Глава 10 Как поссориться с герцогиней

Глава 10

Как поссориться с герцогиней

Шаг первый: разжечь бушующее пламя.

Отделанный известняком французский камин размером четыре на шесть футов в хозяйской спальне был модернизирован и имел механизм электрического поджига. Как всегда, поверх горки щепок белого кедра лежали четыре полена превосходной желтой сосны. К этому сентябрьскому дню камин не видел огня почти пять месяцев. Вот и хорошо. Вот и отлично. В десятом часу вечера я нажал на стальную кнопку электроподжига, и в камине запылал огонь – геенна огненная, первая, но не последняя в тот вечер.

Шаг второй: сжечь какой-нибудь дорогой предмет мебели.

Кряхтя и постанывая, я подтащил к камину некогда любимое приобретение моей Надин, моего Подающего Надежды Дизайнера Интерьеров, – обитую белым шелком оттоманку за 13 000 долларов, изготовление которой заняло у каких-то вороватых мерзавцев в Северной Каролине почти целый год. Усевшись на нее, я стал смотреть на огонь. Меньше чем через минуту щепки злобно зашипели и затрещали, вверх взметнулись яростные языки пламени. Неудовлетворенный содеянным, я приподнялся и подтащил оттоманку еще ближе к камину, потом снова сел. Так было гораздо лучше. Через десять минут мы с оттоманкой могли вспыхнуть каждую секунду.

Шаг третий: разжечь пламя праведного гнева.

Совсем простая задача. Разве есть на свете суд, который вынес бы мне приговор за то, что я вонзил в ледяное сердце Герцогини восемнадцатикаратный золотой нож для вскрытия конвертов, который сейчас лежал на ее белом лакированном секретере за 26 000 долларов? Мне стоило бы опасаться суда только в том случае, если присяжные будут такими же, как она, – двенадцать светловолосых охотниц за чужим богатством, которые не увидят ничего предосудительного в том, что замужняя женщина – с двумя детьми, заметьте! – ночью стучится в дверь своего бывшего любовника, в то время как ее муж лежит в постели – более того, под домашним арестом! – размышляет о самоубийстве и мечтает вернуть ее. Остановившись на этой мысли, я сделал несколько глубоких яростных вдохов и продолжал смотреть на огонь, позволяя ему почти обжигать мою кожу. С каждой секундой я становился все яростнее, праведный гнев во мне бушевал все сильнее.

И тут я услышал знакомые звуки – приехала Герцогиня! Зашуршал гравий подъездной аллеи, хлопнула массивная входная дверь из красного дерева, затем на богато убранной лестнице раздался цокот ее дорогущих туфель на шпильках… Наконец, дверь спальни открылась. Я отвернулся от камина и увидел ее, одетую во все черное. «Очень кстати, – подумал я, – учитывая тот факт, что она приехала на собственные похороны».

Увидев меня сидящим так близко к огню, она остановилась как вкопанная, приняв выразительную позу – голова склонена набок, руки уперты в бока, плечи отведены назад, спина слегка выгнута, роскошный бюст выдвинут вперед. Она открыла рот, чтобы сказать что-то, но не издала ни звука и вместо этого принялась жевать внутреннюю сторону щеки.

Прошло несколько мгновений в молчании, пока мы смотрели друг на друга, словно на дуэли, в ожидании первого выстрела. Герцогиня, разумеется, выглядела великолепно. Даже теперь этого нельзя было отрицать. Свет от камина выгодно обрисовывал всю ее фигуру в маленьком черном платье, в черных сексуальных туфельках на шпильке, ее длинные обнаженные ноги, пышную гриву блестящих светлых волос, сверкающие голубые глаза, высокие скулы, пухлые губы, подбородок идеальной формы.

Да, Герцогиня поистине была женщиной безупречной красоты, какую часть тела ни возьми, хотя в тот момент меня интересовала единственная ее часть – небольшая зона над левым грудным имплантом, между вторым и третьим ребром. Именно там находилось ее ледяное сердце. Именно туда я всажу золотой нож для вскрытия конвертов, а потом дерну его вверх и поверну чуть левее, чтобы перерезать легочную артерию, и она захлебнется собственной кровью. Это будет ужасная, болезненная смерть – именно такой и заслуживала коварная хищница Герцогиня.

– Зачем горит камин? – спросила она, первой нарушив молчание, и, бросив свою агрессивную позу, направилась к белому лаковому секретеру. – Рановато для отопления, тебе не кажется?

Одарив меня убийственной улыбкой, она присела на край секретера и оперлась о его поверхность ладонями, прижав локти к бокам. Потом она перебросила ногу на ногу и слегка поерзала ягодицами, словно устраиваясь поудобнее.

Я снова повернулся к камину.

– Мне стало холодно, – сказал я, потому что ты высосала из меня всю кровь и все жизненные силы, лживая хищная дрянь, – и я решил развести огонь в камине, прежде чем порежу тебя на куски и избавлю от тебя мир.

Снова наступило молчание. Потом она склонила голову набок и спросила:

– А где дети?

– У Гвинни, – бесстрастным тоном ответил я, продолжая смотреть на огонь. – Сегодня они будут ночевать у нее, чтобы я мог убить тебя, не пугая их.

– А почему они, м-м-м, сегодня ночуют у Гвинни? – в ее голосе прозвучало удивление и тревога.

Не поворачивая головы, я ответил:

– Потому что я хотел, чтобы весь дом был в моем распоряжении.

Без всяких посторонних, без свидетелей, без единой души, которая могла бы отговорить меня от исполнения того, что я должен сделать, чтобы освободиться от тебя.

Она нервно хихикнула, пытаясь разрядить слишком напряженную, как она теперь понимала, обстановку.

– В твоем распоряжении? – переспросила она. – А как же я? Я ведь тоже здесь, не так ли?

Я взглянул на нее – в правой руке она держала золотой нож для вскрытия конвертов и постукивала лезвием по ладони левой руки. Как она догадалась? Неужели мое намерение зарезать ее было столь очевидным? Или это чистое совпадение? Теперь это не имело никакого значения. Однажды я видел, как Арнольд Шварценеггер зарезал исламского террориста его же собственным ножом, и было видно, что это делается довольно просто.

И тут я заметил на руке у Герцогини обручальное кольцо. Какая чудовищная шутка! Гулящая с обручальным кольцом!

– Я вижу, ты носишь обручальное кольцо, Надин. Тебе не кажется это несколько странным?

Она отложила в сторону нож и, вытянув перед собой левую руку, недоуменно стала ее разглядывать. Потом взглянула на меня и, пожав плечами, спросила невинным тоном:

– Почему? Мы ведь с тобой пока еще женаты или нет?

– Думаю, да, – медленно кивнул я. – Что ты делала вчера вечером?

– Ходила на концерт рок-группы «Земля, ветер и огонь». С подругами! – последовал быстрый ответ. Последние два слова должны были служить ей алиби.

Поджав губы, я кивнул:

– Ну да, с подругами. Это с какими же?

– С Донной и Офелией, – последовал еще один быстрый ответ.

Донна Шлезингер. Ах, эта паршивая сука! Она тоже поучаствовала в этом, ну конечно! Герцогиня дружила с ней еще со школы. Тогда эта Донна крутила роман с одним из самых близких друзей Майкла Буррико.

– Ну и как? Тебе понравился концерт? – небрежно поинтересовался я.

– Нормально, – пожала она плечами, – ничего особенного. – И тут же сменила тему разговора. – Я надеялась увидеть сегодня детей.

Зачем? Чтобы ты могла воспользоваться ими как живым щитом? Прости, Герцогиня, тут тебе не повезло. Сегодня в доме только мы с тобой – ты и я, и еще золотой нож. Сейчас ты пожнешь плоды своей неверности!

– А где ты ночевала, прости за любопытство? – спросил я.

– У Офелии, – с готовностью ответила она. – А что?

– После концерта ты сразу поехала к Офелии? – скептически поинтересовался я. – И никуда не заехала? Ну поужинать или еще что?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, я сразу поехала к Офелии без всяких остановок.

Наступило молчание, во время которого мне отчаянно хотелось поверить ей. Почему? Этого я объяснить не мог, хотя тут наверняка была замешана причудливая мужская природа – тщеславие, дурацкая гордость, нежелание быть отвергнутым прекрасной женщиной. Да, несмотря ни на что, моя мужская гордость все еще пыталась убедить меня в супружеской верности Герцогини, в том, что все это одно большое недоразумение.

Сделав еще один глубокий вдох, я стал смотреть на огонь, заново разжигая в себе ярость, ненависть и праведный гнев.

– Как поживает Майкл Буррико? – спросил я и сразу перевел глаза с камина на лицо Герцогини.

От неожиданности она отшатнулась назад.

– Майкл Буррико? – с недоверием переспросила она. – Откуда мне знать?

Герцогиня смотрела на меня пустым, ничего не выражавшим взглядом, и мне снова захотелось поверить ей. Да, именно так.

Но я знал, что она нагло лжет.

– Когда ты в последний раз виделась с ним, Надин? Говори! Сколько прошло дней, недель или часов? Говори же, черт тебя дери!

Герцогиня опустила голову и, глядя в сторону, сказала:

– Не понимаю, о чем ты. Кто-то дал тебе неверную информацию.

– Мерзкая лгунья! – выпалил я. – Совсем завралась, дрянь!

Она молча продолжала смотреть в пол.

– Посмотри на меня! – заорал я, вскакивая с оттоманки. Она подняла на меня глаза. – Посмотри мне в глаза, – продолжал орать я, – и скажи, что вчера ты не была в доме Майкла Буррико! Давай, скажи!

Она отрицательно покачала головой:

– Я… я там не была. Меня там не было!

В ее голосе не было паники.

– Я не знаю, о чем ты говоришь! – продолжала она. – Зачем ты это делаешь?

Я угрожающе шагнул к ней.

– Клянись жизнью детей, что тебя не было у Майкла Буррико прошлой ночью! – я в ярости сжал кулаки. – Клянись мне, Надин!

– Да ты просто псих! – пробормотала она, снова отводя взгляд. – Ты следишь за мной. – Она снова посмотрела на меня. – Я хочу, чтобы ты убрался вон из этого дома. Я хочу развод! – она вызывающе вскинула подбородок.

Я сделал еще один шаг и оказался менее чем в трех футах от нее.

– Ты… похотливая сука! – прошипел я. – Дрянная, подлая, гулящая, меркантильная тварь! Я не следил за тобой! Мне позвонила невеста Майкла Буррико. Вот как я узнал, где ты вчера была… паршивая дрянь!

– Да пошел ты! – взвизгнула она. – Как ты смеешь обвинять меня в измене? А скольких баб ты поимел, гадкий лицемер?

С этими словами она соскочила с секретера и сделала шаг в моем направлении, сокращая дистанцию между нами. Теперь мы стояли в двух футах друг от друга.

– Убирайся вон из моей жизни! – неистово завопила она. – Убирайся вон из моего дома! Не хочу с тобой даже говорить!

– Из твоего дома? – яростно прорычал я. – Ты что, шутишь? Этот дом мой! И я никуда отсюда не уйду!

– Я найму лучшего адвоката! – взвизгнула она.

– Ага, на мои деньги! – заорал я в ответ.

Она сжала кулаки.

– Да пошел ты на хрен! Жулик чертов! Все твои деньги краденые! Чтоб ты сдох в тюрьме!

Она шагнула ко мне, словно собираясь ударить, но неожиданно сделала то, чего я не смогу забыть до конца своих дней. Абсолютно спокойно она опустила руки вдоль тела, откинула назад голову, открывая самое уязвимое место своей длинной белой шеи, и сказала:

– Ну? Давай! Убей меня. – Ее голос звучал тихо, нежно и совершенно безропотно. – Я знаю, именно этого ты сейчас хочешь, так что давай, сделай это. – Она еще больше откинула голову. – Убей меня прямо сейчас. Я не буду сопротивляться. Обещаю. Просто задуши меня и избавь нас обоих от горя. А потом можешь покончить с собой.

Я шагнул к ней, готовый совершить убийство. Неожиданно мой взгляд упал на рамку для фотографий на стене, как раз над левым плечом Герцогини. Рамка была длинной и узкой, наверное фут на три,и в нее были вставлены три большие фотографии наших детей. На первой была застенчиво улыбающаяся Чэндлер в модной желтой футболочке с вырезом под горло и таким же желтым ободком на голове. Здесь ей было три с половиной года, и она выглядела как крошечная Герцогиня. На второй фотографии был полуторагодовалый Картер безо всякой одежды, в одном только белоснежном памперсе. В его широко раскрытых глазах читалось крайнее удивление – он смотрел на плавающий в воздухе мыльный пузырь. Его светлые волосы блестели, словно шлифованное стекло, густые длинные ресницы походили на крылья бабочки. И снова я увидел в нем Герцогиню. Последней была фотография обоих наших детей. Картер сидел на коленях Чэндлер, она обнимала его, оба с любовью смотрели друг на друга.

И в этот момент вся ирония моего ужасного положения предстала перед моим мысленным взором. Меня словно ударила молния, посланная рукой Зевса. Дело обстояло гораздо хуже, чем мне казалось. Я не только не мог убить мать моих детей, но и вообще не мог никак от нее избавиться именно потому, что она мать моих детей. Она всегда будет присутствовать в моей жизни! До самого моего смертного часа! Я буду регулярно видеться с ней на празднованиях дней рождения, свадьбах, конфирмациях и бар-мицвах. Господи, мне даже придется танцевать с ней на свадьбах моих детей!

Иными словами, я буду с ней в болезни и здоровье, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас. По сути, я навсегда останусь женатым на ней, связанный любовью к нашим общим детям.

И вот она стояла передо мной в ожидании смерти от моей руки.

– Я никогда тебе этого не прощу, – тихо сказал я. – Даже в самый смертный час я не прощу тебя.

С этими словами я медленно направился к двери.

Уже у самого порога я услышал за спиной ее тихий спокойный голос:

– Я тоже никогда тебя не прощу. Даже на смертном одре.

Я вышел из комнаты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.