Тайные операции на берегах Дуная

Тайные операции на берегах Дуная

В конце 1947 года я был направлен в Австрию, где  дислоцировалась Центральная группа войск (ЦГВ) советской армии. Мне предстояло принять там командование небольшой частью специального назначения.

Срок службы в ЦГВ определялся тогда в три года, но практически его обычно продлевали до пяти лет. На более длительное время оставляли редко: отрыв от родины давал себя знать весьма ощутимо, тем более что после 1948 года офицерам было запрещено проживание здесь с семьями. Этот запрет, основания для которого носили, очевидно, экономический характер, был отменен только в 1953 году по ходатайству нового главнокомандующего ЦГВ генерал-полковника С.С.Бирюзова, который сумел доказать руководству, что выгоднее нести некоторые материальные затраты, чем постоянно иметь чрезвычайные происшествия, неизбежные при раздельном проживании большого числа молодых офицеров в отрыве от семей.

Путешествие по железной дороге Москва — Вена продолжалось вместо обычных двух суток десять дней: банды бандеровцев, еще действовавший на западе Украины, взорвали несколько мостов в Карпатах, и мы вынуждены были задержаться во Львове восемь дней.

Наконец мосты отремонтировали, и мы прибыли на пограничную станцию Чоп. Несложные таможенные формальности, поезд при пересечении границы замедлил ход, с подножек вагонов спрыгнули наши пограничники. Вот она заграница! Тут мы оказались впервые, не считая пребывания в Польше во время войны. Но чувства расставания с родиной не ощущали. Это, очевидно, объяснялось тем, что весь состав был заполнен своими людьми. Ехали солдаты и офицеры по новым назначениям, другие возвращались из отпусков. Гражданские служащие оккупационных учреждений, таких как Советская часть Союзнической комиссии по Австрии, Управление советским имуществом в Австрии (УСИА), Нефтеуправление и другие следовали с женами и детьми. Всюду слышался смех, веселые шутки, песни. У всех еще было чувство гордости за одержанную победу, в результате которой советский человек может вот так свободно ехать, как к себе домой, в центр Европы, где несли службу воины нашей армии.

В Чопе на продовольственном пункте по аттестатам мы получили на нескольких человек большое количество продуктов сухим пайком, в том числе ржаную муку, гречневую крупу и так далее. В Москве нас предупреждали о том, что австрийцы испытывают серьезные продовольственные трудности. И мы привезли все эти продукты в Вену в надежде осчастливить не одного голодающего венца. Каково же было наше удивление, когда никто из местных жителей не соглашался совершенно безвозмездно взять их, поскольку ржаная мука и гречневая крупа этим «голодающим» были просто неизвестны, а к началу 1948 года австрийские граждане уже не испытывали недостатка в таких привычных им продуктах, как белый хлеб, рис, мясо, рыба, сливочное масло, сыр и многих других.

Штаб ЦГВ находился в Бадене — небольшом курортном городе в 26 километрах от Вены. Он был расположен в здании бывшей гимназии и прилегающих к ней жилых домах.

Группой командовал генерал армии В.В.Курасов, начальником штаба был генерал-лейтенант И.Т.Шлемин.

После завершения необходимых формальностей и представлений по начальству, в частности, заместителю начальника штаба группы генерал-майору П.Н.Чекмазову и его заместителю П.С.Мотинову, я направился в Вену. Там под гостеприимным кровом советской городской военной комендатуры в первом районе города находился штаб моей части. Я должен был заменить времен-, но исполнявшего обязанности ее командира подполковника В.К.Стечишина. Он прибыл в Вену 13 апреля 1945 года с войсками и с тех пор возглавлял советскую комендатуру 4-го района города.

Мне была отведена квартира из числа покинутых обывателями на Карлгассе, 22/8. Недостатка в жилом фонде в это время еще не ощущалось, так как крупные нацисты и лица, связанные с ними, бежали на Запад, не желая иметь дело с русскими.

Вена ошеломила своим блеском, своими контрастами. Это большой город — второй Париж, как его называют австрийцы, с бесчисленными памятниками искусства, всемирно известными шедеврами зодчества — собором святого Штефана, дворцами Бельведер, Шеннбрун, Хофбург, роскошными музеями. Казалось удивительным, что этот город почти с двумя миллионами жителей является столицей государства всего с 7 миллионами человек. Однако все становится понятным, если вспомнить, что Вена — бывшая столица Австро-Венгрии, в недавнем прошлом великой державы, насчитывавшей свыше 50 миллионов многонационального населения.

Город практически от войны не пострадал, и нам, привыкшим видеть руины других столиц, он казался райским уголком на опаленной ожесточенными сражениями земле.

Тенистые аллеи огромного лесопарка Пратер, извилистые дороги Венского леса на Каленберг — Лысой горе, чудесные аллеи роз городского парка, тенистые бульвары Ринга, подковообразного полукольца, окружавшего старинный центр, множество памятников, в том числе известным композиторам и поэтам — Бетховену, Брамсу, Штраусу, Моцарту, Гете, Шиллеру, Грилльпатцеру и многим другим, — все это делало город похожим на большой музей.

К началу 1948 года экономика Австрии уже начала оправляться от военных потрясений. Восстанавливались промышленные предприятия. В советской зоне оккупации все заводы и фабрики бывших нацистов были конфискованы и, как военная добыча, переданы в ведение Управления советским имуществом за границей. Это учреждение объединяло свыше 200 различных предприятий и сельскохозяйственных поместий, каждое из которых руководилось советским генеральным директором, пытавшимся ввести на этих предприятиях и в хозяйствах советские порядки. Надо признать, эти попытки не всегда воспринимались с пониманием рабочими и служащими. Так, например, они категорически отказывались от сдельщины, неизвестной в Австрии. Квартальные премии наиболее квалифицированным и усердным рабочим тоже встретили возражения. Профсоюзные деятели и даже коммунисты выступили против выдачи отдельным работникам премий, расценивая их как подкуп верхушки рабочего клана. Зато повсеместно выдвигались требования о выдаче к Рождеству 13-й месячной зарплаты, о сохранении сроков отпусков, которые на 5–6 дней превышали установленные у нас. Несомненно, все эти социальные блага ранее были соответствующим образом сбалансированы у капиталистов и, несомненно, убытка им не приносили. Но нашим хозяйственникам это было в новинку и вызывало много конфликтов с рабочими и служащими, доходивших порой до забастовок.

Немецкие предприятия военного значения демонтировались и разрушались. При этом значительная часть оборудования, не имеющего особой ценности, сырье, металлолом и различное имущество продавались местным коммерсантам на вывоз, как правило, за бесценок.

В западных зонах все проходило значительно проще, по раз и навсегда заведенному в капиталистическом мире образу и подобию. Притаившиеся на первых порах нацисты, видя благожелательное отношение к себе западных оккупационных властей, вновь взяли в свои руки бразды правления промышленностью, крупными имениями. Пройти так называемую денацификацию в западных районах Австрии не представляло особого труда. В 1948 году уже на полную мощность работали металлургические заводы ФЕСТ в Линце. Военные предприятия, принадлежавшие фашистам, уцелели и на них начался выпуск продукции.

Шла бойкая торговля не только товарами первой необходимости, но и предметами роскоши. В городах были широко открыты двери многочисленных ресторанов, баров, кафе, варьете и других злачных и незлачных заведений, общее число которых в столице достигало пяти тысяч.

Вся страна была разделена в соответствии с межсоюзным соглашением на 4 зоны: в советскую входили провинции (земли) Бургенланд, Нижняя Австрия и часть Верхней, французы оккупировали Тироль и Форальберг, англичане — Штирию и Каринтию, американцы — большую часть Верхней Австрии и Зальцбург.

В Вене центр города — первый район, ограниченный Рингом, управлялся межсоюзнической комендатурой, которой ежемесячно по очереди руководили представители каждой из 4-х оккупационных держав. Другие районы города — их насчитывалось два десятка — тоже были поделены между победителями. Передвижение из одного района в другой было свободным для граждан всех союзных держав, каждая из которых имела в столице свои войска и различные гражданские оккупационные учреждения. За порядком в центре наблюдали межсоюзные патрули. В их состав входило по одному солдату от каждой из четырех союзных армий. Разъезжая в радиофицированном джипе, они бдительно следили за поведением своих военнослужащих и гражданских лиц, тесно сотрудничая при этом с австрийской полицией.

Несмотря на то, что патрули состояли из солдат, они пользовались весьма большой властью. Патрульный при необходимости мог арестовать любого офицера и доставить его в свою часть межсоюзной комендатуры. Старшим патруля являлся солдат той страны, которая несла дежурную службу в первом районе.

Ежемесячно в этом районе проводилась смена караула — красочное зрелище, привлекавшее большое число зрителей. Каждая армия хотела при этом продемонстрировать все лучшее и оригинальное, что только могла. Красочные парадные мундиры солдат и офицеров, музыка, торжественный марш, смена государственных флагов над зданием межсоюзной комендатуры — все это на площади старой Вены напоминало что-то опереточное.

Стороны буквально изощрялись в стремлении удивить зрителей. Поскольку количество солдат при разводе было строго ограничено и не превышало двух взводов, то для достижения большего эффекта увеличивали численность оркестров и к концу оккупации их довели до нескольких сотен человек.

К смене караула наши трубачи готовились за несколько месяцев и поражали венцев своей выправкой и строевой подготовкой. Англичане для экзотики назначали в караул шотландских стрелков с неизменным козлом перед оркестром с волынками; французы выставляли альпийских стрелков с их своеобразным горным шагом-бегом. Прохождение такого войска мимо трибун, где обычно стояли коменданты районов Вены, сопровождалось аплодисментами зрителей-австрийцев, научившихся ценить строевую подготовку.

Разногласия между бывшими союзниками в начале пятидесятых годов сделали практически невозможным принятие каких-либо согласованных решений по Австрии как в Союзническом командовании, так и по линии Центральной межсоюзнической комендатуры. Постановка антагонистических вопросов с взаимной критикой перед широкой австрийской общественностью фактически сводила на нет всю деятельность межсоюзных органов.

Австрийцы ждали ухода оккупантов. Нужно сказать, ждали они терпеливо. За 10 лет в советской зоне оккупации, несмотря на целый ряд бесчинств со стороны наших солдат, и конфликтов, неизбежных при большом количестве войск, считавших австрийцев врагами, случаев террористических актов против представителей советской стороны не было.

Следует отметить крайне жестко проводимую нашим командованием политику изоляции советских военнослужащих и гражданских лиц от местного населения. Все контакты с австрийскими учреждениями и частными лицами контролировались и носили строго деловой характер. Преследовались личные связи, особенно с женщинами. Запрещалось посещать местные рестораны, кафе, увеселительные заведения, такие как кино, театры, клубы и так далее. За нарушение этих запретов виновных немедля, невзирая на должности и звания, под конвоем отправляли до границы, а на родине принимали весьма строгие меры партийного и служебного воздействия. Офицеров, как правило, за такие проступки увольняли из армии.

Понятно, что основная масса дисциплинированных солдат и офицеров неуклонно следовала всем этим запретам, указаниям и инструкциям и проводила время в стенах своих казарм.

И получалось, что австрийцы познавали наш народ не через его лучших представителей, коими являлись грамотные, душевные, честные солдаты и офицеры, излишне охраняемые от капиталистических соблазнов командованием, а через мелких воришек, пьяниц и дебоширов, для которых никакие наказания не могли явиться препятствием к знакомству с заграничной жизнью. Доходило до курьезов.

К командиру полка особого назначения полковнику Юркову, который со своей частью размещался в местечке Эбрайхсдорф, занимая там чудесный средневековый замок, обратился секретарь местной организации компартии с просьбой прислать на вечер, проводимый ими с целью укрепления дружбы с советской армией, несколько солдат и офицеров. Программа вечера намечалась чисто в австрийском вкусе: короткий доклад, небольшой банкет и танцы. Юрков немедленно доложил о просьбе в Политуправление ЦГВ и получил строгое указание на вечер никого не посылать. Однако при встрече с секретарем через несколько дней Юрков выслушал от него сердечную благодарность за выделение представителей, хотя их было всего двое и они, к сожалению, не знали немецкого языка и довольно быстро ушли. По заявлению секретаря, солдат тепло встретили участники вечера, их посадили в президиум, но вели они себя чересчур стеснительно, упорно не позволяли себя сфотографировать, отказались дать автографы девушкам и после нескольких танцев распрощались.

В полку это событие расценили как ЧП. Провели тщательное расследование и установили, что в роли советских представителей выступили… два забулдыги, вора и самовольщика, уже намеченных к отправке в Союз. Уйдя в очередную самовольную отлучку, они случайно услышали музыку у местного трактира, где проходило собрание, зашли в него и попали в президиум. Нужно отдать справедливость, вели они себя там прилично. Но это не помешало отправить их в срочном порядке на родину для прохождения дальнейшей службы в строительных частях.

До 1953 года изучение офицерами группы войск немецкого языка не поощрялось. Запомнилась фраза, произнесенная на партактиве: «Там, где люди не полностью загружены службой, где слаба воспитательная работа, некоторые офицеры и даже солдаты начинают изучать немецкий язык». Больше того, молодым офицерам, проходившим службу в Австрии, запрещали учиться в заочных высших военных и гражданских учебных заведениях, а солдатам — в средних школах.

С личным составом частей и подразделений не проводили даже экскурсии в местные музеи, хотя это могло существенно помочь в интернациональном воспитании солдат и офицеров.

Городские власти Вены ежедневно совершенно безвозмездно присылали коменданту города несколько десятков бесплатных билетов в оперные и драматические театры. Однако ими почти не пользовались.

Строго каралось посещение ресторанов и австрийских магазинов. Комендантские патрули «прочесывали» эти заведения и незадачливых соотечественников, вне зависимости от того, с кем они там находились и как себя вели, забирали в комендатуру, где их неизменно сажали на гауптвахту даже в том случае, если они являлись гражданскими лицами.

Одно время по приказу главнокомандующего ЦГВ генерал-лейтенанта Свиридова комендантам советской части Вены и других городов в нашей зоне было приказано довести до сведения всех владельцев кафе, ресторанов, трактиров и магазинов запрещение обслуживать советских граждан и об их появлении в этих заведениях доносить в комендатуру. Владельцев, не выполняющих это распоряжение, штрафовать.

Прошло не менее полугода, прежде чем уразумели, что это «мудрое» нововведение носит антисоветский, дискриминационный характер, и оно было отменено.

Несмотря на строгость грозящих наказаний, личные контакты наших военнослужащих с австрийцами все же устанавливались. Да их и трудно было избежать. Молодые люди тайно встречались с австрийскими девушками, причем последние никак не могли понять, почему русские — враги фашизма — так же, как и нацисты, строго карают за связь с иностранками. Запрет браков с ино-подданными было весьма трудно объяснить местным жителям, усматривающим в нем ущемление свободы личности.

Можно было бы привести множество трагедий и комичных ситуаций, возникших на этой почве.

Дочь Франца Даманского, владельца небольшого трактира, в котором питались по договору солдаты из комендатуры 2-го района, Ольга полюбила нашего старшину и родила от него девочку. Каковы же были удивление и ярость коменданта подполковника Шилова, когда однажды к нему на прием прибыл старик Даманский в черном парадном костюме и официально пригласил господина коменданта на торжественную церемонию крещения младенца, рожденного от его подчиненного. Старшина исчез из Австрии в 24 часа, и торжество было омрачено. Ольга в течение многих лет дожидалась возвращения своего возлюбленного.

В советской части Союзнической комиссии по Австрии работал капитан Е. В его обязанности входили контакты с одним из райкомов Свободной австрийской молодежи Вены, секретарем которого была девушка-австрийка. Вопреки запрету молодые люди полюбили друг друга. Об этом стало известно. При расследовании капитан не отрицал своих отношений с иностранкой и заявил о намерении ходатайствовать перед Верховным Советом СССР о разрешении ему брака с австрийской гражданской в порядке исключения. Из страны он был выслан. Когда его конвоировали на вокзал, он попросил заехать мимоходом проститься с любимой и передать ей некоторые вещи. Сопровождающие согласились при условии, что свидание будет проходить в их присутствии. После безуспешных попыток утешить рыдавшую подругу капитан выбежал из квартиры. В припадке отчаяния девушка выбросилась с шестого этажа…

Адъютант начальника штаба группы лейтенант С., проживая в Бадене на обывательской квартире, влюбился в дочь хозяина. Она ответила ему взаимностью. Это стало известно начальнику. Не желая портить жизнь молодому человеку, он строго наказал лейтенанта и распорядился поселить его на другую квартиру, предупредив, что молодой человек будет немедленно откомандирован в СССР, если не порвет своей связи с иностранкой. Через несколько дней молодые люди покончили жизнь самоубийством, оставив письмо, которое могло бы дать писателю сюжет для трагедии.

Все эти факты так или иначе становились достоянием местного населения, которое не только смотрело сквозь пальцы на подобные связи, но иногда сочувственно относилось к ним.

Политика изоляции наших граждан от местного населения, проводимая к тому же зачастую в неумелой и чрезмерно прямолинейной форме, нетерпимость ко всему местному, подозрительность и недоверие давали о себе знать до момента вывода наших войск из страны.

Официально Австрия являлась первой жертвой германского фашизма и подлежала в этом плане освобождению и быстрейшему восстановлению в прежних границах.

В действительности она активно участвовала в войне на стороне Германии, мобилизуя все свои людские и материальные ресурсы для победы фашизма. В национал-социалистической партии состояло более 600 тысяч австрийцев. Процент нацистов по сравнению с численностью населения в Австрии был выше, чем в Германии. Солдаты и офицеры австрийской национальности, воевавшие против нас в вермахте и войсках СС, бесчинствовали и зверствовали на оккупированной территории не меньше немцев. Все это наряду с общностью языка, экономического склада, религии и обычаев делало австрийцев в глазах наших солдат теми же немцами, а нас — в представлении австрийского обывателя — полудикарями из Сибири, бывшими врагами нового порядка, провозглашенного Гитлером и вполне устраивавшего значительную часть населения Австрии. Однако австрийский обыватель, верный своим космополитическим убеждениям, быстро ориентировался в обстановке и, желая загладить свою вину, встречал союзников в 1945 году (в том числе и наши войска) так же восторженно, как и немцев в 1938 году.

В этом свете становится понятной скрытая антисоветская направленность тогдашнего правительства Фигля-Шарфа, его политика реабилитации бывших нацистов, сопротивление нашим попыткам по привлечению к ответственности бывших нацистов, запрету проникновения немецкого капитала в страну, упразднению крупных монополий, проведению земельной реформы.

Сложность решения спорных вопросов в Союзнической комиссии заключалась том, что они могли войти в силу лишь при единогласном принятии их всеми четырьмя верховными комиссарами, что практически почти не представлялось возможным, так как к этому времени отношения между СССР и западными державами уже обострились и все советские предложения вне зависимости от их рациональности отвергались англо-франко-американскими представителями. Причем они делали это поочередно в соответствии с предварительной договоренностью. В этом случае с контртезисами обычно выступало австрийское правительство, которое в соответствии с межсоюзным соглашением, в случае отсутствия единогласия по тому или иному вопросу у союзников, могло решать его по своему усмотрению. Как правило, это решение бывало не в нашу пользу, но мы могли не допускать его реализации лишь в своей зоне.-

При такой системе управления страной наше влияние на ее развитие, особенно в западных зонах, постепенно утрачивалось.

Терялись и экономические позиции, так как бывшие нацистские предприятия, руководимые УСИА, работали нерентабельно, на износ. В связи с неясностью, что будет в Австрией в будущем, необходимые капиталовложения в них не производились, оборудование не обновлялось. Опыта руководства хозяйством в таких необычных условиях не было. Значительная часть заводов, фабрик и имений стала убыточной и не могла конкурировать с частнокапиталистическими хозяйствами. Австрийский инженерно-технический персонал, да и рабочие не считали нужным повышать производительность труда на советских предприятиях. Не обходилось и без мелкого саботажа, коррупции и экономических диверсий.

Незнание местных законов, стремление решить частные задачи сегодняшнего дня, не заглядывая вперед, приводили к ряду коллизий. Так, на фабрике жестяной тары должны были изготовить крупную партию железных бочек. Австрийский директор рекомендовал купить их оптом на частной фирме за половину себестоимости, скалькулированной на нашей фабрике. «Выгодная» сделка была заключена, бочки закуплены у западной фирмы, продавшей старые запасы железной тары вермахта по бросовой цене. Но при этом не учли вынужденный долгосрочный простой собственной фабрики и необходимость оплаты, по австрийским законам, прогула по вине администрации большому коллективу рабочих, уволить которых без возникновения крупного скандала не представлялось возможным. Эти расходы значительно превысили мнимую прибыль от покупки уже готовой дешевой продукции у конкурента и подорвали наш престиж в глазах рабочих фабрики.

На гранитном заводе УСИА произошла подобная же история со срочным выполнением заказа на гранитную брусчатку. Готовая продукция была в 1949 году куплена у частной фирмы, а сотни рабочих своего завода пришлось уволить в связи с его закрытием. Большинство рабочих этого завода составляли бывшие узники концлагеря Маутхаузена.

Весьма сложно было со снабжением советских предприятий сырьем, поскольку везти его за несколько тысяч километров из СССР было нерентабельно, а австрийские поставщики под давлением западников, а иногда и по личной инициативе, всемерно тормозили поставку самых ходовых материалов, и мы вынуждены были переплачивать и в этом случае.

Относительно успешно работало лишь Нефтеуправление. Наши капиталовложения в нефтяные промыслы в Цистерсдорфе увеличивались, туда присылалось современное советское оборудование, что дало возможность к 1955 году добывать до 3 миллионов тонн нефти в год. Немцам в свое время удавалось выкачивать австрийской нефти на одну треть меньше.

Экономические неудачи в советской зоне и: троко освещались враждебной нам печатью. Социалистическая «Арбайтер цайтунг», американская «Винер курир», захлебываясь, кричали о том, что провал экономических усилий на предприятиях УСИА отражает, как в at ^чале, нашу бесхозяйственность, техническую отстало, ь. Успехи Нефтеуправления представлялись как грабеж австрийских природных богатств.

Следует отметить, что наша контрпропаганда работала из рук вон плохо и не в состоянии была переубедить простого обывателя-австрийца. Мощному потоку антисоветской дезинформации противостояла малоинтересная газета Политического управления ЦГВ на немецком языке «Остеррайхише цайтунг». Большую помощь в борьбе с нашими идеологическими врагами оказывала нам Австрийская компартия и ее печатный орган «Фольксштимме». Несомненно, австрийские коммунисты лучше, чем мы, знали сильные и слабые стороны своего народа, но их было мало, а мы своими промахами оказывали им плохую поддержку.

Значительная часть наших недостатков в несении оккупационной службы войсками и гражданской администрацией исходила из ряда принципиальных ошибочных положений, главными из которых, на мой взгляд, являлись следующие.

Прежде всего отсутствие тщательно продуманной и заранее разработанной политики в отношении оккупированной страны. До 1955 года от солдата до верховного комиссара никто не знал, что будет с Австрией в ближайшие годы, какова конечная цель оккупации этого находившегося под нацистским влиянием государства, объявленного союзниками жертвой немецкой агрессии. Высказывались противоречивые предположения. В 1948 году упорно говорили о том, что войска уйдут в 1949 году, в 1949 году готовились к уходу в 1950-м и так далее. Затем в связи с событиями в Корее начали муссироваться слухи о продлении оккупации до 25 лет. После событий в ГДР в 1953 году предполагали, что советская зона оккупации будет присоединена к Венгрии с образованием федеративной республики Австро-Венгрия.

Имели место и другие домыслы, которые не подтверждались и не опровергались руководством. Да оно и само не знало ни сроков оккупации, ни обстоятельств ее окончания. В результате все постоянно «сидели на чемоданах». Это порождало психологию временщиков. Казармы для войск не ремонтировались, капиталовложения в промышленные предприятия не производились. Юридически отношения с местными властями не закреплялись. Четко расписанных наставлений, инструкций и положений, которые должны были подготовить компетентные органы еще до вступления войск в страну, не было.

В противоположность нашей стороне западники до оккупации Австрии имели подробные планы. И органы пропаганды в целях «борьбы за австрийца» начали кампанию за быстрейшее освобождение страны от четырехсторонней оккупации, стремясь показать, что главные противники этого русские. Английские, американские и французские фирмы заранее готовили свои позиции на случай вывода войск, скупали за бесценок акции австрийских предприятий, крупные земельные участки, дома, заводы, замки, сразу оформляя эти акты по всем правилам капиталистической юриспруденции.

Мы вынуждены были включиться в навязанное нам бывшими союзниками соревнование между «западом» и «востоком», кто больше даст материальных благ и льгот «бедной» Австрии. Это соревнование, начатое примерно с 1950 года, продолжалось до заключения Государственного договора и окончилось далеко не в нашу пользу, поскольку экономические возможности у наших «партнеров» были значительно выше. Так, они свои завезенные во время войны в Европу автомашины продали австрийцам по бросовым ценам, поскольку возвращать этот уже изношенный автотранспорт с Соединенные Штаты было нерентабельно. Австрийский обыватель, не понимая, что этим «благородным» жестом душат его национальную автопромышленность, видел лишь возможность купить за цену велосипеда исправленный американский «Виллис» и восхвалял щедрость заокеанских благодетелей. В то же время он клял русских «грабителей», вывозивших из его страны трофейные автомашины, демонтированные станки с бывших немецких предприятий, старую мебель. Обыватель не знал, что американцы, забрав в Австрии все патенты, являлись настоящими грабителями крупного масштаба, перед действиями которых конфискация русскими немецкой собственности выглядела мелким делом. К сожалению, наша пропаганда не смогла убедить в этом австрийцев. Она была слишком слаба и велась неквалифицированно.

Мешал нам и чрезмерный ура-патриотизм, присущая тому времени непоколебимая убежденность в преимуществе всего советского — от авторучки до сложной техники, высокомерие ко всему несоветскому, пренебрежительное отношение к обычаям и жизненному складу людей в оккупированных странах. К примеру, в 1949 году мы имели возможность купить в австрийской клинике швейцарский аппарат для искусственного кровообращения и дыхания. Сделка не состоялась, так как начальник, от которого она зависела, был убежден, что у нас в стране «самой передовой медицинской науки» все это давно имеется и значительно лучшего качества. Аппарат появился у нас лишь в шестидесятых годах…

Повседневный непосредственный контакт в Вене военнослужащих США, Англии и Франции с советскими офицерами и солдатами носил мирный характер. Они дружески и уважительно общались между собой. Так было поначалу в первые дни оккупации. Но в последующем политические противоречия между Западом и Востоком стали обостряться, союзнические обязательства утрачивали свою силу и систематически нарушались. Взаимная враждебная пропаганда непрерывно усиливалась. Единогласия в Союзнической комиссии и межсоюзной комендатуре не удавалось добиться, можно сказать, ни по одному вопросу.

Возникали конфликты и среди низших чинов. Эти трения со временем все углублялись. Исчезли улыбки, появились хмурые, враждебные взгляды. Издавались запреты посещать чужие районы и зоны. Нарушители подвергались строгим наказаниям. Начались драки между нашими солдатами и бывшими союзниками. Все больше отмечалось случаев применения оружия в отношении бывших друзей по пустяковым причинам.

Офицер, сотрудник редакции нашей армейской газеты «За честь Родины», ударом кулака убил пьяного американского солдата, старавшегося назойливо выяснить у него какие-то вопросы. Часовой у общежития служащих советской части Союзнической комиссии в «Гранд-отеле» застрелил английского капрала, пытавшегося в нетрезвом виде проникнуть туда. Наш пьяный солдат убил французского. При извинении, которое вынужден был принести наш комендант по этому поводу, его французский коллега заявил: «Это явление закономерное. Там, где контактируются солдаты разных армий, которые стравливаются между собой, конфликты неизбежны. Мне жаль своего воина, но на дипломатическом демарше по этому поводу я настаивать не буду». Заявление более чем откровенно.

Австрийские власти умело пользовались возрастающими противоречиями между бывшими союзниками, которые особенно обострились в период войны в Корее и во время народных волнений в Берлине. В первую очередь они постарались избавиться от коммунистов и прогрессивных лиц, назначенных в первые месяцы оккупации на административные должности (магистраты, полиция) в советской зоне и районах столицы. Не имея возможности уволить этих чиновников по политическим мотивам, австрийское правительство прибегло к обходному маневру. Оно установило обязательную сдачу всеми принятыми на работу в военный и послевоенный период государственных экзаменов по ряду дисциплин. Так, полицейские и жандармы должны были сдавать основы юриспруденции, подтвердить наличие среднего образования, умение печатать на машинке, знание австрийских законов, иностранных языков и так далее.

Все это подавалось под предлогом улучшения деятельности государственных учреждений. На деле позволило властям избавиться от коммунистов под предлогом их делового несоответствия, поскольку рабочим, зачастую недавно освобожденным из концлагеря или фашистской тюрьмы, было не под силу сдавать экзамены, да и образование у них было далеко не блестящее. Таким образом, еще в нашу бытность у кормила власти противники любыми путями освобождались от неугодных им лиц в государственном аппарате и заполняли освободившиеся должности своими ставленниками.

В Австрии активно действовали разведслужбы великих держав. Численное преимущество, несомненно, было на стороне наших противников. Ими практически использовались все звенья австрийского государственного аппарата, включая полицию, жандармерию и все ключевые министерства и ведомства. Четко координируя свою работу, разведки западных государств объединенными усилиями вели ожесточенную борьбу с советскими разведывательными структурами. Кстати, они не боялись использовать у себя на руководящих постах лиц русского происхождения, работавших на своих хозяев не за страх, а за совесть.

Начальником американской военной полиции венского гарнизона был подполковник Воробей — белорус, сын эмигранта. Французский военный комендант первого района столицы капитан де Пуришкевич оказался племянником известного черносотенного депутата царской Думы, а его помощник лейтенант Полянский — русским дворянином. Заместителем английского коменданта был бывший офицер царской армии Петров. Немало сотрудников Союзнической комиссии являлись русскими по происхождению. К их числу можно было отнести Галину Макгонигал, эмигрантку из Полтавы, жену американского разведчика, подполковника Грея и других. Все они отлично знали русский язык, наши обычаи, и их трудно было отличить от советских граждан.

Американскую оперативную разведку в Вене представлял 430-й отряд Си-Ай-Си (по-русски корпус полевой разведки — КПР). Он был укомплектован большим штатом сотрудников, имевших неплохую специальную подготовку, опыт работы в военное время и знавших несколько иностранных языков.

Можно было бы привести многочисленные примеры работы западных разведок, характеризующих их методы и приемы. Остановлюсь на одном, вызвавшем в то время большой скандал.

Заместитель коменданта по политической части одного из районов Вены подполковник С. являлся страстным охотником. Все вылазки на природу для него организовывал гражданский служащий комендатуры австриец Курт, знавший наиболее богатые дичью места, главным образом на границе с Венгрией. С. был в восторге от расторопности и услужливости своего фаворита, являвшегося его постоянным спутником, егерем и оруженосцем.

Однажды Курт попросил подполковника сопроводить через венгерскую границу автомашину его друга с тем, чтобы он не подвергался досмотру австрийских таможенников, поскольку советские военнослужащие и грузы, следующие с ними через границу, контролю в ту пору не подлежали, а советского КПП на этой заброшенной дороге не было. Курт просил об этом «небольшом одолжении» потому, что его другу нужно было перебросить в качестве подарка родственникам, проживавшим якобы в Венгрии, некоторое количество американских сигарет и прочей мелочи, запрещенной к перевозу через границу без пошлины. Подполковник, бывший к тому же под хмельком, не мог отказать своему Санчо Панса. Он сел в кабину маленького грузовика, принадлежащего другу Курта, и переехал с ним границу. Операция оказалась действительно не сложной.

На второй день Курт передал подполковнику конверт, в котором было восемь тысяч австрийских шиллингов — размер его трехмесячного оклада — и попросил принять его этот скромный подарок за оказанное содействие. Курт добавил, что он и его друг будут очень обижены, если подполковник откажется принять такую мелочь, тем более что супруга подполковника очень хотела иметь каракулевое манто стоимостью как раз в эту сумму. Подполковник, правда, после некоторого колебания принял подарок. А через несколько недель с подобной просьбой к С. обратился уже непосредственно «друг» Курта. Попытка подполковника оказаться от поездки вызвала угрозу сообщить о полученной ранее взятке военному коменданту Вены и опубликовать всю историю в газетах. С. смалодушничал, поддался на шантаж и начал регулярно перевозить в Венгрию и принимать оттуда контрабанду и людей.

Пресечь дальнейший ход этой операции помогла случайность. Наши органы госбезопасности арестовали шайку мелких контрабандистов. Один из них на допросе с укором заявил: «Вы тоже хороши. Выдаете себя за друзей бедных, а нас, настоящих бедняков, арестовываете. Крупным же акулам покровительствуете сами, очевидно, получаете от них солидное вознаграждение». И рассказал все, что знал, о крупной банде, которая сотрудничала, как после стало известно, с английской разведкой. Подполковник был взят на месте преступления. Английская разведка его еще не успела завербовать, хотя он был уже подготовлен к этому. За преступное использование служебного положения С. был осужден военным трибуналом к 8 годам заключения.

Были в этой войне разведслужб и комичные эпизоды.

Офицер П., работавший в центральной комендатуре на ответственной должности, начал изучение американской служащей Галины Макгонигал, внешне лояльно относившейся к СССР и имевшей доступ к интересным сведениям об американской части Союзнической комиссии. По своей официальной службе П. часто встречался с Галиной, получал от нее кое-какую устную информацию и наконец решил провести с нею продолжительную встречу наедине в ресторане 9-го района (американского). В другом месте дама встречаться не хотела.

Каково же было удивление П., когда американка, придя в условное место, сразу заявила, что все готово и они могут сейчас же выехать за «железный занавес». Как бы в подтверждение этой готовности в ресторан вошли и направились к столику, где сидел П. со своей собеседницей, два рослых МР[13]. Макгонигал пояснила, что попытку встретиться с нею, сорокалетней женщиной, со стороны советского офицера она расценила как стремление просить через нее политическое убежище у американских властей. По ее словам, она не могла допустить мысли о том, что встреча будет носить чисто интимный характер, как пытался убедить ее П. В Вене для таких целей слишком много молодых девиц. По знаку Галины полицейские исчезли, и наш офицер благополучно вернулся в свой район.

Понятно, что никаких протестов в данном случае мы заявить не могли. Довести до конца провокацию с похищением П. американцы не решились, так как он занимал слишком высокую должность. А возможно, они просто хотели показать, что намерения в отношении Галины Макгонигал им известны. В данном случае нашла коса на камень. Коллеги потом долго шутили над П., что он пошел за шерстью, но сам, стриженный, еле вырвался.

Американская дама после этого как ни в чем не бывало встречалась с П. по официальной линии и уехала из Австрии в обычном порядке по замене.

Нужно заметить, что американская разведка действовала в Австрии нагло и грубо, в расчете на массовость. Она не стеснялась в выборе средств вербовки, и некоторые морально неустойчивые работники наших оккупационных учреждений попадали в ее сети. Так, в 1949 году из разведуправления штаба ЦГВ перебежал к американцам переводчик лейтенант Шалопутин, который был за несколько недель до побега завербован ими при задержании американской военной полицией в первом районе Вены, где он вступил в пьяную драку с американским сержантом. Поводом для вербовки явилась угроза американцев возбудить против Шалопутина уголовное преследование за нанесение серьезных побоев. Этот изменник, знавший секреты управления, причинил ему большой ущерб.

В 1951 году подполковник Попов, работавший поначалу в Союзнической комиссии, а затем в одной из разведывательных частей группы войск, был завербован американцами, подставившими ему девицу, с которой он установил интимные отношения. Все контакты Попова с ней были сфотографированы и использованы для шантажа. Не найдя силы воли признаться в своих проступках, Попов пошел на предательство. Позже, уже во время работы в Москве, в 1959 году он был разоблачен органами КГБ, судим и расстрелян.

В мае 1955 года в венском дворце Бельведер, который когда-то принадлежал принцу Евгению Савойскому, был подписан Государственный договор с Австрией. При его доработке и обсуждении советская сторона удивила западных представителей, да и не только их, своей уступчивостью и пониманием интересов австрийского государства. За несколько сотен промышленных предприятий и сельскохозяйственных имений, составляющих немецкую собственность в Австрии, отобранную нами по праву победителей и переданных Австрийской республике, мы получили компенсацию в размере 150 миллионов долларов с рассрочкой на много лет, и не деньгами, а товарами. Этот выкуп носил символический характер, поскольку только один машиностроительный завод в Вайтгофене на Ибсе, на котором было занято около полутора тысяч рабочих, стоил не менее четвертой части этой суммы. А таких предприятий было немало.

Цистерсдорфские нефтяные промысла, реконструированные нами и оснащенные современным оборудованием, были практически безвозмездно переданы австрийцам за незначительную компенсацию поставками нефти.

Все активы, включая банковские вложения, наличные деньги на предприятиях, движимое имущество переходили в собственность Австрии. Даже многочисленные персональные автомашины советских генеральных директоров и оборудование их служебных квартир передавались безвозмездно австрийской стороне.

Наша делегация, руководимая В.М.Молотовым, без споров согласилась с возрождением австрийской армии в испрашиваемых западниками пределах. На первое обзаведение австрийским воякам была презентована эскадрилья самолетов МИГ-15 и танковый батальон, оснащенный машинами Т-34.

Оккупационные войска четырех держав выводились из страны через 3 месяца после подписания договора.

Такими неожиданными уступками наше правительство, очевидно, хотело в то время перед уходом завоевать симпатии широких слоев населения Австрии. Но враждебная буржуазная пропаганда, прочно державшая в своих руках общественное мнение страны, представила щедрый жест русских, как вынужденный шаг под давлением австрийского правительства Рааба и его западных друзей.

Страна и ее натовские покровители ликовали. На улицах Вены и других городов стихийно возникали демонстрации, гулянья, карнавалы. Гремели оркестры, и так же, как в 1945 году, эмоциональные австрийцы танцевали на площадях.

Наша печать трактовала позицию Советского правительства в австрийском вопросе как образец нашего бескорыстия, проявления традиционной политики равноправия малых наций и так далее.

Советские офицеры и солдаты-фронтовики не могли понять, чем вызвана такая щедрость в отношении враждебного нам капиталистического государства, давшего фашистам не только их фюрера, но и более полумиллиона членов нацистской партии, сотни тысяч солдат, офицеров и генералов, бесчинствовавших ничуть не менее немцев на оккупированной территории СССР.

В тяжелое положение была поставлена компартия Австрии. Коммунисты, борясь за избирателей и авторитет среди рабочих, вынуждены были выступать за скорейший вывод всех оккупационных войск из страны, но руководство КПА понимало, что с уходом советских войск обстановка для работы партии сложится очень трудная.

Жизнь это подтвердила. После ухода русских в их бывшей зоне начались умело проводимые властями репрессии не только против коммунистов, но и против многих лиц, сотрудничавших с советской администрацией. Они увольнялись с работы на бывших предприятиях УСИА. Активистов, помогавших нам бороться с нацистами, арестовывали и привлекали к судебной ответственности за связь с оккупантами и деятельность, направленную против австрийского государства. За эти «преступления» был осужден переводчик центральной комендатуры Иоганн Штайнер, начальник полиции 24-го района Вены Хофер и другие.

Войска западных держав в соответствии с договором были в короткий срок выведены в соответствующие зоны Западной Германии. Сложнее было перебросить в СССР войска нашей группы с ее громоздкими тылами, большим количеством техники, многочисленным личным составом, семьями офицеров.

Казарменный фонд, квартиры, полигоны сдавались по актам австрийским комиссиям, которые предъявляли зачастую фантастические требования по возмещению так называемых убытков.

К нашему всеобщему удивлению, советское командование приказало удовлетворять все материальные претензии этих комиссий и владельцев объектов. Хотя с 1953 года советские оккупационные власти аккуратно платили австрийцам за все, кроме воздуха, тем не менее счета на возмещение убытков росли по различным поводам и без поводов. Рассчитывая на отсутствие у нас учета, владельцы требовали оплаты жилплощади повторно и вперед за полугодие, при сдаче полигонов оплачивалось все, включая компенсацию за поврежденные при стрельбе межевые знаки, выдавались немалые суммы на ремонт и прочее.

Жалобы и претензии подавались в посольство СССР и много времени спустя после вывода войск.

Были и комичные моменты. В городке Эбрайхсдорф в чудесном средневековом замке размещался наш полк ОСНАЗ. Перед сдачей замка, приведенного за 10 лет в весьма неприглядное состояние, командир части полковник Ю. догадался пригласить комиссию на прощальный банкет. Под завершение банкета бургомистр не только подписал нужный акт, но и составил приветственный адрес командиру, где благодарил личный состав части «за отличную дисциплину и взаимопонимание с австрийским населением». (До этого полк был на одном из первых мест в ЦГВ по количеству ЧП!)

При отъезде эшелонов с войсками на родину их восторженно приветствовали австрийцы. Восторг при проводах не всегда приятен убывающему. Но очень часто можно было видеть и трогательные сцены прощания наших солдат и офицеров с австрийскими девушками, с которыми они, несмотря на строжайшие препоны, втайне от командования дружили и теперь не считали нужным скрывать это.

Эшелоны с нашими войсками уходили на восток. А навстречу им на запад в Австрию шли поезда с дорогостоящим оборудованием для нефтяных промыслов, с товарами для уже несуществующего военторга, с сырьем для предприятий, ставших уже австрийскими. Мы демонстрировали свою «оперативность». Опыт 1941 года, когда уже после начала войны к границе с Польшей шли составы с хлебом и нефтепродуктами для Германии, учтен не был.