Глава 8

Глава 8

Это был длительный обратный перелет из Токио. С моим глазом по-прежнему был полный п… ц, поэтому я был в больших темных очках, которые мне дал Энтони Питтс. Мы с ним поговорили во время полета.

– Думаю, ты теперь уйдешь от меня, – сказал я. Та моя частичка, которая спилась, твердила мне: «Я обречен. Со мной покончено».

– Майк, я никогда не оставлю тебя, – ответил он. – Ты не можешь уволить меня, а я не могу бросить тебя, так что мы повязаны друг с другом. Когда отек спадет, с тобой будет все в порядке.

Приземлившись, мы направились прямо к Камилле. Странный я парень, я всегда возвращаюсь к истокам. Домой к своей маме.

На следующий день, поднявшись в семь утра и спустившись вниз, Энтони застал меня за приседаниями и отжиманиями.

– Ты хочешь уже начать тренировки? После этого гребаного боя? – удивился он.

– Дружище, я просто пытаюсь сосредоточиться, – ответил я.

С Камиллой я поговорил чуть позже. Она наблюдала за поединком с первого ряда, и у нее сложилось впечатление, что я был словно в оцепенении.

– Ты не провел ни одного сильного удара, – сказала она. – Ты выглядел так, будто хотел проиграть. Может быть, ты просто устал от всего.

Возможно, она была права. Кас говорил, что единственное плохое, что может быть в поражении, – это не извлечь из него урок, и я верил в это. Кас всегда твердил мне, что бой – это аналогия жизни. Неважно, если ты проигрываешь; важно, что ты делаешь после того, как проиграл. Остаешься ли ты лежать – или поднимаешься и делаешь новую попытку? Позже я мог говорить, что моим лучшим боем был бой с Дагласом, потому что он доказал, что я мог воспринять свое избиение как мужчина и оправиться от него.

Таким образом, я ошивался по Катскиллу, занимался голубями, читал о своих героях. Как Тони Зейл[147] отыгрался в поединках с Рокки Грациано, одолев его. Как Джо Луис вернулся, чтобы повергнуть ниц Макса Шмелинга. Как Али вернулся в бокс. Как возмущался Шугар Рэй Робинсон, увидев слово «бывший» в сочетании со своим именем. У меня вновь начался приступ самовлюбленности, и я начал думать о том, что я веду свою родословную от этих парней. Я знал, что возвращение мной чемпионских поясов было неизбежно. Я собирался уйти куда-нибудь в заброшенное место, в совершенстве изучить свое ремесло, а затем вернуться, став лучше всех, как во всех фильмах про великих каратистов кинокомпании «Шоу бразерс». Не правда ли, полная х… ня? Я был просто помойной крысой с манией величия.

Между тем в боксерском мире царил переполох. На следующий день после поединка все крупные газеты подвергли критике саму мысль о том, что Даглас не будет признан новым чемпионом. Как только Хосе Сулейман вернулся в Штаты, он тут же покаялся. Таким образом, у Дона стало меньше шансов выпросить немедленный реванш. Он рассчитывал, что Эвандер Холифилд, который был официальным претендентом, возьмет кругленькую сумму, сделает шаг в сторону и предоставит мне возможность принять участие в бое-реванше. Но люди Холифилда знали, что, если Эвандер побьет Бастера, Дон останется в роли стороннего наблюдателя за соперничеством за звание чемпиона мира в тяжелом весе.

Кроме того, были еще журналисты, которые не могли сдержать ликования при известии о моем поражении. Так, маленький отвратительный трус Майк Лупика из нью-йоркской «Дейли ньюс» увидел во мне некое подобие дьявола:

– Встречаются иногда такие люди, которые выгоняют женщин, толкают в спину своих друзей и поворачиваются спиной к тем, кто помог им стать чемпионами, отчего кажется, что собаки более преданны, чем они… Тайсон был из породы таких дикарей, которым культурная среда даровала все, что было необходимо, только они отвергли дары и дарителей и предпочли вернуться к жизни на уровне инстинктов. Единственным исходом для такого человека является смерть.

Уф! Мне понравилось это дерьмо.

Я сосредоточился на этой теме в интервью, которое я дал ESPN. Меня спросили, почему все так неравнодушны к моей жизни, и я ответил:

– Думаю, многие хотели бы видеть мой крах. Они хотели бы увидеть меня однажды в наручниках в полицейском автомобиле или вообще в принципе на пути в тюрьму. Как сына Марлона Брандо. Людям нравится говорить: «Именно об этом я и предупреждал. Ведь я же говорил, что он закончит именно так». Но я не в тюрьме, и я больше не в Браунсвилле, и я добился своего вопреки ожиданиям.

Дон заставил меня дать несколько пресс-конференций, и я попытался было сделать хорошую мину при плохой игре, но моя честность не позволила это.

– Непобедимых нет, – сказал я. – Иногда твоему сопернику просто удается сломить твою волю. Да, Бастер надрал мне задницу. Я не готовился к этому бою. Я не воспринимал этот поединок серьезно. Я трахался с японками, словно лузгал семечки. Будто изображал Калигулу в Японии.

В Лос-Анджелесе я вызвал у журналистов взрыв смеха, рассказав им, как я дома пересмотрел видеозапись поединка.

– Я сидел и говорил сам себе: «Эй, мужик, делай нырок!» «Но на экране я не делаю нырка. И я кричу: «Нырок, олух!» «Но олух на экране не прислушивался ко мне».

Один из журналистов спросил меня, думал ли я о самоубийстве, потеряв чемпионский пояс.

– У меня слишком много денег, которые надо бы потратить прежде, чем свести счеты с жизнью. Похожие неприятности случаются сплошь и рядом. Плакал ли я? Как бы я хотел сделать это! Последний раз я плакал при разводе. Вот тогда стоило плакать. На самом деле, знаете, что я скажу вам? Я испытал облегчение, вот что я почувствовал. Я понял, что на меня больше ничего не давит.

Развод, действительно, зае… л меня. Я никому не хотел об этом говорить, но уж если я обмолвился тогда об этом, это означало, что он, на самом деле, зае… л меня.

Некоторые пытались найти мне оправдание, но я не был готов согласиться с этим. Даже Ларри Мерчант, который не всегда относился ко мне с уважением, во время интервью, взятого у меня специально для телекомпании HBO через неделю после боя, попытался списать мое поражение на повреждение глаза.

– У меня оставался еще один глаз. Им я и должен был воспользоваться. Надо драться до конца, пока бьется сердце, – сказал я в ответ.

Вернувшись из Лос-Анджелеса, я отправился прямиком в свое убежище в Катскилле. Только теперь там толпилось полмира в надежде получить у меня интервью. Журналисты из Бразилии, Англии, Скандинавии, Японии – все они ошивались в Катскилле и Олбани, рассчитывая застать меня там, где я чаще всего бывал, например, в баре «Сентябрьский». Они запрудили все подходы к дому Камиллы, и та воевала с ними:

– Не приходите больше сюда, оставьте его в покое, он же просто ребенок! Вам должно быть стыдно за свое поведение!

Бастер Даглас выиграл бой, но никто не обращал на него никакого внимания, все искали только меня. Был даже создан танцевальный видеоклип моего нокаута и моих поисков своей капы. Это было смешно. Я подсознательно даже и хотел проиграть, чтобы получить возможность избавиться от ежедневного стресса, но даже это не сработало.

– Сейчас я уже не могу все бросить, я уже шлюха в деле, – сказал я одному журналисту. – Теперь я должен что-то доказывать. Честно говоря, сейчас я иногда задаю себе вопрос, не стал ли я более великим, проиграв этот бой.

Среди всей этой неразберихи у меня умерла сестра. Она была единственным человеком, который не боялся устраивать мне выволочки. Она всегда защищала меня, даже непосредственно перед своей смертью. Она была достаточно тучной, и ее муж сказал мне, что накануне смерти она принимала кокаин. Я очень надеюсь, что она не делала этого, расстроившись из-за меня. Вечером накануне ее смерти я долго говорил с ней по телефону.

– Поговори со своим отцом, – сказала она. – И пожалуйста, проверь свой глаз.

Она всегда была близка с Джимми, нашим биологическим отцом, и хотела, чтобы у нас с ним сложились нормальные отношения. Моя сестра – это было нечто особенное. Я пытался давать ей деньги, но ей не нравилось брать их у меня. Она очень хорошо чувствовала себя в своем гетто и никогда не эксплуатировала меня.

Мне было очень жаль, что она умерла, но к тому времени я уже привык к смерти и стал молча принимать ее. В Бруклине состоялись ее похороны, отпевал сестру преподобный Эл Шерптон. Мы подтрунивали над преподобным, вспоминая его тучность и пышную шевелюру, но в нашей общине он был большим героем. Мы гордились им. Мы знали, откуда он пришел, и должен сказать, что считаю его поступок настоящим чудом. Однажды вечером я посмотрел по каналу PBS документальный фильм об истории Бродвея, Милтон Берл рассказывал о выросших в бедности в Бруклине. Он сказал, что считает крахом не скромную хреново оплачиваемую работу, а возвращение в Уильямсберг[148] и Браунсвилл. Эта фраза резанула меня прямо по сердцу.

Я должен был посетить своих друзей в Браунсвилле после того, как я лишился титула. Мне не хотелось возвращаться с поджатым хвостом, но это были замечательные друзья, мы по-настоящему любили друг друга. Я раньше проводил много времени со своей подружкой Джеки Роу. Мы с ней частенько устраивали сабантуй, когда были детьми. После очередного грабежа мы с друзьями шли к Джеки домой, чтобы поделить деньги. Джеки была крупной, нахальной, обожающей работать на публику, совсем как моя сестра. После смерти Дорогуши она стала называть себя моей сестрой.

Хотя я и был уверен, что боги желали возвращения моего чемпионского пояса, мне было грустно и неловко. После своего поражения я чувствовал неуверенность в себе. Джеки же, как всегда, была жизнерадостна и оптимистична.

– Ты с ума сошел, дурень? – с ходу закричала она на меня. – Знаешь, кто ты после этого? Это всего-навсего один бой, Майк. Ты проиграл. Ну и что? Иди дальше! Ты лучший!

– Ты так думаешь? – спросил я.

– Я знаю, что это так. Ты просто не соблюдал принятые правила. Ты просто не делал то, что должен был делать.

– Да, ты права, – сказал я. – Ты совершенно права.

Я поговорил с Джеки, полюбовался парком за ее домом, который был муниципальным жильем. Джеки вышла, чтобы купить мне моей любимой еды, а я высунулся из окна и окликнул девушек у дома. Они подняли головы и удивленно переглянулись:

– Не может быть! Майк Тайсон! Это он? Майк! Майк!

Когда они воскликнули это, сбежалось так много народа, что вынуждены были натянуть полицейскую оградительную ленту вокруг моего «Феррари» и оцепить весь квартал.

Иногда Джеки брала меня в Гарлем, и люди там сходили с ума. Они кричали:

– Ты по-прежнему самый великий, ты чемпион! Ты сделаешь это снова!

Конечно же, находясь среди этих людей и видя, что меня продолжают любить, я вновь обрел уверенность в себе.

Дон уже договорился о моем поединке с Генри Тиллменом, который был намечен на 16 июня 1990 года в Лас-Вегасе. Я приступил к тренировкам в Нью-Йорке еще до того, как мы отправились в Лас-Вегас. Судебное разбирательство о хватании мной женской попки подходило к концу, и я попеременно ходил то в суд, то на тренировки. В спортзале, где я тренировался, с некоторыми боксерами работал бывший чемпион мира Эмиль Гриффит[149]. Однажды он сказал такое, что просто потрясло меня и заставило окончательно забыть о своем поражении Дагласу.

Я рассказал ему о поединке с Дагласом и признался:

– Да, я, действительно, не сработал как надо, так ведь?

– Я уверен, что великий Майк Тайсон не позволит такой ерунде обескуражить его. – Такова была реакция мистера Гриффита.

Вот это да! Эти несколько слов помогли мне полностью изменить мнение о себе и вернуться на ринг. С ума можно сойти! Эта оценка заставила меня забыть о поражении и по-прежнему считать себя чемпионом. Раз он так сказал, то я вернулся.

А в команде Тайсона было пополнение, два новых человека. Дон нанял моим новым главным тренером Ричи Джакетти. И у меня появился от Натали Фиерс первый ребенок, сын, которого я назвал Д’Амато[150].

В середине апреля мы переехали на тренировки в Лас-Вегас. Я тренировался как сумасшедший. До четырех часов я бегал, работал в спортзале, после обеда были спарринги, затем в течение двух часов – езда на велосипеде в спортивном клубе Лас-Вегаса. Джордж Форман[151], который выступал в бою «на разогреве» моего поединка, высказал следующую интересную мысль о потере титула:

– После этого стыдно смотреть на всех, особенно на носильщиков в аэропорту. Ты не хочешь видеть таксистов, потому что, как тебе кажется, каждый намерен тебе что-то сказать. И ты должен «раскрутить» себя, поэтому начинаешь тратить миллиарды долларов на автомобили, костюмы, на все, благодаря чему ты можешь продемонстрировать, что выглядишь лучше всех. Майк Тайсон не сможет спать спокойно, пока он не получит возможность вновь драться за титул и не завоюет его. Он не успокоится, пока он не искупит свои грехи. Мне больно видеть, как молодой парень проходит через это, но именно так все и происходит.

Тогда у меня не было необходимости соглашаться с Джорджем. У меня была мания величия таких масштабов, что я был безусловно уверен в предопределенности возвращения мной чемпионского пояса. И я знал, что мне необходимо тренироваться.

В день боя с Тиллменом я был «заведен». Мне предстояло драться с тем, кто побил меня на любительском ринге. Это была великая история возмездия. Парень будет повержен, и отмщение состоится.

Хотя он являлся золотым призером Олимпийских игр и имел приличный показатель, 20 – 4, ставки делались один к двум на то, что он будет нокаутирован уже в первом раунде.

Я оправдал надежды тех, кто делал такие ставки. В самом начале боя я пропустил от Тиллмена сильный удар с правой, но он не причинил мне неприятностей. Я сбил темп Тиллмена мощным ударом правой по корпусу, а затем за двадцать четыре секунды до конца раунда попал в него ударом правой в висок. Он оказался на спине. Я не желал навредить Генри. Я хотел все быстрее завершить. Он мне весьма нравился, и я был рад, что он получил хороший гонорар. Тиллмен был очень хорошим боксером, но у него не было уверенности в себе. Если бы он поверил в себя, он стал бы легендарным боксером и был бы включен во Всемирный зал боксерской славы.

На пресс-конференции после поединка Дон был самим собой.

– Он вернулся, он вновь Могучий Майк Тайсон! – выкрикнул он.

Я дернул его за руку и велел ему заткнуться.

– Но ведь ты в самом деле вернулся, – сказал Дон.

Я немного рассказал о бое, сделал Генри несколько комплиментов и с удовольствием поговорил о своем малыше.

– Он такой шикарный! Ему шесть недель, и он весит двенадцать фунтов[152]. Он уже может сидеть! Я живу ради своего сына.

Через несколько месяцев после этого поединка мое дело о женской попке, наконец, подошло к концу. Я был признан виновным в оскорблении действием, и, чтобы определить сумму денежного возмещения, ее адвокаты обязали нас представить справку о моих активах. Адвокат Дона представил такую справку, и оказалось, что Дон все еще должен мне 2 миллиона долларов за поединок в Токио. Согласно этому документу я располагал 2,3 миллиона наличными, домом в Джерси стоимостью 6,2 миллиона, домом в Огайо, а также автомобилями и ювелирными изделиями на сумму около полутора миллионов. Таким образом, в сумме мои активы составляли 15 миллионов долларов, но с учетом всех собранных средств и денежных призов должно было бы быть гораздо больше. Не знаю, подделывались ли финансовые документы специально для судебного разбирательства или же меня форменным образом обкрадывали. Так или иначе, в качестве компенсации присяжные заседатели присудили этой женщине несколько меньше того миллиона долларов, который просила ее сторона. Они дали ей 100 долларов. Когда я услышал приговор, я встал, вытащил из кармана стодолларовую купюру, лизнул ее и пришлепнул себе на лоб. Подозреваю, что она не захотела брать наличными.

Мой следующий выход на ринг был запланирован на 22 сентября в Атлантик-Сити. Я должен был драться с Алексом Стюартом. Стюарт входил в состав ямайской Олимпийской сборной по боксу и имел в своем зачете двадцать четыре нокаута. Единственное поражение техническим нокаутом в восьмом раунде он потерпел от Эвандера Холифилда, причем он вел в течение всего поединка, пока не получил рассечение, и Холифилд принялся работать по этому рассечению. В лагере я также получил рассечение над глазом, мне наложили сорок восемь швов, поэтому бой был отложен до 8 декабря.

Между тем телекомпания HBO оказывала на нас давление, стремясь подписать со мной новый контракт. Сет Абрахам считал, что он уже заключил сделку с Доном, добавив десять к прежним 85 миллионам долларов, но затем Дон отказался и от этого контракта. В качестве причины он указал, что не хотел, чтобы Ларри Мерчант освещал мои бои, потому что Мерчант постоянно говорил про меня разные гадости. После боя со Стюартом Дон воспользовался этим предлогом, чтобы перейти с HBO на телеканал Showtime. Мне тоже казалось, что сделка с Showtime была лучше, но позже я узнал, что лучше она была для Дона, а не для меня.

Пока я дожидался поединка со Стюартом, Бастер Даглас защищал свой титул в бою против Эвандера Холифилда. Я знал, что Холифилд выиграет. Даглас вышел на бой с избыточным весом, а Холифилд был в принципе лучше него. Даглас просто сдал этот бой. Он дал себя слегка побить и лег. Он был шлюхой за 17 миллионов долларов. Когда он выходил на поединок, у него не было чувства собственного достоинства или гордости, чтобы отстоять свой пояс. Он получил свой гонорар, но потерял честь. А ты не можешь вновь выиграть свою честь, ты можешь ее лишь потерять раз и навсегда. Парни, как он, кто дерется только ради денег, никогда не становятся легендами. Могу сказать, что это и по сей день отражается на Бастере. Спустя несколько лет я вновь пересекся с ним на одной из автограф-сессий, на которой мы оба присутствовали. Никто не хотел брать у него автографа. Этот парень вошел в историю тем, что побил меня, но теперь история его собственной жизни была сведена на нет.

На следующий день после своей победы Холифилд заявил о готовности защищать свой титул в поединке с Джорджем Форманом. Это меня ужасно разозлило. Каждый хотел унизить меня, затмить меня. Но это было исключено. Я по-прежнему оставался самой яркой звездой в мире бокса, даже без пояса ярче, чем любой из них.

Мы со Стюартом были готовы к поединку 8 декабря в Атлантик-Сити[153]. Телекомпания HBO не отказалась от своих планов и была в такой степени настроена на подписание со мной нового контракта, что, чтобы задобрить меня, даже наняла Спайка Ли[154] сделать фильм о событиях до предстоящего поединка. Чтобы взбесить всех, я решил наговорить Спайку для этого фильма разного дерьма.

– Все это делается специально против нас, – сказал я. – Мы с Доном – двое черных парней из гетто, мы напористы, действуем решительно, и не всем нравится, что мы говорим. Мы не настроены предвзято к белым, мы просто отстаиваем интересы черных.

Я сам не воспринимал всерьез собственные слова. Я просто забавлялся, блин.

– Когда черные парни добиваются успеха, вдруг меняются правила, чтобы закрыть им дорогу, – добавил Дон. Когда HBO продемонстрировала для журналистов эту часть фильма, это вызвало у них возмущение. Поставленная задача была выполнена.

Но я сполна заплатил за свой союз с Доном. Хью МакИлванни, знаменитый шотландский спортивный обозреватель, заявил, что именно мои отношения с Кингом явились причиной моего поражения в поединке с Дагласом:

– Из всех факторов, способствовавших падению Тайсона, наиболее губительным, пожалуй, был его союз с Доном Кингом, который провоцировал низложение практически всех боксеров, с которыми он был связан.

И он был абсолютно прав. Дон отравлял, был очень токсичен. Он подавлял всех, кто находился радом с ним. Он поступал так намеренно. Когда я связался с ним, меня внесли в черный список. Он предоставил мне полную свободу, я мог вести себя совершенно по-детски. Все видели, что я не собирался уходить от Дона, поэтому все, что я пытался сделать, встречало сопротивление.

На пресс-конференции до поединка я произносил совершенно бредовые вещи:

– Я – чемпион. А быть чемпионом – это особое состояние духа. Я намерен всегда оставаться чемпионом. Быть счастливым – это просто ощущение, похожее на голод или жажду. Когда люди говорят, что счастливы, это просто слово, которым описывается это ощущение. Когда я решил добиться своей цели, я отказался от всего, даже от мыслей о том, что я счастлив.

Я не был счастливым чемпионом. Я был скроен по другим меркам.

Мне, очевидно, нравилось драться в казино Трампа в Атлантик-Сити. Это был мой третий поединок, организованный здесь, и все три я завершил нокаутом в первом раунде. Я провел удар правой спустя четыре секунды после начала боя, и Стюарт рухнул. Затем я, погонявшись за ним по рингу, вновь отправил его на канвас ударом правой. Я был недостаточно собран, в какой-то момент, промахнувшись, сам полетел на канвас. Но в конце концов я прижал его в углу и за тридцать три секунды до конца раунда отправил в нокдаун ударом левой. Правило трех нокдаунов[155] оставалось в силе, поэтому бой был остановлен.

Когда осмотр Стюарта завершили, я подошел к нему и обнял его.

– Не отчаивайся. Ты хороший боксер. Помни, меня самого побил какой-то дилетант.

Когда я уходил с ринга, Джим Лемпли, комментатор HBO, который вел прямой репортаж, стал задавать мне вопросы. С Ларри Мерчантом я отказался говорить после двух последних поединков.

– Я хотел бы поблагодарить всех моих поклонников, которые смотрели мои бои по HBO, за поддержку меня все эти годы, – перебил я Джима. – Это мой последний бой для HBO, поскольку, полагаю, руководство телекомпании предпочло бы видеть Холифилда вместо меня.

Новой сенсацией в тяжелом весе стал канадский боксер Раддок по прозвищу Бритва. В апреле 1990 года он дрался с Майклом Доуксом[156], и в боксерском мире ходили записи нокаута в том поединке. Я смог посмотреть эту запись, когда ее копию мне показал Алекс Валлау, руководитель отдела спорта телекомпании Эй-би-си.

Доукс выигрывал на протяжении всего поединка, а затем – бац! – Раддок провел один удар и вчистую нокаутировал его. Это был очень впечатляющий, страшный, душераздирающий, просто потрясающий нокаут.

– Что вы думаете? – спросил меня Алекс.

Актер из меня тот еще, поэтому я просто откинулся на спинку кресла и остался невозмутим.

– Ну и что? Я же не Майкл Доукс. Если он рассчитывает на быстрый нокаут, то он ошибается.

Поскольку была достигнута договоренность о поединке Холифилда с Форманом, меня следовало свести еще с кем-нибудь. Поэтому Дон подписал меня на поединок с Раддоком, который должен был состояться в Лас-Вегасе 18 марта 1991 года.

«Б… дь, эти парни просто пытаются прикончить меня. Они выставляют против меня пушки главного калибра», – думал я.

С начала января я приступил к интенсивным тренировкам. Однажды у меня в гостях в лагере был Том Патти, мой бывший сосед в доме у Каса. Мы смотрели телевизор, показывали один из поединков Раддока, и я увидел брешь в его защите.

– Я намерен убить этого парня, – сказал я Тому.

Я знал, что Раддок был опасным панчером, но я также видел, что был для него слишком подвижной целью. У него не было возможности как следует попасть в меня ударами.

Фактически мы начали драться за несколько дней до официального начала поединка, это произошло на пресс-конференции до боя в отеле «Сентчери плаза» в Лос-Анджелесе. Мы позировали для фотографов лицом к лицу, и я сказал Раддоку, что собираюсь сделать его своей девкой. Бритва попытался приблизиться ко мне, изображая крутого парня, и Энтони Питтс оттолкнул его. Я возразил: «Нет, пусть он подойдет поближе, чтобы лучше проявить себя!» Я знал, что в уличной драке смогу побить его. Телохранители Бритвы хотели вмешаться, но там было не протолкнуться.

Мы отправились в аэропорт, чтобы попасть на самолет обратно в Лас-Вегас. Оказалось, что Бритве с его командой тоже надо было на этот же рейс. Когда мы туда добрались, Рори забыл в машине телефон, и Энтони пошел, чтобы забрать его у Исидора, нашего водителя. Когда Энтони возвращался, спускаясь вниз по лестнице, люди Раддока, поднимавшиеся вверх, преградили ему путь.

У Раддока было два телохранителя-близнеца, и один из них, Кевин Али, сказал: «О-о, ты думаешь, что ты крутой?» Он показал Энтони свой уоки-токи: «А ты хоть знаешь, для чего это?» Он встал подступать к Энтони, и Энтони ударил его. Но Исидор, заметив скандал, взбежал по лестнице и схватил Энтони.

– Исидор, зачем ты хватаешь меня? – спросил Энтони. – Хватай этого ублюдка!

Затем вмешались службы безопасности аэропорта и предотвратили драку. Вернувшись в зал ожидания, Энтони рассказал мне о том, что произошло. Когда мы сели в самолет, я увидел, что они должны были сидеть за нами, поэтому я отправил своих парней в хвостовой отсек. Весь полет я бросал в Раддока виноградинками. На всякий случай мы заранее позвонили, и вся наша команда, весь тренировочный лагерь, все мои спарринг-партнеры – все встречали нас в аэропорту в готовности вмешаться, если ситуация выйдет из-под контроля. Но ничего не произошло.

Когда мы в день поединка появились в отеле «Мираж», люди Раддока встретили нас перед раздевалками, и Кевин Али начал говорить Энтони какие-то гадости.

– Эй, ты, слушай сюда, – прервал его Энтони. – Я не курю, и сигареты не стреляю[157], но вот тебя я застрелю! Я замочу всю твою е… ную семейку, и тебя, и твоего брата, и твою мать! Я убью всех твоих ублюдков, и мне совершенно насрать на тебя!

Джон Хорн услышал выкрики Энтони и потянул его в сторону:

– Эй, приятель, это ведь не ты выходишь сегодня вечером на ринг. Ты будешь за рингом. Если Майк выиграет этот бой, эти подонки могут что-нибудь устроить, так что будь наготове.

В Лас-Вегасе этим вечером было прохладно, а мы дрались на открытом воздухе перед огромной толпой в шестнадцать тысяч человек. Я вышел на ринг в полосатом бело-зеленом спортивном костюме и лыжной шапочке. Я был первым боксером, вышедшим на ринг в городской одежде.

Раддок выглядел взволнованным, он усиленно дышал. Для него настала игра по-взрослому. Я знал, что он сразу же набросится на меня, он слишком нервничал. Через несколько секунд после начала поединка я потряс его ударом правой. Он выбросил в ответ несколько тяжелых ударов, но я был неуловим. Во втором раунде он упал после удара левой, но это был скользящий удар, похоже, он просто запнулся о мою ногу. Тяжелыми ударами по корпусу я здорово сбил ему темп. Он не мог попасть в меня, и к третьему раунду уже начал клинчевать, спасая свою жизнь. Мне удался великолепный ответный левый хук за десять секунд до конца раунда, и он упал.

Я выигрывал каждый раунд. В шестом Раддок, казалось, внезапно проснулся и выбросил град сильных ударов. Я только покачал головой на это. Когда он попал правой в челюсть, я похлопал себя по ней, побуждая его вновь броситься на меня. Безответно принимая эти удары, я, должно быть, дезорганизовал его, потому что в седьмом раунде ошеломил его левым хуком в челюсть. Еще четыре удара, и он, зашатавшись, оперся спиной о канаты. Ричард Стил рванулся вперед и остановил бой, несмотря на то, что Раддок не упал. Думаю, остановка боя была преждевременной, хотя достаточно было еще одного удара – и он бы рухнул.

И тут, не успел я опомниться, как оказался в центре потасовки. Мурад Мухаммед, менеджер Бритвы, свалил моего тренера Ричи на пол и принялся пинать его по голове. Джей Брайт затащил меня в угол, и мы оттуда наблюдали всю эту свалку. Энтони Питтс зашел на ринг, увидел Кевина Али, метавшегося там взад-вперед, и врезал ему с правой. Затем брат Бритвы Делрой попытался ударить Энтони, но тот схватил его и собирался выбросить за канаты, однако вмешалась охрана и остановила его. Делрой висел в воздухе, прижатый к канатам, и бешено пытался удержаться. Пока все это происходило, мой приятель Грег стащил у Кевина Али «Ролекс» и залез к нему в карман, чтобы посмотреть, чем можно еще поживиться. Это было полное сумасшествие.

Было много споров о преждевременном окончании поединка, поэтому мы решили дать Раддоку матч-реванш. Мы находились в офисе Дона на Восточной Шестьдесят девятой улице в Манхэттене, вырабатывали детали второго поединка. Дон с Рори и Джоном был наверху, я – внизу вместе с Энтони, болтая с милой маленькой секретаршей Дона, с которой я спал. Внезапно появился Кевин Али. Он был неплохим братом-мусульманином, но у некоторых братьев-мусульман есть привычка таскать с собой свой мусульманский взгляд на вещи и демонстрировать его везде: в драке, в еде, да где бы то ни было. Итак, Кевин посмотрел на меня и сказал: «О-о, блистательный чемпион! Это был великий бой! Позволь выразить свое уважение. Ты настоящий воин». Затем он указал в сторону Энтони и добавил: «Но его я убью».

– Эй, приятель, я перед тобой, – сказал Энтони. – Тебе, ублюдку, нет нужды через кого-то отправлять мне весточки. Если тебе есть что сказать, говори прямо сейчас.

– Это неизбежно, и нам придется через это пройти. До конца! И мы можем сделать это, черт возьми, прямо здесь и сейчас, – заявил Кевин.

– Это была просто работа, с ней покончено, давайте закроем этот вопрос, блин, – попытался я разрядить обстановку.

– Нет, чемпион, я не могу оставить это просто так, я должен сделать это, – ответил Али.

Он положил свой «дипломат» и пальто, и тут, бац! Энтони врезал ему со всего маху. Они дрались по лестнице, а у Дона лестницу отделяла перегородка, поэтому я фактически не видел, как Кевин спускался вниз, но, словно в мультике, слышал – бум! бум! бум! – каждый шаг. Затем он, будто супергерой, взлетел по лестнице обратно, и они вновь начали спускаться. В это время в офис зашел Грег, прихлебывая из бутылки содовой, и, увидев дерущихся Энтони с Кевином, ударил Кевина бутылкой по голове. Кевин упал, и Грег начал обшаривать его карманы.

– Нет, Грег, нам сейчас ни к чему здесь это дерьмо, – сказал я. – Тебе нужны деньги, ниггер? Нам нельзя грабить этих ублюдков.

Обеспокоенные шумом, Дон, Джон и Рори спустились вниз узнать, что происходит. Али поднялся и стал утверждать, что Энтони ударил его исподтишка.

– Это хрень собачья! – воскликнул я. – Энтони отдыхал, ничего не делал, а этот ублюдок пришел и стал ему угрожать. Энтони просто защищал себя!

Дон вышвырнул Кевина Али из офиса, и тот принялся ходить по улице перед домом. Уезжая, мы видели, что Али еще был там. Водителем у нас в то время был Капитан Джо, один из родоначальников «Нации ислама»[158]. Он знал близнецов Али. Али хотел продолжить драку, но я напомнил ему, что был мусульманский месяц рамадан, то есть время мира и покоя.

– Майк, это мужское дело, – сказал Капитан Джо. – Он не сможет жить по принципам мира и покоя месяца рамадан до тех пор, пока он не почувствует мир и покой в самом себе. Он должен разобраться в этом.

– Ты будешь драться? – спросил Али у Энтони.

– Да, блин! Ты же ведь сам сказал: до конца.

Они оба вышли на тротуар и изготовились, совсем как в видеоигре Rock’ Em Sock’ Em Robots про бойцовских роботов. Энтони сбил Али с ног мощным ударом, а потом по-футбольному дважды пнул его по голове. Он собирался сделать это и в третий раз, когда Рори остановил его:

– Ты убьешь его, приятель!

– Но это же его собственная гребаная идея! – возразил Энтони. – Он сам сказал: «До конца!»

У нас были планы сходить в кино. Энтони переступил через Кевина, мы сели в машину и свинтили. В это время к офису подошел Эл Браверман, легендарный тренер, который работал помощником Дона. Он увидел Али, лежавшего без сознания, побежал в офис, принес бумажные полотенца и воду, привел того в чувство и почистил. Затем вызвали «Скорую помощь». На этом все и завершилось.

Матч-реванш был назначен на 28 июня. У меня было некоторое время до начала сборов в лагере, поэтому я поехал на своем черном «Ламборгини Диабло» из Нью-Йорка в Огайо, посетив кое-какие достопримечательности. Затем вернулся в Лас-Вегас для тренировок. Ричи определил мне строгий режим, который предусматривал комендантский час с семи вечера, чтобы я мог отдохнуть перед своей пробежкой шести миль в пять утра. Мне было скучно. Когда я не тренировался, я большую часть времени смотрел мультфильмы. Иногда ко мне в комнату вламывался Дон.

– Черт побери, Майк, ты собираешься смотреть еще что-нибудь, кроме этих, б… дь, мультиков! – говорил он и включал мне очередной документальный фильм о нацистской Германии. Дон был зациклен на нацистах. У него Гитлер был здесь, Гитлер был там. Он полагал, что евреи были ниггерами из Германии и что фашизм может случиться и с нами, поэтому мы должны извлекать уроки из истории.

У нас в лагере был новый шеф-повар. Прежнего шеф-повара, Эрли, который работал у нас длительное время, Дон уволил за то, что тот якобы таскал мясо через заднюю дверь. Мне это показалось полной фигней. Один из моих телохранителей, Руди Гонсалес, через несколько лет признался племяннику Эрли, что шеф-повар был уволен Доном за отказ класть мне в пищу «волшебный порошок». Он утверждал, что Джон Хорн дал Эрли какой-то порошок, якобы «витамины для выносливости», которые я отказывался принимать. Эрли изучил этот порошок и нашел в нем крохотный кусочек оранжевой капсулы с обозначением то ли «5», то ли «S». Руди, в свою очередь, сверился со Справочником лекарственных средств и обнаружил это обозначение в разделе «таблетки торазина». Думаю, Дон так боялся меня, что пытался лечить меня без моего ведома.

Режим, установленный Ричи, сводил меня с ума. Однажды ночью я разбудил Руди в восемь вечера, мы тайком прокрались в мой «Феррари» и поехали в Лос-Анджелес, чтобы организовать мне встречу ради секса. Руди гнал со скоростью 190 миль в час, и мы домчались до Лос-Анджелеса за два с половиной часа. Я поставил эту практику на регулярную основу, и это стало проявляться в спортзале. Понятное дело, ведь на сон мне оставалось только два часа. Джакетти понятия не имел, почему я выглядел так неубедительно, пока он, наконец, не поймал меня с поличным, обнаружив, что глушители «Феррари» выглядят, как подгоревший зефир.

После этого Руди было поручено поставить сигнализацию на все двери, чтобы я не мог по ночам тайком выбираться на волю.

Однажды ночью Руди проснулся от шума. Он встал, включил свет, вышел наружу и увидел, что я запутался в колючих кустах. Я спрыгнул из окна второго этажа, пытаясь улизнуть из дома. Мой план состоял в том, чтобы тихо выкатить «Феррари» по подъездной дороге, а затем укатить в Лос-Анджелес.

Я всю свою жизнь отчаянно пытался вырваться наружу, чтобы повеселиться. Я должен был бы сказать: «Да пошли все вы нах…й, я ухожу!», но вместо этого я тайком прокрадывался к выходу. Я гулял в своем любимом ресторане Лас-Вегаса «Ники Блэр», приветствуя своих почитателей и поклонников, в окружении девочек, и вдруг появился Дон и набросился на меня с ревом:

– Что, черт бы тебя побрал, ты здесь делаешь, Майк? Нам же предстоит бой!

– Извини, Дон, – ответил я. – Я был бы весьма признателен, если бы ты просто ушел. Да, кстати, девочки, это Дон Кинг, знакомьтесь!

Когда мои ночные гонки в Лос-Анджелес завершились, я поручил Руди перегнать машину к моему дому в Огайо, где ее установили на платформе посередине игровой комнаты, пробив для этого наружную стену, чтобы я с друзьями мог устраивать там тусовки.

Перед поединком мы с Раддоком снялись для телеканала Showtime. Я был в темных очках и выглядел довольно сурово.

– Я сделаю тебя своей девкой, – заявил я Раддоку.

– Я не собираюсь опускаться до твоего уровня, – ответил он.

– Постарайся как следует поцеловать меня своими толстыми губами, – настаивал я.

Я вел себя довольно оскорбительно, но я знал, что он был мачо, парень с излишком тестостерона. Мне было необходимо повлиять на его психику. Это была тактика Каса по обеспечению контроля над духом соперника. Следовало смутить врага.

Я ездил в Лос-Анджелес еще и потому, что мой приятель Кевин Сойер, у которого был магазин по продаже пейджеров, сбросил мне сообщение о том, что у него уже выстроилась целая очередь девочек, желавших встретиться с нами. У него было полдюжины девочек, и мы заказывали номер и устраивали оргии.

Мне нравилось тусоваться с Кевином. В то время я был груб и ненасытен с девушками, поэтому обычно он предупреждал их: «Майк, на самом деле, хороший парень. У него просто не было хорошего воспитания. О нем не заботились в детстве, и поэтому у него проблемы с доверием людям». И эта туфта оказывалась привлекательной. Я назвал их суками и шлюхами, а они говорили мне в ответ: «Как я понимаю тебя! Мои родители тоже отказались от меня». Кевин просил меня: «Не обращай внимания на это дерьмо, договорились?» Дон с Рори и Джоном приходили в ярость, когда я получал сообщения по пейджеру. Все кончилось тем, что мой пейджер сунули в морозилку и пригрозили убить Кевина.

Мой второй бой с Раддоком была целой эпопеей. Он вышел на бой тяжелее на десять фунтов. На самом деле, я весил всего на один фунт меньше, но я был вялым, потому что меньше чем за месяц потерял тридцать пять фунтов[159]. Я утратил всякий контроль в этом вопросе из-за попоек, обжорства и перепихонов. Я прокрадывался в ресторан «Роско» в Лос-Анджелесе, чтобы добыть там себе жареную курицу. Так что, в конечном итоге я был вынужден обратиться к таблеткам для сжигания жира и отказаться от еды после наступления темноты. Я тренировался утром, днем и ночью.

Во втором и четвертом раундах я отправлял Раддока в нокдаун, несколько раз создавал ему серьезные проблемы, но никак не мог покончить с ним, поскольку не был достаточно решителен. Он бил мощно, как мул копытом, но я был собран.

С нас обоих сняли очки за удары после гонга, а с меня еще сняли два очка за удары ниже пояса. Это была война. Но я все-таки легко выиграл единогласным решением судей.

* * *

В июле я болтался в Вашингтоне, когда мне позвонил мой приятель Оуи из Нью-Йорка. В Вашингтоне застрелили нашего старого друга, и Оуи опасался, что эти подонки могут начать охоту и за мной.

Я не хотел светиться на улицах, пока ситуация не устаканиться, поэтому вечером направился на выступление Уитни Хьюстон[160], смотрел его из-за кулис и завис с ней после концерта.

На обратном пути в Нью-Йорк я был проездом в Филадельфии, где на крытом стадионе «Спектр» был организован концерт «Будвайзер суперфест». В шоу работал Крейг Буги, я тусовался с ним за кулисами, когда Би Энджи Би, одна из хористок М. Си. Хаммера, которая там выступала, подошла и уцепилась за меня. Мы потусовались, затем переспали. Энджи рассказала мне, что она собирается в Индианаполис выступать на фестивале, организованном «Блэк Экспо»[161]. Ранее в тот же день мне звонил преподобный Чарльз Уильямс, который работал на «Черное Экспо», с приглашением на этот праздник, поэтому я решил поехать туда и встретиться там с ней.

Я постарался отделаться от своих телохранителей. Энтони был в Лос-Анджелесе, готовясь к свадьбе. Руди я велел не ехать со мной. Руди позвонил Энтони, тот позвонил Джону Хорну, и они решили, что в Индианаполисе меня встретит Дейл Эдвардс. Дейл был племянником Дона, то ли с его стороны, то ли со стороны его жены. Он был офицером полиции Кливленда.

Я с Дейлом зарегистрировался в своем отеле. Затем шофер отвез меня на лимузине к тете Би Энджи Би. В тот вечер мы тусовались в ночном клубе и выпили три бутылки «Дом Периньона». Расплатившись, мы вышли наружу, и личный фотограф Энджи попросил меня немного посниматься. Где-то в 2.30 ночи мы вернулись ко мне в отель, где до утра занимались с Энджи сексом. Затем Энджи ушла, чтобы подготовиться к своему выступлению.

Чуть позже пришел преподобный Уильямс, чтобы сопроводить нас на фестиваль «Блэк Экспо». Он спросил, не хочу ли я обратиться с приветствием к девушкам – участницам конкурса красоты «Мисс Черная Америка».

Когда мы вошли в зал отеля «Омни», девушки стали сходить с ума.

– Смотри, Майк Тайсон! – кричали они в восторге.

Когда я подошел к ним, они окружили меня и принялись обнимать и целовать. В это время снимали небольшой рекламный ролик, поэтому, пока конкурсантки кружились и танцевали, я прошел вдоль их строя, вроде бы как проверяя их, неловко пританцовывая и напевая какую-то чушь, которую я придумавыл на ходу: «Я как во сне, день за днем, кругом много красивых женщин!» Надо полагать, я выглядел как настоящий мудак.

Пока девушки крутились вокруг меня, я молол им какую-то чушь: «Эй, был бы не прочь встретиться с тобой сегодня вечером. Как насчет этого? Ах, дорогуша, если ты придешь ко мне, это будет здорово». Я был большой свиньей, они покупались на это.

В середине первого дубля видеозаписи я обнял Дезире Вашингтон, одну из конкурсанток, и сказал ей, что хотел бы встретиться с ней позже. Она кокетничала со мной и была не против вместе потусоваться. Я объяснил ей, что должен буду сделать кое-то, а затем сходить с приятелями на концерт, но после этого вечером хотел бы ее увидеть. Я даже попросил ее захватить с собой свою соседку по номеру, чтобы я мог организовать у себя вечеринку втроем.

Когда я уходил, мне было ясно, что она прекрасно понимала: сегодня вечером у нас будет секс. Во второй половине дня я встретил ее на открытии «Блэк Экспо». Она была со своей соседкой по номеру, Пашей, с которой и должна была прийти ко мне.

– Это две совершенно похожие близняшки, – сказал я, увидев их.

Дезире достала несколько своих фотографий, сделанных во время конкурса в купальных костюмах. Похоже, она хотела, чтобы я их заметил. Она также подтвердила, что придет вечером.

Меня возила по городу черная леди средних лет из компании по продаже и аренде лимузинов. Мы с Дейлом придуривались с ней, обзывали ее тупой, уродливой сукой. Я заставил ее остановить лимузин, вышел и помочился прямо на улице. Я был заносчивым тупицей, и это обернулось против меня, когда она давала показания в суде.

После концерта мы с Дейлом вернулись в машину, и я позвонил Дезире, которая была в своем номере в отеле. Я попросил ее надеть свободную одежду, однако, когда она села в машину в свободном платье-бюстье и коротких пижамных штанцах, я все же был удивлен.

Она выглядела полностью готовой к действию, и мы принялись обниматься на заднем сиденье. Ее отель был всего в квартале от моего. Мы вышли из лимузина, и мы с ней направились в мой люкс, а Дейл пошел в свой номер.

Позже, после того как всплыло все это дерьмо, Энтони был в ярости от действий Дейла. Он упрекал его за все, что случилось со мной в Индианаполисе. Для моих телохранителей было обычной практикой оставаться в гостиной моего люкса, когда у меня в постели была девушка, особенно незнакомая. Множество раз, открывая после секса дверь в гостиную, я наталкивался на сидевшего там Энтони. Он специально находился там, чтобы прислушиваться и знать, нет ли каких-нибудь проблем. Иногда я даже приглашал телохранителей в свою спальню, и мы трахали одну и ту же девушку.

Дезире прошла в мою комнату, и мы отправились прямиком в спальню. Она села в некое подобие позы Будды, и мы немного поговорили. Казалось, ей было известно все о моем увлечении голубями. Она порассказала о Род-Айленде. Мы даже обсудили, как нам встретиться вновь, когда я буду на востоке.

Обычно мне не нравится наглядно расписывать свои половые акты, но в данном конкретном случае, полагаю, мне необходимо это сделать с учетом тех тяжелых последствий, к которым привел этот нокаут.

После того как мы поболтали, я начал целовать ее. Она поднялась и отправилась в ванную, как я позже узнал, для того, чтобы снять с трусиков прокладку. Затем она вернулась, и я начал делать ей куннилингус. Обычно я всегда так поступаю, чтобы быть уверенным, что, когда мы начнем заниматься сексом, женщина будет уже удовлетворенной. Я понятия не имел, что обмакнулся в кровь, поскольку она не предупредила меня, что у нее были месячные.

Мы занимались оральным сексом еще минут двадцать, а затем стали совокупляться. Мне казалось, что она была готова на все. В какой-то момент ей стало неудобно, и она пожаловалась, что я слишком крупный. Я предложил ей быть наверху, и она согласилась. Я не надевал презерватива, поэтому прежде, чем кончить, я вышел из нее.

Было уже поздно, мне надо было подниматься через час или около того, чтобы попасть на первый рейс в Нью-Йорк. Я сказал, что она может остаться в моем номере, так как она рассказывала, какой маленький у нее номер в отеле «Омни» и что она вынуждена делить его с другими девушками. Однако она попросила меня отвезти ее обратно в свой отель.

Это было нереально. Я объяснил ей, что слишком устал, но могу высадить ее у отеля, когда поеду в аэропорт.

– Нет, отвези меня сейчас! – начала она жеманиться.

– Пошла нах… й! – сказал я. – Отъе… сь от меня!

Я был грубым, избалованным, двадцатипятилетним дурнем.

Она встала, оделась и вышла из номера. Дейл, мой телохранитель, который должен был находиться в гостиной люкса, вышел в коридор из своего номера, чтобы получить заказанный в обслуживании номеров гамбургер. Она прошла мимо него, затем села в мой лимузин и велела шоферу отвезти ее обратно в свой отель.

Шоферу лимузина она сказала лишь:

– Я ему не верю. Я ему не верю. Кем он себя возомнил?

Примерно неделю спустя я ехал в машине вместе со своим приятелем Оуи, он был за рулем. Ему позвонили, и он изменился в лице.

– Черт, Майк! Наше лето п… ой накрылось. Кто-то сообщил, что ты изнасиловал ее, – сказал он с отвращением и швырнул трубку.

– Что? Кого, б… дь, я изнасиловал? – удивился я.

Про себя я подумал, что, возможно, я обидел одну из своих уличных подружек, и теперь они разыгрывают меня.

– Где же это случилось? – поинтересовался я у Оуи.

– Индиана, – ответил он. – Что, черт подери, произошло в Индиане?

Я рассказал ему, как Дезире пришла ко мне в номер в два часа ночи и как я нагрубил ей. Мне сообщили, что спустя день после того, как мы были вместе, она звонила мне домой в Огайо, но я так и не ответил.

На следующий день она была на первой странице каждой газеты. Теперь все бездарные комики наперебой принялись обыгрывать шутку «Майк Тайсон – насильник».

Когда я увидел Дона, он был обеспокоен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.