Несостоявшийся химик

Несостоявшийся химик

Выпуская густые клубы серого дыма, поезд медленно подъезжал к перрону. Издав характерный звук, он немного содрогнулся, накренился вперед и плавно остановился. Открылись двери вагонов, и пустая платформа стала быстро заполняться людьми. Среди пассажиров, сошедших в тот промозглый октябрьский день на станцию, была семнадцатилетняя Маргарет Хильда Робертс. В книге ее жизни только что перевернулась последняя страница первой главы, а на белом чистом листе каллиграфическим почерком какая-то неведомая глазу рука размеренно стала выводить «Самервилл-колледж, Оксфорд».

Основанный в 1879 году, женский колледж Самервилл считался относительно молодым среди учебных заведений знаменитого университета. Ко времени поступления в колледж Маргарет в его стенах учились 85 девушек, он пользовался хорошей репутацией и был известен своей демократичностью. Например, Самервилл был одним из немногих колледжей, не обращавших внимания на религиозные предпочтения своих воспитанниц. Также он стал первым учебным заведением в Великобритании, выпустившим в свет женщину премьер-министра. Ей стала Индира Ганди, учившаяся в Самервилле за восемь лет до поступления в него другого главы правительства – Маргарет Тэтчер.

Как однажды верно заметил Бенджамин Дизраэли, «в жизни каждого великого политика есть место, оказавшее огромное влияние на формирование его личности и характера». Для Франклина Рузвельта им стал Гарвардский университет, для Уинстона Черчилля – Бленхеймский дворец, для Шарля де Голля – военное училище Сен-Сир. В случае с Маргарет Тэтчер роль судьбоносного клочка Земли будет суждено сыграть Оксфорду.

Массивные здания из желтоватого камня давно перестали выполнять функции простого учебного заведения. На протяжении многих веков они олицетворяют собой уникальную возможность – билет, способный за считаные годы доставить своих выпускников до станции «Слава, Влияние и Могущество».

Как верно заметит британский историк Джон Кэмпбелл:

– Зачисление в Оксфорд сыграет в биографии Маргарет роль решающего скачка, позволившего ей не только преодолеть собственное провинциальное происхождение, но и соревноваться на равных с другими выходцами из частных школ.[64]

И по сей день на Туманном Альбионе бытует мнение, что человек, не прошедший через Оксфорд или Кембридж (сокращенно Оксбридж), лишается практически всех шансов стать частью высшего общества. Бывают, конечно, и исключения. Например, все тот же Уинстон Черчилль, ограничивший свое формальное образование знаменитой школой Хэрроу и королевской военной академией Сэндхерст. Хотя даже Черчилль больше подтверждает, нежели опровергает данное правило. Ведь если разобраться, никакой Оксбридж не помог бы ему попасть в ряды элиты – по той простой причине, что он уже был ее частью по праву рождения.

Маргарет прекрасно знала об огромных возможностях знаменитого университета и была настроена использовать их сполна. Переступая через порог своей альма-матер, она грезила о новых друзьях и приятных впечатлениях, однако, как это часто бывает в жизни, столкнулась с разочарованием и психологическим шоком.

– Оксфорд мне совершенно не понравился, – признается спустя годы Тэтчер. – Монументальные здания производили впечатление лишь своей громоздкостью, но далеко не изяществом архитектуры. Все казалось холодным и отталкивающе непритязательным.[65]

Слишком сурово и слишком откровенно. Возможно, если бы на месте Оксфорда оказался Кембридж с его живописным пейзажем у реки Кем, реакция Мэгги была бы менее шокирующей.

– Для наивной девушки, которой еще не исполнилось и восемнадцати лет, – комментирует Крис Огден, – оживленный Оксфорд и правда мог показаться таким же чуждым и неведомым, как оборотная сторона Луны.[66]

Не менее важным было и время поступления Маргарет в новое учебное заведение. За окном стоял 1943 год – разгар Второй мировой войны, наложившей неизгладимый отпечаток на привычный распорядок дня. Интеллектуальные коллоквиумы заменили потребности военного времени, превратив университет в центр разработки радара, пенициллина и углеводорода.

Каждый день приходилось готовиться к худшему. У главных ворот построили защитные стены от взрывной волны, рядом разместили гигантские цистерны для тушения пожара. Учиться приходилось в неотапливаемых помещениях, сидя на лекциях в верхней одежде. В свободное от учебы время студенты активно участвовали в программе «Копай ради победы». Маргарет дежурила у пожарного поста и разносила кофе в местной солдатской столовой.

Многие продукты питания попали под запрет, а привычные удобства были строго лимитированы. Так, например, полностью отменили сахар, а горячей водой разрешалось пользоваться, наполняя ванну не больше чем на двенадцать сантиметров. И это притом, что за все годы войны на Оксфорд не упало ни одной бомбы. Как утверждают историки, Гитлер хотел использовать университет в качестве своей собственной штаб-квартиры, поэтому все здания должны были находиться в сохранности и ждать приезда фюрера.

Свою роль в недружелюбном отношении к Оксфорду сыграло и психологическое состояние «железной леди». Разместившись в скромной комнатке студенческого общежития, Маргарет впервые для себя столкнулась с чувством одиночества и тоски по дому.

– Да, мне страстно хотелось вернуться в Грэнтем, – вспоминает Тэтчер, – с другой стороны, в этом нет ничего удивительного. В вашем доме должно быть серьезно что-то не так, если вы не вспоминаете о нем.[67]

В довершение всего привыкшая к общению Мэгги оказалась в изоляции. Сокурсницы открыто насмехались над ее амбициозностью и постоянными упоминаниями о вездесущей фигуре Альфреда Робертса. В каждом диалоге только и слышалось:

– Мой папа сказал это…

Или:

– Мой папа думает так…

При этом она всегда добавляла:

– Мой папа – мэр Грэнтема и добился всего сам.

Насмешкам подвергались и ее линкольнширский акцент, и строгая интонация.

– Голос Мэгги звучит настолько серьезно, будто она собирается сообщить вам о смерти вашего любимого песика, – смеялись однокурсницы.[68]

Тэтчер же как ни в чем не бывало твердила о собственной избранности, не к месту добавляя, что активно брала уроки дикции у одного из частных преподавателей, перед тем как поступить в Оксфорд.

– Мэгги производила впечатление очень незащищенной молодой девушки, заботящейся лишь о том, чтобы совершать правильные поступки, – утверждает учившаяся с ней Шейла Броун.[69]

Маргарет ничего не оставалось, как бродить по окрестностям Оксфордшира, «наслаждаясь своей компанией и собственными мыслями».[70]

– Когда живешь дома, даже понятия не имеешь, что значит оказаться одной, – грустно заметит Тэтчер.[71]

Пытаясь справиться с одиночеством, Маргарет развесит в своей комнате пейзажи любимых мест, пока с ужасом не обнаружит, что стесняется своего происхождения и собственного прошлого.

– Признайся, разве тебе не хочется сказать, что ты окончила Челтнем[72] или еще какое-нибудь знаменитое заведение, но только не Кественскую школу для девочек? – спросит она в отчаянии свою старую подругу Маргарет Гудрич.[73]

За всю многовековую историю человечество нашло только два эффективных средства борьбы с одиночеством – забыться в дурмане или в работе. Всегда испытывая презрение к первому, Маргарет решила выбрать второе, с головой окунувшись в химические исследования.

Лекции начинались в девять часов, но Мэгги была на ногах уже в 6:30. Не дожидаясь занятий, она самостоятельно штудировала учебники и решала задачи. Затем шла на лекции, посещала лаборатории и читальный зал, так что к себе в комнату Маргарет возвращалась уже затемно. В одиночестве съедала скромный ужин, состоящий, как правило, из буханки хлеба да пары яиц, и снова садилась за книги.

Научным руководителем Маргарет стала профессор Дороти Ходжкин – знаменитый британский ученый, лауреат Нобелевской премии 1964 года и первая женщина после сестры милосердия Флоренс Найтингейл, получившая из рук монарха знаменитый орден «За заслуги». Дороти была автором уникальной методики определения структуры пенициллина путем прохождения рентгеновских лучей через кристаллы. Вместе с Маргарет она пыталась использовать данные наработки для определения протеиновой структуры нового антибиотика грамицидина Б. Однако здесь ее постигнет неудача. Последний окажется намного сложнее пенициллина и поддастся ученым только сорок лет спустя – в середине 1980-х годов.

Наблюдая за столь напряженной исследовательской работой молодого химика, невольно возникает вопрос: «Каких успехов удалось достичь мисс Робертс в науке?» Если быть откровенным, то небольших.

– Маргарет не подавала особых надежд, – вспоминает известный ученый и ректор Самервилла в 1945 году Джанет Вон. – Она была вполне обычным химиком, никто и не думал, что ей удастся добиться столь многого.[74]

С ней согласна и Дороти Ходжкин:

– Я бы оценила ее на твердую четверку. Всегда можно было рассчитывать, что Маргарет удастся подготовить хорошо продуманный научный доклад, но ей явно чего-то не хватало.[75]

Тэтчер не хватало искры гениальности и воображения. Даже спустя годы у нее гораздо лучше будет получаться анализировать и выполнять, чем изобретать и выдумывать.

– Несмотря на всю свою страсть к переменам, Маргарет никогда нельзя было назвать новатором в полном смысле этого слова, – замечает хорошо ее знавшая Пенни Джунор. – У нее отсутствует воображение, и это не позволяет ей выйти за существующие рамки.[76]

В поведении Тэтчер была и еще одна особенность, которая не могла не скрыться от глаз проницательной Дороти Ходжкин.

– Лично мне кажется, Маргарет так никогда и не питала глубокого интереса к химическим исследованиям.[77]

Как это ни парадоксально, но Тэтчер действительно была далека от химии. Тихие исследования в лабораториях оказались не способны удовлетворить ее возрастающие с каждым днем амбиции и стремление к общественной деятельности. В детские годы Маргарет часто исполняла хоралы в методистской церкви своего отца на Финкин-стрит. Обладая хорошо поставленным голосом, она решила попробовать себя в пении и записалась в оксфордский хор.

У Мэгги получалось достаточно хорошо. Вскоре она заняла позицию первого альта, принимая участие как в классических постановках – «Страсти по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха и «Немецкий Реквием» Иоганнеса Брамса, так и в исполнении более современных авторов – «Гимн Иисуса» Густава Хольста и «Рио Гранде» Константа Ламберта.

Одновременно с пением в хоре Тэтчер увлеклась театром. Она с удовольствием ходила на спектакли по мотивам произведений Чехова и Шекспира. Ей даже посчастливилось попасть на одну из постановок Драматического общества Оксфордского университета (ДООУ) в главной роли с Кеннетом Тинаном[78] – последним денди Оксфорда.

– К сожалению, я не запомнила саму пьесу, – вспоминает Маргарет спустя годы, – всегда было сложно отличить Кена Тинана на сцене от Кена Тинана в повседневной жизни.[79]

Но больше всего ей понравились бальные танцы, интерес к которым она сохранит и в более зрелом возрасте. Уже спустя годы, будучи премьер-министром, Тэтчер с восторгом будет вспоминать, как после торжественного обеда у Рональда Рейгана ее пригласит потанцевать британский посол в США Нико Хендерсон.

– Не поверите, весь вечер мне очень хотелось потанцевать, – взволнованно признается Маргарет, – я думала, никто так и не осмелится меня пригласить.

По словам Хендерсона, «премьер танцевала великолепно».[80]

Расширяя свой кругозор в искусстве, Мэгги не забыла познакомиться и с более приземленными вещами. Так, в Оксфорде Тэтчер выпила свой первый бокал вина и выкурила первые сигареты.

– И то и другое оставило меня равнодушным, – вспоминает Маргарет, – возможно, если бы я проявила определенную настойчивость, мне удалось бы их распробовать лучше. Но я не стала этого делать, а на сэкономленные от сигарет деньги решила покупать каждый день новый номер «The Times».[81]

Театр, музыка, танцы – все это были полумеры, способные разве что скрасить однообразные будни, но не более того. Настоящей отдушиной для Маргарет стала политика.

– Что меня действительно привлекало в данном виде деятельности, так это возможность общения с большим количеством людей из самых разных слоев общества.[82]

Кроме того, ей всегда нравилась атмосфера выборов с ее незабываемым сочетанием адреналина, борьбы и эмоций. В своей первой избирательной кампании Тэтчер приняла участие, когда ей едва исполнилось десять лет. Она не только активно агитировала за кандидата от консерваторов в Грэнтеме Виктора Уоррендера, но также бегала от штаба партии до избирательного участка, отмечая галочкой фамилии проголосовавших. Знакомство с политикой тогда прошло успешно. Уоррендер с легкостью прошел в нижнюю палату парламента, а довольная Мэгги получила личную благодарность и была вне себя от счастья.

В Оксфорде Маргарет вступит в Консервативную ассоциацию Оксфордского университета (КАОУ), чем доставит немало радости своим однокурсникам. Особенно когда с характерной для себя строгой интонацией начнет предлагать билеты на какое-то очередное собрание Консервативного клуба. Большинство студентов придерживались левых взглядов. Не сумев сдержать смех, они обычно просто выбегали из помещения.

– Если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что первой женщиной премьер-министром станет одна из нас, я никогда бы не подумала о Маргарет, – вспоминает участница тех событий Энн Дэйли. – Большинство находило ее слишком скучной, а мы тогда считали, что скучные люди не могут достичь высоких постов.[83]

В другой раз, дежуря на пожарном посту вместе с Ниной Боуден, Маргарет выслушала от нее целую лекцию против консерватизма:

– Девушки, вышедшие из низов, как мы с тобой, должны стремиться построить новый, более совершенный мир, а не заигрывать с различными званиями и привилегиями. В клубе лейбористов состоят самые интересные люди Оксфорда, тогда как у консерваторов все безжизненно, словно в стоячем пруду.[84]

Как заметит ректор Самервилла Джанет Вон:

– Если в Маргарет и было что-то интересное, то только ее консерватизм. Большинство молодежи, особенно в Самервилле, придерживались левых взглядов.[85]

В принципе, в этом нет ничего удивительного. Университеты всегда тяготели к социальным теориям, и Оксфорд в данном случае не стал исключением.

– Кто в молодости не был революционером, у того нет сердца, но тот, кто остался им и в старости, у того нет разума, – любил повторять Уинстон Черчилль.

Были и более объективные причины непопулярности консерватизма среди молодых людей. К моменту вступления Маргарет в КАОУ в 1943 году государством управляло коалиционное правительство, состоящее из представителей нескольких партий. Подобная многопартийность поставила тори в двусмысленное положение.

– Внутри страны консерватизм воспринимают как дешевую шутку! – возмущался в октябре 1942 года заднескамеечник лорд Уильям Скотт. – Пресса и Би-би-си третируют нас с заслуженным презрением. Мне кажется, что партия тори уже давно не похожа на слаженно работающий механизм.[86]

При этом главным виновником подобной метаморфозы стал не кто иной, как лидер консервативной партии и коалиционного правительства Уинстон Черчилль. Дважды выбиравший между либералами и консерваторами, он всегда очень свободно трактовал партийные нормы и правила. За все шестьдесят лет парламентской деятельности Черчилля гораздо больше интересовало положение собственной личности и интересы государства, нежели формирование партийной идеологии. Появившаяся в результате этого размытость между вигами и тори не могла не сказаться отрицательно на восприятии консерватизма подрастающим поколением. Но только не для Маргарет Робертс. Она еще в детские годы агитировала за тори, ее отец был консерватором, а главный кумир, Уинстон Черчилль, – лидером партии.

Сегодня уже трудно сказать, отдавала ли Маргарет себе отчет в том, как повлияло вступление в партию на формирование ее личности. Скорее всего, нет. А ведь на самом деле влияние было огромным. Примкнув к меньшинству, Мэгги оказалась во враждебной среде. Она и раньше не пользовалась популярностью в школе, но здесь неприязнь к ней была выражена намного глубже и жестче. Ее воспринимали как изгоя, отщепенца, маргинала. Над ее убеждениями смеялись, а общества сторонились. Ей оставалось два пути – либо сломаться, либо выстоять.

Первое для Маргарет было невозможно, и, стиснув зубы, она выбрала второе. Рассматривая себя как гонимого мессию, она насквозь пропиталась своими убеждениями, закалив сердце и душу. Именно тогда в недрах университетских аудиторий в Англии появилась новая Жанна д’Арк, готовая с религиозным фанатизмом отстаивать свои идеалы. В мире стало существовать только два мнения – ее и неправильное. Ни о каких компромиссах не могло быть и речи. Политические противники неправы, а их предложения враждебны интересам страны.

– Если у меня гостили интересные и знатные люди, – вспоминает Джанет Вон, – я никогда не приглашала Маргарет Робертс. Она была неинтересным собеседником. Иногда нам случалось говорить о политике, но с ней невозможно было спорить. Она такая твердокаменная![87]

Даже хорошо расположенных к ней людей передергивало, когда она принималась обращать всех в свою веру.

– Слишком уж часто ее начинало зацикливать, – вздыхала Маргарет Гудрич.[88]

Не добавляло ей популярности и полное отсутствие юмора. Кокетливая улыбка или вовремя произнесенная шутка могли спокойно разрядить напряженные ситуации, но Тэтчер была на это не способна. За всю свою долгую общественную жизнь она так и не научилась понимать анекдоты, не говоря уж о том, чтобы рассказывать их своим друзьям. Если в ходе проведения какого-то мероприятия в протокол вставлялась шутка, Маргарет предупреждали заранее. Тэтчер бросала лишь удивленный взгляд и озадаченно произносила:

– О!

Когда в середине 1970-х годов она посетит Оксфорд, ее торжественная речь начнется довольно странно:

– Привет, выпускницы Самервилла и налогоплательщицы!

И дальше последует сухая часовая лекция о налоговом праве. Половина слушателей быстро покинет свои места, другая же продолжит нервно ерзать на стульях, коря себя за нерешительность.[89]

Враждебность со стороны вигов и лейбористов была не единственным, что способствовало закалке характера «железной леди». Свою роль сыграла и сама консервативная партия, настороженно относившаяся к привлечению в политику представительниц слабого пола.

– Политика была не из легких занятий для учившихся в Оксфорде женщин, – вспоминает один из современников. – Маргарет не только не включили в союз[90], но также запретили посещать знаменитый Каннинг-клуб, лишив ее возможности скрестить шпаги и принять участие в диспутах с другими консерваторами.[91]

Дискриминации подвергались не только девушки, которые хотели принять участие в политических дебатах, но и просто желающие получить образование. Так, например, в 1920-е годы женщины, сдавая экзамены, сидели на особых местах, огороженных специальными ширмами. Не лучше обстояло дело и с преподавательским составом. Вплоть до 1945 года в штате Оксфордского университета не было ни одной женщины, которой бы присвоили полное профессорское звание.

Когда Маргарет училась на втором курсе, в 1944 году, Оксфордский союз вынес на обсуждение вопрос о принятии женщин в свои ряды. Результаты голосования сказали сами за себя – 24 голоса «за» и 127 «против». Пройдет 20 лет, и только в 1963 году среди членов союза появятся первые представительницы прекрасного пола. А спустя еще четыре года, в 1967 году, президентом союза будет избрана первая женщина – Беназир Бхутто, ставшая впоследствии премьер-министром Пакистана.

Маргарет оказалась в сложной ситуации – постоянный град насмешек лейбористов и прохладное отношение со стороны консерваторов могли сломать кого угодно, но только не мисс Робертс. Она еще крепче сжимала губы, усердно готовясь к своему часу. Как только долгожданный момент настал, Мэгги одной из первых вскарабкалась на баррикады и принялась сражаться за будущее тори. При этом она была преисполнена такой решимостью и убежденностью в собственной правоте, что ей завидовало большинство более опытных и мужественных коллег.

Летом 1945 года в Великобритании были объявлены всеобщие выборы, не проводившиеся в стране уже десять лет. Консерваторы выступили сплоченными рядами, глубоко уверенные в предстоящей победе. К моменту роспуска парламента они занимали 432 места из 615 и имели в своем рукаве такого джокера, как Уинстон Черчилль.

Лидер тори также с оптимизмом смотрел на избирательную кампанию, позволяя себе даже некоторые вольности. Выступая 4 июня, он произнесет печально знаменитые слова:

– Ни одно социалистическое правительство не сможет удержаться у власти, не прибегнув к какой-нибудь форме гестапо[92].

Фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. Лидер лейбористов Клемент Эттли назовет это выступление «второсортным изложением идей австрийского профессора Фридриха Августа фон Хайека», а самого Уинстона станут атаковать вопросами: «А как же насчет гестапо?»

Среди слушающих речь Черчилля была и Маргарет Робертс, прильнувшая к радиоприемнику в одной из студенческих аудиторий Самервилла. Когда прозвучала злополучная фраза, в ее голове тут же промелькнуло: «Ну это уж он слишком!»[93] Однако делать было нечего, впереди ее ждали новые выборы, а значит, и новая борьба, и новая аудитория.

В Оксфорде за место в парламенте скрестили шпаги консерватор Квентин Хогг и лейборист Фрэнк Пакнем. Квентин победит, сделав впоследствии успешную карьеру и заняв пост лорда-канцлера[94] в правительстве Тэтчер, которая активно агитировала за него еще в далеком 1945 году. Однако основная борьба развернулась для Маргарет не около стен университета, а в ее родном Грэнтеме, куда она отправилась отдыхать на каникулы.

Отдыхать долго не пришлось. Не успела Мэгги разместиться в родном доме на Норт Пэрейд, как ее тут же закрутил вихрь политической борьбы, развернувшейся между представителем тори майором авиации Джорджем Вортсом и лейбористом Дэнисом Кендаллом. Агитируя за любимую партию, Маргарет произнесла свою первую[95] речь, такую же противоречивую, как и вся ее политическая карьера. Ни разу не покидая пределов Туманного Альбиона, девятнадцатилетняя дочь Альфреда Робертса удивила всех, посвятив свое выступление исключительно проблемам внешней политики. Она потребовала «разоружения Германии и призвания ее к ответу», реставрации разрушенной Европы, а также подняла вопрос о налаживании отношений с Соединенными Штатами и Советским Союзом. Слава богу, что набат «холодной войны» еще не пробил к тому времени.

Вортс был более осторожен, сделав лозунгом своей кампании «За сельское хозяйство и Черчилля».[96] Маргарет спокойно отбросит первую составляющую, направив весь свой максимализм на защиту любимого премьера. В заключительной части выступления разгоряченная Мэгги нанесла удар по своему оппоненту, заклеймив Кендалла как «независимого» кандидата, не имеющего понятия, за что он ратует и на каких убеждениях стоит.[97]

Знала ли тогда Маргарет, что все ее старания были тщетны? Вортс не одержит победы, а консерваторы понесут одно из самых унизительных поражений. Результаты выборов[98] станут не просто отрезвляющим душем, они превратятся в Ниагарский водопад, мощнейшим потоком смывший с лиц тори спесивость и оптимизм. Маргарет была потрясена не меньше других, отказываясь принять случившееся.

– Я просто не верю, что страна смогла отбросить Уинстона! – возмущалась Тэтчер. – Это что-то невероятное! Фантастика![99]

Несмотря на тотальное поражение, и для самой партии, и для ее рядового члена Маргарет Робертс ситуация складывалась более или менее удачно. Результаты выборов говорили сами за себя – необходимы перемены. И они последовали. Постепенно изменились идеологические основы, а сама партия стала расширяться за счет вернувшихся с фронта солдат. В 1945 году КАОУ приняла в свои ряды тысячного члена, а спустя всего год ее численность возросла до 1750 человек.

Маргарет работала, как никогда. Она агитировала за тори, организовывала различные встречи и семинары. В октябре 1946 года ее пригласили на ежегодную партийную конференцию в Блэкпуле. Впервые прикоснувшись к своему Граалю, Тэтчер была потрясена.

– На меня произвели неизгладимое впечатление как размеры самой партии, так и то, что значит быть членом такой организации людей, где исповедуют одинаковые идеалы и цели, – делилась она своими впечатлениями.[100]

Тэтчер и раньше симпатизировала лидерам партии, теперь же ее чувства распространились на обычных, рядовых тори. Так начался роман, растянувшийся на десятилетия и еще не раз выручавший Маргарет в трудную минуту. Именно к рядовым членам будет апеллировать Тэтчер в моменты кризисов, при этом каждый раз добиваясь своего.

По возвращении в Оксфорд Маргарет ждал первый крупный успех. Подавляющим большинством голосов она была избрана президентом КАОУ, став третьей женщиной в истории ассоциации, возглавившей столь ответственный пост. Начиная с этого момента Мэгги впервые отдала предпочтение своей политической деятельности, поставив ее выше химических исследований. Когда летом 1947 года пришло время сдавать выпускную работу, знаний Маргарет хватило лишь на отметку «удовлетворительно». По результатам защиты ей была присуждена степень бакалавра наук (химия) второго класса.

С получением диплома перед Тэтчер распахнулись двери в новую жизнь. Но прежде чем сделать шаг вперед, Маргарет обернулась назад, чтобы подвести первые итоги. Попытаемся это сделать и мы.

Влияние Оксфорда на Тэтчер носило очень противоречивый характер. С одной стороны, Мэгги закончила университет как химик. При этом важным здесь является не то, каких именно успехов ей удалось добиться в науке, а сама тренировка ума и формирование особого методологического подхода. Какие бы проблемы ни возникали на ее жизненном пути, Тэтчер всегда будет рассматривать их через призму своей пусть и непродолжительной, но научной деятельности.

Одновременно с химическими исследованиями именно в Оксфорде Маргарет впервые серьезно займется политикой. Здесь же начнет свое формирование и новое политическое течение, получившее впоследствии название «тэтчеризм».

И тем не менее если Оксфорд и оказал какое-то влияние на одну из самых известных своих учениц, то оно получилось настолько ничтожным, насколько это вообще было возможно. В отличие от большинства людей, обращавшихся в университет за поиском истины, Маргарет поступила в Самервилл с четко устоявшимися взглядами и с каждым новым годом лишь убеждалась в собственной правоте.

– К тому времени, когда я покинула Оксфорд с дипломом бакалавра наук второго класса, я знала уже достаточно много о жизни в целом и о мире политики в частности, – признается впоследствии сама Тэтчер. – За время учебы мой характер практически не изменился, равно как и мои убеждения. У меня было достаточно четкое представление, в каких отношениях я состою с другими людьми, их амбициями и мнениями.[101]

Не менее противоречиво сложились у Тэтчер отношения с Оксфордом и после его окончания. Казалось бы, став провозвестницей нового курса, Маргарет должна была любить и жаловать университетскую элиту, однако и этого не произошло. Тэтчер всегда с презрением смотрела на «идеи», как таковые. Когда ей в 1968 году скажут, что лидер майской революции Даниэль Кон-Бендит получил известность благодаря тому, что «поставил ряд умных вопросов», Маргарет с ехидством ответит:

– Было бы гораздо лучше, если бы он нашел ряд умных ответов![102]

Не жаловала она и студентов.

– Для Маргарет они были не больше чем паразиты, сидевшие на шее налогоплательщиков и оскорблявшие тех, кто их кормит, – замечает известный аналитик тэтчеровского правления Джон Кэмпбелл.[103]

Что же до преподавателей, то к ним отношение было еще хуже.

– Все эти революционные идеи, как, например, коммунизм, обычно зарождаются в кругах интеллектуалов и академиков, – будет возмущаться Тэтчер в 1988 году, – они распространяют яд, отраву.[104]

Или в другой раз она со злобой скажет директору Лондонской школы экономики Ральфу Дарендорфу:

– Университеты опрокинули Британию! Вы подвели нас![105]

По распоряжению Тэтчер были сокращены расходы на научную деятельность[106], а также изменены принципы финансирования университетов и выдачи грантов. Как заметила известный британский философ Мэри Уорнок:

– Просто Маргарет не хватает культуры, и она вообще слабо разбирается, для чего нужны университеты. Мне кажется, Тэтчер бы даже не тронуло, если бы в один прекрасный день ей сообщили, что Оксбридж куплен какой-нибудь компанией, например химическим концерном «Ай-си-ай».[107]

Реформы Маргарет приведут к беспрецедентной «утечке мозгов» из Великобритании в США. Те же, кто решит остаться, затаят обиду и будут готовы нанести ответный удар.

Удобный случай для мести представится в 1985 году, когда кандидатура Тэтчер после двух неудачных попыток (1979 и 1983 годов) будет выдвинута на присуждение почетного звания выдающегося выпускника Оксфордского университета. Еще до начала непосредственных обсуждений был создан специальный комитет противников, открыто выступивших против кандидатуры «железной леди». Развернулись горячие диспуты в аудиториях и на страницах прессы. Ситуация обострялась и тем, что семерым выпускникам, занимавшим впоследствии пост премьер-министра, почетное звание присваивалось без особых обсуждений.

Результаты выборов удивили многих – 738 профессоров и преподавателей Оксфорда проголосовали «против» и лишь 319 – «за». Как было сказано в официальном заявлении:

«Отказ в присуждении Маргарет Хильде Тэтчер почетного звания выпускника университета обусловлен нанесением возглавляемого ею правительства серьезного и систематического ущерба системе образования Великобритании, начиная с начальных школ и заканчивая передовыми исследовательскими программами».[108]

Не лучше обстояло дело и с опросом учащихся – против нее высказались 80 % студентов Оксфорда и 90 % учеников ее родного Самервилла.[109]

Тэтчер отреагирует в характерной для себя манере:

– Если они отказываются присвоить мне это звание, то я буду последней, кто захочет его получить![110]

В интервью американскому телевидению она будет еще откровеннее:

– Это нисколько меня не задело, потому что я хорошо знаю Оксфорд. Я нисколько не удивилась. Это политическое голосование, хорошо показывающее, как работают социалисты. Мы, консерваторы, никогда не собирались соревноваться с Гарольдом Уилсоном[111] в присуждении почетных степеней.[112]

История на этом не заканчивается. В апреле 1987 года Оксфорд снова выступит против Тэтчер, избрав в качестве своего ректора не протеже Маргарет, а одного из ее противников – Роя Дженкинса, известного сторонника Евросоюза и одного из членов «банды четырех» – социал-демократической партии, созданной бывшими лейбористами в 1981 году.

В отличие от других мировых политиков, Маргарет не будет испытывать к своей альма-матер ничего, кроме обиды и злости. Подобное отношение распространится и на другие научные и образовательные институты. Как заметит известный британский политолог Э. Сэмпсон:

– В течение всей своей политической карьеры Тэтчер постоянно демонстрировала враждебность в отношении королевских комиссий и комитетов академиков, считая их либералами, слабаками и социалистами.[113]

Финальная точка будет поставлена в 1995 году. После издания второго тома мемуаров баронесса Тэтчер передаст весь свой архив в Кембриджский университет, решив тем самым сразу две проблемы – став на еще одну ступеньку ближе к великому предшественнику Уинстону Черчиллю, архив которого также хранится в Кембридже, и отдалившись от ненавистного Оксфорда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.