Глава 1. Ветры войны

Все началось с кончины царя Аммона, которого синодальный перевод Библии называет Наасом. Однако при этом вновь утрачивается сам смысл этого имени, и потому стоит вспомнить, что в оригинальном тексте оно звучит, как «Нахаш». А «нахаш» на иврите (да и, наверное, в бывшем крайне близким ивриту языке аммонитян) означает не что иное, как «змея». Таким образом, снова трудно сказать, имеем ли мы дело с именем или прозвищем. Вполне возможно, змей был олицетворением одного из богов Аммона, и это имя было принято давать монархам этой страны – ряд комментаторов утверждают, что полностью скончавшегося царя звали Нахаш Второй. Однако не исключено, что царь аммонитян был прозван так за свое коварство или, напротив, мудрость (хотя два этих качества, как известно, вполне могут сочетаться друг с другом).

Давид, в отличие от Саула, не только не воевал с Аммоном, но и поддерживал самые дружеские отношения с его царем Наасом, испытывая искреннюю благодарность за то, что Наас предоставил в свое время убежище единственному из его братьев, сумевшему сбежать из Моава. Поэтому не удивительно, что, услышав о смерти Нааса, Давид направил в столицу Аммона Раббу Аммонитскую (Раббат-Амон; в синодальном переводе – Равва) переводе делегацию своих придворных, во-первых, чтобы заверить нового царя этой страны в своих самых мирных намерениях, а, во-вторых, выразить ему соболезнования в связи со смертью отца:

«И было после этого, умер царь аммонитян, и стал царем вместо него сын его Ханун. И сказал Давид: окажу я милость Хануну, сыну Нахаша, как оказал милость отец его мне. И послал Давид слуг своих утешить его в горе по отцу его. И пришли слуги Давида в землю сынов Аммоновых» (См. 2, 10:1-2).

Однако в Равве посланцев царя встретили поначалу настороженно, а затем и вовсе враждебно. И это в целом понятно: после победы Давида над их соседями-моавитянами аммонитяне имели все основания опасаться, что в следующий боевой поход израильтяне отправятся именно на них. По одной из устных легенд, посланцы Давида сами были отчасти виноваты в том, что в них заподозрили не утешителей, а шпионов. Осматривая незнакомый им город, будучи профессиональными военными, они невольно начали сравнивать мощь стен Раввы со стенами моавитских и филистимских городов, во взятии которых им приходилось участовать, и рассуждать, насколько столица аммонитян способна устоять при штурме. Эти разговоры были услышаны горожанами, поспешившими доложить о них во дворец, и последствия не заставили себя долго ждать:

«И сказали князья Аммонитские Хануну, господину своему: настолько ли уважает Давид отца твоего, на твой взгляд, что послал к тебе утешителей? Не для того ли, чтобы осмотреть этот город и разведать его и после разрушить его, прислал Давид своих слуг к тебе?» (См. 2, 10:3).

Выслушав эти речи, новый царь Моава Аннон (Ханун) поверил им, а поверив, пришел в ярость и решил бросить вызов Давиду в самой унизительной и оскорбительной форме, в какой только в то время это было возможно. Так как члены делегации Давида были одеты в соответствии со своей миссией не в боевые одежды, а в длинные платья (под которыми, естественно, не было нижнего белья, так как его тогда еще не изобрели), то Аннон велел срезать заднюю нижнюю половину этих платьев до пояса, а также обрить каждому из них половину бороды. «Книга Хроник» настаивает на том, что их одежды были обрезаны «до паха» (1, 19:5), то есть, что посланникам Давида обнажили не только ягодицы, но и гениталии.

Для того, чтобы понять все значение этих действий Аннона следует вспомнить, что с древности и по сей день на Ближнем Востоке борода считается символом мужского достоинства и свободы. Средневековые хроники рассказывают, что когда судьи в арабских странах спрашивали преступника, какое наказание тот предпочитает – отрезание носа или бритье бороды, большинство выбирало отрезание носа. Таким образом, обрив посланцам Давида одну половину их лица, Аннон нанес им, а вместе с ним и Давиду и всему народу, которых они представляли, страшное оскорбление. Ну, а то, что он срезал нижнюю часть их одежды, лишь многократно это оскорбление усиливало.

Сопровождаемые насмешками и улюлюканием аммонитян, израильтяне покинули Равву. До конца дня они укрывались подальше от людских глаз в окрестной роще, а за ночь дошли до пограничного Иерихона и поспешили послать к царю гонца с подробным рассказом о случившемся.

Давид, прочитав письмо, тут же поспешил в Иерихон, чтобы выслушать всю историю из первых уст и утешить своих слуг, остававшихся для него, прежде всего, старыми боевыми товарищами.

«И сказал царь: оставайтесь в Иерихо, пока отрастут бороды ваши, а потом вернетесь» (См. 2, 10:5).

И. Штейнберг в своих комментариях указывает, что Давид дал такое указание своим послам отнюдь не только потому, что заботился об их достоинстве: сама огласка этой истории могла «поднять народ против Давида за неуместное заискивание у этого варвара»[63], то есть Аннона; нанести удар по престижу царя.

Давид, безусловно, понимал, что стерпеть такое оскорбение нельзя, и велел Иоаву выходить со всей армией на войну. Но это понимали и аммонитяне, немедленно поспешившие обратиться за помощью к владыкам сразу четырех арамейских (синодальный перевод называет их сирийскими) княжеств – Беф-Рехова (Бейт-Рехова), Сувы (Цовы), Маахи и Истова (Това).

Так и получилось, что когда выступивший из района Иерусалима с 25-тысячной армией Иоав подошел к Равве и стал под ее стенами, к городу подошли 20 000 воинов Сувы и Рехова, 1000 воинов князя Маахи и 12 000 бойцов армии Истова. Дождавшись подхода союзников, Аннон также вывел свою армию из города для битвы с израильтянами.

Таким образом, израильтяне оказались в настоящей ловушке, между молотом и наковальней: с одной стороны на них надвигалась армия аммонитян, а с другой – почти в полтора раза превосходящая их по численности армия арамейских князей.

В этой ситуации Иоав принял вполне грамотное с точки зрения военной науки решение: он поручил Авессе с его 1800 гвардейцами и наемниками противостоять аммонитянам (общая численность которых, вероятно, составляла несколько тысяч человек), а 24 000 резервистов развернул к ним спиной, чтобы они могли противостоять 33-хтысячной армии арамеев. При этом между двумя повернутыми друг к другу спинами частями армии израильтян постоянно осуществлялось взаимодействие – так, чтобы в случае чего Иоав мог прийти на помощь Авессе, а Авесса – Иоаву.

Эта тактика в итоге оправдала себя. Старая гвардия Давида сдержала натиск превосходящих ее по численности аммонитян, а Иоав тем временем, после долгого и кропопролитного сражения, сумел обратить арамеев в бегство. Увидев, что их союзники начал разбегаться, аммонитяне также поспешили отступить и укрыться за стенами Раввы.

Однако осаждать город и пытаться брать его штурмом, Иоав не стал – его армия была для этого слишком измотана и понесла слишком большие потери. И потому, как только арамейцы рассеялись, Иоав под злорадные крики со стен Раввы увел свое войской назад, в Иерусалим.

Война с Аммоном явно приобретала затяжной характер.

* * *

Вскоре выяснилось, что ни аммонитяне, ни арамейцы отнюдь не смирились с поражением и стали готовить вторжение в израильское царство. Причем на этот раз царь арамейского города Сувы Адраазар (Ададэзер) собрал поистине огромную армию, объединив вокруг себя правителей всех окрестных арамейских государств. Во главе этой армии Адраазар поставил своего военачальника Совака (Шоваха).

В этот момент и пригодилась созданная Давидом система организации армии. Объявив массовую (но отнюдь не поголовную) мобилизацию, Давид снова направил Иоава с 25 000 воинов против аммонитян, а сам с 48 000 резервистов вышел навстречу арамейцам, решив таким образом воевать на два фронта.

Двигаясь ускоренным маршем, Давид привел армию в ущелье Едреи, в район, где сегодня располагается сирийский город Альма, называвшийся в библейские времена Еламом. Это место хорошо знакомо военным историкам, так как именно в этих местах византийцы противостояли мусульманским армиям в 334-336 гг., а затем в 1941 году англичане наступали здесь на подразделения вишистской Франции. Успех любого сражения у Елама в итоге всегда определялся тем, какая из сторон лучше использует особенности местности, лежащей между обрывистым склоном реки Ярмук и холмами, образованными из окаменевших кусков лавы.

Давид, вошедший в ущелье первым, сумел разместить свою армию самым выгодным образом, так что арамейцы изначально оказались в затруднительном положении, и вдобавок им негде было развернуть свою конницу и колесницы.

В итоге битва у Елама закончилась полным разгромом арамейцев, понесших огромные потери, цифры которых, впрочем, разнятся даже внутри 2-ой «Книги Самуила», а затем и в «Книге Хроник».

В начале сообщается, что Давид взял в плен 20 000 пехотинцев и 1700 всадников и колесничих (См. 2, 8:4) вместе с их конями, причем Давид оставил коней лишь для 100 колесниц, а всем остальным велел подрезать сухожилия, чтобы на них можно было передвигаться, но не использовать их на войне.

Далее утверждается, что в битве с армией Совака и Адаазара Давид перебил 700 колесничих и 40 000 всадников (См. 2, 10:18). «Книга Хроник» же говорит, что общие потери армейцев в войне против израильтян составили 40 000 человек и 7 000 колесниц (КХ. 1, 19:18).

Причем война эта, как становится понятно из текста обеих книг, отнюдь не закончилась битвой при Еламе. Воодушевленный успехом Давид двинулся на Дамаск, князь которого был союзником Адаазара. Здесь произошла еще одна битва с армией коалиции арамейских царей, и они вновь потерпели поражение, потеряв 22 000 воинов.

* * *

Сложенный Давидом во время войны с арамеями 60-й псалом и комментарии на него рассказывают об еще одном драматическом эпизоде этой войны. В то самое время, когда Давид стоял под Сувой, а Иоав был на аммонитском фронте, началось восстание идумеев. Очевидно, восставшие уничтожили не только царских чиновников и израильские гарнизоны на своей территории, но и двинулись на земли еврейских колен. Однако главной целью идумеев было соединить свою армию с арамейцами и совместными усилиями сокрушить империю Давида. Ситуация в какой-то момент оказалась критической, о чем Давид и вспоминает в тексте 60 (59)-го псалма:

«Бог, Ты нас оставил, Ты сокрушил нас, ты разгневался – возвратись к нам… Ты показал народу Своему тяжелую руку, напоил нас ядовитым вином» (Пс., 60 (59):3-5).

Согласно комментарию «Мецудат Давид» («Крепость Давида»), в этот драматический момент войны Иоав стремительным марш-броском перерезал путь армии идумейских мятежников, сразился с ней возле Гай-Мелахи и нанес ей сокрушительное поражение. Потери идумеев, бывших относительно небольшим народом, составили в той битве с израильтянами 12 000 убитыми, о чем Давид и говорит в самом начале псалма:

«Для руководителя хора. В сопровождении на «шушан». Песнопение Давида, сложенное для наставления, когда он воевал с Арам-Наараим и с Арам-Цовой, и возвратился Йоав и поразил в возвратился Йоав, и поразил в Гай Мелахе двенадцать тысяч эдомейцев» (Пс., 60 (59):1-2).

* * *

Овладев Дамаском, Давид бросил армию на арамейские города Бэтах и Бэйротай, ну а остальные арамейские князья стали сдаваться уже без боя и признавать себя данниками и вассалами Давида. Первым это сделал князь города Хамата Тои, который очевидно, не только не вошел в созданный Адаазаром союз, но и раньше воевал с этим грозным царем:

«И услышал Тои, царь Хамата, что поразил Давид все войско Ададэзера, и послал Тои Йорама, сына своего к царю Давиду приветствовать его и поздравить его с тем, что воевал тот с Ададэзером и поразил его; ибо Тои был в войне с Ададэзером. А в руках у него (Йорама) были сосуды серберянные, сосуды золотые, и сосуды медные. И посвятил их Давид Господу вместе с серебром и золотом, которое он посвятил из добытого у всех покоренных народов» (См. 2, 8:9-11).

Таким образом, за одну военную кампанию Давид существенно раздвинул границы своего царства, подчинил себе значительную часть Арамеи (или Сирии, если следовать синодальному переводу, да и современным географическим понятиям) и вернулся из похода с огромной добычей. Народ ликовал, захлебываясь от любви к царю и рассказывая о его великих подвигах.

Тем временем приближалась осень, дожди размывали дороги, делая их непроходимыми, и Иоав отвел свою армию из Аммона, война с которым оказалась куда более долгой и тяжелой, чем он и Давид предполагали в начале.

Однако теперь, когда арамеи были покорены, помочь аммонитянам было уже некому.