Глава 14. «Цитадель»

Глава 14. «Цитадель»

Весна 1943 г. на Восточном фронте прошла под знаком подготовки к операции «Цитадель». Она была последней попыткой сохранить нашу инициативу на востоке. С ее неудачей, равнозначной провалу, инициатива окончательно перешла к советской стороне. Поэтому операция «Цитадель» является решающим, поворотным пунктом войны на Восточном фронте, и стратегические основы, на которых была построена эта операция, а также причины, по которым она провалилась, заслуживают рассмотрения. Поэтому я коротко остановлюсь на подготовке и проведении этой операции.

Стратегическая обстановка весной 1943 г.

Весна 1943 г. поставила немецкое Главное командование перед трудным решением. Две проведенные нами кампании не привели к разгрому Советского Союза. Я не буду здесь говорить о том, в какой степени виной этому были политические и стратегические ошибки Гитлера, не буду также рассматривать вопрос о том, хватило ли бы – даже при разумных политических целях и безупречном стратегическом руководстве – вооруженных сил Германии для того, чтобы добиться нашей цели – разгрома Советского Союза. Он таки стоял на самом краю пропасти!

Теперь, кажется, прошло то время, когда Германия имела возможность покончить с восточным противником еще до начала решающего наступления на западе. Со времени высадки американцев в Северной Африке там уже можно было предвидеть наш конец, а открытие второго фронта на Европейском континенте тем самым стало угрожающе близким. Теперь не только вопрос о силах, но и фактор времени стал решающим для войны на востоке.

У нас не было больше возможности нанести решающий удар по западным противникам, после того как Гитлер преждевременно отказался от вторжения в Англию, чтобы повернуть против Советского Союза. Заявление союзников в Касабланке, впрочем, не оставляло никакого сомнения в их стремлении к уничтожению не только Гитлера и его режима, но и Германии вообще. Если у нас была перспектива добиться мира с западными державами, то, видимо, только в том случае, если бы нам удалось отбить ожидавшееся с их стороны вторжение или разгромить их на континенте после первоначального успеха вторгшихся войск. Но эти две возможности предполагали высвобождение немецких сил на востоке.

Первый вопрос, на который надо было ответить, состоял в том – могли ли мы в то время вообще достигнуть на востоке приемлемого для нас решения, конечно, не в плане полного разгрома Советского Союза. Речь шла о том, не было ли возможности достичь ничейного результата? Это решение означало для Германии перспективу устоять как государство.

Сейчас говорят, что мысль о ничейном результате на востоке уже в 1944 г. была только мечтой. Мы не будем теперь говорить о том, было ли это действительно так. Мы, солдаты, не могли судить, существовала ли с политической точки зрения весной 1944 г. возможность достичь соглашения с Советским Союзом. Если бы Гитлер был на это готов, то такая возможность, вероятно, полностью не была бы исключена.

Но командование группы «Дон» (переименованной тогда уже в группу «Юг") было убеждено, что с военной точки зрения – при правильном оперативном руководстве – такого ничейного решения на востоке можно было добиться. Ведь путь от Сталинграда до Донца потребовал от противника больших жертв. В конце этой кампании он потерпел два тяжелых поражения. Противник не достиг своей цели – окружения всего немецкого южного фланга, для чего имелись все предпосылки. В конце зимней кампании инициатива вновь перешла к немецкой стороне. Во всех зимних боях немецкие войска и их руководство вновь показали свои более высокие качества. Как бы дорого ни стоил нам Сталинград, по достоверным подсчетам ОКХ, противник с начала войны потерял пленными, убитыми и не способными более нести строевую службу уже 11 млн. человек. Должны же, в конце концов, иссякнуть наступательные силы русских! Так, во всяком случае, рассматривали мы в то время в своем штабе военную обстановку на востоке. В этом, естественно, сыграло свою роль то обстоятельство, что нам удалось в почти безнадежном положении в конце кампании завоевать пальму победы.

Вряд ли стоило нам утверждать, по образцу многих запоздалых критиков, что война в любом случае будет проиграна. Перед нами стоял противник, и нашей задачей было остановить его перед границами Германии. Этого противника можно было заставить принять ничейное решение только рядом ударов. С другой стороны, мы слышали о заявлении в Касабланке, которое давало нам только один выбор – добиться на востоке, по меньшей мере, равновесия сил.

Следующий вопрос состоял в том, как мы должны были вести операции на востоке в 1944 г.

Для наступления с далеко идущими целями, как мы это делали в прошлые годы, наших сил в сравнении с силами противника было недостаточно. Мы неизбежно, по-видимому, должны были теперь прибегнуть к обороне. Если Советы намерены изгнать нас из своей страны, то пусть они сами несут тяжесть и потери в наступлении, в котором они, может быть, истекут кровью. Конечно, нас очень подкупала мысль – пользоваться оборонительной тактикой как наиболее прочным видом боя. Однако по двум соображениям мы могли принять оборону только в ограниченных масштабах.

Первое соображение. Весной 1944 г. никто не мог сказать, начнут ли Советы вновь наступать после окончания периода распутицы. Они ведь могли подождать, чтобы усилить свою группировку и посмотреть, когда их союзники действительно откроют второй фронт на континенте. Такая стратегия выжидания не исключала проведения ряда ударов небольшими силами, чтобы сохранить свой престиж и предотвратить оттягивание немецких сил с востока. Для немцев это было бы самым неприятным. Но это могло привести к тому, что мы, бездеятельно ожидая в обороне, должны были бы потом вести войну на два фронта против сильных противников. По этой причине чистая оборона, нечто вроде позиционной войны, для нас была неприемлема.

Вторым соображением, говорившим против применения чисто оборонительной тактики, был тот простой факт, что нам не хватало для этого имеющихся на востоке дивизий. Фронт от Черного моря до Ледовитого океана был слишком велик для того, чтобы мы могли создать на нем прочную оборону, и меньше всего в полосе группы «Юг», которая должна была оборонять тогда 32 дивизиями фронт от Таганрога на Черном море до района юго-восточнее Сумы, составлявший около 760 км.

Соотношение сил позволяло Советам, в случае если бы мы ограничились чистой обороной, проводить наступление на различных участках Восточного фронта превосходящими силами и прорывать наш фронт. В результате этого противник добился бы или окружения стабильных участков фронта, или нашего отступления. 1944г. дал достаточно примеров того, к чему приводила нас попытка удерживать неподвижный фронт.

Следовательно, мы не могли ограничиться только чистой обороной! Наоборот, мы должны были – пусть даже и в рамках стратегической обороны – привести в действие факторы, которые давали нам преимущество перед противником: более искусное руководство войсками, высокие боевые качества войск, большую подвижность наших войск (особенно летом). Мы должны были, если даже в целом мы и ограничивались бы обороной, пытаться нанести противнику мощные удары на отдельных участках, в результате которых он понес бы значительные потери, особенно пленными, что могло бы привести, по крайней мере, к ничейному исходу войны. И в рамках стратегической обороны мы должны были снова вести маневренные операции – в них заключалась наша сила. Это мы могли бы делать в случае, когда наступающий противник давал нам для этого благоприятные шансы, или в случае, когда мы это делали по своей инициативе.

Имея в виду подобное гибкое руководство операциями, группа армий «Юг» уже в начале февраля 1944 г. вошла с ходатайством в ОКХ, то есть к Гитлеру. Мы это сделали в связи с намечавшейся тогда большой переброской наших сил с правого фланга группы на левый, но уже планировали при этом дальнейшее ведение операций на востоке. Обмен мнениями по этому вопросу, исходивший главным образом от нашего штаба, продолжался до конца марта.

Если говорить в общем, то речь шла тогда о двух альтернативах. Или мы должны были предоставить инициативу противнику, ожидать его наступления, чтобы затем, имея выгодные предпосылки, нанести ответный удар. Или мы должны были пытаться удержать инициативу и упредить врага своим ударом еще до того, как он оправится после зимней кампании.

Решение этого вопроса зависело по существу от того, как оценивать предполагаемые действия противника после окончания периода распутицы. Наш ответный удар был бы возможен в связи с общей обстановкой только в том случае, если Советы были бы готовы в ближайшее время начать свое наступление.

Возможности советских войск для проведения операции

Хотя и не была исключена возможность того, что Советы до открытия второго фронта их союзниками будут пассивны, мы все же полагали, что противник после окончания распутицы вновь начнет свое наступление. Об этом говорила его уверенность, несомненно, увеличившаяся после успехов у Сталинграда. Для советского политического руководства было также с психологической точки зрения трудно сделать большой перерыв в неоднократно возвещавшемся им «освобождении святой русской земли». Наконец, надо было полагать, что хозяин Кремля был намерен опередить своих союзников в Восточной Европе, прежде всего на Балканах. По этим причинам мы полагали – и в этом мы находили полную поддержку в ОКХ, – что противник после распутицы вновь начнет свое наступление.

Если бы это произошло, то противник ввиду его численного превосходства получил бы большие возможности. Он мог пытаться путем прорыва на южном фланге группы «Север» оттеснить ее к морю и затем окружить. Он мог попытаться взять в клещи с севера и юга выступающий около Орла далеко на восток выступ, занимаемый группой «Центр», с тем, чтобы, таким образом, взломать фронт всей группы.

Нигде противник не имел еще таких хороших оперативных и одновременно больших военно-экономических и политических шансов, как на южном фланге Восточного фронта, на участке группы «Юг»! Здесь немецкий фронт, охватывающий Донбасс, выступал, как «балкон», далеко на восток параллельно северному побережью Азовского моря. Если бы противник атаковал этот «балкон» с востока через Миус и с севера через Донец, то он мог бы прижать расположенные в Донбассе немецкие армии к побережью и там уничтожить их. Если бы он еще дополнил эти действия наступлением в районе Харькова в направлении на Днепр ниже Киева, то он мог бы достичь цели, которая ускользнула от него зимой 1942/43г., – окружения всего немецкого южного фланга у побережья Азовского и Черного морей. Он мог бы в этом случае разгромить не только группу армий «Юг», но и расположенную на кубанском плацдарме группу «А» с ее 17 армией. Эта победа на южном фланге Восточного фронта отдала бы в руки Советов одновременно и важный в военно-промышленном отношении Донбасс и житницу Украины. Это открыло бы противнику путь на Балканы, в первую очередь к румынской нефти. Наконец, это не могло не сказаться на политической позиции Турции.

Так как наступление Советов ни на одном из других участков фронта не открывало таких перспектив, то надо было полагать, что главное направление их наступательных операций, если они вообще будут наступать, как и в 1942 и 1943 гг., будет находиться на южном фланге Восточного фронта. Имевшиеся в их распоряжении силы не исключали также возможности для нанесения местных ударов на других участках фронта.

Об этих планах свидетельствовала группировка сил противника. Перед фронтом группы армий «Юг» только в тылу противника стояло пять сильных групп оперативных резервов, насыщенных, прежде всего танковыми и кавалерийскими корпусами. Одна группа стояла перед нашим фронтом на Миусе, две – перед нашим фронтом на среднем Донце и две другие – восточнее и северо-восточнее Харькова. Кроме того, подброска сил с Кавказа и из Сталинграда продолжалась и в марте. Сильные резервы противника стояли также перед восточным и северным участками Орловской дуги, где находилась группа армий «Центр», а также у Москвы. В целом, обстановка не оставляла сомнения в том, что противник, рано или поздно, будет пытаться добиться решающего успеха на участке группы армий «Юг», а возможно, также и на южном фланге группы армий «Центр» путем наступления с охватом Орловской дуги.

Поэтому командование группы армий «Юг» ожидало, что противник сначала будет наступать на «донецкий балкон» с востока через Миус, а с севера – через Донец в его среднем течении, чтобы сковать находившиеся там наши армии или оттеснить их к побережью. Это наступление потом, вероятно, должно было бы быть дополнено наступлением из района Харькова или севернее в направлении на Днепр с целью повторить широкую операцию по охвату, не удавшуюся противнику в феврале-марте. Начиная с лета 1944 г. Советское командование фактически так и действовало.

Ответный удар?

На этих предполагаемых планах противника строился наш план нанесения ответного удара, который командование группы «Юг» неоднократно представляло в феврале-марте Гитлеру. Мы предлагали при ожидавшемся нами наступлении противника на Донбасс с боями отойти и пропустить армии противника на запад приблизительно до линии Мелитополь – Днепропетровск. Одновременно мы должны были подготовить крупные силы в тылу северного фланга группы армий. Эти силы должны были разбить наступающего там противника, чтобы оттуда нанести удар на юго-восток или на юг в глубокий фланг армий противника, наступающих через Донбасс на нижний Днепр, и уничтожить их на побережье.

В сравнении с немецким наступлением 1942 г. главное отличие этого плана состояло в следующем. Мы намеревались нанести ответный удар после того, как противник введет свои наступательные силы и частично их израсходует. Целью операций должны быть не территориальные цели на востоке (как в 1942 г. Сталинград или Кавказ), а уничтожение войск противника на важном фланге путем окружения его у побережья Азовского моря. Чтобы выполнить этот план и исключить возможность отхода противника на восток (как в 1942 г.), сначала мы должны были освободить ему путь через Донбасс на нижний Днепр, против этого соблазна он вряд ли устоял бы.

Если бы удался этот частичный удар с ограниченной целью, то нам удалось бы уничтожить значительные силы противника, и мы могли бы нанести второй удар на север против центральной группировки противника.

Безусловно, предпосылки для подобного ответного удара можно было создать и на других участках Восточного фронта. Но там можно было разбить противника только частично, а в это время противник сам бы стремился к решающей победе на юге. Кроме того, только на южном фланге была возможность при окружении противника использовать в качестве одной части дуги море. Для проведения этого, несомненно, очень рискованного ответного удара необходимы были две предпосылки.

Во-первых, немецкое Главное командование должно было более определенно, чем до сих пор, считать главным театром войны Восточный театр, а внутри него – южный фланг. На северном фланге группы «Юг» надо было создать сильное превосходство над предполагавшимися там силами противника, если мы были намерены довести операцию до успешного конца. Для этого было необходимо, во что бы то ни стало снять войска с второстепенных театров, даже если бы там создавалась опасность возникновения трудностей. Наносить удары на всех театрах – значило поставить под сомнение успех даже частичного удара на востоке. Надо было позаимствовать силы и у групп армий «Центр» и «Север», по крайней мере, там надо было создать оперативные резервы, в случае необходимости – даже путем своевременного выравнивания фронта (в первую очередь путем оставления и без того опасной дуги у Орла на участке группы «Центр").

Во-вторых, немецкое Главное командование не должно было бояться создать шансы на успех ответного удара ценой отказа от территории, в данном случае – от Донбасса. Если оно не было в состоянии проводить наступление с далеко идущими целями путем ведения маневренных боев, в чем мы тогда превосходили противника, то оно должно было быть готовым добыть свободу действий путем планомерного отхода. Территория завоеванных восточных областей давала достаточно простора для этого. (Это была, в конце концов, та же проблема, перед которой немецкое командование стояло в первой мировой войне после приостановки наступления в 1918 г. – проблема, решить которую оно и тогда не отважилось.) Однако выяснилось, что Гитлер не намерен был создавать ни первой, ни второй предпосылки.

Группа армий «Юг» неоднократно самым энергичным способом настаивала перед Гитлером на мысли о том, чтобы сделать направлением главного удара Восточный фронт, а на нем – южный фланг. Теоретически он соглашался с этим. Практически же он никогда не мог своевременно и в достаточной мере проникнуться этим планом, может быть, еще и потому, что начальник Генерального Штаба сухопутной армии и начальник штаба оперативного руководства представляли в этом вопросе всегда различные интересы.

Но Главное командование не соглашалось с точкой зрения группы «Юг» даже в отношении направления главного удара на южном фланге Восточного фронта. Хотя в течение всего 1944 г. было совершенно ясно, что противник искал решения войны на южном фланге, все же группы «Север» и «Центр» были лучше укомплектованы, чем группа «Юг», если сравнить соотношение их сил с протяженностью удерживаемого ими фронта, а также с численностью противостоявшего им противника, за исключением количества танков. Это объясняется упоминавшимся мною отрицательным отношением Гитлера к тому, чтобы отдавать что-нибудь добровольно или идти на риск на второстепенном направлении, а также и тем, что он не хотел заблаговременно принимать во внимание предполагаемые действия противника. Он выбрал дорогостоящий метод – либо давать очень мало сил туда, где должен был решиться исход операции, либо давать их очень поздно.

Но менее всего Гитлер был готов создать возможность для большого оперативного успеха в духе плана группы «Юг» путем отказа – хотя и временного – от Донбасса. На совещании в штабе группы в марте в городе Запорожье он заявил, что совершенно невозможно отдать противнику Донбасс даже временно. Если бы мы потеряли этот район, то нам нельзя было бы обеспечить сырьем свою военную промышленность. Для противника же потеря Донбасса в свое время означала сокращение производства стали на 25 %. Что же касается никопольского марганца, то его значение для нас вообще нельзя выразить словами. Потеря Никополя (на Днепре, юго-западнее Запорожья) означала бы конец войны. Далее, как Никополь, так и Донбасс не могут обойтись без электростанции в Запорожье.

Эта точка зрения, правильность которой мы не могли детально проверить, имела решающее значение для Гитлера в период всей кампании 1944 г. Это привело к тому, что наша группа никогда не имела необходимой свободы при проведении своих операций, которая позволила бы ей нанести превосходящему противнику действительно эффективный удар или собрать достаточные силы на важном для нее северном фланге.

Гитлер не соглашался с мыслью о том, что от добровольного отхода можно с таким же успехом, а часто, может быть, даже с большим, чем при наступательных операциях, перейти к решающим ударам по противнику. Он не соглашался с этой мыслью потому, что считал потерю территории в сравнении с неясным шансом на победу слишком большим риском. В этом отношении ему недоставало смелости или веры в свое искусство вождения войск, а также в искусство своих генералов.

Упреждающий удар

План ответного удара, как его намечала наша группа армий, отпал, следовательно, ввиду того значения, которое придавалось Донбассу. Как и в других случаях, идея подобного проведения операций не нравилась Гитлеру по указанным мною причинам. Правда, надо было с ним согласиться в том, что весной 1944 г. отнюдь не было ясно, окажет ли противник нам услугу – начнет ли он свое наступление. Если даже западные державы и требовали бы советского наступления, то Сталин, вероятно, мог бы все равно ждать.

В таком случае неизбежно на первый план выдвигалась идея использования слабости противника, обусловленной поражениями, которые он потерпел в конце зимней кампании, и нанесения ему удара, прежде чем он полностью восстановит свою боевую готовность, в первую очередь своих сильно потрепанных танковых частей. Речь шла бы тогда об упреждающем ударе, хотя и в рамках стратегической обороны.

Так как распутица препятствовала всяким операциям, то различные планы организации удара из района юго-восточнее Харькова с целью прорыва фронта противника на среднем течении Донца, основанные на использовании слабости противника, оказались невыполнимыми.

Так, в конце концов, был разработан план «Цитадель».

В то время как в конце зимней кампании в результате побед в районе между Донцом и Днепром, а также у Харькова был восстановлен фронт от Таганрога вдоль Миуса и Донца до Белгорода, в районе севернее Белгорода на стыке между группой «Юг» и группой «Центр» осталась занятая войсками противника дуга, выдающаяся далеко на запад. Она охватывала район Курска, простираясь от Белгорода через Сумы и Рыльск до района северо-восточнее Орла. Эта врезающаяся в наш фронт дуга была для нас не просто неудобным обстоятельством. Она удлиняла наш фронт почти на 500 км и требовала для ее удержания на севере, западе и юге значительных сил. Она перерезала железные дороги, которые вели из района группы «Центр» в Харьков и были для нас важными коммуникациями за линией фронта. Наконец, эта дуга могла служить противнику исходным пунктом для наступления, как на северном фланге группы «Юг», так и на южном фланге группы «Центр». Особую опасность она представляла на случай, если было бы решено нанести контрудар из района Харькова против советских сил, наступающих на участке группы «Юг».

Командование группы армий «Юг» поэтому намеревалось ликвидировать эту дугу сразу же после битвы за Харьков, еще до начала периода распутицы в этой местности, используя тогдашнюю слабость противника. От этого плана мы должны были отказаться, так как группа «Центр» не в состоянии была взаимодействовать с нами. Как бы ни был слаб противник после своего поражения у Харькова, все же одних сил группы «Юг» было недостаточно, чтобы ликвидировать эту широкую дугу.

Поэтому теперь эта дуга стала целью первого упреждающего удара. Выше я уже говорил об оперативном значении Курской дуги. При одновременном наступлении с юга и с севера можно было отрезать в ней сравнительно большие силы противника и высвободить потом значительные немецкие силы.

Но эта цель – во всяком случае, так полагало командование группы «Юг» – была отнюдь не единственной целью планируемой операции. Напротив, было ясно, что противник, чтобы удержаться на этом важном для него с оперативной точки зрения участке, вскоре бросит в бой свои оперативные резервы, стоявшие перед северным флангом группы «Юг» и южным флангом группы «Центр». Если бы мы провели этот удар заблаговременно, то есть сразу после окончания периода распутицы, то существовала бы надежда на то, что противник будет вынужден бросить в бой танковые и механизированные корпуса своей армии, не закончив еще их пополнения. Это дало бы нам возможность рассчитывать на то, что мы успеем раньше закончить пополнение наших соединений, и это увеличило бы наши шансы. Если бы удалось разгромить в этом бою неприятельские танковые резервы, то мы смогли бы предпринять новый удар или против Донецкого фронта противника, или на другом участке. Это было, в конце концов, настолько же существенной целью операции «Цитадель», как и столь необходимая для нас ликвидация Курской дуги.

План операции «Цитадель»

Операция «Цитадель» планировалась, следовательно, с целью застигнуть противника еще в стадии его слабости.

Согласно указаниям ОКХ, войска противника на дуге вокруг Курска должны были быть отрезаны наступлением группы «Центр» (с севера) и группы «Юг» (с юга), которые должны были взять в клещи эту дугу у ее основания и уничтожить находившиеся там силы противника. Для обеих групп это наступление представляло значительный риск.

Наступление группы «Центр» должно было начаться с южного фронта Орловской дуги. Участок дуги у Курска сильно вклинивался на запад в наш фронт, а севернее его орловский участок дуги, удерживаемый группой «Центр», вдавался далеко на восток во вражеский фронт. Эта дуга в соответствии с замыслом операции «Цитадель» давала противнику возможность начать наступление с охватом, а в случае его успеха также и угрожать тылу действующих в операции «Цитадель» войск группы «Центр».

На участке группы армий «Юг» опасность заключалась в том, что надо было, во что бы то ни стало удерживать Донбасс, который своим выгодным расположением давал противнику возможность провести наступление превосходящими силами с двух направлений.

Несмотря на связанные с этим сомнения, обе группы сделали все, чтобы обеспечить успех операции «Цитадель» возможно более высоким сосредоточением сил. Однако не подлежало сомнению, что риск в операциях этих групп будет тем большим, чем больше дадут противнику времени, чтобы вновь восстановить свои потрепанные силы.

Группа «Центр» выделила для своего наступления с севера 9 армию под командованием генерал-полковника Моделя.

Она располагала для прорыва в направлении на Курск тремя танковыми корпусами с шестью танковыми, двумя моторизованными и семью пехотными дивизиями.

Эти 3 корпуса должны были начать наступление с южного участка Орловской дуги и прорвать фронт противника на участке в 50 км, причем оба фланговых корпуса должны были наступательными действиями прикрыть ударный клин с флангов. Фронт прорыва должен был быть по возможности расширен наступлением обоих примыкающих с востока и запада пехотных корпусов армии. Они же должны были обеспечить глубокие фланги группы прорыва. Наступление 9 армии должно было быть поддержано 1 авиадивизией.

От 2 армии, замыкавшей Курскую дугу с запада и располагавшей на фронте в 200 км 9 слабыми пехотными дивизиями, вряд ли можно было ожидать чего-либо большего, чем попыток сковать стоявшего перед ее фронтом противника, чтобы облегчить его окружение наступающими группами.

Группа «Юг» была в состоянии выделить для операции «Цитадель» большие силы, а именно, две армии, в составе которых было 5 корпусов с 11 танковыми и 7 пехотными дивизиями.

По мнению командования группы, решающим фактором для использования этих армий было то обстоятельство, что противник вскоре после начала операции бросит в бой свои сильные оперативные резервы, стоявшие восточнее и северо-восточнее Харькова. По меньшей мере, столь же важной, как удар на Курск с целью отсечения находившихся там вражеских сил, была задача обеспечить с востока этот удар от подходящих вражеских танковых и механизированных соединений, нанося встречные удары. Разгром этих сил был также важной целью операции «Цитадель».

Армейская группа Кемпфа имела задачу удерживать одним пехотным корпусом полосу обороны на Донце от пункта юго-восточнее Харькова до района Волчанска. Ее танковый и пехотный корпуса (всего 3 танковые и 3 пехотные дивизии) должны были активными действиями обеспечить операции по прорыву у Курска на восток или северо-восток. Для выполнения этой задачи эта группа должна была начать наступление с Донецкого фронта на участке Волчанок – Белгород с целью овладения силами пехотного корпуса рубежа, обращенного фронтом на восток вдоль Корочи, а ее танковый корпус должен был продвигаться на северо-восток в общем направлении на Скородное. Другой танковый корпус в составе двух танковых дивизий, бывший сначала в резерве группы армий, должен был быть переподчинен группе Кемпфа, после того как она овладеет достаточным районом и обеспечит себе свободу действий в северо-восточном направлении. Совместно с упомянутым выше танковым корпусом в бою на открытой местности они должны были разгромить подходящие танковые соединения противника.

4 танковая армия под командованием генерал-полковника Гота должна была осуществить прорыв на Курск – навстречу 9 армии – и затем уничтожить силы противника, отрезанные западнее Курска. Она располагала для этого двумя танковыми корпусами (в том числе один танковый корпус СС), насчитывавшими 6 танковых дивизий и одну пехотную дивизию, кроме того, еще один пехотный корпус (52) должен был присоединиться к наступлению танковой группировки на западном фланге. Если бы нам удалось прорваться к Курску и быстро уничтожить отрезанные там части, то в разгроме подходящих оперативных резервов противника приняли бы участие и танковые соединения 4 танковой армии.

Понятно, что вся артиллерия РГК, которую группа получила от ОКХ и которую она имела на своем участке, была отдана обеим армиям. Несмотря на это, артиллерия сопровождения наступления была слишком слаба для обеспечения прорыва системы обороны противника.

Другой нашей слабостью было то, что прорыв вражеских позиций должны были осуществлять в первую очередь танковые дивизии, так как ОКХ не дало для этой цели дополнительно пехотных дивизий.

Наступление обеих армий должен был поддерживать 4 воздушный флот, с которым наша группа уже давно успешно взаимодействовала. К сожалению, его командующий фельдмаршал Рихтгофен незадолго до этого наступления был переведен в Италию. Силы, которыми располагал этот флот для поддержки наступления, состояли из трех авиагрупп пикирующих бомбардировщиков, трех групп штурмовиков и трех-четырех групп бомбардировщиков.

Командование группы армий вынуждено было крайне ослабить остальные участки своего фронта обороны, чтобы выделить для наступления указанные силы. Для обороны остались только 6 армия (командующий – генерал Голлидт) на рубеже Миуса, 1 танковая армия (командующий – генерал-полковник фон Макензен) и уже упоминавшийся корпус на правом фланге группы Кемпфа на Донце. Все это составляло 21 дивизию, которые должны были удерживать фронт от Таганрога до Волчанска протяженностью 630 км. В качестве резерва на этом широком фронте мы имели только одну танковую, одну моторизованную и одну пехотную дивизии.

Командование группы армий, однако, полагало, что если уж мы предприняли упреждающий удар, то надо было сделать все для достижения полного и быстрого успеха операции «Цитадель». Если бы нам удался этот удар, если бы были уничтожены отрезанные в Курской дуге войска противника и, кроме того, в этом сражении была бы разгромлена значительная часть его оперативных резервов, то тем самым был бы сделан первый шаг для достижения столь желанного ничейного исхода войны. Победа у Курска дала бы группе армий возможность покончить с возникшим на ее участке фронта кризисом. Наконец, оставалась еще возможность в случае необходимости отойти из Донбасса на нижний Днепр, чтобы затем – после победы у Курска – поставить себе целью осуществление оперативного замысла, основанного на предложении группы армий об ответном ударе. Можно было, правда, предполагать, что такие действия вряд ли встретят одобрение Гитлера. Но, во всяком случае, победа вновь возвратила бы ему и Донбасс.

Начало операции «Цитадель» был назначено на самый ранний срок. Командование группы предложило ОКХ в качестве этого срока начало мая, полагая, что к этому времени закончится период распутицы. Фактически операция «Цитадель» могла начаться около середины мая.

Роковое промедление

После окончания зимних боев в связи с началом распутицы я вынужден был взять отпуск, чтобы сделать операцию гланд. Врачи надеялись приостановить этой операцией начавшуюся у меня, хотя и не объяснявшуюся еще моим возрастом, катаракту. На фронте меня замещал сначала генерал-полковник Модель, затем фельдмаршал барон фон Вейхс, но по всем главным вопросам я поддерживал связь с командованием группы и начальником Генерального Штаба сухопутной армии. 18 апреля я направил ему предназначенное для Гитлера письмо, в котором я еще раз выражал ту точку зрения, что теперь надо бросить все силы для успеха операции «Цитадель», что победа под Курском возместит нам все временные поражения на других участках фронта группы. Далее, я подчеркивал, что чем раньше мы начнем операцию «Цитадель», тем меньше будет опасность большого контрнаступления противника на Донбасс.

4 мая я хотел возвратиться в мой штаб, так как в середине мая надо было ожидать начала операции «Цитадель» – самое позднее, в начале третьей декады месяца. 3 мая мой начальник штаба генерал Буссе прибыл в Лигниц (Легница) с сообщением, что 4 мая нас вызывают в Мюнхен на совещание с Гитлером. На это совещание были вызваны также командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге, генерал-полковник Гудериан (тогда главный инспектор танковых войск) и начальник Генерального Штаба военно-воздушных сил генерал-полковник Ешоннек. На этом совещании выяснилось следующее.

Генерал-полковник Модель, который должен был руководить операцией «Цитадель» на северном фланге, представил Гитлеру доклад об обстановке на своем участке фронта и о своих планах в связи с этим.

Модель пользовался особым доверием Гитлера, после того как он отличился своей особенной энергией и стойкостью в кампаниях 1941 и 1942гг. сначала в качестве командира танкового корпуса, а затем командующего 9 армией во время тяжелых оборонительных боев группы «Центр».

Я хорошо знал Моделя со времени, когда он служил у меня в 8 Управлении Генерального Штаба; он ведал наблюдением за развитием техники и оценкой его с точки зрения требований, предъявляемых к ней Генеральным Штабом. Он был очень полезен на этой должности, действуя подобно щуке в пруду с карасями из отделов министерства. Позже он был начальником штаба 16 армии в группе армий «А», где я в свою очередь был начальником штаба, и участвовал в подготовке западной кампании.

Модель был, несомненно, очень способным штабным офицером. Он обладал ясным умом и способностью быстро оценивать обстановку. Среднего роста, скорее нежного, чем сильного телосложения, с густыми черными волосами и живыми глазами, взгляд которых иногда становился пронизывающим, он производил впечатление молодого и бодрого человека, упорного и усидчивого в работе. Его особым качеством была необычайная энергия, иногда даже граничившая с неосмотрительностью. Это качество сочеталось у него с уверенностью и способностью твердо выражать свое мнение. По своему характеру он был оптимистом, не признававшим трудностей. Эти качества, его огромная энергия и, наконец, его стремление добиться хороших личных отношений с главными деятелями режима (он попросил у Гиммлера себе адъютанта из СС, что вызвало резкую критику со стороны офицерского корпуса) импонировали Гитлеру. Нельзя отрицать также и того, что в таком его поведении определенную роль играло тщеславие. Но можно предполагать и то, что он был предан Гитлеру и идеям национал-социализма по убеждению. По отношению к режиму он был настроен менее критично, чем подавляющее число высших военных руководителей. Но Моделя нельзя все же причислить к тем немногим солдатам, которые во всем были послушны Гитлеру. Свои взгляды по военным вопросам он твердо отстаивал и перед Гитлером. Во всяком случае, Модель был храбрым солдатом, не щадившим своей жизни и требовавшим этого от своих подчиненных, хотя и нередко в грубой форме. Его часто можно было видеть на критических участках его фронта. Таким образом, Модель был солдатом в духе Гитлера.

Моделю не удалось пожинать лавры победы в качестве руководителя какой-либо смелой операции. Он во все большей степени стал играть роль человека, которого Гитлер ставил на угрожаемом или на пошатнувшемся участке фронта, чтобы восстановить положение, и Модель добивался многого при выполнении этих задач. Гитлер, очевидно, думал, что Модель был командующим, который «не размышлял над операциями, но твердо стоял». Когда Модель увидел, что битва в курском котле проиграна, он покончил с собой. Он это сделал не для того, чтобы – как это делали многие деятели партии – избежать ответственности, а потому, что он не мог пережить уничтожения своей группы армий.

Генерал-полковник Модель в своем докладе Гитлеру ясно указал на трудности, с которыми столкнется наступление в связи с необходимостью преодолеть сильно укрепленную систему обороны противника. В его аргументах большую роль играли донесения о чрезвычайном усилении противотанковой обороны противника, особенно вследствие введения новых противотанковых ружей, против которых наши танки T-IV не могли устоять. Для порученной ему операции по прорыву он с самого начала потребовал поэтому 6 дней.

Доклад Моделя явно произвел сильное впечатление на Гитлера. Он стал опасаться, что наше наступление не будет проведено быстро или, по крайней мере, так быстро, чтобы успешно осуществить окружение крупных сил противника. После этого доклада он признал необходимым усилить наши танковые части. Он пообещал к 10 июня перебросить к нам значительное количество танков типа «тигр» и «пантера», штурмовых орудий, а также батальон сверхтяжелых танков типа «фердинанд» (системы Порше, оказавшейся потом непригодной). Кроме того, танки Т-IV и штурмовые орудия должны были получить дополнительные экраны для усиления броневой защиты, чтобы они могли противостоять новым советским ПТР. В целом Гитлер предполагал приблизительно удвоить численность наших танков.

Сначала он хотел, однако, выслушать мнение обоих командующих относительно отсрочки операции «Цитадель». Оба высказались против нее, это мнение разделял и начальник Генерального Штаба генерал Цейтцлер.

Фельдмаршал фон Клюге, который явно чувствовал себя обойденным при этом непосредственном докладе Моделя, заявил в свойственной ему резкой форме, что данные Моделя о том, что глубина позиций противника достигает 20 км, преувеличены. На аэрофотоснимках, по его мнению, были зафиксированы только уже развалившиеся от прежних боев окопы. Затем фельдмаршал указал на то, что при дальнейшей отсрочке мы упустим инициативу. Это может привести к тому, что мы будем вынуждены снять части с фронта «Цитадель». Здесь он имел, вероятно, в виду в первую очередь опасное положение на Орловской дуге.

Я также высказался против предложенной Гитлером отсрочки по двум причинам. То пополнение танками, которое мы получим, будет, видимо, более чем компенсировано увеличением танков на советской стороне. Ежемесячный выпуск танков составлял у противника не менее 1500 единиц. Кроме того, дальнейшее ожидание приведет к тому, что советские части после потерь в зимнюю кампанию и после недавних поражений, сильно повлиявших на моральный дух и боевые качества вражеских соединений, вновь обретут свою ударную силу. Наконец, укрепление вражеских позиций будет продолжаться с все большей интенсивностью.

Против отсрочки операции «Цитадель» говорил также и тот факт, что это значительно увеличило бы опасность в полосе обороны группы. Сейчас противник еще не готов к наступлению на Донце и Миусе. Но в июне он сможет это сделать.

Особо я указал на то, что решение всего вопроса определяется в значительной мере общей обстановкой.

В случае отсрочки операции «Цитадель» и возможной скорой потери Туниса создастся опасность того, что начало операции «Цитадель» совпадет с высадкой противника на континенте, и мы будем вынуждены тогда сражаться на два фронта.

Как бы ни было заманчиво дальнейшее усиление наших танковых частей, все же, по моему мнению, надо было придерживаться назначенного срока. В случае отсрочки группе потребуется наряду с увеличением танков и увеличение количества пехотных дивизий для преодоления системы обороны противника.

Я закончил свое высказывание тем, что «Цитадель» не будет легким предприятием, что нужно, однако, сохранить намеченный срок начала операции и, подобно всаднику, первому «перенести свое сердце через препятствие». Это сравнение, как мне вскоре стало ясно, Гитлер, не ценивший ни лошадей, ни всадников, не мог одобрить.

Начальник Генерального Штаба ВВС присоединился к мнению обоих командующих, заявив, что с точки зрения авиации отсрочка операции «Цитадель» не дает никаких выгод. В настоящее время нельзя ожидать существенного увеличения количества самолетов. Он подтвердил, что противник, судя по обстановке в воздухе, планирует решающее наступление на участке группы армий «Юг».

Генерал-полковник Гудериан предложил сосредоточить все силы танков на одном направлении – или на участке группы «Юг», или на участке группы «Центр».

Гитлер повторил затем еще раз свои аргументы в пользу отсрочки до 10 июня. Относительно увеличения количества танков у обеих сторон он сказал, что численное превосходство русских в танках мы возместим техническим превосходством поступающих дополнительно «тигров», «пантер» и «фердинандов». Дивизий, однако, он больше дать не может.

Относительно опасности, связанной с тем, что в случае отсрочки операции «Цитадель» она может совпасть с вторжением противника на континент, он заметил, что в связи с прибытием в Средиземное море судов с зенитными установками и легких переправочных средств мы сможем поддерживать снабжение Туниса и поэтому там удержимся. Даже при потере Туниса противнику потребуется 6-8 недель для подготовки высадки. Поэтому в середине июня этого не произойдет.

В заключение Гитлер заявил, что он намерен еще раз обдумать вопрос о проведении операции «Цитадель» в срок или об отсрочке ее, и отпустил нас в свои штабы.

В то время как мы ждали там пароля для начала развертывания и выдвижения в исходные районы, которые в связи с проводимой подготовкой войск и по причинам маскировки были расположены рассредоточенно в глубине тылового района группы, 11 мая пришел приказ о том, что операция «Цитадель» откладывается до середины июня.

Двумя днями позже, 13 мая, последние части нашей африканской армии капитулировали на мысе Бон!

Следующие недели были заполнены подготовкой и пополнением частей, предназначенных для наступления, а также проверкой и усилением нашего фронта обороны на Донце и Миусе. Прибыли и обещанные Гитлером танки, но не в обещанное время. Таким образом, операция «Цитадель» все время откладывалась, пока не подошел июль. Теперь уже прошло 6 недель с момента капитуляции нашей армии в Тунисе[73]!

В большом масштабе мы проводили ложные маневры, чтобы замаскировать цели нашей операции. С началом подготовки к операции «Цитадель» подобные мероприятия должны были вылиться в большие передвижения всех не занятых в начале наступления автотранспортных частей в направлении на Донбасс, где уже проводились ложные приготовления к наступлению. Мы изготовили даже макеты танков, которые мы транспортировали в Донбасс для введения в заблуждение вражеской воздушной разведки.

В период этого ожидания, но и одновременно возрастающего напряжения продолжался оживленный обмен мнениями между командованием группы и ОКХ по вопросам дальнейшего изменения обстановки и о том, нужна ли вообще операция «Цитадель» ввиду такого оттягивания срока ее начала.

Переброска оперативных резервов противника ближе к фронту показывала, что их пополнение, видимо, уже было закончено. Если противник все еще находился в обороне, то все же было ясно, что он готовил наступление на фронте Донца и Миуса и – может быть, позже – на участке по обе стороны Харькова. То же самое наблюдалось и перед фронтом группы «Центр», где готовилось наступление противника на Орловской дуге. И на других участках Восточного фронта можно было отметить признаки готовящегося наступления. Начнет ли противник вскоре наступление сам или будет ждать открытия второго фронта, или он перейдет в контрнаступление после наступления немцев, – все это оставалось еще неясным.

Командование группы при обсуждении этого вопроса с ОКХ все время указывало на следующее:

1. Любая дальнейшая оттяжка осложнит наше наступление.

2. Одновременно увеличится риск на участке обороны нашей группы, особенно на «донецком балконе», так как находящиеся там наши силы не могут долго выдержать наступления крупных сил противника.

3. Несмотря на этот риск, при проведении операции «Цитадель» все, как и до этого, зависело от того, бросим ли мы все силы для достижения быстрого и решительного успеха этой операции, для чего придется, может быть, пережить кризисное положение в Донбассе, не исключая и возможности отхода.

Мы вновь подчеркивали, что противник будет добиваться в этом году решающей победы над группой «Юг» и что группа должна быть ввиду этого сильной на своем северном фланге, а на других участках сохранять свободу действий в духе тех предложений, которые мы сделали в феврале – марте относительно тактики маневренного ведения операций и ответных ударов.

На запрос начальника Генерального Штаба о том, как командование группы вообще теперь относится к проведению операции «Цитадель», я ответил, что «Цитадель» в любом случае будет трудной операцией, которая в случае успеха даст возможность нанести и другие удары, но не высвободит в ближайшее время силы (для других театров военных действий). На вопрос, целесообразно ли теперь проводить операцию «Цитадель», можно было ответить только с точки зрения общего руководства военными действиями. Операция была целесообразна, если бы на ближайшее время, то есть до осени, мы отказались от снятия каких-либо сил с Восточного фронта. Если считать, что западные державы не начнут до осени большие операции по высадке морского десанта, то «Цитадель» возможна; равным образом она будет возможна, если допустить, что западные державы где-либо высадятся и потом будут разбиты – однако только в том случае, если их вынудят оставить свой плацдарм.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.