Глава 16 На скалах

Глава 16

На скалах

Отвратительный скрежет, треск, звук рвущегося металла. Дрожь, потрясшая весь корабль. Резкий рывок назад, выбивший «почву» из-под наших ног. И наконец, остановка.

Наш корабль получил пробоину! Он сел на скалу в самом центре канала, обозначенного нами как безопасный для судоходства.

В то утро, когда мы подняли якорь, ничто не предвещало неприятностей. Нависало свинцово-серое небо, однако море было спокойным, проход, ограниченный буйками, был четко виден. Осталось только пройти по нему во внутреннюю гавань. Что может быть проще?

«Атлантис» вошел в канал и медленно двинулся вперед по затененной прибрежными скалами воде, держась точно посредине между двумя рядами буйков, выставленных нашими матросами, промерявшими глубину. Звякнул машинный телеграф — корабль немного снесло вправо. Осторожный Рогге приказал снизить скорость, чтобы выправить положение. Тут подводная скала и нашла нас.

В первое мгновение никто не понял, что случилось. Я резко покачнулся, но устоял на ногах и раздраженно подумал: «Что за черт?» Но тут кто-то крикнул:

— Боже! Мы на что-то напоролись!

— Скала! — проговорил другой голос. — Мы застряли на скале.

Первые действия были выполнены автоматически. Прозвучал приказ «Полный назад!», и двигатели заработали, изо всех сил стараясь стянуть корабль с препятствия. Эффекта не последовало, только раздражающий скрип и скрежет, от которого заныли зубы и натянулись в струну нервы, к которым добавился еще один странный угрожающий звук — злобное ворчанье камня, все глубже вгрызающегося в корпус.

Рогге машинному отделению:

— Вода поступает?

— Нет, господин капитан, — ответил Кильгорн.

Через несколько минут последовал новый доклад:

— Питьевая вода в носовых танках стала соленой.

Итак, наши худшие опасения подтвердились. Соленая вода поступала в танки питьевой воды, расположенные в двойном дне между внешним и внутренним корпусом. А скала, ставшая причиной столь тяжких повреждений, держала нас крепко.

Мы сделали все, что могли, для своего освобождения, только положительного эффекта не было. Даже наоборот, создавалось впечатление, что все наши усилия стащить корабль со скалы только ухудшают положение. С каждым движением звук, создаваемый скалой, раздирающей сталь, становился громче.

В воду отправили водолаза. Тот доложил:

— Огромная дыра. Сидим прочно, как на вертеле.

Весьма уместное сравнение. Гранитная игла шириной 1,5 метра воткнулась в корпус «Атлантиса», загнав шпиль паравана на 3 метра внутрь, повредив форпик и внешнюю обшивку.

— Бесполезно, — сказал водолаз, — нечего и пытаться.

Мы похолодели. Промер показал, что глубина справа по борту составляет 60 футов. Слева тоже. Каменный крюк, расположившись точно по центру канала, разодрал стальные «внутренности» нашего корабля. Но Рогге не терял надежды. Он решил, что должен все увидеть своими глазами, и настоял на собственном участии в следующем погружении, хотя никогда не делал этого раньше. Никакие другие предложения его не удовлетворяли. Вернувшись, он не утратил оптимизма.

— Плохо, — сказал он, — очень плохо. Но не так плохо, как могло быть. Мы справимся.

Якоря были перенесены с носа на корму. Рогге хотел развить максимальное усилие, одновременно включив на реверс двигатели и выбирая якорную цепь обоими кабестанами. Не помогло.

— Ладно, — сказал Рогге, — попробуем что-нибудь еще.

Он приказал принести ему всю имеющуюся информацию о приливно-отливных явлениях в этом районе и регулярно вести наблюдение за уровнем приливов и отливов с берега, чтобы точно синхронизировать наши усилия с максимальным подъемом воды. А тем временем мы занялись перемещением всего, что возможно, с носа на корму. И накануне Рождества мы начали без устали сновать под мокрым снегом по палубе, таская тяжести из носовой части корабля в кормовую, — занятие, которое при всем желании вряд ли можно было назвать приятным.

Матросы проклинали все на свете, когда металл снарядов обжигал их натруженные руки. Да и весили наши 5,9-дюймовые снаряды немало — более 45 килограммов, а средств механизации не было никаких — только руки и плечи адски уставших людей. Затем подошла очередь песчаного балласта, который следовало насыпать в ведра, поднять по трапу на палубу и пронести по ней. Но и это было еще не все. Измученным людям пришлось перетаскивать на корму кабели, канаты и много всякого оборудования из боцманских запасников. Воздух звенел от ругани и проклятий, когда люди, валясь с ног от усталости, вручную переносили тяжеленные детали, мешки, ящики и бухты тросов. Когда работы подходили к концу, некоторых юнцов приходилось подгонять, используя для этого лексикон и методы, бывшие в ходу еще на старом парусном флоте.

Задание было выполнено. Все, что можно было переместить из носа в корму, было перенесено. Наступил момент максимального прилива. Мы решили попытать счастья. Оно нам не улыбнулось. Мы попробовали еще раз с тем же результатом. Скала крепко держала киль «Атлантиса». Мы были горько разочарованы и уже готовы опустить руки, но наш командир был полон энергии. На этот раз мы закачали воду в минный отсек, поместив, таким образом, еще один тяжелый груз на чашу весов, в которую теперь превратился наш корабль. Но даже 3000 тонн воды не помогли нам сдвинуться с этой чертовой скалы.

Офицеры собрались на совещание. Один из нас предложил выкачать топливо. Капитан не согласился. Это приведет, объяснил он, к потере тысяч тонн ценного дизельного топлива и может лишить нас возможности действовать на неопределенный срок. Но что еще можно предпринять?

Динамит! Предложение, конечно, поступило от Фелера. Надо попробовать подорвать скалу.

Мы сразу забраковали идею Фелера, считая, что взрыв может повредить корабль сильнее, чем скала. Тогда было выдвинуто еще несколько менее эффектных предложений, также не принятых, и мы разошлись, так и не придя ни к какому решению. Договорились снова собраться утром.

Через несколько часов, стоя на мостике, я с тоской осматривал место нашей вынужденной стоянки, снова и снова прикидывая, что будет дальше. Все имеющиеся альтернативы казались одинаково непривлекательными. Мы могли провести время, оставшееся до окончания войны, либо влача жалкое существование на Кергелене, либо в лагере для военнопленных. Конечно, существовала вероятность того, что нас подберет собрат-рейдер, но даже эта мысль не утешала. Я содрогался, представляя, сколько унижения это «спасение» принесет Рогге. Никогда раньше я не восхищался нашим командиром так сильно, как сейчас. Он с достоинством переносил обрушившиеся на нас несчастья, заставляя всех, и в первую очередь себя, работать до седьмого пота. Это был настоящий командир — спокойный, знающий, излучающий уверенность, использующий любые средства, чтобы справиться с судьбой.

Я почувствовал легкое дуновение ветра у своей щеки. Это было нечто новое, непохожее на уже ставшее привычным холодное оцепенение. Влажное касание, оно повторилось снова и сопровождалось далеким шепотом, отличным от монотонного ритмичного гула моря. Поднимался ветер, которому совсем скоро предстояло стать разрушительным ураганом. А между тем по неподвижно замершему кораблю прокатилась вибрация действия, дрожь движения прошла от обшивки палубы под моими ногами по телу вверх и передала мозгу сигнал тревоги, побуждающий к генерации новых идей. Скала скрипела и скрежетала, но звук был необычным, и вибрация, которую она передавала корпусу, тоже была необычной. Наконец я понял, что происходит. Ветер, быстро набиравший силу, толкал «Атлантис» вправо, и наш корабль раскачивался на скале, словно дверь на петлях.

С одной стороны, это не сулило ничего хорошего, потому что постоянное трение металла о гранит могло увеличить пробоину, но с другой стороны, здесь можно было усмотреть шанс на спасение. Я связался с Рогге, который незадолго до этого ушел в свою каюту немного отдохнуть после тягот дня, и объяснил, что происходит.

— Хорошо, — сказал он, — я сейчас буду.

Вскоре я почувствовал его присутствие, хотя и почти не видел в ночной темноте.

Под натиском ветра корабль повернулся почти на девяносто градусов. Теперь следовало попытаться обратить силу шторма себе на пользу, выбирая кормовую якорную цепь, чтобы помочь корме преодолеть ветер. Это у нас получилось, и теперь нас, как мы и хотели, подталкивало в противоположном направлении.

Носовая часть корабля задрожала от напряжения. Раздался звук рвущегося металла, корабль качнулся, потом еще раз, затем последовал еще один громкий звук, толчок, и «Атлантис» соскользнул со скалы.

Свободны! Но как долго продлится эта свобода? Мы находились на корабле с одним винтом, дрейфовавшем боком в узкости, лишь не намного шире длины корпуса. Корабль был поврежден, потрепан непогодой, а мы, судоводители, даже не видели берега — только некую бесформенную темную массу на фоне чуть более светлого неба. А слева по борту нас подстерегает все та же угрожающая, острая, словно бритва, гранитная игла, готовая снова вонзиться в корпус.

Несмотря на адский холод, я почувствовал, что сильно вспотел. Пот струился по моему телу с головы до самых пят. Рогге отдавал приказы. Нашими глазами, на которые можно было положиться, стали два человека с лотами, занявшие места в носовой и кормовой частях корабля. Им с немалым трудом удавалось перекричать завывания ветра. «Десять саженей! Восемь саженей! Шесть саженей! Полный вперед!» Лязганье машинного телеграфа слилось в один постоянный звук. Мы отчаянно пытались избежать нового столкновения, повернув против ветра. Менее чем за четыре часа я передал в машинное отделение более двух сотен приказов! И только тогда мы, наконец, вырвались из ловушки в открытый залив. Когда загремели цепи и якоря устремились вниз к морскому дну, я услышал громкий шепот и только через мгновение понял, что это я сам возношу Господу благодарственную молитву. В это время на мостик поднялась темная фигура и раздался холодный равнодушный голос:

— Все в порядке?

Это был офицер, пришедший сменить меня. Он, как и все остальные, был настолько измотан напряженным ритмом последних дней, что проспал финал.

За завтраком последовали умеренные выражения восторга, весьма сдержанные, потому что ни для кого не было секретом, сколько проблем еще предстоит решить. Прежде всего следовало придумать, каким образом, пребывая в столь пустынной местности, залатать пробоину в корпусе. Чувство подавленности и уныния, которое, казалось, окутывало эти острова, подействовало и на нас. Мы предчувствовали грядущую трагедию. И не ошиблись.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.