Глава 6 «Спящая красавица»

Глава 6

«Спящая красавица»

И сейчас же все, кого коснулась волшебная палочка феи, заснули… И все это случилось в одно-единое мгновение. Феи знают свое дело: взмах палочки – и готово!

Шарль Перро

Этот сказочный балет Чайковского—Петипа является вершиной классического балетного искусства.

Он задуман Мариусом Петипа как пышное феерическое зрелище в стиле барокко.

В балете «Спящая красавица» мне посчастливилось станцевать все значимые роли: Авроры, Феи Сирени и даже злой Феи Карабос. Масса забавных историй и интересных встреч связаны именно с этим балетом. Партию Феи Сирени я танцевала, еще будучи ученицей пятого—восьмого класса балетной школы. Собственно, с этой роли и началась моя взрослая профессиональная жизнь. Но в «Спящей красавице» для меня присутствует еще нечто важное: глубокая ассоциативная связь того, что происходит на сцене, со сказкой в самом прямом понимании этого слова. Соприкасаясь с этим балетом, ощущаешь, что все горести, которые случаются в твоей артистической карьере, не более чем испытания на пути к счастливому концу. И поэтому даже в момент самого высочайшего напряжения где-то в душе ты сохраняешь детскую счастливую улыбку, зная, что все равно все случается к лучшему.

Надо сказать, что подготовила меня к той первой роли Феи Сирени замечательная балерина Алла Евгеньевна Осипенко. Она пригласила меня на стажировку в Италию. Мы приехали с мамой во Флоренцию и жили там целый месяц (это, кстати, был мой первый выезд за границу). И, конечно, я до сих пор вспоминаю то время, как сказку.

Флоренция – город, который не знает сна. Он бурлит и днем, и ночью. К тому же там я впервые увидела то, чего у нас (на тот момент в Советском Союзе) никогда не было. Не только разнообразие продуктов, хотя, конечно, оно шокировало: раньше я просто не представляла, что существует такое огромное количество сортов сыра, ветчины и колбас, не говоря уже о йогуртах. Но главное, конечно, это величественное архитектурное великолепие и безудержный южный темперамент итальянцев.

Где бы мы ни были: в церкви Санта-Кроче, на площади Синьории с Палаццо Веккио и статуей Давида, в соборе Санта-Мария-дель-Фьоре, доме Данте и Баптистерии с Золотыми воротами, – все пространство наполняли люди. И не только наполняли, а еще и весьма активно общались и действовали. Казалось, для итальянцев не существует никаких правил поведения, равно как и вождения автомобилей. Например, сцена бурной перепалки водителя и пешехода прямо посреди улицы (в которую радостно включаются все неравнодушные зрители) – дело обычное. Итальянские же гостеприимство и общительность просто поражают. По дороге в студию Аллы Осипенко мы с мамой проходили через рынок, на котором обычно не столько покупали, сколько с любопытством разглядывали товары. Через два дня продавцы рынка встречали нас как родных. Да и каждый прожитый во Флоренции день увеличивал количество знакомых итальянцев, которые делились своими семейными новостями, приглашали нас в гости. Такая открытость у них, мне кажется, в крови: они способны всех вновь встреченных людей принимать как потенциальных родственников.

Там у нас появилась замечательная знакомая Мария Роза. У нее была маленькая кудрявая собачка, я не знала, как ее зовут, но про себя придумала ей имя Пуфф – мне казалось, что именно так должна была выглядеть собачка спящей принцессы, которая проснулась первой в сказке Шарля Перро. Дело в том, что в студии Осипенко было принято после урока благодарить педагога аплодисментами. И когда мы, ученицы, после занятий начинали аплодировать Алле Евгеньевне, собачка каждый раз подбегала к ней и тоже благодарила по-своему: подпрыгивала, изящно кружилась, чуть ли не делала пируэты. Это очень трогательно смотрелось.

Еще одним ярким и в каком-то смысле даже знаковым воспоминанием о той поездке осталась говорящая ворона. Клетка с ней была выставлена на улице около какой-то лавочки. Всех прохожих она провожала итальянскими высказываниями: arrivederci, что значит «до свидания», pronto – «слушаю».

Видимо, так отвечали на телефонные звонки владельцы магазина. Говорящая птица на удивление гармонично вписывалась в общий уличный гомон. А моя мама тогда, засмотревшись на ворону, иронично сказала: «У меня только один неприятный осадок от поездки. Даже ворона может разговаривать по-итальянски, а мы не можем!» Меня же тогда волновал не столько итальянский, сколько английский язык. Поездка во Флоренцию показала, что я слабовато им владею. Помню, как, уезжая из Италии, я дала себе обещание, что выучу английский язык настолько хорошо, чтобы больше никогда в жизни не прибегать к помощи переводчика. Так и получилось. I speak English quite well now.

Партия принцессы Авроры считается одной из труднейших в классическом балетном репертуаре. Кроме сложной хореографической техники необходимо овладеть еще и особым стилем этого балета: изысканной манерностью жеста и позы. Мне все это было очень интересно осваивать. Казалось, я примеряю на себя костюм сказочной принцессы и постепенно превращаюсь в нее. Помогали этому превращению мои педагоги-репетиторы: замечательная исполнительница партии Авроры Татьяна Терехова, а также прекрасные танцовщики Сергей Бережной и Марат Даукаев.

Партию Авроры я танцевала впервые в Мариинском театре. Мне было двадцать лет, по либретто Авроре – шестнадцать. Работали со мной уже взрослые заслуженные танцовщики Константин Заклинский, Андрей Яковлев, Александр Курков, что, конечно, благотворно повлияло на исполнение роли и ее стиль. К тому же «Спящую красавицу» справедливо считают энциклопедией классического танца, утверждением симфонической танцевальности как основы драматургии балетного спектакля.

Любопытно, что для двух очень почитаемых мной великих русских балерин – Анны Павловой и Галины Улановой – этот спектакль стал первым детским потрясением. Увидев его, каждая решила стать балериной! Но ни для Павловой, ни для Улановой партия Авроры впоследствии не стала эмблемой творчества. Да и я не могу сказать, что роль Авроры стала для меня основной. Просто на том этапе моего становления она была необходима именно как пример классического танца, кроме того, мне было очень интересно создавать этот образ, требующий изысканной вычурности. И здесь, конечно, следует сказать огромное спасибо прекрасному танцовщику Марату Даукаеву, с которым мы танцевали «Спящую красавицу» в Японии. Он выступил не только моим партнером, но и педагогом, то есть занимался со мной экзерсисом, помогая в репетициях и технически подготавливая меня к этой роли. А гастроли, я помню, были очень насыщенными, ежедневные спектакли практически исключали возможность репетиций. Марат же самоотверженно работал со мной, показывал движения, объяснял, и в результате мы добились, как мне кажется, замечательных успехов. Во всяком случае, отклики прессы на «Спящую красавицу» были хорошими, и много добрых слов прозвучало из уст педагогов, которые присутствовали на спектаклях. Даже недоброжелательно настроенные критики хвалили спектакль, что, конечно, было показателем настоящего успеха!

Там же в Японии, но уже во время других гастролей, я познакомилась с Шарлем Жюдом, художественным руководителем Балета Бордо, пригласившим меня танцевать партию принцессы Авроры в его спектакле.

Я согласилась участвовать в спектакле Жюда при условии, что роль принца Дезире будет исполнять Евгений Иванченко.

Незадолго до нашего выступления в Бордо мне пришлось приехать во Францию по другому поводу. В Париже в российском посольстве был организован мой сольный концерт в пользу петербургской детской больницы им. Марии Магдалины. На этом концерте присутствовало много высокопоставленных лиц, в том числе потомки русских и французских аристократов.

После концерта в посольстве состоялся прием. Когда я там появилась, то увидела, что все присутствующие дамы одеты в вечерние платья. Я же, занятая концертными костюмами, не предусмотрела, что мне понадобится еще и такой наряд. Я чувствовала себя крайне неуютно – на мне были черные брюки и белый свитер. Я смутилась еще больше, когда ко мне подошел элегантный мужчина средних лет со словами: «Знаете, Анастасия, вы здесь самый живой человек!» К счастью, рядом оказался мой петербургский знакомый Олег Минко, он и представил мне принца Анри де Бурбона. В то время Олег был помощником и переводчиком принца, их связывали многолетние дружеские отношения. Умный, обаятельный человек, Олег был очень опытен в светском общении. Рядом с ним и его другом я быстро забыла свою неловкость и прекрасно провела остаток вечера.

Впоследствии Олег стал моим настоящим другом, к которому я не раз обращалась за помощью в трудную минуту. Надо сказать, что меня всегда поражали эрудиция Олега и его талант рассказчика, что делало Олега украшением любой компании. А для меня он был еще и источником многих интересных познаний.

Мы поехали в Бордо вместе с Евгением Иванченко, моим дорогим и любимым партнером. Спектакль, не скрою, был крайне сложным, потому что Шарль Жюд изменил вариации на свое усмотрение и даже удлинил их. Танцевальные партии оказались гораздо сложнее, чем в обычной постановке. К тому же в конце спектакля была введена общая мазурка, которую обычно танцуют только характерные танцовщики. У Шарля Жюда ее танцевали все артисты кордебалета во главе с солистами. Причем у мазурки неожиданно оказался совершенно бешеный темп, который был для нас с Женей полной неожиданностью. Создавалось впечатление, что дирижер куда-то опаздывает и торопится побыстрее закончить спектакль.

На премьере у нас чуть было не случилась истерика от смеха, к тому же Женя неосторожно вспомнил про «раздедёх». А это отдельная история, достойная занесения в историю балета.

Я уже не помню, где это происходило, допустим, в маленьком российском городке N. В единственном Дворце культуры состоялся выездной концерт, состоящий из разных танцевальных номеров. Вела этот концерт дама, которая могла бы украсить в качестве комического персонажа любую пьесу. Причем она не делала ничего выдающегося, просто читала по бумажке названия номеров. Неизвестно, где эту даму учили русскому языку, но французскому ее точно нигде не учили. В общем, выглядело это так.

Дама читает: «Адажио из балета „Жизель“. Исполняют такие-то». Дальше выходят танцовщики, показывают номер, звучат аплодисменты. И так далее. Главное, читает она очень старательно, выговаривая каждую букву, чуть не по слогам. Наконец, эта добрая служительница сцены доходит до нашего с Женей номера «Па-де-де из балета „Спящая красавица“». Естественно, в программке, которую она мусолит в руках, па-де-де напечатано по-французски: pas de deux. Дама старательно произносит: «Раз… раз, раз… раз-де-дёх из балета „Спящая красавица“»! И что самое смешное, зрители в зале совершенно никак не отреагировали на этот «раздедёх», так как в принципе не слышали и про па-де-де. По крайней мере тишина была гробовая. А мы, конечно, чуть не умерли со смеху, и нормально танцевать в таком состоянии было совершенно невозможно. Причем мне-то пришлось легче: в начале па-де-де я стою спиной к залу, поэтому зрителям не видна была моя смеющаяся физиономия. А вот Женя-то находился как раз лицом к зрителям, в менее выгодном положении. В общем, это был не самый удачный па-де-де в нашем исполнении, наверное, с нами случился тот самый «раз-де-дёх».

Именно об этом курьезе Женя мне и напомнил на премьере в Бордо, сказав «под занавес»: «Ну что, Настя, по-моему, ситуация как нельзя подходящая для самого непревзойденного раздедёха!» Не знаю, смогли ли что-нибудь понять в этой постановке зрители, но у меня остались очень забавные воспоминания о бордовской версии «Спящей красавицы».

* * *

Заканчивая рассказ об историях, связанных с балетом «Спящая красавица», мне хочется упомянуть об одной замечательной встрече. А также об очень важном эпизоде моей жизни. Эта встреча произошла в Лондоне, во время моей работы по контракту с Английским Национальным балетом. Именно тогда я исполнила в балете «Спящая красавица» партию Феи Карабос. Это была очень необычная постановка, потому что в классической версии Карабос – злая, некрасивая старая фея. Я вынуждена обратить на это внимание, потому что после триумфального успеха в Лондоне постановки Дерека Дина наша ангажированная пресса с издевкой сообщала, что для меня не нашлось ничего лучшего, чем эта эпизодическая роль, которая сводится к пантомиме и поэтому нередко поручается мужчине.

Но директор труппы и главный хореограф Дерек Дин задумал нечто грандиозное, изменив содержание сказки Перро, переставив в ней акценты. Согласно его версии, главной героиней балета наряду с принцем Дезире и принцессой Авророй становилась Фея Карабос. Эта молодая и прекрасная фея должна была создавать препятствия на пути принца к его счастью, соблазняя и обольщая его своей ослепительной красотой, нежной и страстной любовью. Она подчиняла себе всех вокруг и властвовала над ними, используя силу коварства и свою неотразимую красоту. Эту роль, по словам Дерека Дина, он создал специально для меня, имея в виду мои внешние и профессиональные данные. Он поставил свою Фею Карабос на пуанты и наделил ее виртуозной, блестящей хореографией.

Я с головой погрузилась в репетиционный процесс. Я была очень увлечена новой и необычной для меня постановкой. Наши репетиции занимали весь день, они шли с утра до вечера. Я очень подружилась с коллективом театра Дерека Дина, в котором собрались артисты балета со всего мира. Наша совместная работа сплотила нас, и мы чувствовали себя одной дружной семьей.

Уже за месяц до премьеры весь Лондон был заклеен афишами балета «Спящая красавица», на которых единолично красовалась Фея Карабос.

Спектакли «Спящая красавица» Английского национального балета, где я танцевала поочередно Фею Карабос и Фею Сирени, совпали с гастролями Мариинского театра в Лондоне в «Колизеуме». Я понимала, что кое-кого из моих коллег в Мариинке вряд ли порадует такого рода встреча со мной, ведь они были уверены, что после моего увольнения из Большого театра все мировые балетные сцены закроют передо мной двери.

Разумеется, мои недоброжелатели в Большом тоже не были в восторге от такого поворота в моей судьбе. Они не для того расторгали со мной контракт, чтобы я оказалась на сцене Королевского «Альберт-Холла».

Таким образом, интересы двух конкурирующих театров неожиданно совпали в желании остановить новый виток моей карьеры.

При этом руководители балетных трупп, как я понимаю, лично ничего не имели против меня, но обязаны были выполнять волю тех, кому я действительно мешала своим присутствием на сцене. Я предполагала, что возможны любые провокационные действия.

Но то, что вскоре произошло, было подобно разорвавшейся бомбе.

Сразу несколько лондонских газет предоставили свои страницы для опубликования грубо сфабрикованных клеветнических материалов против меня. Целью этих пасквилей было уничтожение меня как личности и как балерины. Публикации создавали образ такого монстра, от которого должны были отвернуться все порядочные люди. Мне приписывались финансовые махинации, воровство в крупных размерах и даже убийство художницы Мариинского театра, которая действительно была убита. Правда, пятьдесят лет назад. То есть на меня свалили все уголовные дела, которые совершались в Мариинском театре и вокруг него еще до Октябрьской революции.

В этих публикациях дико и нелепо извращалась вся моя биография. По их версии, я была нищей артисткой кордебалета, которая вот сейчас впервые попала в Лондон, прилетев без билета в багажном отделении с целью найти богатого мужа. Для английских обывателей весь этот дикий вымысел мог казаться правдоподобным, так как большинство населения Англии вряд ли является любителями и знатоками балета. И вряд ли они знали, что вот уже шесть лет, как я регулярно (два раза в год) приезжаю в Лондон на гастроли в качестве примы-балерины. Что касается криминала, о котором сообщалось в этих статьях, то это не противоречило представлениям о России у многих людей в Англии. Да, наверно, оно сохранилось и до сих пор.

Заказчики этих публикаций явно рассчитывали на то, что теперь я должна буду с позором навсегда покинуть Лондон, закрыв лицо темным покрывалом.

Действительно, впору было сойти с ума. Мне было всего двадцать четыре года, и я была одна в Лондоне. Перед входом в гостиницу дежурила толпа репортеров, поджидая меня. Директор отеля вывел меня через служебный вход и предоставил свою машину. Я направилась к Дереку Дину, готовая услышать от него, что в сложившейся ситуации он вынужден прервать со мной контракт. И я, конечно, поняла бы его: репутация театра, который патронировала королевская семья, повышенный интерес публики к уже разрекламированной постановке «Спящей красавицы» – все это не допускало даже намека на скандал. Я ехала как на казнь.

Меня встретили Дерек Дин и все участники спектакля. Прежде всего они заявили, что не верят ни единому слову публикаций, для них совершенно ясно, что это хорошо организованная и щедро оплаченная акция. Дерек Дин просил меня об одном: не уезжать, собрать всю свою волю и выдержать этот кошмар. Вся труппа убеждала меня продолжать готовиться к премьере, не обращая внимания ни на какие провокации. Таким образом, театр Английский национальный балет стал моей первой и самой мощной защитой.

Кроме спектаклей были организованы два концерта, на одном из них, который проходил в русском посольстве, мне был представлен известный лондонский адвокат и меценат Энтони Керман – адвокат Стинга и короля Иордании, владелец крупнейшего в Англии ипподрома, вице-президент театральной компании Английский Королевский балет, человек очень образованный и крайне порядочный. Этот удивительный человек был послан нам с мамой самой судьбой. Я не знаю никого другого, у кого было бы столько душевных достоинств – отзывчивости, доброты и благородства. Превосходный юрист, в дальнейшем он не раз выручал меня из очень сложных ситуаций, в которых я оказывалась не по своей вине. Он стал моим импресарио и большим нашим с мамой другом.

Как только Энтони Керман взялся за расследование обстоятельств возникновения пасквилей и поиски их авторов, он моментально сам превратился в мишень для бульварной прессы, которая постаралась скомпрометировать Энтони Кермана в глазах его клиентов, а заодно и вбить клин между нами. Понятно, что таким образом Энди пытались запугать и заставить, спасая свою репутацию, отойти в сторону, оставив меня без серьезной юридической помощи в чужой стране. Несмотря на опасности, грозящие его карьере, и телефонные звонки с требованиями прекратить расследования, Энди повел себя как мужественный и принципиальный человек.

Он наравне с театром Дерека Дина остался моим верным защитником.

Как только начались газетные провокации, я вызвала в Лондон маму, понимая, что только вместе мы можем выстоять и справиться с любой бедой. Но за это время в Петербурге засланные «журналисты» уже успели хорошо потрепать ей нервы, досаждая звонками и карауля у подъезда. Именно тогда мы с мамой поняли, что необязательно давать интервью, чтобы оно появилось в газете, да еще с определением «эксклюзивное». Главное для них – добыть хоть какой-то реальный факт, лучше всего фотографию (ради чего они нагло ломились в дом). Им не удалось попасть в квартиру, потому что мама целый день вынуждена была просидеть дома, наблюдая из окна, как дежурят на набережной эти папарацци. Тем не менее через день в Лондоне появилась статья с маминым интервью, которое якобы было взято у нас в квартире. Начиналось оно со слов: «Дверь нам открыла 69-летняя мама Анастасии». Далее описывался вид из окна. Я сразу поняла, что статья сфабрикована, и написавший ее в глаза не видел мою сорокадевятилетнюю маму, которая и сегодня выглядит гораздо моложе своих лет.

В Лондоне с приближением премьеры «Спящей красавицы» преследование папарацци приобрело особенно наглые формы. Этого следовало ожидать. Не добившись моего отъезда из Лондона, организаторы травли решили обработать публику, чтобы устроить провал моего выступления на сцене «Альберт-Холла». Нас фотографировали везде: на выходе из гостиницы, у театра, у ресторана, даже через окно автомобиля. А на следующий же день наши фотографии появлялись в желтой прессе с заранее подготовленными дикими текстами. Лондонский адвокат, к которому нас привел Энтони Керман и которому мы предоставили полный набор состряпанных против меня публикаций, ознакомившись с ними, сказал нам с улыбкой: «Успокойтесь. Это такая же правда, как и то, что вашей маме шестьдесят девять лет». Он объяснил нам, что они слишком перестарались в своих измышлениях, чтобы нормальные люди могли в это поверить. Вот тогда мы впервые услышали о существовании могучей балетной мафии.

Конечно, это все серьезно сказывалось на моей подготовке к спектаклю. Накануне премьеры я не спала всю ночь, меня мучил неописуемый страх. Я не представляла себе, как встретит меня зритель, начитавшийся всей этой грязной лжи, и поэтому в моем воображении возникали картины одна страшнее другой.

В день премьеры перед выходом на арену «Альберт-Холла» я старалась думать только о тех людях, которые были моей бесценной моральной поддержкой. Я знала, что в зале находятся мама, Инна Борисовна Зубковская и Энтони Керман, а в Петербурге за меня молятся мои близкие и друзья.

С этими мыслями я встала в огромную роскошную карету, запряженную восемью горгульями. Стоя в этой карете, моя Фея Карабос вихрем вылетела на арену «Альберт-Холла», грозя длинным острым пальцем тем, кто забыл пригласить ее во дворец. Но я вложила в этот жест всю свою внутреннюю силу, грозя тем, кто устроил мне весь этот кошмар. Я была уверена, что кто-то из них присутствует в зале.

В первые несколько секунд, пока мой экипаж несся по кругу арены, в зале царила ужасающая тишина, как будто ошеломленные зрители не знали, как реагировать на это явление. И вдруг весь зал взорвался! Аплодисменты, крики «браво», свист и топот ног – публика обезумела! Камень свалился с моей души. Я поняла, что зрители на моей стороне. Мне стало легко и свободно. И так, на одном дыхании, я станцевала весь спектакль. Первым, кто меня поздравил, был Дерек Дин, совершенно счастливый успехом премьеры. Он влетел в мою гримерку, обращаясь к костюмерам: «Делайте все, что она пожелает. Укорачивайте, удлиняйте, нашивайте…» Мне это было забавно слышать, потому что еще накануне он не допускал ни малейших отклонений от эскизов костюмов.

В тот же вечер меня поздравил с успехом принц Майкл Кентский, присутствовавший с семьей на премьере. Надо ли говорить, как была счастлива моя «группа поддержки» – мама, Инна Борисовна и Энтони Керман.

Тем не менее я с беспокойством ждала отзывов в прессе. Мой опыт подсказывал, что успех у публики ничего не значит для газетчиков.

Но, к нашей большой радости и удивлению, серьезные лондонские газеты напечатали восторженные статьи о спектакле. Там даже были такие слова: «Анастасия Волочкова – одна из самых ярких, роскошных балерин России. Она обладает сценической внешностью, стилем, гибкостью, умением подать себя…» «Когда Волочковой нет на сцене – это, несомненно, скучное место» («The mail on Sunday», «Evening»).

Все двенадцать спектаклей прошли в переполненном зале. Труппа танцевала с большим подъемом и вдохновением. Благодарная публика награждала нас нескончаемыми аплодисментами.

Мне жаль, что в России не увидели и уже никогда не увидят этот потрясающий спектакль.

Стало очевидно, что задуманная против меня акция не удалась. Видимо, исполнители этого заказа не получили обещанного вознаграждения, потому что они решили поправить свои финансовые дела, сообщив имя заказчика нашему английскому другу за очень крупную сумму. Поскольку заказ исходил из России, наша пресса, естественно, ни единым словом не упомянула о моем успехе в этом выдающемся спектакле. Но зато еще многие годы бульварные газеты кормились всевозможными измышлениями обо мне, тиражируя их из номера в номер.

Сейчас, оглядываясь на те страшные события, я не могу поверить, что мне удалось все это пережить и не сломаться. Я была одна, на виду, открытая для любых нападок. А мои гонители оставались в тени и, невидимые, обрушивали на меня мощные потоки клеветы.

Только одна мысль немного успокаивала: если против меня были подняты такие силы, значит, я действительно как балерина чего-то стою.

После всего пережитого я не перестала любить Лондон. Я осталась в этом городе жить и оттуда ездила с гастролями по всему миру, возвращаясь с радостью, как в родной дом.

Энтони Керман, став моим импресарио, начал организовывать мои сольные концерты в Лондоне. Они проходили в прекрасных театрах: «Палладиуме», Ковент-Гардене (Линборн-студио-театр), «Садлерс-Уэллс». Я выступала в российских посольствах и консульствах в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Афинах. Принимала участие в фестивалях в Нагойе, Монреале, Сполето, Гетеборге, Киеве и других городах.

Гастроли в Лондоне запомнились мне кроме всего прочего некоторыми интересными встречами и знакомствами.

Как раз на постановку «Спящей красавицы» в «Альберт-Холл» пришла известный дизайнер Вивьен Вествуд. Уникальная, я бы даже сказала, бесстрашная женщина, обладающая оригинальным мышлением и экстравагантным стилем. Достаточно сказать, что в свое время именно она создавала авангардные костюмы для Sex Pistols. После спектакля Вивьен пришла ко мне в гримерную и сказала, что бесконечно поражена тем, что увидела на сцене, в том числе моим авангардным подходом к роли. Вернувшись в гостиницу, я обнаружила, что в моем номере на кровати лежит запечатанный пакет. Это был подарок Вивьен Вествуд – фантастически элегантное черное платье. Конечно, на следующий день, увидев номер телефона на визитке, я позвонила ей, поблагодарила за подарок и пригласила в гости. А потом еще долго придумывала ответный ход вежливости и остановилась на букете желтых роз.

Вивьен приехала на следующий день. Когда она вошла в номер, я испытала даже не восхищение, а шок. Надо учитывать, что миссис Вествуд уже тогда была дама в возрасте… И при этом – прекрасная прическа, яркий, почти сценический макияж, абсолютно прозрачное (!) коротюсенькое платье из шифона, чулочки с широкой резинкой и высоченные шпильки. Мы на протяжении пары часов с ней пообщались, и я поразилась, насколько оригинально она мыслит и насколько прямо высказывает свое мнение обо всем. Прощаясь, я преподнесла ей приготовленные цветы. И вдруг Вивьен жестко от них отказалась:

– Я не могу. Еду сейчас на день рождения к своему сыну.

– Но, может быть, как раз уместно будет появиться там с букетом?

И вдруг Вивьен Вествуд весело говорит:

– Вы не понимаете – я совсем не могу взять цветы. Мне их некуда положить. Я приехала к вам… на велосипеде!

И тут я представила этот «божий одуванчик» на шпильках, в таком (!) платье… и «верхом» на велосипеде и искренне расхохоталась. А Вивьен очень хорошо приняла мой смех, потому что тоже очень озорно засмеялась в ответ. Точно говорила: «Да, вот такая я есть и получаю от этого огромное удовольствие!» Я тогда отчетливо поняла, что второй такой Вивьен не существует на целом белом свете. Она во всем является собой и живет исключительно по своим правилам. Эта встреча для меня как будто стала подтверждением правильности выбранного пути. Точнее, подтверждением моего решения не идти на компромиссы, а следовать только тем путем, который интуитивно кажется правильным.

В следующий мой приезд в Лондон Вивьен устроила фотосессию, где я демонстрировала наряды из ее новой коллекции. Я не была ее клиенткой, то есть специально не заказывала туалеты у Вивьен Вествуд, но время от времени я получала от нее в подарок что-нибудь очень красивое и нарядное, что с удовольствием надевала.

Когда закончился контракт с Английским Национальным балетом, я осталась жить в Лондоне. Проектов в России у меня больше не было. Случилось самое страшное для балерины – невозможность выйти на сцену.

И тогда моя неистребимая потребность двигаться вперед, быть постоянно в творчестве и при этом не зависеть от превратностей актерской судьбы привела меня к мысли о создании сольной концертной программы.

Мне это показалось интересным. К тому времени я побывала не на одном творческом вечере известных балерин. На этих вечерах они, как правило, танцевали два номера – один в первом отделении, другой во втором, все остальные номера исполняли приглашенные звезды, но называлось действо почему-то творческий вечер Илзе Лиепы или Нины Ананиашвили. Разве это твой концерт, если ты танцуешь меньше всех? Случалось, что вместо балета на сцене появлялся стол, за которым сидела балерина и беседовала со зрителями, читала стихи. После стихов она говорила: «А теперь будет фильм». И люди смотрели на экране записи ее концертов. Я же собиралась показывать живое искусство балета, а не декламировать стихи или демонстрировать фильмы.

Уже в Лондоне я начала работать с хореографами, готовясь к своей сольной программе.

Помог мне в этом Энтони Керман. Мне всегда было приятно общаться с Энтони, хотя нас часто настигали агрессивные папарацци (вот когда я по-настоящему поняла и пожалела принцессу Диану!) и как безумные набрасывались, слепя вспышками. Появление мультимиллионера в обществе русской балерины многие расценивали как свидетельство любовных отношений. Как-то раз мы с мамой, возвращаясь в гостиницу, вышли из такси, и вдруг нас окружили папарацци с вопросами: «Где же ваш муж Энтони Керман? Почему вы не вместе? Знает ли он, что вы тайно от него в России вышли замуж еще за двух мужчин?» Они наскакивали на нас и совали в руки российские «желтенькие» газеты, в которых были опубликованы мои якобы свадебные фотографии, где я в подвенечном платье шла под руку с разными «женихами».

Еще тогда я перестала обращать внимание на сплетни. Энтони Керман очень помог мне тогда как хороший и добрый друг, даже без каких-либо жалоб или тем более просьб с моей стороны. Он снял студию, чтобы я могла репетировать, и подарил мне замечательную фразу, которая здорово поддержала в тот период, когда мне казалось, что все мосты, соединяющие меня с Большим театром, «горят синим пламенем» и впереди – неизвестность. «Не огорчайтесь, Анастасия! И не бойтесь! Вы стоите на пороге чего-то нового. Когда что-то теряешь – легче взлетать!»

* * *

Появились люди, которые предложили организовать мой первый сольный вечер. Был арендован зал Театра на Таганке и приглашен один очень известный режиссер. Он предложил свой сценарий проведения концерта и своих артистов. Он же придумал громкое название вечера: «Открытие года – Анастасия Волочкова». Однако все эти люди и даже замечательный наш режиссер исчезли так же внезапно, как и появились. Это было первое потрясение, пережитое перед концертом. Пришлось нам с мамой брать организацию концерта в свои руки. Моя мама совершенно не представляла, какие подводные камни ждут нас в этом новом и опасном деле. Для мамы было и есть главное – сделать все, чтобы осуществилась моя мечта.

И как всегда, маме удалось найти друзей и единомышленников, которые с готовностью и бескорыстно бросились ей на помощь. Я очень благодарна всем, кто нам тогда помог и позволил состояться этому концерту. Прежде всего хочу назвать Марию Борисовну Мульяш – главного режиссера концертного зала «Россия», ставшую нашим большим другом, и Вячеслава Михайловича Гордеева – прославленного артиста, руководителя театра «Русский балет», помощь которого я чувствую постоянно. Для этого концерта Вячеслав Михайлович лично на своей машине привез нам линолеум из своего театра. Большое спасибо Федору Чеханкову – народному артисту, который так тепло и душевно провел мой концерт. И конечно, особая благодарность Екатерине Сергеевне Максимовой, которая поддержала меня в этом начинании и подготовила со мной программу вечера, где мне предстояло исполнить десять хореографических композиций!

Еще одно потрясение нам пришлось пережить буквально в день концерта: мои партнеры из Большого театра неожиданно отказались участвовать в концерте. У них срочно что-то заболело.

Узнав об этом, Екатерина Сергеевна не удивилась. Она сказала мне, что не стоит их сильно осуждать, так как актерская профессия очень зависимая, к тому же есть еще и зависть, которая тоже постоянно сопутствует нашей профессии. Мне пришлось заменить намеченные дуэты на сольные вариации и номера. Получался воистину сольный концерт Волочковой.

Денег на рекламу у нас не было, афиши были напечатаны на обычном принтере. И удивительно, но, при отсутствии рекламы, зал был заполнен. Видимо, хорошо сработала передача информации «из уст в уста», что для меня всегда было свидетельством моей востребованности у зрителя.

Я помню, как перед началом концерта я со страхом и надеждой заглядывала в зрительный зал. И какое это было счастье, когда я, наконец, вышла на сцену и увидела, что в зале нет свободных мест. Среди зрителей оказались даже мои друзья и поклонники, специально приехавшие из Петербурга.

Незабываемым сюрпризом для меня стало появление на сцене с огромным букетом цветов Людмилы Николаевны Кучмы, супруги экс-президента Украины. Я познакомилась с ней в Киеве на балетном конкурсе, который она курировала. Вручая мне букет, Людмила Николаевна сказала: «Вот видишь, я все-таки приехала». Ее присутствие на моем концерте я расценила как большую поддержку.

Этот сольный вечер стал для нас с мамой драгоценным опытом и позволил поверить, что избранный мной путь самостоятельной организации концертов – правильный и вполне осуществимый, несмотря на все препятствия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.