1. Как я не стала циркачкой

1. Как я не стала циркачкой

Мне захотелось написать о своих соседях. Не нынешних, нынешних я знаю и здороваюсь, но не общаюсь. А про тех соседей, из детства. Воспоминания, оказывается, такая странная вещь! Хочешь про что-то одно написать, но это одно вдруг цепляется за другое, и это другое вдруг становится ярче, выпуклее и живее.

Пожалуй, машина времени все-таки существует, и это наша память. Как она странно устроена! Я никогда не предавалась воспоминаниям, во время интервью на вопросы про детство отвечала четко и ясно, где родилась, из какой семьи, где училась. Никогда не считала, что моя жизнь чем-то примечательна и поучительна. Жила как все. А тут вдруг… Время, что ли, пришло?

А потом сама повспоминала, и так мне стало жалко ту мою страну детства! Там так много хорошего было! И что же, все это так и пропадет вместе со мной? Я пропадать пока не собираюсь, поживу еще, но уж очень это занятно оказалось – погружаться в прошлое и особенно в детство. Даже жутко иногда становится, до того ты четко видишь, слышишь и чувствуешь сцены и ситуации.

Так я про соседей. Жили мы в большом добротном пятиэтажном доме, который состоял из специфических коммуналок. В коммуналках было всего по две комнаты, а в комнатах жили семьи рабочих. Только рабочих.

Дом-то сначала предполагалось заселить начальством каким-то (поэтому он и был просто образцово-показательно построен и оснащен), но потом кто-то сердитый приказал отдать дом рабочим, что и было исполнено. А сама квартира состояла, в принципе, из гостиной и спальни, в гостиной двери были со стеклянными вставками, и она была чуть больше спальни. Вот наша семья из четырех человек проживала в спальне, а соседи наши – в гостиной, их тоже было четверо: дядя Толя, тетя Люся, дочь Наташа, старше меня на год, и карапуз Витя, он при мне уже родился.

Жили мы складно, не ругались, праздники вместе встречали, а с Наташей так я и вообще дружила. И мы вместе с ней ходили «на хореографию».

Вот так. На рабочей окраине Москвы для детей была абсолютно изумительная школа. Где был и музыкальный абонемент, и занятия по ритмике, и масса всяких бесплатных кружков – занимайся чем хочешь, плюс и при ЖЭКе были кружки и театральная студия. Самодеятельность тогда приветствовалась и процветала.

А мы с Наташей, значит, на хореографию. Два раза в неделю, стоимость занятий была 3 рубля в месяц. Да, этот кружок был единственный не бесплатный, потому что вела его не учительница, а бывшая танцовщица Маргарита Михайловна, а аккомпанировала на рояле загадочная Элеонора Николаевна. Она меня завораживала, потому что была из какой-то совсем другой жизни, красиво стриженная и уложенная, на руках несколько перстней и с очень прямой осанкой.

Она могла запросто пожаловаться Маргарите: «Ох! Что у меня с головой, Риточка! Стала перед выходом искать деньги, с вечера приготовила десять рублей, так и не нашла и поняла, что спустила десятку в унитаз вместе с ненужными бумажками!» У меня от ужаса все в животе сжималось: как же, целых десять рублей пропали, это же катастрофа! А Элеонора все это с каким-то юмором. Непонятно мне это было. Потому что мы были бедными, только, правда, не знали об этом, но каждый рубль был на счету. И так жили все, много работали и мало получали.

Короче, очень мы наших преподавательниц уважали. Ну, и они молодцы были, здорово с нами занимались, спину ставили, ноги выворачивали, шейку тянуть заставляли и гибкость развивали. С полной самоотдачей. И результаты были хорошими.

Во-первых, мы давали концерты, обязательно в школе, а потом и по заводам на всякие праздники ездили, там нам сильно хлопали, нравились мы нашим зрителям. Мама гордилась и самоотверженно шила мне костюмы из марли, а тетя Люся шила Наташе. Маргарита объясняла, как надо шить, как красить марлю, как ее крахмалить, чтобы юбка колоколом стояла. Все это наши рабочие мамаши и делали и очень переживали, если что не так прокрашивалось. А это же адский труд! Я вот даже себе сейчас и не представляю, как они могли все это осилить!

Вот, значит, занимались мы с Наташей в этой студии и делали определенные успехи. Я особенно выделялась гибкостью, тогда этот раздел называли почему-то «акробатика», но это не совсем акробатика была, мостики там разные, шпагаты, колесо крутануть… И вот у меня оказались какие-то уникальные данные, я могла сложиться просто пополам без всяких усилий – врожденная гибкость. Я вытворяла со своим тельцем такие кренделя, что Маргарита и Элеонора только ахали и охали и твердили: «В цирковое! Только в цирковое!»

Да, так в этой студии было дело и поставлено. Девочки вообще занимались только до 5-го класса, а потом, кому рекомендовали или кто сам хотел, пробовали поступать – кто в Московское хореографическое училище, а кто в цирковое. Такие дела.

Без всякого блата и взяток несколько девочек поступили в эти экзотические для нашего понимания учебные заведения и стали для нас совсем небожительницами. Они каждое утро с сумкой «Аэрофлот» через плечо ехали через всю Москву учиться на циркачку или балерину. Ошеломительно! Я даже не завидовала, я просто смотрела на них не дыша. Жизнь мне моя очень нравилась, я всем была довольна, но натура я была исключительно романтическая, и хотелось мне чего-то необычного, страшно хотелось! А что может быть романтичней, чем стать циркачкой? Да ничего! Даже балерины рядом не стояли. Цирк! Цирк! Цирк!

Так вот что Наташа учудила: она поступила в Московское цирковое училище! Да! А гибкости у нее отродясь не было, она еле на мостик вставала, а про шпагат я вообще не говорю… Тетя Люся купила ей сумку «Аэрофлот», и она вся такая загадочная и недостижимая стала, рассказывала иногда про уроки: то жонгляж, то эквилибр… Ух! Слова-то какие!

Ну вот и я весной, ближе к окончанию своего четвертого класса отправилась по проторенной Наташей дорожке в это самое цирковое училище поступать. Ну что сказать? Дошла я до последнего тура, училище было всего одно на весь Советский Союз, а девочек набирали то ли пять, то ли семь. Конкурс немыслимый. И вот на последнем туре за меня разразился целый бой среди приемной комиссии. Я стояла посреди круглой аудитории, сначала строгий мужчина продемонстрировал мою умопомрачительную гибкость (я чувствовала, что я ему нравлюсь, что он за меня), потом растяжку, а потом просто стояла в купальнике спортивном и слушала, как ругаются взрослые. Одни меня хотели брать. И считали мои способности исключительными, а другие не хотели почему-то.

Долго так ругались, даже голос стали повышать друг на друга, вот я и услышала: «У нее не сценическая внешность!» Опа! А что это такое? Я и знать не знала, и никто мне об этом и не говорил никогда…

И не взяли они меня в цирковое… Другую девочку взяли, не такую гибкую, зато из цирковой семьи, мы уже все про всех знали, претендентки. Та девочка плакала от счастья, а я – от горя. Долго и горько. И от того, что не пустили в мечту, и потому, что там, в кулуарах, я услышала, что не взяли меня, потому что я очень некрасивая. Вот так расшифровывался термин «несценическая внешность».

О боже! Сколько всего отчаянного было в моей голове целый месяц! Какие только мысли не приходили! Да, ровно месяц. Как-то так получилось. Мама устала от моих постоянных слез и, не выдержав, просто рявкнула: «Хватит слезы лить!» Грубо так, жестко, ей, поди, тоже несладко было, что дочь соседки приняли куда-то, а ее дочь забраковали. Тоже, небось, переживала сильно, но я о ней не думала, я упивалась своим горем и отверженностью и потихоньку придумывала, как мне жить с моей некрасивостью. И придумала.

Из книжек прочитанных вспомнила, что главное – это упорство и труд. Вот так просто. И сразу мне полегчало, я злобно взбодрилась и отправилась поступать в спортсменки, не пропадать же добру, в смысле гибкости и растяжке.

Верная мама отправилась со мной. Приехали мы в спортклуб «Крылья Советов», потому что мы только про него знали, и стали ходить по секциям. На тренеров по спортивной гимнастике я произвела большое впечатление, они только и твердили мне: «Приходи прямо завтра, сразу по какому-то разряду будешь заниматься!» Но меня это не устроило. Что это вот так просто «приходи»! А конкурс? Мне надо было пройти чертов конкурс, чтобы доказать себе что-то.

Ну я и узнала, что самый несусветный конкурс – на художественную гимнастику. Туда-то я и отправилась. И была принята. И была злобно счастлива.

На кого я злобилась? Не знаю, во всяком случае ни на кого конкретного, на судьбу, может… Надо сказать, что выбрала я совершенно не свой вид спорта, мне бы все-таки в спортивную надо было или в акробатику, где риск, азарт, ну чтобы на цирк похоже было, а художественная гимнастика тогда больше на балет походила, но дело было сделано. Прозанималась я несколько лет и дошла до первого разряда.

Потом наша группа развалилась из-за всяких интриг, и у меня появились другие интересы – актерские, гимнастику я бросила, но она мне долго еще снилась. Снилось, как я лечу в затяжном прыжке-шпагате… А Наташу к 7-му классу из училища отчислили. Она вдруг стала очень расти и округляться, не толстеть, а женственность в ней очень проступать стала, а ни гибкости, ничего другого они у нее развить не смогли. А может, и самой Наташе расхотелось быть циркачкой, мы уже поумнее стали, понимать начали, что жизнь – штука непростая и не все как в кино. Стала она очень красивой и яркой девушкой, невероятной какой-то. Но потом мы переехали и перестали со временем общаться совсем.

Да! А циркачкой я все-таки побыла! Я снялась в фильме «Мой любимый клоун», где изображала «нижнюю», ту, которая на своих плечах всех остальных держит. Уж я вволю на арене-то поизгалялась! Я тогда много еще чего могла со своим телом сотворить, цирковые ко мне очень хорошо отнеслись, правда, они ко всем хорошо отнеслись, они вообще обалденные, цирковые эти.

Но я благодарна все-таки тем дядькам, которые меня не пустили в цирковое… Другая мне судьба была, значит.

И согласитесь, на фиг в цирке «сценическая внешность»? Нет, просто не судьба.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.