НИКУЛИН Юрий

НИКУЛИН Юрий

НИКУЛИН Юрий (актер цирка, кино: «Неподдающиеся» (1959; Клячкин), «Пес Барбос и необычайный кросс» (1961; главная роль – Балбес), «Когда деревья были большими» (1962; главная роль – Кузьма Кузьмич Иорданов), «Деловые люди» (1963; главная роль – сентиментальный грабитель), «Ко мне, Мухтар!» (главная роль – милиционер Глазычев), «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» (главная роль – Балбес) (оба – 1965), «Андрей Рублев» (1966, 1971), «Кавказская пленница» (главная роль – Балбес), «Маленький беглец» (оба – 1967), «Бриллиантовая рука» (1969; главная роль – Семен Семенович Горбунков), «12 стульев» (дворник Тихон), «Старики-разбойники» (главная роль – следователь Мячиков) (оба – 1971), «Точка, точка, запятая…» (1973; отец), «Они сражались за Родину» (1975; солдат Некрасов), «Двадцать дней без войны» (1977; главная роль – военный журналист Лопатин), «Чучело» (1984; дедушка) и др.; скончался 21 августа 1997 года на 76-м году жизни).

У Никулина было плохое здоровье: изношенные сосуды, больная печень, сахарный диабет, заболевание легких. В конце июля 1997 года Никулин обратился к врачам с сильнейшими болями в области сердца. По свидетельству очевидцев, этому недомоганию предшествовал долгий и крайне неприятный для Никулина телефонный разговор с одним очень известным в прошлом цирковым артистом – Олегом Поповым, который теперь живет в Германии. Тот якобы заявил, что в скором времени место директора цирка на Цветном бульваре по причине слабого здоровья его руководителя станет вакантным и что он сам не прочь его занять. После этого разговора у Никулина разболелось сердце. При этом очень сильно. Он сказал об этом только двум людям – Людмиле Гурченко и своему старому приятелю, директору Центра эндохирургии и литотрипсии Александру Бронштейну (они познакомились 12 лет назад). При этом добавив, что, если такие боли повторятся, он покончит с собой. Перенести грудную жабу он не мог. До этого он обращался в другие клиники, но ему посоветовали пойти именно к Бронштейну, где очень серьезно занимаются сердцем.

Далее послушаем рассказ самого А. Бронштейна: «Мы положили его в палату, сняли электрокардиограмму – и… ничего с ее помощью не обнаружили. Но сейчас есть другой способ диагностики – т. н. коронарография, которой у нас владеют блестяще. На следующий день ему эта коронарография была проведена. Когда мы увидели результаты, наступил шок.

У него сердце было закольцовано в три магистральных сосуда. Они были закрыты. Может быть, у него были веточки, которые снабжали сердечную мышцу, но что-то надо было с этими сосудами делать. И хотя бы один из них – немедленно открывать. Я об этом сказал родственникам Никулина, сказал звонившему Лужкову, который, кажется, на Байкал собирался в отпуск.

И мы стали готовить Юрия Владимировича к коронарной ангиопластике, потому что у него было много тяжелейших осложнений, которые не позволяли дать ему наркоз и делать операцию аортокоронарного шунтирования. Может, и не надо было делать эту операцию. Но сколько бы он прожил – неизвестно. Неделю, две, три, месяц… Может быть, и больше. Этого никто не знает…

Многие мне советовали избавиться от Никулина как от пациента. Приходили люди, которые говорили: давайте мы заплатим (за Никулина любой готов заплатить) и увезем его за границу. Я бы сам его увез, чтобы с себя снять неизбежную тяжелейшую ответственность… Потому что я понимал – это не слава. Это беда. Но я боялся транспортировки еще больше. Остановка сердца могла произойти в любую минуту.

Когда большой консилиум разошелся, Никулин попросил меня сесть на край кровати, взял меня за руку и сказал: «Шурик, не бросай меня. Я никуда не поеду. Я буду с тобой вместе, что бы ни случилось». Сказал без дрожи, без слез. Просто сказал, и все. То же самое сказала и Татьяна Николаевна: «Мы вам доверяем. Пусть он будет у вас».

Я ему объяснил, что ситуация сложная, что есть риск. Он дал мне расписку, что согласен делать операцию только у нас…

Меня предчувствие подвело. Я думал, все будет хорошо. Он хорошо перенес коронарографию, у него за неделю, которую он у нас лежал, боли прошли. Он уже острил, анекдоты рассказывал, строил планы на будущее. Он говорил: что со мной? Я – здоровый человек. У меня ничего не болит…

Может быть, тогда его и нужно было выписать? Не уверен. Это было бы нечестно. При той коронарографии, которая была у Никулина, ему нельзя было ступить и шагу. Он мог умереть прямо на улице, в цирке, на съемках – где и когда угодно, в любой момент…

Никулин пошел на операцию играючи. Это был вторник 5 августа. Погода была отличная, светило солнце. И он был абсолютно уверен, что это – так, детская игра.

Обычно такие операции длятся минут 20–30. Через бедренную артерию вставляется проводник. Проводник под контролем рентгена проходит сосуды сердца. По проводнику вставляется стент, который расширяет сам сосуд, и… собственно, все – на этом операция заканчивается. Наркоз в этом случае не дается, просто на нос кладется маска (чуть обезболивающая).

Он лег, хирурги раздули сосуд, ввели проводник… Все шло нормально. И вдруг, в самый последний момент, у него закрывается сосуд. И – останавливается сердце. Подспудно именно этого я и боялся…

Буквально в ту же секунду началась реанимация. Чаусс (доктор) стал делать непрямой массаж сердца. Благодаря тому, что Никулин не толстый, нам удавалось давление держать на нормальном уровне, где-то 120–130. Но нижнее было слишком низкое.

Все это длилось 30–40 минут. И в тот момент, когда мы уже раскрыли аппарат искусственного кровообращения и провели массу других процедур, у него пошел синусовый ритм. Сердце завелось.

И тогда мы решили довести начатую операцию до конца. Поскольку если мы не поставим стент, то обрекаем его на смерть.

Стент – это трубка, которая расширяет сосуд и через которую циркулирует кровь. Ставим стент – и сосуд уже не спазмируется, потому что он находится под воздействием этой трубы.

Так вот, оставшиеся манипуляции провели всего за пять минут. Операция была закончена. Но какой ценой! Ценой того, что в течение 30–40 минут больной находился в состоянии клинической смерти. И пострадали все органы – печень, почки, мозг…

Палата реанимации в эти дни превратилась в какой-то НИИ, в котором работало несколько групп специалистов. Руководителем консилиума стал академик Воробьев, профессора Вейн, Левин и Николаенко. А лечащие врачи – наш Семен Эммануилович Гордин и доктор Чаусс Николай Иванович – главный научный сотрудник Центра хирургии…»

Борьба за жизнь Никулина продолжалась 16 дней. И все эти дни центральная пресса чуть ли не ежечасно сообщала о состоянии здоровья любимого народом артиста. До этого ни один российский гражданин (со времен Сталина) не удостаивался такого внимания. Для спасения Никулина были предприняты беспрецедентные усилия: известнейшие специалисты страны находились рядом с ним днем и ночью, использовались лучшие в мире медикаменты и самая совершенная аппаратура. Однако чуда не произошло – 21 августа в 10 часов 16 минут утра сердце Юрия Никулина остановилось.

Похороны великого артиста состоялись 26 августа. Панихида прошла в здании цирка на Цветном бульваре, и ее посетили главные лица страны, включая Президента России Б. Ельцина. В то же время десятки тысяч людей пришли к месту прощания, чтобы отдать последнюю дань уважения своему любимому артисту. Людская очередь была настолько огромной, что хвост ее протянулся по всему Цветному бульвару и свернул на Садовое кольцо. Первые полосы всех газет в тот день вышли в траурных рамках, в соответствии с общим трауром были набраны и заголовки: «Умер смех», «Манеж опустел», «Единица доброты – один Никулин». Приведу отрывок из последней статьи (ее написал Г. Горин): «Один человек очень точно сформулировал, что вот кончается XX век, кончается целая эпоха, и уходят люди, которые выполняли в ней данные Богом предназначения. Ушел со своей ироничной мудростью Гердт… Ушел с лиричностью и редкой способностью высказать чувства интеллигенции Окуджава… Ушел совершенно аристократический небожитель Рихтер… А Никулин предназначен быть воплощением доброты. И был им. С его уходом возникло щемящее чувство, что доброты осталось значительно меньше. Казалось бы, меньше на одного Никулина, но это так много!..»

Похоронили Ю. Никулина на Новодевичьем кладбище.

3 сентября 2000 года у входа в цирк на Цветном бульваре был открыт необычный памятник великому клоуну: Юрий Никулин, в сценическом костюме, стоит на подножке знаменитого кабриолета из фильма «Кавказская пленница». Автор скульптуры Александр Рукавишников ночевал в цирке все дни перед открытием памятника, созданного на пожертвования артистов цирка и его зрителей, опасаясь, что вандалы могут посягнуть на скульптуру. После торжественного открытия памятника его охрану взяло на себя руководство города: за бронзовой скульптурой следит специально установленная телекамера.

22 августа 2002 года в «Комсомольской правде» появилась заметка О. Фоминой под названием «Никулина любят даже во Вьетнаме». В ней сообщалось:

«Вчера, в день пятилетия смерти знаменитого клоуна и актера, на Новодевичьем кладбище собрались его родственники, друзья и однополчане.

Специальный автобус привез на кладбище ветеранов цирка. Увы, не смог приехать сын Никулина Максим. Сейчас он находится по делам во Франции.

Зато на Новодевичье пришел артист Сергей Шакуров. В темных очках на пол-лица, с красивым букетом в руках, он сказал что-то родственникам Юрия Владимировича и быстро уехал. Вслед за ним появилась внушительных размеров делегация миниатюрных вьетнамских пионеров.

– У нас во Вьетнаме знают Юрия Никулина, – слегка коверкая слова, рассказывает вдове артиста Татьяне Николаевне руководитель делегации. – Спасибо ему за большой талант, за подаренные улыбки и смех. Он – гениальный клоун!

– А мне особенно приятно, что его знают и помнят дети, – ответила растроганная до слез Татьяна Николаевна.

Вьетнамцы с интересом разглядывали памятник, изображающий Никулина, сидящего на бортике цирковой арены. «Такое впечатление, будто внимательно слушает то, что мы ему говорим», – заметил кто-то в толпе. А рядом на постаменте примостился любимый пес Юрия Владимировича – ризеншнауцер Федор. Собака пережила своего хозяина лишь на четыре года. Впрочем, скоро мускулистая фигура Феди утонула в цветах…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.