Глава 2. Знакомство на всю жизнь

Глава 2. Знакомство на всю жизнь

Стремление заниматься литературным трудом появилось у меня еще во время учебы в средней школе. Было даже намерение поступить на учебу в Литературный институт имени М. Горького. Но помешали многие обстоятельства. Закончив историко-филологический факультет Ярославского государственного педагогического института имени К. Д. Ушинского, я в том же 1955 году был призван на работу в органы государственной безопасности. Но в глубине души всегда теплилась надежда на возможность заниматься литературой.

Году в 1970-м я написал небольшой рассказ о деревенском мальчике, который позднее получил название «Лешка». Черновик этого рассказа всего на нескольких листах долгое время находился в «потайном» отделении моего портфеля. И вот как-то мы принимали в Германии Михаила Стельмаха (я тогда служил там). Как часто бывает в таких случаях, не хватило водки, и когда решили, кому бежать, я отдал свой портфель приятелю. Потом случайно портфель оказался у писателя, который обнаружил рассказ, прочитал его и счел нужным сообщить моему товарищу свою рекомендацию – заняться литературой… Так неожиданное участие Стельмаха толкнуло меня к дальнейшим литературным занятиям. Но напечатать рассказ было не так-то просто. И наверняка я бросил бы эти попытки, если бы не его письмо.

«Уважаемый Эдуард Прокофьевич!

Извините, что не мог Вам своевременно ответить. Ваш рассказ «Счастье», по-моему, хорош, поэтичен и по-человечески, без назиданий, без дидактики рассказывает, что такое доброе дело для человека. Не огорчайтесь, что Вас не понял корреспондент одной газеты – субъективизм не так легко изжить.

Примите мои самые лучшие пожелания. Михаил Стельмах.

Киев, 20.01.74 г.»

Это письмо и послужило поводом моего знакомства с Зоей Ивановной. Мне нужно было получить консультацию писателя-профессионала. Зная, что она когда-то была начальником того же немецкого отдела, где работал и я, набравшись храбрости, отправился к ней домой. Но об этом несколько позднее, а сейчас мне хотелось бы сказать, каким характером обладала эта женщина.

Одни говорят, что этот человек был соткан из чувства добра, нежности и заботы к окружающим ее людям. Иные утверждают, что основные ее черты – черствость, безразличие и даже жестокость по отношению к другим. Но все сходятся в одном: Зоя Ивановна – человек железной воли. В действительности все эти качества, кроме жестокости, проявлялись в ней по-разному в зависимости от того, с каким человеком ей приходилось сталкиваться и в каких обстоятельствах. Она, например, терпеть не могла в людях расхлябанности, недисциплинированности, и уж совсем выводил ее из себя человек-лгун. Больше всего она ненавидела ложь. А в целом – стержнем ее характера были жажда добра, желание приносить людям пользу.

Расскажу несколько эпизодов, которые показывают многогранность ее характера.

Зима 1974 года. Декабрь. Заснеженная Москва. С трудом найдя букетик цветов (в то время в Москве было трудно с цветами, особенно зимой), еду в метро на станцию «Аэропорт» искать Красноармейскую улицу.

По совету моего товарища, немного знавшего Зою Ивановну, я позвонил ей по телефону и попросил «оказать помощь начинающему литератору». Меня выслушали, и ровный, официальный голос коротко сказал в трубку: «Приезжайте».

Поднимаясь на шестой этаж писательского дома на Красноармейской улице, я вдруг болезненно почувствовал бессмысленность и даже глупость своего предстоящего визита. Известная на всю страну писательница, лауреат нескольких премий, человек, только что издавший трехтомник своих произведений… и я, никогда и нигде не издавший ни одной строчки. Нелепость?! Но отступать было поздно. Я позвонил. Дверь почти сразу же открыли. Передо мной стояла высокая, стройная женщина в темном, строгом платье с небольшим воротничком-стоечкой, отороченным белым кружевом. На ногах домашние тапочки из серого войлока, но без примятых, стоптанных, как обычно, пяток. Темно-русые, заколотые на затылке волосы. И глаза – внимательные, серые, изучающие. Это теперь я могу дать ее подробное описание. А тогда… тогда я ничего не видел. Видимо поняв мою растерянность, Зоя Ивановна сдержанно улыбнулась и сказала: «Проходите, раздевайтесь. Вот вешалка».

Ее улыбка сняла с меня и робость и скованность. Посреди комнаты, которая служила кабинетом и гостиной одновременно, чуть ближе к окну стоял письменный стол. Напротив окна диван-кушетка со съемными подушками, обитый красной, тисненой тканью. Ближе к двери маленький журнальный столик.

Меня усадили на диван. Я робко протянул свое литературное творение. Зоя Ивановна, стоя, взяла листы, присела на краешек стула, прочитала заглавие, перелистала страницы, положила их на письменный стол, встала и сказала: «Соловья баснями не кормят. Хоть вы и не соловей, – при этом она хитро улыбнулась, – но чаем я вас напою. А потом поговорим». Так началось наше знакомство и литературное сотрудничество.

Это потом я узнал, что в квартире всегда бывает много посетителей – и взрослых и детей – писатели, читатели, коллеги-чекисты. Иногда до десятка и более человек одновременно. И всех встречали сердечно, поили чаем, а если нужно, и кормили. Мне неоднократно приходилось помогать Зое Ивановне принимать гостей, особенно в дни праздников детской книги. Делегации детей, учителей и библиотечных работников приезжали не только из близких к Москве областей, но и с Дальнего Востока.

Много позже я узнал, что в квартире есть еще одна комната – спальня. Кроме широкой кровати под голубым бархатным покрывалом и трюмо, все в этой комнате было занято шкафами с книгами. Над кроватью висел голубой ковер и большая картина, написанная маслом, с изображением березовой рощи зимним голубым вечером. Голубой колорит ковра и картины сочетался с голубым бархатом покрывала. Голубой – был любимым цветом Зои Ивановны.

На всю жизнь запомнил еще один эпизод. Несколько первых встреч мы провели с Зоей Ивановной на ее городской квартире. И вдруг, уже летом, она звонит мне по телефону и предлагает провести очередную встречу в Красной Пахре, где она в то время снимала дачу у вдовы писателя Алексея Мусатова. Со свойственной разведчице точностью объяснила, как проехать в этот дачный поселок… «После второй дорожки поверните направо (тогда мы еще обращались друг к другу на «вы»), увидите дом за большим, высоким забором. Это дача Константина Симонова, а напротив, третья, дача А. Мусатова. Я буду вас ждать». И строго, как она это умела, спросила:

– Сколько времени вам нужно на дорогу?

– Минут сорок – пятьдесят.

– Жду вас ровно через час.

Купив по дороге цветы и торт, я через час въехал в поселок писателей в Красной Пахре и без труда нашел нужную мне дачу. Открыл ворота, загнал машину во двор и, окрыленный скорой встречей с Зоей Ивановной, взяв цветы и торт, направился в дом. В большой комнате никого не было. Поставив на стол коробку с тортом и прижав к себе букет красных гвоздик, я стал терпеливо ждать. Никого. Минуты через три громко позвал: «Есть здесь кто-нибудь?» К моему удивлению, из соседней комнаты вышла незнакомая женщина. Я любезно заговорил с ней о житье на даче, не выпуская, однако, из рук цветы. Женщина с улыбкой поддержала мой разговор, ни о чем не спрашивая. Побеседовав еще минут пять, я осторожно спросил: «А где же Зоя Ивановна?» Незнакомка улыбнулась еще приветливее и, хитро посмотрев на меня, показала рукой за окно: «Зоя Ивановна там… живет в том доме». С извинениями и смущением я забрал торт и перегнал машину в соседний двор.

Расставляя на столе чайную посуду, Зоя Ивановна без улыбки слушала мой восторженный рассказ о моем чуть ли не героическом вторжении в чужой дом. Она не перебивала меня, сервируя стол. Но когда я закончил, строго посмотрела на меня и сказала: «Это не делает вам чести. – Потом помолчала и совсем сухо добавила: – Ни как разведчику, ни как литератору». Можно понять мое состояние. Я готов был, как говорят в таких случаях, провалиться куда угодно.

Года через три я напомнил Зое Ивановне об этом эпизоде. На ее лице разлилась мягкая, женственная улыбка. Затем она погасила ее, строго, как в тот раз, посмотрела на меня, но в глазах по-прежнему прыгали веселые чертики и, не сдержавшись, рассмеялась: «Конечно, негодяй, мало того, что заблудился в двух соснах, чуть было не отдал цветы другой женщине, да еще и расхвастался».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.