ВОЛОСТНОЙ ЧОКАЙ

В бесцветный холодный день мы вдвоем с Красавчиком приехали в аул Акбергена, состоящий из трех юрт. Сошли с коней, привязали их к юрте и с приветствием вошли к Акбергену.

На треноге висел казан, под ним весело горел боялыч. В такой серый, холодный, хмурый день нужны только лишь огонь и мясо… Молодая женщина бережно поддерживала огонь. Из закипающего казана доносился ароматный запах баранины. У костра сидел Акберген и что-то ковырял толстым шилом. На почетном месте восседал, как воткнутый кол, человек преклонного возраста с важной осанкой. Акберген вскочил, бросился к нам с приветствием: «Добро пожаловать!» — и радостно заулыбался.

Мы сели. Почетный человек, растягивая слова, лениво поздоровался с нами. Красавчик с Акбергеном обменялись многозначительными улыбками, а я во все глаза начал разглядывать почетного гостя. У него чуть продолговатое бледное лицо с прямым носом. На нем коричневый купи, воротник сделан из лисьих ножек. На голове поношеный, грязноватый тымак из лисы. Он заметно важничает, жмурится, подолгу сидит с закрытыми глазами.

«Оказывается, и в Голодной степи живут такие паны, как Нурмагамбет!» — подумал я.

— Кто этот молодой человек? — спросила почетная личность.

— Известный ваш сын Сакен! — ответил Акберген. «Пан» глубокомысленно посмотрел на меня, прищурил глаза и протянул:

— Тот самый?! — И продемонстрировал перед нами еще несколько внушительных поз.

— Кто этот человек? — спросил и я у Акбергена. Слегка улыбаясь, тот ответил:

— Он родной брат моего отца, известный в степи волостной… Чокай. Недавно я привез из Акмолинска приказ о назначении его на должность волостного управителя. И только сегодня вручил ему этот приказ. А сейчас я делаю печать волостного…

Акберген показал мне продырявленный шилом маленький круглый брусок. Теперь я тоже понял обстановку.

— Волостной, пусть Сакен прочтет документ о вашем назначении, — предложил Акберген.

«Волостной» не спеша вынул из кармана бумагу и вручил ее мне. Я развернул, увидел печать и текст на русском языке. Какой-то судья из Акмолинска кого-то вызывал этой повесткой к себе на допрос. Дата стояла давняя. Я недоуменно спросил Акбергена: «В чем дело?»

— Это приказ уездного начальника о назначении Чокая волостным, — ответил мне Акберген.

— Читай же вслух! — приказал мне Чокай.

Чокай начал важно озираться по сторонам, глядел то на Акбергена, то на Красавчика, то на меня, не находя себе места от радости.

— Поздравляю с назначением вас волостным! — сказал я, возвращая документ.

Чокай, сложив бумагу, бережно спрятал ее в карман. В этот момент раздался топот копыт, и какой-то всадник вплотную подъехал к юрте. Через минуту в юрту ввели жирного двухгодовалого черного барана с большим курдюком.

— Давайте, волостной, читайте молитву благословения! — обратился приехавший к «волостному», раскрыв ладони и готовясь к молитве.

Чокай горделиво оглядел меня, Красавчика, Акбергена, перевел взгляд на жирного барана, поднял руки для молитвы. Черного барана жигит ловко прирезал и вместе с женщиной начал разделывать его.

— Ты, оказывается, не пожалел самого лучшего своего барана для волостного! — обратился Красавчик к Акбергену.

Тот ответил с улыбкой:

— Нет, это волостной угощает нас. Черный баран — это подарок мне за ту бумагу уездного начальника, в которой Чокай назначается волостным управителем. Ведь бумагу я привез!

Я открыл рот от удивления.

— Как щедр твой волостной! — с восхищением сказал Красавчик, и в его голосе мне послышалась неподдельная зависть.

Бывает, что охотник, поймав темно-красную лисицу, разделывает ее на белой пороше, или же другой меткий стрелок удачно подобьет крупного жирного сайгака, а третий и на того и на другого смотрит с завистью и остается недовольным своей судьбой. Вот и Красавчик очутился, видимо, сейчас в таком положении. Он голый бедняк, хотя и деловой, энергичный человек. Он красив, но красоту с хлебом не есть. Судьба наделила его привлекательной внешностью, но пожалела богатства. А вот Акберген зажиточный, скота у него хватает, но тем не менее по велению судьбы в рот ему сам лезет жирный баран Чокая. А в юрте Красавчика черная бурда без приправы…

Пока варилось мясо, мы беседовали и смеялись. Жир на баране толщиной в три пальца. Под шкурой его жидкий жир собирают деревянной чашкой.

Акберген, подержав «печать» над дымом, вынул клочок бумаги из кармана, подул на прикопченную печать и приложил к бумаге.

— Посмотри, ведь удачно вышла печать волостного, неправда ли? — спросил он у меня, показывая бумагу с пятном.

Действительно, печать получилась на славу. Прежде всего, ее удобно держать в руке, а на оттиске мелко и красиво отчеканены слова «Волостной Чокай».

— Хорошо? — спросил меня «волостной». — Да, очень хорошо! — ответил я.

— Теперь все в порядке? — спросил он у Акбергена.

— Все! — ответил Акберген.

«Волостной» посмотрел отпечаток на бумаге, взял печать в руки, рассмотрел ее со всех сторон, с холодным важным видом достал платок из кармана, завернул в него печать и положил ее в нагрудный карман.

— Теперь поздравляю вас! — сказал Акберген волостному.

— Поздравляю вас! — поддержал его и Красавчик. Волостной, не меняя позы, многозначительно ответил:

— Пусть будет так! — и зажмурил глаза, как бы предаваясь сладкой мечте…

Я, усмехаясь про себя, воскликнул: «Голодная степь, оказывается, у тебя есть и такие сыны!»

Акберген украдкой от Чокая подмигнул мне:

— Сакен, ты приехал издалека. До ваших краев, наверное, дошли слухи о двух беговых конях волостного под кличками Аклак — Белый козленок и Бескырка — Пять сопок.

— Да, да, я заочно знал вашего волостного. Громкие вести о двух скакунах его доходили до наших ушей! — поддержал я Акбергена.

Чокай открыл глаза и в упор на меня уставился:

— О ком больше говорят, об Аклаке или о Бескырке?

— Ваш Аклак более популярен! — ответил я.

— Да, верно! Удачлив конь Аклак, но как скакун Бескырка опережает его! — поправил «волостной».

Акберген многозначительно обратился ко мне:

— Сейчас волостной приехал на Бескырке. Ты ведь знаток лошадей. После того, как поедим мяса, ты посмотри и оцени его достоинства!

— Хотелось бы посмотреть и Аклака, видимо, он сейчас хорошо упитан? — отозвался я.

— К сожалению, нет. Целое лето на нем ездил батыр Буенбай[87] — сын волостного и не дал ему возможности отдохнуть, — пояснил Акберген.

— Неужели известный батыр — сын волостного? — поинтересовался я.

— Еще бы! — со смаком подтвердил Акберген. — Если он зол на кого-нибудь, то угонит его скот из любой местности, где бы он ни находился!

— Имена батыров всегда отличались своей необычностью, как например, Таргын, Камбар, Алпамыс, Саин. А Буенбай несколько грубовато звучит, — заметил я.

Волостной открыл глаза и пояснил:

— В роду Уйсин был известный конокрад Буенбай. Когда наши аулы прибывали на Чу, он нападал на нас, как голодный волк, и наводил страх на народ. Веря в приметы, я нарек сына его именем!

После сытного обеда мы вышли проводить Чокая. Бескырка оказался незавидным темно-гнедым конем.

Чокай с суровым видом сел на свою рабочую лошадку и уехал.

Мы с Красавчиком посмеялись и стали допрашивать Акбергена.

— Неужели он подарил тебе этого жирного барана? Не стыдно тебе обманывать? А еще говоришь, что он родной брат твоего отца,

Акберген рассмеялся:

— Чего тут стыдного, он богатый… Если я не съем его барана, то все равно другой воспользуется случаем… Таким он родился, таким и отправится на тот свет… Однако он хитер, как Ходжа Насыр![88] — продолжал Акберген. Сын у него тихий, трусливый, а отец нарочно врет, объявляя его вором, силачом, храбрецом. Хочет, чтобы люди боялись и остерегались трогать его скотину. Своих коней он называет скакунами и тоже с хитростью, дескать, сын — батыр, отъявленный вор, да еще на коне-скакуне.

Я в недоумении спросил:

— В чем же хитрость, если его обдурили и получили в подарок за это жирного барана?..

— Он не такой простак, он свое возьмет. Весной поедет по дворам собирать конскую колбасу, жирные бараньи ляжки, утверждая, что это налог и угощение в пользу волостного.

— В прошлом году при мне он прибыл к Алтыбаю и потребовал свою долю, — начал рассказывать Красавчик. — Рыжая жена Алтыбая вынесла жирную конскую колбасу и приторочила ее к седлу Чокая. И вот с этой колбасой Чокай поехал по дворам, заявляя: «Каждый год с тех пор, как я стал волостным, Алтыбай отдает мою долю. А где же предназначенная мне доля с этого хозяйства?»

— И что же, выполняют его просьбу? — спросил я.

— Многие выполняют… Забавляются тем, что он называет себя волостным, балуют его.

— Если люди шутят над Чокаем, а Чокай насмехается над людьми, значит, они квиты! — заметил я.

Вечно живой ходжа Насыр, оказывается, ты обитаешь и в Голодной степи!..