К маме!
К маме!
«Скоро ты приедешь ко мне…» — писала мама. Но путь Мальвины в Швейцарию в объезд Германии и Австрии, через которые ездили ранее, был долог. Каков бы ни был маршрут, надо было проехать несколько стран. Мама заждалась и, конечно, беспокоилась — не будет ли каких осложнений.
«Сейчас мне кажется, что на диванчике в моей комнате спит мой Тусёночек. А это не ты, а такой же маленький мальчик спит на твоем диванчике и так же ручки закидывает за голову».
В нашем альбоме две фотографии Коленьки Баранского — сына Н. Н. Баранского, маминого брата. Тоненький, милый мальчик в матросском костюмчике снят как раз в 1915 году, когда приехал в Москву вместе со своей матерью к отцу из Уфы, и все семейство поселилось на Никитском бульваре, разделив с мамой и ее дочерьми Люсей и Женей большую пятикомнатную квартиру.
«Мама милая цылую тибя мы с папой чтаю сказки письмо получила…» Дальше продолжает отец: «…а Тусина ручка заленилась писать. Теперь пишу за нее: миленькая Женичка отчего ты тоже не приезжаешь и Люся где она. Люсу целую и Женю тоже. Как мама поживает. Мамочка я скоро может быть приеду».
Отец записывает точно как я говорю. Сестер своих я уже знала — они приезжали к маме в Берлин. Женю запомнила хорошо, а Люся как-то стерлась из памяти. У Жени лицо и руки были усыпаны веснушками, что меня очень занимало. От Люси я получала письма и в маминых посылочках подарки, даже вышитое ею платьице.
Маму одолевают какие-то страхи и непонятные сомнения.
«Мальвина Марковна, наверное, уже доехала до вас. Скоро ты приедешь ко мне. Ты ведь поедешь с ней ко мне? Я тебя очень жду, птичка моя родная».
Может, мама боится, что я не захочу расставаться с отцом в последнюю минуту или что он не отдаст меня?
Мальвина прибывает в Копенгаген только в марте, и к маме отправляется радостное сообщение: «Дорогая мамочка! Я получила куклу. Мальвина уже тут. Мы скоро едем к тебе». На открытке — общий вид города с башнями, черепичными крышами, дымящими трубами: «Панорама Копенгагена». Я не знала этого города, для меня он ограничился пространством нескольких улиц, парком, набережной, скульптурой андерсеновской Русалочки — прогулками с Христльфройляйн.
Удивительно, но я совершенно не помню прощания с отцом. Почему? Или меня так отвлекало всё необычное, или он не провожал нас, или новая кукла в руках поглощала всё мое внимание?
Путь, долгий путь поездом после короткого пребывания на пароходе (пароме?), запомнился. Вероятно, этот путь шел по Швеции и Финляндии вокруг Ботнического залива. Мы занимали два купе в мягком вагоне: в одном — девочка-подросток вместе с няней или медсестрой, в другом — я с Мальвиной. Бездетная Мальвина нянчила меня, как маленькую, ласкала и целовала. Мне это не нравилось — у нее были колючие усы. Я ехала к маме, и значительность этого дела (именно дела!) наполняла меня сознанием, что я уже большая. Недавно выпавший зуб поддерживал это ощущение. Зуб я везла с собой — показать маме. Мишка, наш верный друг и почтальон, конечно, ехал со мной.
И вот я в России, на родной земле. Петербург, родной Питер, пересадка на московский поезд, и уже не с Мальвиной, а с кем-то другим я доезжаю до Москвы. Меня встречают мама и Люся. Сестра подбегает с вопросом: «Туся Радченко?» Я отвечаю важно: «Jа, das bin Ich». В эти минуты на перроне Николаевского вокзала я пребываю еще в двух мирах, но это минуты. Я приехала домой. Меня ждет теплый, уютный, полный родных, добрых людей дом. Кругом все говорят по-русски, только по-русски. Извозчик везет нас с вокзала на Никитский бульвар.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.