уже поставлена и другая важная задача. Нужно было выводить из строя захваченные врагом пути сообщения так, чтобы при обратном занятии их нашими войсками быстро восстанавливалось движение. Руководство инженерных войск и военных сообщений Красной Армии отчетливо представляло, что этого можно достигнуть, только умело сочетая отход войск и разрушение дорог с применением управляемых мин и мин замедленного действия (МЗД). Последние должны были играть главную роль.

В 1928–1929 гг. армия уже имела ряд противопоездных мин замедленного и мгновенного действия. Некоторыми из них можно было подорвать любой указанный поезд, даже определенный вагон этого поезда. Но имелся у этих мин один существенный недостаток — они срабатывали только при установке под шпалы или вплотную под рельсы. Оставляла желать лучшего и герметичность.

Однако минно-подрывное дело неуклонно прогрессировало. Совершенствовались мины и способы расположения зарядов, увеличивалась надежность их одновременного взрыва на больших объектах и в любую погоду.

В одну из ветреных ночей на одном из участков дороги западнее Коростеня наблюдалось необычное оживление. И. Э. Якир приехал проверять готовность заграждений. Вместе с командующим был начальник военных сообщений, представители Управления Юго-Западной железной дороги, командиры железнодорожных частей.

Якир и его спутники уверенно шагали в темноте по железнодорожному полотну. Старинов, вместе с командирами-подрывниками, нервничая, шел сзади.

Раздалась команда:

— Приступить к минированию!

Начальник военных сообщений округа Ф. К. Дмитриев то и дело освещал фонариком циферблат хронометра.

А донесений о готовности к взрывам все не было.

Илья Григорьевич напряженно вглядывался в темноту и, как ему казалось, видел, как неповоротливо движутся на объектах люди, как медлительно вставляются в заряды электродетонаторы. Как ему самому хотелось броситься в темень и помочь бойцам! Но надо было стоять и ждать.

Якир не проронил ни слова. Наконец пришло сообщение:

— Все готовы!

Минуту спустя острые вспышки учебных взрывных пакетов вырвали из темноты пролеты моста, стрелки, участки полотна. Эхо подхватило гул. Путь разрушен!

И все же результаты учения не удовлетворили Старинова. Во время последних тренировок подрывники действовали гораздо быстрее. Удрученный, поднялся Илья Григорьевич в служебный вагон командующего округом для разбора занятий.

Якир не спешил с выводами.

— Прежде всего подкрепиться и согреться! — распорядился он.

Присели к столу. Взяли стаканы с горячим чаем. Но было не до чаепития.

И вдруг услышали веселый голос командующего:

— Не падайте духом, минеры. Я же понимаю, в чем беда, и делаю скидку на присутствие высокого начальства. Раньше-то действовали быстрей?

— Быстрей, Иона Эммануилович, — отозвался кто-то.

— Могу вас утешить, — засмеялся Якир, — во время войны большое начальство не будет стоять над душой. Вас это устраивает?

На лицах подрывников появились ответные улыбки.

— Ну вот и отлично, — одобрил командующий. — А теперь займемся разбором учений и выясним, в чем причина недостаточной четкости ваших действий. Прошу внимания!

Якира не считали добрячком. Он знал цену требовательности. Но когда требовал, каждый чувствовал, что имеет дело не просто с «большим начальником», что перед ним старший, умудренный жизнью человек.

Примерно через год присланная из центра комиссия снова проверяла готовность к устройству заграждений и разрушений на приграничных участках Юго-Западной железной дороги. На этот раз результаты получились иными. Бойцы, охраняющие мосты (они же и подрывники), действовали слаженно и уверенно.

Шестидесятиметровый мост через р. Уборть под Олевском был, например, полностью подготовлен к разрушению при дублированной системе взрывания за две с половиной минуты.

Кстати, этот мост в годы Великой Отечественной войны советским партизанам долгое время не удавалось вывести из строя. Подорвать мост удалось отряду Героя Советского Союза А. И. Грабчака. 31 октября 1943 г. они соорудили специальную мотодрезину, уложили на нее две неразорвавшиеся авиабомбы, прикрепили вертикально к дрезине шест, установили два чучела, одетые в форму гитлеровских офицеров, и запустили дрезину к сильно охраняемому мосту. Охрана не успела среагировать на появление дрезины с «начальством». Шест задел ферму моста и вытащил чеку взрывателя. Раздался мощный взрыв, после которого мост рухнул. На его восстановление фашистам потребовалось больше недели.

Заблаговременная подготовка к устройству заграждений (разрушений) на железных дорогах в приграничной полосе проводилась и в других приграничных военных округах. Для этой цели были изданы специальное Наставление (красная книга) и Положение (зеленая книга). В Наставлении впервые подробно описывалось, как вывести из строя железнодорожный путь, мост и другие объекты на железных дорогах. Оно сыграло большую роль в совершенствовании минно-подрывных работ.

Зеленая книга — Положение — четко определяла варианты разрушения и порчи железнодорожных объектов в зависимости от того, на какой срок желательно вывести их из строя. Все расчеты сил и средств производились для полного и частичного разрушения. Необходимые запасы минно-подрывных средств создавались для полного разрушения дорог в полосе до 60—100 километров от границы, и располагались они вблизи охраняемых объектов.

На занятиях с командным составом подрывных команд особо подчеркивалось, что при решении вопроса о характере и объеме заграждений (разрушений) необходимо тщательно взвешивать последствия, к которым они приведут. Стремиться нужно к тому, чтобы исключить всякую возможность использования разрушенного объекта противником и вместе с тем не создать непреодолимых трудностей для восстановления движения при контрнаступлении наших войск.

* * *

Страна жила мирной жизнью. Газеты писали об индустриализации, о создании первых колхозов, о полной ликвидации безработицы. Из-за рубежа шли вести о забастовках, о правительственных кризисах.

Глубокой осенью 1928 г. Старинов ехал на учебу в Центральный институт труда. Но было у него в Москве и другое дело. Прошедшей весной он написал для журнала «Война и техника» две статьи. Одну — о приспособлении для надежного применения пенькового фитиля при подрывных работах с зажигательными трубками в ненастную погоду, другую — о поточном способе подрыва рельсов.

Первую статью приняли, а вторую редакция возвратила Старинову с замечаниями Д. М. Карбышева.

Рецензия была глубоко аргументирована. Возражать против доводов Д. М. Карбышева Илья Григорьевич не мог. Карбышев справедливо писал о необходимости дополнительной проверки массового поточного подрыва рельсов двухсотграммовыми толовыми шашками, о необходимости тщательного обеспечения безопасности не только подрывных команд, но и войск, находящихся вблизи разрушаемой железной дороги.

Илья Григорьевич понял, что не сумел добротно написать статью. И теперь, приближаясь к Москве, он думал о встрече со своим рецензентом.

Вдоль улиц густо дымили асфальтовые котлы — приводились в порядок мостовые и тротуары. На самых высоких зданиях висели рекламы ГУМа и Моссельпрома. Попадались легковые машины, но все иностранных марок. Легковых машин в СССР тогда еще не производили.

В издательстве журнала «Война и техника» Старинову пояснили, что Карбышев — крупный военный специалист, начальник кафедры Военной академии имени Фрунзе. Что он являлся участником русско-японской войны, прошел империалистическую, дослужился до полковника в царской армии. Всю гражданскую войну, с первых дней, воевал против белогвардейцев.

Старинов был смущен. Может быть, его статья показалась Карбышеву детским лепетом и ученый не разнес ее в пух и прах только из вежливости?

Сотрудник редакции предупредительно встал, увидев входящего в комнату сухощавого человека лет сорока пяти. Тщательно причесанные редкие волосы его были чуть тронуты сединой. С узкого лица строго смотрели серые, кажущиеся холодными глаза. В петлицах хорошо сшитой шинели два ромба.

— Карбышев, — крепко пожав руку Ильи Григорьевича, сказал он. По просьбе Дмитрия Михайловича Старинов рассказал об опытах массового подрыва рельсов поточным способом.

Этот способ вдвое сокращал расход взрывчатых веществ и почти в пять раз увеличивал производительность подрывных команд по сравнению со способом, описанным в Наставлении по подрывному делу.

Поточный способ подрыва являлся детищем Старинова. Естественно, что он увлекся.

Карбышев слушал внимательно, не перебивая. Когда Илья Григорьевич закончил, он сказал:

— Все делали правильно, но ваш опыт подрыва, хотя и значителен, остается опытом мирного времени. А в мирное время допускается много условностей, которых не будет на войне. Следовательно, поправки придется вносить на ходу. Работали вы в основном с модельными шашками. Стало быть, каков будет эффект от массовых взрывов зарядов, от разлета осколков рельсов, вы сказать не можете. А знать это надо. Могу посоветовать лишь одно: дополните свои опыты, проводите тренировки и ночью, надежно обеспечив безопасность, взрывая боевые заряды. Если проверка подтвердит вашу правоту — можно будет рекомендовать поточный способ войскам. Но проверка должна быть тщательной!

Дмитрий Михайлович поинтересовался, где учился Илья Григорьевич, спросил, как обстояло у него дело с учебой теперь, есть ли в железнодорожных частях пособия, необходимые для красноармейцев.

Рабочий день в редакции давно закончился, а разговор все продолжался.

Наконец Дмитрий Михайлович встал и пожелал Старинову успехов в его минно-подрывной деятельности.

В тот далекий вечер первой встречи с Д. М. Карбышевым Илья Григорьевич был счастлив, что с ним доверительно беседовал такой человек, что он не отмахнулся от его работы, благословил на поиски.

В 1934 г., будучи в Москве на учебе в Военно-транспортной академии, Старинов без предупреждения зашел на работу к Дмитрию Михайловичу Карбышеву. Он принял его как старого, доброго знакомого. Выслушав соображения об инженерных минах различного назначения, в особенности о минах замедленного действия, Карбышев заинтересовался ими.

— Вам надо написать на эту тему диссертацию! — горячо убеждал он Илью Григорьевича. И это сбылось, но несколько позже.

После учебы Старинов возвратился в полк бодрый, полный новых планов и, конечно, новых надежд.

* * *

Учитывая возможность нападения на СССР агрессора, Центральный Комитет партии поручил Народному комиссариату по военным и морским делам заблаговременно осуществить меры, повышающие обороноспособность социалистического государства.

Тогда-то наряду с работами по устройству заграждений на путях сообщения началась и подготовка партизанских кадров, создание партизанской техники. А несколько позднее развернулось строительство мощных укрепленных районов.

Много ума, сил, организаторского таланта вложили в подготовку партизанских отрядов и тайных партизанских баз такие военачальники, как М. В. Фрунзе, И. Э. Якир, И. П. Уборевич, В. К. Блюхер, Я. К. Берзин.

И не только потому, что это было положено им по должности. Крупнейшие военные деятели правильно оценивали обстановку, предвидели характер войны будущего, понимали огромное значение партизанских методов борьбы с возможным противником.

Время наступило тревожное. Политическая атмосфера в Европе накалялась день ото дня. В эти тревожные дни в СССР повышалась боевая готовность войск, укреплялась приграничная полоса.

В январе 1930 г. Старинова вызвали в Харьков, в штаб Украинского военного округа. В штабе его принял начальник одного из отделов Август Иванович Баар. Илья Григорьевич знал, что Баар — латыш. На красных петлицах последнего красовалось по два ромба.

Старинов решил, что перед ним угрюмый и замкнутый человек и, естественно, насторожился. На вопросы отвечал так же односложно, как они задавались. Беседа явно не клеилась. Но вот Баар перешел к делу, сообщил, что Илье Григорьевичу предстоит обучать партизан.

— Это труднее и сложнее, чем учить молодых красноармейцев. Яснее вам расскажет обо всем товарищ Якир. Пройдемте к нему.

Командующий разбирал бумаги. Поднял лицо, заулыбался. Баар представил Старинова.

— Со старыми знакомыми разговаривать легче, — сказал Якир.

Он с увлечением рассказал о целях подготовки партизан и методах их обучения, затем сказал:

— Товарищ Баар, видимо, предупредил вас, что предстоит обучать людей опытных и заслуженных. Очень опытных! Стало быть, нужно преподавать так, чтобы они не разочаровались. Азы им твердить не надо. Давайте больше нового. Как можно больше нового! И учтите, что в тактике самой партизанской борьбы они пока разбираются лучше вас. Так что не задевайте самолюбие людей и сами учитесь у них всему, что может понадобиться. Вам поручается важное партийное дело, товарищ Старинов, — предупредил Якир. — Вы обязаны с ним справиться. Характер будущей работы вам понятен. Задания будете получать от товарища Баара или его заместителя… Я знаю вас как подрывника. Как подрывника мы и берем вас в отдел товарища Баара. Там, надеюсь, вас сделают еще разведчиком и партизаном.

В конце разговора Якир предупредил, что подготовка партизанских кадров является государственной и военной тайной.

Новое дело увлекло и захватило Илью Григорьевича. Вначале он обучал будущих партизан только минно-подрывному делу, зато сам учился многому и помногу. Вникал в историю партизанских войн, в тактику партизанской борьбы с противником, в тонкости и премудрости разведки. Обучая, он сам получал подготовку, какой в то время не давала ни одна академия.

Невольно приходилось задумываться и над созданием таких инженерных мин, которые можно применять именно в тылу врага.

По личному указанию Якира Старинов организовал мастерскую-лабораторию, где разрабатывались образцы мин, наиболее удобных для применения в партизанской войне. В этой лаборатории родились так называемые «угольные» мины, с успехом применявшиеся в годы Великой Отечественной войны партизанами Константина Заслонова, Анатолия Андреева и многими другими героями борьбы с гитлеровцами.

Здесь же родилась и обрела плоть идея создания некоторых, теперь широко известных автоматических мин. Старинов сконструировал так называемый «колесный замыкатель», окрещенный в Испании миной «рапида», т. е. быстрая. Были найдены и отработаны способы подрыва автомашин и поездов минами, управляемыми по проводам и с помощью бечевки.

Будущие партизаны не только знакомились с устройством этих мин. В случае необходимости они могли теперь изготовить каждую из них. Большое внимание уделялось также самостоятельному изготовлению запалов, гранат, умению рассчитывать и закладывать заряды взрывчатки.

В партизанские отряды подбирались различные специалисты. Помимо совершенствования в основной специальности они глубоко изучали и смежные военные профессии. Каждый минер был и парашютистом, и радистом, и стрелком.

Перед преподавателями была поставлена задача совершенствовать уже известные методы партизанской войны, отыскивать новые возможности, добиваться высокой маневренности партизанских групп и уметь обеспечивать их материально.

Следует отметить, что подготовкой партизанских кадров занимались и органы государственной безопасности СССР. Так, в апреле 1920 г. диверсионные группы, одетые в гражданскую одежду, переходили польскую линию фронта для развертывания партизанской борьбы в тылу польских войск на территории Западной Белоруссии.

Позднее, как уже говорилось, в соответствии с решениями военно-политического руководства СССР, началась широкомасштабная подготовка к партизанской борьбе против возможной агрессии со стороны капиталистических держав.

Опыт партизанской войны, накопленный в 1918-1920-х гг., был развит советскими военными теоретиками и положен в основу военной доктрины молодого государства. В условиях, когда СССР был окружен врагами, при постоянной угрозе нападения, именно партизанские формирования могли сыграть большую роль в борьбе с возможной агрессией.

Несомненная заслуга в подготовке партизанской войны, широко развернувшейся в СССР в 1922–1932 гг., принадлежит М. В. Фрунзе и Ф. Э. Дзержинскому, под руководством которых была развернута серьезная работа по написанию пособий по тактике партизанской борьбы и по созданию особых партизанских школ, а также специальной техники и вооружения для партизанских формирований.

В июле 1921 г. была опубликована статья М. В. Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия». Автор намеренно подчеркивал ту огромную роль, какую может сыграть в организации обороны страны подготовка к ведению партизанской войны: «Если государство уделит этому достаточно серьезное внимание, если подготовка этой «малой войны» будет проводиться систематически и планомерно, то и этим путем можно создать для армии противника такую обстановку, в которой при всех своих технических преимуществах они окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником».

Обязательным условием успеха «малой войны», по мнению М. В. Фрунзе, была заблаговременная разработка ее плана и создание предпосылок, обеспечивающих ее успех. В основу партизанской доктрины была положена ленинская мысль о том, что «партизанские выступления не месть, а военные действия».

М. В. Фрунзе сформулировал нормы и условия ведения партизанской войны: «Способы и формы ведения войны не всегда одинаковы. Они меняются в зависимости от условий развития и, прежде всего, от развития производства. Военная тактика в первую очередь зависит от уровня военной техники. Второе средство борьбы с техническим превосходством армии противника мы видим в подготовке партизанской войны на территориях возможных театров военных действий. Но обязательным условием плодотворности идеи малой войны является, повторяю, заблаговременная разработка ее плана и создание всех данных, обеспечивающих ее широкое развитие. Отсюда задачей нашего Генерального штаба должна стать разработка идеи малой войны».

До 1933 г. Красной Армии внушалось, что в будущей войне с ее маневренными операциями «крупная роль будет принадлежать «…партизанским действиям, для чего надо организовать и подготовить их проведение в самом широком масштабе».

Именно в соответствии с решениями военно-политического руководства СССР, в 1924–1936 гг. производилась серьезная подготовка к партизанской войне. Она включала: создание тщательно законспирированной и хорошо подготовленной сети диверсионных групп и диверсантов-одиночек в городах и на железных дорогах к западу от линии укрепленных районов; формирование и всестороннюю подготовку маневренных партизанских отрядов и групп, способных действовать на незнакомой местности, в том числе за пределами страны; переподготовку командного состава, имевшего опыт партизанской борьбы в гражданской войне, и подготовку некоторых молодых командиров в специальных партизанских учебных заведениях; отработку вопросов партизанской борьбы и борьбы с вражескими диверсионными группами на специальных и некоторых общевойсковых учениях; совершенствование имеющихся и создание новых технических средств борьбы, наиболее пригодных для применения в партизанских действиях; материально-техническое обеспечение партизанских формирований.

* * *

В лесу под Олевском шел дождь. Спускаясь из служебного вагона на скользкую, черную от воды дорогу, Якир поднял голову, посмотрел на низкое небо. Нигде не было ни единого просвета. Старинов подумал, что сегодня ничего не состоится, однако Якир дал знак следовать за ним. Его высокие яловые сапоги скользили, разбрызгивая грязь. Жидкий проселок уводил все дальше от станции. Якир не замедлял шага.

Вечерело, и в залитом потоками дождя подлеске уже густела темень. Командующий внезапно остановился, прислушался. Сквозь шум мокрой листвы донеслись чавканье конских копыт и скрип тележных осей.

Приблизилась головная подвода. Командующий вскочил на нее.

— Садитесь на следующие, — негромко приказал он. Подводы двинулись в глубь ночного леса. Ехали долго и остановились неожиданно.

— Здесь разбить палатку, — раздался из темноты голос Якира.

Разбивка палатки — дело привычное и несложное. Полотняный шатер поднялся посреди небольшой поляны. Внутри засветился зажженный кем-то фонарь.

— Ну и конспираторы! — с досадой бросил командующий. — Свет-то за сотню метров видно. Немедленно замаскируйте!

Все десять человек, принимавших участие в закладке скрытой партизанской базы западнее Коростеня, вблизи Олевска, сбились в палатку.

Недавно в этом районе проходили общевойсковые учения. Местность была изрыта окопами и ходами сообщений. Один из окопов был использован для закладки оружия и боеприпасов. Чтобы тайник не удалось обнаружить любопытному глазу, сделали глубокую нишу, вывели в стенке окопа ее под самые корни могучей березы.

Якир от места работы не уходил, оставаясь возле окопа, пока ниша не была утрамбована. Когда все закончили, тщательно уничтожили признаки своего пребывания. Теперь никто из посторонних не мог бы догадаться, что под корнями могучей березы, под штабелем старых, полусгнивших дров находятся склад оружия для крупного отряда и такое количество взрывчатки, которого достаточно, чтобы устроить крушение десятков поездов и подорвать сотни вражеских автомашин.

Надежно спрятанные в земле оружие и взрывчатые вещества ждали своего часа. Но раньше, чем пришел этот час, скрытые партизанские базы были опустошены, безусловно с ведома и, наверное, даже по прямому приказу Сталина.

В конце 1920-х и начале 1930-х гг. подготовка партизан и диверсантов проводилась в специальных школах и учебных пунктах. Они были различными по величине, по структуре и по способам конспирации. Спецшколы, как правило, размещались в нескольких зданиях, в городах и пригородах. Они имели хорошие мастерские, лаборатории, а некоторые имели закрытые тиры и небольшие полигоны, на которых можно было устанавливать и даже подрывать различные мины и заряды до 1 килограмма.

Были и небольшие учебные пункты, которые являлись филиалами основных спецшкол. В них обучались командиры и специалисты, диверсионные, разведывательные, организаторские группы и даже целые отряды. В небольших, хорошо законспирированных учебных пунктах готовили подпольщиков-одиночек и небольшие группы диверсантов для совершения диверсии на случай вторжения противника в приграничную полосу. Одновременно обучалось не менее 12 человек. Все имели псевдонимы.

Состав будущих партизанских формирований был самый различный, но на каждом сборе имелись партизаны, одинаковые по возрасту. Обычно в партизаны готовились мужчины в возрасте 45 лет и старше, а также молодые мужчины, имеющие пороки по здоровью и освобожденные от военной службы. Но были и сборы, на которых призывались одни женщины в возрасте от 20 до 40 лет. Большинство обучающихся были коммунистами и комсомольцами. Однако они должны были конспирироваться, и никто из окружения не должен был знать об этом — с этой целью их под различными предлогами «исключали» из партии и комсомола, и они «устраивались» на работу, где должны были действовать на случай вторжения противника. Таких диверсантов обучали всего 1–2 месяца.

Подбор для диверсионной борьбы в тылу вероятного противника самых различных категорий населения, в частности лиц пожилого возраста, а также лиц, имевших опыт партизанской борьбы, был целесообразным и продуктивным. Их обучали только тому, что нужно было для выполнения поставленных задач. Например, пожилых партизан учили только совершению диверсий на транспорте и в тех отраслях промышленности, вблизи которых они проживали. Этот контингент не подлежал мобилизации и должен быть остаться на оккупированной территории в случае нападения агрессора.