Лучше иврит, чем английский

Лучше иврит, чем английский

В Кеннанинституте я уже выступал в 1981 году, когда первый раз посетил Америку. Второй раз побывал там месяца за два до переезда в Вашингтон. Зашел в институт, познакомился с директором, которого зовут Блэйр Рубл, и ответсекретарем Тэдом, Теодором, или попросту Федей Тарановским, сыном гарвардского профессора Кирилла Тарановского, с которым я тоже был знаком. Блэйр и Федя только что получили в институте свои должности. Говорили, что, представляясь Рублу, Тарановский спросил: «Как я должен себя называть, чтобы вам угодить?» Тот, не задумываясь, ответил: «Называйте себя Полтинник».

Посетив институт перед окончательным переездом, я поинтересовался, дадут ли мне здесь компьютер, или мне лучше привезти свой, на котором я уже работал четыре года. Мне сказали, что институт снабжен самыми лучшими персональными компьютерами AT&T, и я получу один из них. И действительно, один из них я немедленно получил. Все было бы хорошо, если бы я писал поанглийски. Но и по-русски, мне сказали, проблем не будет. Тэд Тарановский дал мне два флоппидиска (тогда эти диски были величиной с ученическую тетрадь) с русской программой, я всунул их в компьютер — ничего не произошло.

Мне посоветовали обратиться в компьютерный отдел к женщине по имени Элоиз, которая все наладит.

— Ноу проблем. Здесь работы на одну минуту, — уверенно сказала Элоиз, придя ко мне и узнав, в чем дело.

Она тыкалатыкала пальцы в клавиатуру, ничего не получилось. Обещала прислать на другой день инженера.

— Ерунда, — сказал инженер, выслушав меня, — сейчас мы это сделаем за две минуты.

Инженер тоже ушел ни с чем. Я продолжал общаться с Элоиз, а она была очень разговорчивой.

— На завтра я вызвала специалиста из фирмы AT&T, — говорила она. — Он, между прочим, давнымдавно был моим любовником. Даже хотел на мне жениться. Но потом женился на другой… — И это было только начало длинной истории, которую я выслушивал.

Она приходила ко мне каждый день, каждый раз с новым рассказом и вызывала все новых и новых специалистов.

Наконец, очередной специалист из фирмы AT&T сделал русскую программу. Работала она так: ты пишешь текст, но первая строка этого появляется на экране только после того, как ты написал уже десятую.

Я объяснил Элоиз, что меня это не устраивает. Она просила не падать духом и сама не прекращала своих усилий. После трех месяцев безрезультатных боев с моим компьютером разных специалистов прибежала радостная:

— Всё, ваши проблемы решены. Вам даст программу человек, у которого она уже есть.

Надо заметить, что стипендию этого института получали люди разных профессий, занимавшиеся проблемами Советского Союза, и из разных стран. Литератор был я один.

— Генералу израильской армии, — продолжает Элоиз, — уже сделали программу, и он готов отдать ее вам.

— И я смогу писать по-русски?

— Нет, — говорит она, — на иврите.

— Но мне же надо по-русски!

— Но это же все равно лучше, чем поанглийски.

В конце концов я купил себе маленький «Макинтош» — «Макплюс» — с экраном размером в полторы пачки сигарет. И стал работать дома. Еще через три месяца такой же «Мак» мне поставили в моем кабинете. Но я уже привык работать дома и редко посещал свою комнату в башне, хотя место было уникальное. Приехавший в Вашингтон фотограф Валерий Плотников решил сделать оригинальную фотографию. Под его руководством я затащил свой письменный стол на крышу, поставил на него еще неизвестный советским людям предмет — компьютер и со всем этим реквизитом едва не провалился. Но снимок, сделанный с риском для жизни, получился невыразительный.

Из попыток написать третью книгу «Чонкина» ничего не вышло. Не написалась она тогда, а написалась двадцать лет спустя, но те заметки, что я делал в институте Кеннана, мне пригодились, и я задним числом приношу этому институту свою благодарность.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.