Глава шестая "По шатрам своим, Израиль!"

Глава шестая "По шатрам своим, Израиль!"

После гибели Авессалома в стране сложилась парадоксальная ситуация безвластия.

Так как Авессалом был провозглашен царем в Хевроне при огромном стечении народа и в присутствии старейшин всех колен, то многие считали его законным царем, в то время как Давид в их глазах потерял право на царствование. В связи с этим возникал резонный вопрос: стоит или не стоит возвращать Давида на трон – несмотря на его победу над Авессаломом? Наконец, после долгих споров между старейшинами было решено, что у Давида достаточно заслуг перед народом, чтобы без всяких нареканий вернуть его на трон в Иерусалиме. Один за другим в Маханаим с выражением преданности стали прибывать старейшины колен Израиля, но день шел за днем, а среди них все не было представителей колена Иуды, наиболее активно поддержавшего Авессалома. Теперь лидеры этого колена опасались репрессий, а потому намеревались либо продолжить противостояние Давиду, либо получить от него твердые гарантии своей безопасности.

Поняв это, Давид направил на переговоры со старейшинами колена Иуды первосвященников Садока и Авиафара, которые должны были, с одной стороны, воззвать к совести старейшин, а с другой – пообещать от имени царя, что тот не собирается никому мстить, и уж тем более приходящимся ему родичами членам колена Иуды. Более того, в знак примирения с соратниками Авессалома и того, что он не только не держит на них зла, но и верит в их преданность, Давид согласился назначить командовавшего армией Авессалома Амессая главнокомандующим своей армией вместо Иоава, которому никак не мог простить смерти сына.

Садок и Авиафар начали выполнять поручение царя с того, что встретились с Амессаем и передали ему обещание царя, а польщенный этим обещанием Амессай уже сам сделал все, чтобы старейшины поскорее явились к Давиду.

Как только Садок и Авиафар передали, что старейшины колена Иуды будут ждать Давида на берегу Иордана, царь выступил с торжественным маршем из Маханаима в Иерусалим. На западном берегу Иордана его с хлебом-солью торжественно встречала делегация старейшин всех колен, а также огромная толпа ликующего народа. Мужчины колена Иуды взяли заранее подготовленный паланкин, перешли с ним вброд через Иордан, чтобы затем в этом паланкине так же, вброд, перенести царя и понести его в Иерусалим.

Среди тех, кто встречал Давида сразу после переноса его через Иордан, был и Семей, сын Геры, вместе со своими слугами и членами семьи. Бросившись на колени, Семей слезно молил о прощении за те оскорбления, которые бросал в лицо Давиду, когда тот бежал от мятежного сына. И хотя подоспевший Авесса снова предложил казнить Семея за оскорбление достоинства царя, Давид резко остановил его, понимая, что такая казнь отнюдь не пойдет на пользу его начавшей восстанавливаться популярности в народе. Нет, Давиду важно было продемонстрировать свою отходчивость и милосердие, и потому он даже публично поклялся Семею, что сам никогда не вспомнит ему прошлого и не убьет его. Что, как мы увидим дальше, отнюдь не означало, что Давид простил Семея и действительно был готов дать ему умереть своею смертью.

Среди тех, кого Давид решил одарить в тот день своей милостью в благодарность за верность и поддержку, был и Верзеллий из Галаада, снабжавший его двор и армию провиантом в Маханаиме. Царь предложил 80-летнему Верзеллию, проводившему его до перехода через Иордан, отправиться вместе с ним в Иерусалим, чтобы дожить свои дни в роскоши и развлечениях, но старик отказался, попросив взять вместо него в придворные его сына Кимама, что Давид и исполнил:

"И сказал царь Барзилаю: иди со мной, а я буду содержать тебя у себя в Иерушалаиме. Но Барзилай сказал царю: сколько лет мне еще осталось жить, чтобы идти с царем в Иерушалаим? Восемьдесят лет мне ныне: отличу ли хорошее от худого? Почувствует ли раб твой вкус в том, что будет есть, и в том, что будет пить? Разве слушать мне еще голоса певцов и певиц?… Позволь же возвратиться рабу твоему, и я умру в своем городе при гробнице отца моего и матери моей. А вот раб твой Кимам, пусть отправится он с господином моим царем, и делай с ним, что тебе угодно. И сказал царь: пусть пойдет со мной Кимам, и я сделаю для него то, что угодно тебе; и все, что бы ты от меня ни пожелал, я сделаю для тебя" (II Сам. 19:34-39).

Однако, раздавая награды сподвижникам, Давид совершенно забыл о балансе политических интересов, позволив своим сородичам из колена Иуды оттеснить в ходе празднования его возвращения на царство старейшин других колен, и последние справедливо почувствовали себя обиженными.

Здесь, на переправе через Иордан, между старейшинами десяти колен и колена Иуды возникла перебранка, во время которой один из лидеров вениамитян Савей (Шева), сын Бихри, и призвал все остальные колена снова отступиться от Давида и вернуться в свои шатры, к прежней, свободной жизни, когда над евреями еще не было царя:

"И отправился царь в Гилгал, и Кимам отправился с ним; и весь народ иудейский и половина народа исраэльского провожали царя при переправе. И вот пришли все исраэльтяне к царю и сказали они царю: почему похитили тебя братья наши, люди Иудины, переправили через Ярден царя и дом его и всех людей Давида с ним? И отвечали все мужи Иудины Исраэльтянам: потому что царь сродни нам. И почему это так рассердило вас? Разве мы что-нибудь съели у царя или унесли с собой в подарок? И отвечал Исраэль мужам Иудиным и сказал: десеть частей (колен) моих у царя, и у Давида больше моих, чем твоих. Так зачем же ты унизил меня? Разве слово наше о возвращении царя нашего не было первым? Но жестче было слово мужей Иудиных, чем слово Исраэльтян. И оказался там негодяй по имени Шива сын Бихри, биньяминянин; и затрубил он в шофар и сказал: нет нам доли у Давида и нет удела нам у сына Ишая. Все по шатрам своим, Исраэль! И отошли все Исраэльтяне от Давида, последовав за Шивой сыном Бихри. Иудеи же следовали за царем своим от Ярдена до Иерушалаима" (II Сам. 19:41-44, 20:1-2).

Таким образом, Давид вошел в Иерусалим только в сопровождении сынов колена Иуды. Так начался новый мятеж, однако, видимо, Давиду потребовалось еще несколько дней, чтобы осознать весь масштаб нависшей над его царством новой угрозы.

* * *

Среди тех, кто вместе с другими жителями столицы вышел приветствовать его возвращение, Давид заметил и сына Ионафана Мемфивосфея – резко похудевшего, постаревшего, обросшего волосами и бородой, в грязной одежде, ибо со времени бегства Давида в знак траура Мемфивосфей перестал подстригать бороду и волосы и менять одежду.

Когда же, вспомнив слова домоуправителя Саула Сивы, Давид стал выговаривать Мемфивосфею, что тот поддержал мятеж Авессалома и остался в городе, выяснилось, что Сива попросту оклеветал своего господина. На самом деле калека Мемфивосфей попросил Сиву помочь ему сесть на ослицу, чтобы он мог последовать за Давидом, но Сива, собрав подношение для царя, бросил его одного, совершенно беспомощного во дворце, а затем еще и представил дело так, будто Мемфивосфей встал на сторону бунтовщиков и даже сам стал подумывать о том, как со своими хромыми ногами взобраться на трон.

Поняв, что ошибся в Мемфивосфее и поверил клевете, Давид, однако, не отменил полностью своего решения передать Сиве все имущество Мемфивосфея, а постановил… разделить его поровну между слугой и господином.

Благородный Мемфивосфей тут же поспешил заявить, что он так рад возвращению Давида, что ему не нужно и этой половины. Между тем Талмуд утверждает, что Бог настолько возмутился этим несправедливым решением Давида, что именно в тот момент Он принял решение о том, что спустя сорок лет после смерти Давида единое царство будет разделено на две страны – подобно тому, как Давид разделил надвое имущество Мемфивосфея.

Едва обустроившись в Иерусалиме, Давид начал спешно отдавать распоряжения по наведению порядка в городе и своем дворце. Первым делом он приказал выделить отдельный дом для тех своих десяти жен и наложниц, которые были обесчещены Авессаломом. Он велел выдать им все необходимое, но уже до конца своей жизни никогда не входил к ним – по закону эти женщины стали запретны для него, да и к тому же до Давида, конечно же, дошли слухи, что большинство из них не особенно сопротивлялись, когда их вели к Авессалому.

Тем временем Савей, сын Бихри, разъезжал по городам и весям страны, призывая народ перестать посылать в Иерусалим резервистов и платить царю налоги. И в этом заключалась особенность его бунта: Савей отнюдь не хотел стать царем – нет, он был просто страстным противником монархии и приверженцем народовластия.

Таким образом, Савей отражал взгляды той части нации, которая и после воцарения Саула и Давида считала, что без царя всем коленам жилось куда лучше и свободнее. Эти люди мечтали о возвращении прежних, домонархических порядков, они идеализировали времена судей и даже патриархов, когда евреи еще даже не были оседлым народом. Это и нашло отражение в главном девизе бунта Савея, сына Бихри: "По шатрам своим, Израиль!".

Не исключено, что Савею было не по душе и то изменение атмосферы в обществе, которое наблюдалось в последнее десятилетие царствования Давида. Как отмечают историки, в этот период "наряду с политическими и экономическими успехами царя Давида в стране зарождается до сих пор чуждая Израилю идеология, согласно которой личность царя содержит в себе элементы святости и наделяется священническими прерогативами" [81].

Мидраш утверждает, что Савей произносил "богохульственные" речи, в которых утверждал, что факт помазания Давида Самуилом ничего не значит и Давид ничем не отличается по своему статусу от других евреев. Эти его проповеди, судя по всему, находили отклик в сердцах народа, так что в конце концов до Давида стала доходить вся опасность этого человека для его трона и самой идеи государственности вообще:

"И сказал Давид Авишаю: теперь Шева, сын Бихри, наделает нам зла больше, чем Авшалом" (II Сам. 20:6).

Решив нанести по Савею и его соратникам сокрушительный удар, Давид вызвал к себе Амессая и велел ему в течение трех дней провести мобилизацию всех способных носить оружие мужчин колена Иуды и выступить с ними в поход. Поручив эту миссию Амессаю, Давид еще раз показал, что верен своему обещанию и не собирается возвращать Иоава на пост главнокомандующего.

Однако Амессай не справился с первым же возложенным на него ответственным заданием. Прошло три дня, а армия так и не была собрана, и значит, у мятежников появлялось время для того, чтобы осмотреться и подготовиться к сражению, если царь решит бросить против них армию своего колена.

Казалось, самым разумным в этой ситуации было вернуть пост командующего армией опытному и энергичному Иоаву, однако Давид не хотел даже видеть убийцу своего сына и потому вызвал к себе младшего племянника Авессу и приказал ему немедленно выступить в поход во главе отряда гвардейцев и иностранных наемников.

И вновь мы можем только догадываться, какая буря бушевала в те дни в душе Иоава, сына Серуйи. Наверняка опала казалась ему унизительной и несправедливой. Разве не он бегал вместе с Давидом от Саула? Разве не его храбрости и таланту полководца обязан был Давид большинством своих побед? Разве не он выполнял его самые деликатные поручения, как это было в случае с Вирсавией? И наконец, разве не он сыграл решающую роль в подавлении мятежа Авессалома?! Теперь же Иоав вынужден был следовать за младшим братом во главе небольшого отряда, и лишь роскошная одежда и дорогое оружие напоминали о том, что совсем недавно он командовал всей армией и был вторым человеком в стране после царя.

Пока небольшое войско Авессы продвигалось по землям колена Вениамина, Амессаю удалось, наконец, собрать армию из мужчин колена Иуды, и Давид велел ему присоединиться со своими воинами к Авессе. Встреча двух армий произошла возле Гивона; Амессай подошел к армии Авессы как раз в тот час, когда тот вместе с Иоавом обедали.

Все дальнейшее, видимо, произошло в считанные минуты. Иоав, поднявшись навстречу Амессаю с самым дружелюбным видом, словно случайно обронил на землю ножны своего меча, оставив его обнаженным. Затем, назвав Амессая братом (что было чистой правдой!) и заверив, что он хочет окончательно примириться с ним (что уже правдой не было), правой рукой притянул его за бороду, делая вид, что хочет поцеловать кузена. Именно то, что Иоав сделал этот жест правой рукой, видимо, усыпило бдительность Амессая и заставило его поверить в искренность родственника. Но при этом Амессай то ли не знал, то ли забыл, что Иоав был левшой. Поэтому, притянув Амессая к себе за бороду правой рукой, левой Иоав вонзил ему в живот меч, и, когда вытащил его, внутренности Амессая вывалились к его ногам. Еще мгновение Амессай смотрел на это валявшееся у его ног кровавое месиво, а затем бездыханный повалился на землю.

С ужасом глядели воины обеих сторон на распростертый на земле труп Амессая, но тут один из телохранителей Иоава поспешил провозгласить: "Кто за Иоава – тот за Давида! За Иоавом!" – и вся армия устремилась за тем, кто командовал ею на протяжении почти четырех десятилетий.

Так Иоав вернул себе роль главнокомандующего, и Авесса посчитал такой поворот событий вполне справедливым, ибо и в опыте, и в полководческом даре он уступал старшему брату. Талмуд утверждает, что уже потом, после подавления бунта Савея, сына Бихри, Синедрион судил Иоава за убийство Амессая. Однако на суде Иоав заявил, что, во-первых, Амессай заслуживал смерти уже как командующий армией мятежников; а во-вторых, не сумев выполнить царского приказа, Амессай на деле содействовал бунтовщикам во главе с Савеем и за это также подлежал по суду смертной казни. Таким образом, подвел итоги Иоав в своем последнем слове, он, по существу, судил Амессая военно-полевым судом, приговорил его к смерти и привел приговор в исполнение. И судьи Синедриона сочли эти доводы Иоава убедительными и оправдали его. Давид тогда вроде бы согласился с решением Синедриона, хотя, как показали последующие события, на самом деле придерживался по данному поводу совсем другого мнения.

Надо заметить, что в одном Иоав был действительно прав: из-за нерасторопности Амессая было потеряно слишком много времени. Воспользовавшись предоставленной ему отсрочкой, Савей сумел собрать из своих сторонников из самых разных колен большую армию и намеревался двинуть ее навстречу войску Давида, чтобы встретить его в открытом поле. Но Иоав, предприняв стремительный марш-бросок, настиг Савея в момент последних приготовлений в городе Авел-Беф-Маахи (Авел-Бейт-Маахи) и осадил его.

Опасаясь, что к Савею могут присоединиться новые части мятежников, Иоав приказал немедленно начать штурм города. Опыта в осаде и взятии городов Иоаву, как известно, было не занимать. В течение суток напротив городской стены была сооружена земляная насыпь такой же высоты, что и сама стена, с которой хорошо обученным гвардейцам и наемникам уже не составляло никакого труда ворваться в Авел-Беф-Маахи, и как они в этом случае поступили бы с бунтовщиками, догадаться нетрудно. Однако незадолго до начала решительного штурма на городской стене появилась женщина и заявила, что она хочет говорить с самим Иоавом. Иоав откликнулся на этот зов, и его страстный и обоюдоострый диалог с этой женщиной в итоге и привел к тому, что бунт Савея, сына Бихри, был подавлен без очередной гражданской войны:

"И закричала одна умная женщина из города: "Послушайте, послушайте, прошу, скажите Иоаву: подойди сюда, чтоб мне поговорить с тобою". И подошел он к ней, и сказала женщина: ты ли Иоав? И сказал он: я слушаю. И она сказала так: следовало бы вначале поговорить, спросить авэйлитов, и тогда бы решили дело. Я из мирных и верных людей в Исраэле, а ты хочешь разрушить один из материнских городов в Исраэле; зачем губить тебе удел Господень? И отвечал Иоав и сказал: не бывать у меня тому, не бывать, чтобы я уничтожил или разрушил, это не так, но человек с гор Эфраимовых по имени Шева, сын Бихри, восстал против царя Давида; выдайте его одного, и я отойду от города. И сказала женщина Йоаву: вот голова его будет брошена тебе со стены" (II Сам. 20:16-21).

Библия не случайно называет эту женщину "умной": в сущности, в ходе этого диалога она преподает Иоаву урок закона, согласно которому (Втор., 20:14), прежде чем осадить город и объявить ему войну, следует вступить в переговоры с его жителями и попытаться решить проблему мирно. В ответ на упреки женщины в том, что он затеял очередную братоубийственную войну, Иоав не менее резко отвечает, что ему совсем не хочется убивать братьев-евреев, но он не может уйти из-под стен Авела, пока в нем находится глава бунтовщиков Савей, сын Бихри, и требует выдать его.

Вернувшись в город, женщина собрала всех старейшин, пересказала свой разговор с Иоавом и убедила их выдать голову Савея полководцу Давида. Это условие было понято и выполнено буквально: отряд горожан, ворвавшись в ставку Савея, совсем не ожидавшего такого нападения, отрубил ему голову, а затем эту голову сбросили с городской стены Иоаву.

Так был положен конец бунту Савея, сына Бихри. Иоав вернулся в Иерусалим как триумфатор, и Давиду не оставалось ничего другого как обнять племянника и поблагодарить его за службу, отложив все накопившиеся между ними счеты на более подходящее для их сведения время.

Теперь, когда мятежи были подавлены, во всем царстве снова восстановились мир и спокойствие. Дни Давида уже приближались к концу, и он сам чувствовал это. А сделать еще предстояло очень и очень многое…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.