Глава шестьдесят седьмая

Глава шестьдесят седьмая

Не соблазняйтесь наживой! — Обокраденный виноторговец. — Булочница. — Благочестивые вдовы. — Высшая подлость, — и нищим нет пощады! — Цыгане. — Колдуны и знахари. — Таинственные убийцы домашнего скота. — Свиньи — любительницы селедок.

Является несколько человек, мужчин или женщин, в весьма людную лавку, покупают кое-что и в уплату дают монету в двадцать франков или какую другую, стоимость которой значительно превосходит стоимость товара. Купец дает сдачи; но, рассматривая полученные монеты, воры замечают одну или две, не похожие на другие; если не попадается подобных монет, то они сами подложат. Как бы то ни было, показывая купцу эти монеты, они говорят: «Много у вас еще таких? Если у вас еще есть и вы нам их уступите, то мы вам заплатим с барышом». Подобное предложение вызывается монетами в двадцать четыре су, в двенадцать су, ефимками, талерами в шесть ливров с буквой W. Но горе купцу, который прельстится этой спекуляцией! Если он позволит себе запустить руку в свой ящик, чтобы отыскать желаемые монеты, то может быть уверен, они облегчат его с такой быстротой, что ему останется только хлопать глазами. Это воровство называют ? lа Carre (с помощью различия монетного чекана), а воров — Carreurs.

Нет средства, которого бы эти мошенники не употребляли для их обманов. Сегодня они употребляют одно, завтра — другое, но всегда дело основывается на размене монеты. Поэтому, каков бы ни был предлог, по которому неизвестный человек, хотя бы даже дитя, предлагал разменять монету, благоразумнее не соблазняться прибылью. Сколько менял, сборщиков в лотерею, торговцев табаком, вином, пряниками, булочников, мясников и т. п. сделались жертвами ловких обманщиков этого рода, которые преимущественно обращаются к мелочным торговцам! Эти воры легко узнаются: как только откроют конторку, чтобы выбрать желаемую ими монету, они тотчас же запускают туда руку, чтобы помочь выбирать. Если купцу нужно пойти в особую комнату при лавке, чтобы принести сдачу, они следуют за ним и постараются тоже залезть в мешок. Почти все воры этого рода — цыгане, итальянцы или евреи.

Г-жа Кароп, о которой упоминалось прежде в этом сочинении, была искуснейшей меняльщицей. Однажды явилась она к продавцу ликеров Карлье — на рынке Святого Якова; жена Карлье была одна за прилавком. Кароп спросила анисовой водки, заплатила золотом и так ловко повела дело, что после десятиминутного разговора купчиха отправилась в свою комнату за мешком с семьюстами пятьюдесятью франками. Через четверть часа Кароп ушла, а хозяйка тотчас принялась считать деньги и оказалось, что не хватило половины. Воровка так ее очаровала, что при ней ей положительно виделось вдвое. Мне донесли об этом факте и по искусству воровства я тотчас узнал виновницу, которая была задержана, уличена и наказана.

Нет фокусника, который бы сравнился со знаменитой Герцогиней, о которой тоже упоминалось прежде. Раз булочница в улице Мартенвилль в Руане проверяла сумму в две тысячи франков, бывшую у нее в переднике, и Герцогиня успела стащить половину. Чувствуя, что узел стал легче, булочница поняла, что ее обокрали, и намеревалась задержать Герцогиню; по последняя не дала ей сделать тревоги.

— Сочтите ваши деньги, — сказала она, — вы прежде только сочтите.

Булочница сосчитала, и оказалось все сполна. Воры и воровки этого рода очень искусны также в уменьи подменивать. Ювелир показывает золото или каменья; они покупают безделушку и успевают многое подменить стразами или бронзой.

Карой, Герцогиня и еще другая цыганка, по имени Гаспар, придумали странное средство обкрадывать священников. Одетые в траур (костюм их вообще походил на костюм вдовы богатого фермера), они входили в церковь и старались завязать разговор с церковной прислугой, заведующей стульями или свечами. Известно, что эти личности очень любят поболтать. Мнимые вдовы расспрашивали подробно о финансовом положении каждого приходского церковнослужителя, и когда находили кого-либо стоящим ружейного выстрела (как они выражались), то, чтобы иметь доступ, заказывали ему обедни, или, как богобоязненные и благочестивые, признавались ему в каком-нибудь сомнении и выражали желание выполнить какое-нибудь доброе дело, например, раздавать милостыню, или просили священника указать им несчастных, нуждавшихся в помощи. Священник с охотой указывал некоторые семейства, достойные вспомоществования; они спешили посетить их и оказать помощь или деньгами, или одеждой.

«По рекомендации такого-то, — говорили они, — мы принимаем участие в вашем положении». И бедные прихожане спешили благодарить батюшку, который был в восторге от своих кающихся грешниц. Он был руководителем их совести; они были исполнены добродетели, их можно было допустить к причастию без исповеди. Но такое доверие обходилось ему дорого: рано или поздно священник оказывался ограбленным, а благочестивые дамы не показывались более. Так они обобрали священника прихода St. Gervais; у него исчезли часы, кошелек с золотом и многие ценные вещи, равно как священника церкви St. Medard. Доведя их таким образом до апостольской нищеты, они простирали свою подлость до того, что обкрадывали тех самых бедняков, которым прежде помогли. Они приходили к ним, расспрашивали об их нуждах, просили показать все принадлежности гардероба, чтобы лучше знать, что необходимо заменить новым, и если при этом замечали, где часы, бокал, сережки, цепочку, или что другое поценнее, то тотчас же незаметно воровали и изъявляли желание уйти. «Хорошо, друзья мои, — говорила Кароп, — я знаю теперь, чего вам недостает, знаю лучше вас самих» И она удалялась, стараясь, чтобы ее проводили по лестнице и таким образом не успели бы заметить пропажи. Люди, которых эти презренные твари так жестоко грабили, обыкновенно были стыдливые бедняки, при самой страшной нужде все еще сохраняющие некоторые следы прежней деликатности.

Пока я служил в полиции, поступило более шестидесяти жалоб на кражи подобного рода против матери и дочери Кароп; наконец мне удалось поймать эти две отвратительные личности, которые и теперь еще в тюрьме.

Цыгане не ограничиваются одним присвоением себе чужого; часто они убивают, и им тем легче совершить убийство, что у них есть способ искупления, через который они считают себя совершенно чистыми: именно в знак раскаяния они носят в течение года грубую шерстяную рубашку и удерживаются от воровства; по прошествии же этого времени считают себя уже чистыми, как снег.

Во Франции большая их часть называет себя католиками и отличается наружно большой набожностью: всегда носят четки и маленькие крестики; молятся утром и вечером и аккуратно посещают церковь; они редко занимаются каким другим ремеслом, кроме барышничества лошадьми или собирания трав; некоторые пускаются в медицину, выдают себя за знатоков всеисцеляющих средств и разных секретов. Многие ходят компанией: гадают, лудят медную посуду, чинят фаянсовую. Горе деревенским обывателям от нашествия этих бродяг! Неизбежно начинается скотский падеж, потому что цыгане умеют весьма искусно истреблять скот без всяких следов, по которым можно было бы обвинить в злонамеренности; коров они прокалывают в сердце длинной, очень тонкой иглой; кровь изливается внутрь, и можно подумать, что животное издыхает от болезни; домашних птиц морят серой; они знают, что им оставят трупы; и между тем, как простаки думают, что цыгане едят дохлятину, они наслаждаются превосходным столом и кушают лучшую говядину. Иногда, пожелавши ветчины, они берут соленую селедку и дают ее нюхать свинье, которая, привлекаемая этим запахом, идет за ними хоть на край света.

Не стану распространяться далее о правах этого кочующего племени, и читателям, желающим ближе познакомиться с ним, советую обратиться к интересной истории, написанной в Германии ученым Греллеманном[11]; там можно получить правильное понятие об этом народе, который выставлен в таком неверном свете первым романистом нашего времени.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.