Фрида Кало Радость и боль

Фрида Кало

Радость и боль

13 апреля 1953 года в галерее Лолы Альварес в Мехико открылась необычная выставка. Необычным было все: яркие, сочные картины на стенах, лица на картинах, освещенные неким знанием, кровать под балдахином, стоящая среди картин. Публика недоумевала, пока с улицы не донеслись сирены «Скорой помощи» и рев мотоциклетных моторов. Сквозь расступившуюся толпу к кровати подвели женщину – хрупкую, невысокую, в ярчайших юбках и украшениях, с лицом, искаженным болью – и озаренным счастьем. Фриду Кало. Она лежала на приготовленной для нее постели, не в силах встать после перенесенной накануне очередной операции и не в силах пропустить одно из главных событий в ее жизни – ретроспективную выставку своих работ. Сквозь привычную боль она улыбалась окружавшим ее людям – а с десятков автопортретов на нее смотрели ее собственные суровые лица без единой улыбки. Через полчаса Фриду увезли обратно в больницу… Публика, восхищенная, раздавленная, шокированная и влюбленная, осталась вглядываться в картины Фриды Кало, пытаясь разобраться – как этой тяжелобольной женщине удалось так ярко и необычно признаваться в любви к жизни…

Фрида писала в дневнике: «Порой я спрашиваю себя: не были ли мои картины скорее произведениями литературы, чем живописи? Это было что-то вроде дневника, переписки, которую я вела всю жизнь… Мое творчество – самая полная биография, которую я смогла написать». Ее картины – это невероятно талантливая, откровенная, порой жестокая история жизни Фриды – история преодоления боли и смерти, история обретения радости и любви…

Ее отец Вильгельм Кало, по происхождению венгерский еврей, эмигрировал в Мексику в самом конце XIX века. Он обосновался в Мехико, устроился продавцом в ювелирный магазин и женился, затем овдовел – и женился вторично, на Матильде Кальдерон-и-Гонсалес, полуиспанке-полуиндианке. Кало из Вильгельма стал Гильермо, а из продавца – фотографом. В семье Кало родились четыре дочери – Матильда, Адриана, Фрида и Кристина. Для своей семьи Гильермо построил в пригороде столицы Кайокане огромный Голубой дом – дом цвета мечты… Невоплощенные мечты о сыне Гильермо пытался реализовать во Фриде – она росла сорванцом, порывистым и независимым. Фрида обожала отца, следовала за ним по пятам, помогала ему в работе… Но однажды семилетняя Фрида ушибла ногу о корни дерева и упала, оглушенная болью. С этого дня боль стала постоянным спутником Фриды, самым преданным и верным. У девочки оказался полиомиелит. Фрида тренировалась дни и ночи, чтобы преодолеть болезнь, и добилась своего – только правая ступня атрофировалась, и нога стала короче и тоньше. Но Фриде это не мешало гонять с мальчишками в футбол и лазать во главе сколоченной ею «банды» через заборы по чужим садам, а излишнюю худобу ноги она скрывала, надев лишний чулок. Пройдя через страдания, девочка выросла в стойкую и мужественную девушку, жадно радующуюся жизни, веселую и общительную. Несмотря на физический недостаток, Фрида была очень красивой, ее огромные глаза под густыми сросшимися бровями и роскошные черные волосы, ее обаяние и дружелюбие привлекали к ней мужчин, как огонь – мотыльков. Но Фрида не была кокеткой. Когда ее сверстницы уже одевались, как взрослые дамы, в элегантные платья, Фрида ходила в строгой юбке и простой белой блузе. А в 1922 году Фрида выдержала серьезные экзамены и поступила в Национальную подготовительную школу, чтобы впоследствии заниматься медициной – в то время это была очень необычная карьера для женщины.

Девушка стала настоящей заводилой среди однокурсников, в нее влюбился самый привлекательный и умный юноша Школы – Алехандро Гомес Ариас, который следовал за Фридой во всех ее проказах. Однажды они пробрались в школьный амфитеатр, чтобы посмотреть, как известный художник Диего Ривера расписывает там стены. Фрида заявила друзьям, что однажды она «непременно выйдет замуж за этого мачо и родит ему сына». Друзья посмеялись над очередной шуткой Фриды – все знали, что вскоре она выйдет замуж за Алехандро.

17 сентября 1925 года Фрида и Алехандро, оживленно беседуя, сели в набитый автобус, чтобы добраться до дома. На перекрестке автобус столкнулся с трамваем. Алехандро выкинуло через окно на мостовую, он практически не пострадал, а Фрида… Он нашел ее, истекающей кровью, пронзенной насквозь металлическим поручнем. Когда ее положили на принесенный из соседнего кафе бильярдный стол и выдернули поручень, Фрида своим криком заглушила вой сирены подъезжающей кареты Красного Креста.

Врачи не оставляли Фриде никаких надежд на выздоровление. «Перелом четвертого и пятого поясничных позвонков, три перелома в области таза, одиннадцать переломов правой ноги, вывих левого локтя, глубокая рана в брюшной полости, произведенная железной балкой, которая вошла в левое бедро и вышла через влагалище. Острый перитонит. Цистит». Если не скорая смерть, то полная неподвижность до конца дней.

Фрида боролась со смертью, боролась с изувеченным телом, превозмогая боль и отчаяние. Чего ей это стоило, не знает никто. Часами Фрида лежала, прислушиваясь к себе, все глубже и глубже погружаясь в темноту, пока сестре Матильде не пришло в голову подвесить над кроватью Фриды зеркало, чтобы она могла видеть себя. «Зеркало! Палач моих дней, моих ночей… Оно изучало мое лицо, малейшие движения, складки простыни, очертания ярких предметов, которые окружали меня. Часами я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Я видела себя. Фрида изнутри, Фрида снаружи, Фрида везде, Фрида без конца… И внезапно под властью этого всесильного зеркала ко мне пришло безумное желание рисовать».

У Фриды было полно времени и еще больше желания заняться ранее незнакомым делом. По ее просьбе ей изготовили мольберт, на котором можно было рисовать, лежа на спине, купили яркие краски… Фрида рисовала единственное, что могла чувствовать, единственное, что видела, – саму себя, растерзанную и борющуюся. Первый автопортрет был подарен Алехандро – родители отправили его в Европу, подальше от искалеченной невесты. Когда он вернулся в 1927 году, Фрида уже была на ногах и с головой ушла в живопись. Их дружба возобновилась, но вскоре Алехандро женился – на другой. Фрида пережила и это. Она работала – с самозабвением, с самоотречением, используя каждое мгновение, которое ей отпускала болезнь. «Страстное желание выжить порождало большую требовательность к жизни. Я очень многого ждала от нее, каждую минуту осознавая, что я могу все это потерять. Для меня не существовало полутонов, я должна была получить все или ничего. Отсюда эта неутолимая жажда жизни и любви», – писала она.

Фрида, одетая в мужской костюм, – он превосходно скрывал ее корсет и изувеченную ногу, – посещала художественные кружки и вечеринки, увлеклась политикой, в 1929 году вступила в коммунистическую партию. Однажды, набравшись смелости, Фрида принесла несколько своих автопортретов на суд к Диего Ривере, который тогда работал над росписью здания Министерства образования. Она заставила его слезть с лесов – и попросила честно сказать свое мнение о ее работах. Диего был сражен наповал – такой силы, мастерства и откровенности в работах непрофессиональной художницы он увидеть не ожидал. «Продолжайте. Ваша воля приведет вас к вашему стилю», – сказал он ей. И напросился в гости, чтобы посмотреть остальные работы…

Диего Ривера, прославленный художник-монументалист, был огромен, толст и с глазами навыкате. Он отличался бурным нравом и не менее бурной биографией. Ривера учился в Европе, где встречался с Пабло Пикассо, Андре Бретоном и Львом Троцким, а вернувшись на родину, обратился в своем творчестве к народным мексиканским традициям, фольклору и наследию доколумбовой эпохи. Его масштабные фрески украшали частные и правительственные здания Мексики, а его большое сердце было открыто всем женщинам без исключения. В Париже он был женат на русской художнице Ангелине Беловой, но изменял ей с Марией Стебельской, которая родила ему дочь. Уехав из Парижа, Диего забыл и про дочь, и про жену, и про любовницу. Он женился на мексиканке Гваделупе Марин, которая родила ему еще двух дочерей, но всей ее страстности и властности было недостаточно, чтобы держать Диего в рамках семьи. Гваделупе терпела его постоянные измены – но в конце концов он ушел и от нее.

Только что разведенный Диего увлекся Фридой – и постепенно это увлечение переросло в любовь, смешанную со страстью и преклонением. Диего, который был известным бабником, – несмотря на полноту и откровенно некрасивую внешность, Диего, который пользовался постоянным успехом у женщин, – пал перед Фридой, ее силой, остроумием, талантом и неутолимой жаждой жить. Она соединяла в себе западную культуру и мексиканский темперамент, мужскую силу и женское очарование. 21 августа 1929 года Фрида Кало вышла замуж за Диего Риверу. Ей было 22 года, ему – на двадцать лет больше. Родители Фриды не одобряли этого брака – по их мнению, это была «свадьба слона и голубки», жених был похож на «жирного-жирного Брейгеля», к тому же коммунист, – но Фрида смогла их убедить. К тому же Диего заплатил все долги семьи Кало…

Фрида писала в «Дневнике»: «Говоря о нашем союзе с Диего, быть может, чудовищном, но все же священном, скажу: это была любовь». Свой свадебный наряд – длинную юбку в горошек с воланами, блузу и шаль – Фрида одолжила у горничной своих родителей. Этот костюм тихуанских крестьянок считался символом свободолюбия; им Фрида словно кричала всему свету о своей любви к Диего. Отныне она навсегда распрощалась и с мужским костюмом, и со строгой прямой юбкой – традиционной одеждой коммунисток, – потому что хотела походить на мексиканок, воспетых и любимых ее Диего. Фрида поняла, что пышные юбки и расшитые блузы мексиканских крестьянок великолепно скрывают ее физические недостатки – и, кроме этого, невероятно ей идут, подчеркивая ее жизнерадостный характер.

Много лет спустя Фрида писала: «В моей жизни было две катастрофы: первая – когда автобус врезался в трамвай, вторая – Диего. Вторая страшнее». Уже в день свадьбы начались неприятности. На свадебном приеме Гваделупе задрала Фриде юбку и показала всем присутствующим ее изуродованную ногу, а затем приподняла свой подол – «Вот ради чего он отказался от моих ног!» Диего тоже продемонстрировал свой буйный нрав: напившись, он открыл стрельбу и даже ранил одного из гостей. Испуганная Фрида сбежала к родителям, и утром Диего пришлось просить прощения и уговаривать свою молодую жену вернуться к нему. Кроме того, Ривера просто не умел быть верным мужем. Он изменял с каждой своей натурщицей, со случайными женщинами, – но всегда возвращался к Фриде, которая молча ждала его. Правда, при всем при том Диего был болезненно ревнив, и стоило ему что-нибудь заподозрить – немедленно следовала буйная сцена с рукоприкладством, громкими криками и стрельбой. Но Фрида терпела все. Ради счастья быть рядом с ним она, не обращая внимания на постоянные мучительные боли, отправилась вместе с Диего в Сан-Франциско и Детройт, где у Риверы были заказы. На светских вечеринках одетая в яркие мексиканские платья Фрида неизменно привлекала к себе все внимание. Она шутила, рассказывала на ломаном английском занятные истории и пела мексиканские народные песни. Никто не подозревал, что за этой внешней радостью и буйством красок скрывается боль и трагедия. Фрида безумно хотела родить Диего ребенка, но три беременности – что при ее здоровье само по себе было подвигом – заканчивались выкидышами. Всю свою тоску, все безутешное отчаяние Фрида выплескивала в своих картинах. Ее автопортреты были полны ярких красок и страдания, на них были веселые птицы – и никогда не улыбающееся лицо Фриды. Символика и колорит ее картин уходят корнями в национальную индейскую мифологию, которую она прекрасно знала. В их с Диего доме в Сан-Анхеле была великолепная коллекция искусства доколумбова периода и предметов современного кустарного промысла. Яркие краски, отсутствие перспективы, четкие силуэты и детали, наивность рисунка и откровенность сюжетов – во всем просматриваются традиции мексиканского магического реализма и «наивного искусства» индейцев. Она воспевала свою боль, и вместе с нею – свою любовь к Диего. В ее живописи не было запретов, не было табу – только наедине с кистью она могла быть полностью откровенна, перенося на холст свое отчаяние и боль. Как писал Диего Ривера, Фрида «никогда ничего не преувеличивала, не изменяя точным фактам, сохраняя глубокий реализм, извечно присущий мексиканскому народу и его искусству, даже тогда, когда она прибегает к аллегориям, доводя их до космогонического обобщения».

Диего был первым и всегда оставался самым понимающим критиком творчества жены, но их отношения трещали по всем швам. В 1934 году между Фридой, истощенной повторными операциями, и Диего произошел разрыв: она застала его в постели с ее собственной младшей сестрой Кристиной. Диего пытался успокоить Фриду: «Забудь это, как маленькую царапину!» Фрида хлопнула дверью и переехала сначала в дом родителей, а затем в Нью-Йорк. Свою обиду она, как всегда, выплеснула на холст – картина называлась «Всего-то несколько царапин». Но вскоре Фрида вернулась – жить вдали от Диего она не смогла.

В январе 1936 года в Мексику прибыл «трибун русской революции» Лев Троцкий и его жена Наталья Седова, изгнанные Сталиным из родной страны. Политическое убежище им было предоставлено по ходатайству Риверы, но сам он в это время находился в больнице, и гостей встречала Фрида. Она привезла их в Голубой дом – он, выстроенный для большой семьи, давно уже пустовал: сестры вышли замуж, мать умерла… Фрида Кало почти мгновенно пленила престарелого революционера, с молодости славившегося любовью к ярким и сильным женщинам. В его жизни было мало веселья и радости бытия, которыми буквально светилась Фрида, а ее привлекал его ореол «великого революционера» и внутренняя сила. Их роман был окутан тайной: Фрида и Лев Давыдович переговаривались по-английски (ни Диего, ни Седова английского не знали), а записки передавали в книгах. Однако Наталья Седова слишком хорошо знала своего мужа; она все поняла, и он с трудом умолил ее о прощении. Троцкие съехали из Голубого дома. Фрида без сожалений отдала его письма: как бы ни был велик Троцкий, но он не мог заменить ей Диего. Сохранилось только одно письмо, случайно забытое среди страниц книги: «Ты вернула мне молодость и отняла рассудок. С тобой я, 60-летний старик, чувствую себя 17-летним мальчишкой. Я хочу слиться с твоими мыслями и чувствами. О, моя любовь, мой грех и моя жертва!.». Одна из ее подруг вспоминала, что Фрида уже давно устала от этого романа: «Как мне надоел этот старик!» – говорила она…

Ривера, как это часто бывает, узнал о романе жены одним из последних. После нескольких лет бурных скандалов, обид и взаимных упреков Диего и Фрида в 1939 году приняли решение развестись.

Историки предполагают, что если бы Диего узнал обо всем вовремя, Троцкий бы погиб, не дожидаясь удара ледоруба Рамона Меркадера в 1940 году. Но все-таки, когда Троцкий погиб, Ривера находился под подозрением и был вынужден скрываться в Сан-Франциско у своих любовниц Полетт Годар и Ирен Богус, пока следствие не было закончено.

Может быть, для Фриды развод стал возможным потому, что она наконец начала приобретать финансовую независимость. Раньше она очень переживала из-за того, что они с Диего живут только на его заработки, а ее лечение требует слишком больших средств. Она стеснялась просить у него деньги, предпочитая занимать у друзей, тем более что и Диего зачастую тратил больше, чем зарабатывал. Но в ноябре 1938 года в Нью-Йорке прошла персональная выставка Фриды Кало, привлекшая огромное внимание критиков – половина картин была тут же раскуплена. Фрида вспоминала: «Несмотря на мое недомогание, настроение было прекрасным, меня охватило редкое ощущение свободы от того, что я вдруг оказалась далеко от Диего… В галерее было полно народу. Люди проталкивались к моим картинам, которые, видимо, потрясли их. Это был полный успех». Фрида произвела фурор не только своим искусством – «суровым, хрупким, как крылья бабочки, восхитительным, как улыбка ребенка, и жестоким, как горечь жизни», по словам Риверы, но и сама по себе – своим характером, манерой одеваться, своей силой духа. У нее начался роман с фотографом Николасом Мюреем, который покорил Фриду своей добротой, вниманием и нежностью, – никогда она еще не сталкивалась с подобным отношением. Вдохновленная им, Кало снова вернулась на свою вечную битву с жизнью. В январе 1939 года ей покорился Париж. Андре Бретон, отец сюрреализма, организовал выставку «Вся Мексика», где были представлены предметы индейских культов, народных промыслов и работы Фриды Кало. Художница и ее картины стали настоящей сенсацией, одну из них даже купил Лувр. Пресыщенная парижская богема поголовно влюбилась в Фриду. Восхищенный Пабло Пикассо писал Диего: «Ни ты, ни Дерен, ни я не в состоянии написать такое лицо, какие пишет Фрида Кало». Женщины пожирали глазами необыкновенные наряды Фриды – длинные яркие многоцветные платья, украшенные пестрой вышивкой, пышные нижние юбки, ее прическу – роскошные косы, перевитые цветами и лентами, ее тяжелые грубые украшения. Модельер Эльза Скиапарелли, вдохновленная одеждой Фриды Кало, создала модель «Платье синьоры Риверы», а обложку журнала «Вог» украсила фотография тонкой руки Фриды в необычных кольцах.

Опьяненная успехом, Фрида прилетела в Нью-Йорк к Николасу – но там ее ждало разочарование: он собрался жениться на другой. Снова боль, снова разочарование, снова одиночество… И снова Фрида ищет спасения в творчестве. Зимой 1939/40 года она работает, как никогда. Созданная в это время серия автопортретов – «Автопортрет с обезьянкой и пластиной на шее», «Автопортрет с ожерельем из шипов и колибри», «Автопортрет с короткой стрижкой», «Две Фриды», – выражала все, что происходило в душе у этой женщины, изувеченной и болезнью, и разлукой с любимым человеком. Мексиканский поэт Карлос Пеллисер, безнадежно влюбленный в Фриду, посвящал ей сонеты, друзья окружали ее, но без Диего Фрида чувствовала себя одинокой. Однажды в больнице ее навестил богатый американский коллекционер Хайнц Берггрюэн. Он был покорен Фридой мгновенно – после бурного секса прямо в больнице он увез ее в Нью-Йорк. Снова короткий период счастья… Диего, который как раз в это время скрывался в Сан-Франциско, узнал об этом – и был раздавлен: Фрида, которую он привык считать своей женой и своим творением, счастлива с другим! Он понял, что не может потерять Фриду, и бросился на штурм. Пока Хайнц растерянно наблюдал, Диего заваливал Фриду письмами с просьбами, обещаниями и заверениями в любви. Наконец Фрида дрогнула: она послала Диего телеграмму с обещанием приехать к нему в конце ноября. Хайнцу ничего не оставалось, как тихо исчезнуть.

Диего Ривера и Фрида Кало вновь поженились в декабре 1941 года. Фрида выдвинула мужу ряд условий: никаких интимных отношений – при его изменах для нее это было бы мучительно, – никакой ревности, терпимость и материальная независимость. «Я был так счастлив вернуть Фриду, что согласился на все», – вспоминал Диего. Они поселились в Голубом доме – «уже навсегда, без ссор, без всего плохого – только для того, чтобы любить друг друга». Фрида, жизнь которой наконец обрела спокойную стабильность, продолжала работать – она писала столько, сколько позволяла ей жизнь с Диего и ее изувеченное тело. Больше всего она жалела, что ее сил хватает всего на несколько часов работы в день. В 1942 году супруги Ривера начали преподавать в только что открытой школе искусств «Эсмеральда». Из-за слабого здоровья Фрида преподавала дома – ученики приходили к ней и, очарованные ею, рисовали, рассевшись на плитах двора, пока она разъезжала между ними в инвалидном кресле. В конце 40-х годов ее отношения с Диего снова чуть не прекратились – у него был роман с актрисой Марией Феликс, и Фрида едва не сломалась окончательно. Она пристрастилась к алкоголю, который позволял хоть ненадолго забыть о Диего и постоянной боли. «Чем сильнее я люблю женщин, тем сильнее я хочу заставлять их страдать», – говорил Ривера. Но в жизни Фриды и так остались одни страдания. В 1944 году Фрида закончила картину «Сломанная колонна», аллегорию ее страданий: истерзанное тело Фриды стиснуто металлическим корсетом, а рассеченная спина обнажает на месте позвоночника – сломанную греческую колонну.

Ее здоровье продолжало ухудшаться. В 1945 году – операция на позвоночнике в Нью-Йорке, через год – в Мехико. Постоянную боль не снимал даже морфий; корсеты – кожаные, гипсовые, металлические, некоторые весом до 20 килограммов – поддерживали ее спину, но добавляли лишние страдания. В 1951 году Фрида перенесла семь операций, за всю жизнь их было 32. На ее автопортретах – кровь, терновый ошейник, кинжалы, вырванное сердце – символы ее страданий. Только однажды, готовясь к очередной операции, Фрида вместо автопортрета напишет «Раненого оленя» – спина его утыкана стрелами. А после операции – «Древо надежды»: Фрида лежит на носилках с израненной спиной, а перед ней сидит другая Фрида, в руках у нее – корсет и плакат с надписью: «Древо надежды, стой прямо». Фрида устала. Устала жить, устала бороться, устала чувствовать боль. Ее все чаще беспокоят мысли о смерти, это немедленно отразилось на ее картинах, которые наполняются трагизмом, страхом и дурными предчувствиями. Она предприняла несколько попыток самоубийства, один раз чуть не спалила себя заживо. Диего мчался к ней по первому зову – теперь, когда конец был близок, он наконец полностью осознавал, какая великая женщина была рядом с ним. А Фрида кричала от боли в своей комнате, которую Диего расписал для нее яркими бабочками, и снова звала его… «Мой крылатый Диего, моя тысячелетняя любовь», – шептала она…

Из-за начавшейся гангрены Фриде ампутировали правую ногу. У нее не осталось сил, депрессия накрыла ее с головой. Только Диего, который все время был рядом с нею, не позволил ей умереть прямо в больнице. Втайне от жены он подготовил ее выставку в галерее Лолы Альварес. Фрида на час вырвалась из больницы, чтобы в последний раз насладиться триумфом.

Она больше не могла писать, а значит – не могла жить. Уже много лет только работа, только живопись держали ее на этом свете. Последняя написанная картина – натюрморт с арбузами – называется «Да здравствует жизнь!» Но жизнь скоро закончилась. 13 июля 1954 года Фрида Кало умерла от пневмонии. Последняя запись в ее дневнике гласит: «Надеюсь, что уход будет удачным, и я больше не вернусь».

Диего Ривера – «монстр и святой в одном лице» – последовал за Фридой через три года.

Урна с прахом Фриды Кало покоится в ее Голубом доме, превращенном в музей. Там всегда многолюдно. Фриду Кало, которая жила ярко и страстно, не могли забыть. В шестидесятые годы личность Фриды – страстная женщина, свободная в любви и в творчестве, – была очень актуальной. В семидесятые, когда в моде были яркие краски и примитивизм, ее творчество и стиль в одежде вознесли на вершину. В восьмидесятые, когда расцвел буйным цветом феминизм, она стала одной из его икон. В буквальном смысле – ей воздвигали алтари, а религию, которую исповедовала в ее память творческая богема, назвали «калоизм». Картины Фриды ценятся на вес золота, о ее жизни пишутся книги и снимаются фильмы. Она доказала, что можно жить вот так – наперекор боли, страданиям, наперекор самой судьбе, можно жить и при этом быть счастливой, без оглядки на правила, чужие мнения и саму себя… Она не хотела возвращаться, но из памяти людской она никогда не уходила – и не уйдет. Маленькая женщина, своим творчеством победившая саму себя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.