Война и революция

Первая мировая война назревала исподволь. Ее приближение легко было предсказать по участившимся инцидентам – локальным дипломатическим и военным конфликтам великих держав на Африканском континенте, на Ближнем Востоке.

Николай II отдавал себе отчет в том, что Россия никак не сможет остаться в стороне. И он готов был выполнить союзнические обязательства, но при этом прекрасно понимал ненужность и бесперспективность войны для самой России, которая не была заинтересована ни в территориальных приращениях, ни в новых колониях. Целью внешней политики Николая II было если не ликвидировать, то по возможности отдалить угрозу войны. И действительно, России долгое время удавалось сдерживать растущее напряжение. Однако результаты русско-японской войны и революция 1905–1907 гг. продемонстрировали всему миру, что Россия не так несокрушима, как представлялось раньше.

Германский император Вильгельм II.

Наиболее далекоидущие выводы сделала Австро-Венгрия, активизировавшая свою политику на Балканах, что нарушило существовавшее здесь хрупкое status quo. Стремясь к гегемонии в регионе, Австро-Венгрия посчитала возможным пренебречь интересами России, которая традиционно поддерживала балканских славян.

В 1910-е годы Николай II неоднократно пытался использовать личные связи с германским императором, чтобы добиться от него обещания не поощрять австрийской агрессии. Последняя встреча двух монархов – в мае 1913 г. на свадьбе дочери Вильгельма с принцем Кумберлендским – прошла в самых дружеских тонах, но улучшить ситуацию не смогла. В германском правительстве к этому времени верили в неизбежность столкновения «славян и германцев», и Вильгельм II не считал возможным отказать в поддержке Австро-Венгрии, своей верной и единственной союзнице.

Война становилась неизбежной. Оставалось лишь найти повод, и он был найден.

15 (28) июня 1914 г. в Сараево, столице недавно присоединенной к Австрии Боснии и Герцеговины, был убит наследник австрийского престола эрцгерцог Франц Фердинанд. Обвинив Сербию в причастности к организации убийства, Австро-Венгрия предъявила ей ультиматум, условия которого сама считала неприемлемыми. Тем не менее 13 (26) июля Сербия ответила согласием (полным или частичным) на все пункты, кроме одного, – о проведении расследования при участии австрийского правительства, т. к. это затрагивало суверенитет страны. Австрия сочла ответ неудовлетворительным, разорвала с Сербией дипломатические отношения, а 15 (28) июля объявила ей войну.

Император Николай II в окне салон-вагона императорского поезда. Май 1916 г. Фотография из альбома великой княжны Ольги Николаевны.

Николай II, еще 14 июля писавший сербскому князю Александру о необходимости приложить все усилия, чтобы избежать кровопролития, теперь должен был выполнить обещание, что «ни в коем случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии». Иначе он поступить и не мог – речь шла о государственном престиже Российской империи.

Ответом России стала всеобщая мобилизация. Решение об этом было принято еще 15 июля, но объявление ее затянулось. Император хотел по возможности не порывать отношения с Германией и мобилизовать только те войска, которые должны были сосредотачиваться на австрийской границе. Против этого восстали военные. Предвидя, что Германия не оставит Австрию без поддержки, они настаивали на общей мобилизации, указывая, что она все равно неизбежна, и частичная мобилизация только помешает ей, поскольку спутает все планы и маршруты. Уговорить Николая II удалось только к вечеру 17 июля. Но и тогда он попытался объяснить ситуацию Вильгельму II. В посланной 17 июля телеграмме он писал, что остановить начавшиеся военные приготовления технически уже невозможно, но Россия не желает войны и не предпримет никаких действий, пока будут длиться переговоры по сербскому вопросу. «Я торжественно даю тебе в этом мое слово», – уверял он немецкого кузена. Но повернуть события вспять русскому императору не удалось. Вечером 19 июля немецкий посол в Петербурге вручил русскому министру иностранных дел ноту с объявлением войны. Великая война началась.

Император Николай II и великий князь Николай Николаевич. 1913 г.

Главнокомандующим всеми военными силами России был назначен дядя Николая II, великий князь Николай Николаевич. Но император и сам часто приезжал в Ставку, чтобы на месте ознакомиться с положением дел. Сначала это были очень короткие визиты, первый из которых состоялся уже во второй половине сентября 1914 г. Но весной 1915 г. положение на фронте осложнилось. Перейдя к обороне на Западном фронте, Германия все свои усилия направила на борьбу с Россией. Несколько раз немецким войскам удавалось прорывать русский фронт и вынуждать русских к отступлению. В это время поездки императора стали более продолжительными. «Мог ли я уехать отсюда при таких тяжелых обстоятельствах? – писал он императрице в мае 1915 г. – Это было бы понято так, что я избегаю оставаться с армией в серьезные моменты». Но была и еще одна причина задержек Николая II в армии: присутствие императора благотворно влияло на настроения в Ставке. Он не стремился командовать и диктовать решения, но его спокойная уверенность заражала даже плохо справлявшегося со сложными ситуациями великого князя. Да и как мог император покинуть Ставку, когда Верховный главнокомандующий плакал, рассказывая ему о текущих событиях, просил заменить его «более способным человеком» и постоянно принимался благодарить, что император остался с ним, так как, писал Николай II жене, «мое присутствие успокаивало его лично».

Николай II в Ставке над картой.

В конце концов у Николая II созрело решение самому стать во главе армии. В юности немало времени посвятивший военной службе, он считал, что «долг Царского служения повелевает монарху быть в момент опасности вместе с войском, деля и радость, и горе». После русско-японской войны он не раз говорил, что никогда не простит себе, что не встал во главе действующей армии. Второй раз совершать такую ошибку он не собирался. Изданное незадолго до начала войны новое «Положение о полевом управлении войск в военное время» предполагало, что обязанности Верховного главнокомандующего будет исполнять сам император. Обстоятельства, однако, сложились иначе. Но в 1915 г. Николай II решился исполнить свое давнее намерение. «Когда на фронте почти катастрофа, Его Величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войска и с ним либо победить, либо погибнуть…» – объяснял министрам решение царя премьер И. Л. Горемыкин. Соответствующий приказ по армии и флоту был опубликован 23 июля. К концу августа фронт был стабилизирован, и только тогда смолкли разговоры о «несчастливом», «невезучем» царе, присутствие которого на фронте приведет только к большим бедам.

Обязанности Верховного главнокомандующего предполагали постоянное присутствие императора в Ставке, которая находилась тогда в Могилеве. В Царское Село для свидания с семьей он возвращался теперь только на несколько дней примерно раз в месяц. Распорядок дня императора в Ставке мало отличался от обычного. Он также вставал около восьми часов, после легкого завтрака полтора-два часа принимал доклады в штабе. Затем следовал перерыв на завтрак, и доклады продолжались. Во второй половине дня император совершал небольшую прогулку в парке или за городом, куда выезжал на автомобиле, затем снова принимал, работал с бумагами. Только вечером наступало время отдыха. После ужина, который заканчивался около девяти часов вечера, император час или два играл в домино или трик-трак (нарды) или просто беседовал с приближенными. Говорили обо всем – делились воспоминаниями и наблюдениями, обсуждали научные вопросы, причем Николай II, по свидетельству очевидцев, обнаруживал очень солидные познания в истории, археологии и литературе. Перед сном обязательно читал.

В Ставке, вдали от Петрограда с его этикетом, сплетнями, вечными требованиями Думы, император мог позволить себе расслабиться. «Мой мозг отдыхает здесь – ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания», – напишет он императрице в революционном 1917-м. Неоднократно отца в Ставку сопровождал наследник, и это вносило в могилевскую жизнь свое очарование.

Однако исполнение Николаем II обязанностей главнокомандующего имело и свою оборотную сторону: отсутствие императора в столице не могло не сказаться на ходе государственного управления. Он уже не мог своевременно реагировать на происходящее, контролировать текущую ситуацию. 700 километров, оделявшие Ставку от столицы, могли стать (и в марте 1917 г. действительно стали) непреодолимым препятствием для разрешения критической ситуации.

Возникла проблема и с решением текущих дел. Важные вопросы самодержец решал сам, но, кроме них, существовало множество мелких дел, с которыми традиционно обращались к монарху. И здесь на помощь Николаю II пришла его супруга. Она была единственным в окружении императора человеком, которому он безусловно доверял и который был посвящен в его настроения и мнения по разным вопросам. К тому же военные годы были не первым случаем вмешательства императрицы в государственные дела. Впервые это произошло во время болезни Николая II в 1900 г., когда она стала не только сиделкой мужа, но и щитом между ним и его министрами. Тогда, в 1900-м, Николай II отказался обсуждать вопрос о заместителе на время его болезни, а Александра Фёдоровна распорядилась, чтобы все не требующие отлагательств бумаги посылались к ней, а она сама будет докладывать императору по мере возможности. Теперь, 15 лет спустя, обязанности императрицы, оставаясь столь же неофициальными, расширились. Она поддерживала отношения с министрами (у некоторых даже принимала доклады), отдавала распоряжения по второстепенным вопросам и писала мужу подробные «донесения» обо всем происходящем в столице. Со временем, однако, ей показалось, что существует сфера, где она может оказать более действенную помощь мужу. Речь шла о назначениях на высшие государственные посты.

Царица верила, что многие испытываемые страной сложности происходят от того, что на ведущих постах находятся «не те» люди. И она попыталась повлиять на текущие назначения, подбирала кандидатуры, спрашивала совета «дорогого Григория». Вера императрицы в Распутина в годы войны достигла апогея. «Еще раз вспомни, что для тебя, для твоего царствования и Бэби и для нас тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы нашего Друга… – писала она мужу в ноябре 1916-го. – Ах, милый, я так горячо молю Бога, чтоб он просветил тебя, что в Нем наше спасение; не будь Его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасет нас своими молитвами, мудрыми советами. Он – наша опора и помощь». Императору постоянно приходилось останавливать жену в ее стремлении подчинить всю жизнь страны советам Распутина, напоминать, чтобы она не вмешивала «нашего Друга». «Ответственность несу я, – говорил император, – и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе».

Николай II с сыном Алексеем на встрече с солдатами и офицерами, награжденными Георгиевскими знаками отличия. 1915 год. Могилев.

Но 1915 год принес осложнения не только на фронте. По мере хода военных действий выявлялись проблемы, связанные со снабжением армии и организацией эвакуации из захваченных противником областей. Это не было только русским явлением. Ни одна из участвовавших в войне стран не была готова к столь масштабным действиям и столь продолжительному противостоянию. Но в России эти военные трудности стали сигналом к новому витку критики правительства. Меньше всего желая повторения ситуации 1905 г., Николай II попытался с самого начала не дать развиться оппозиционным настроениям, восстановить возникшее в 1914 г. на волне патриотизма единение между обществом и властью. В июне 1915 г. он принимает решение о созыве Государственной думы. С его стороны это был жест доверия обществу, поскольку чрезвычайные обстоятельства войны позволяли отложить созыв представительства до ее окончания. Более того, в преддверии собрания Думы император произвел перестановки в министерском корпусе, уволив тех министров, деятельность которых думцы критиковали особенно сильно. Но сделав этот шаг, император снова вступил в заколдованный круг уступок. Думская сессия, открывшаяся 19 июля, показала, что и на этот раз движение власти навстречу народному представительству было расценено как признак ее слабости.

Николай Второй вместе с генералами и офицерами пробует солдатскую кашу во время одного из посещений прифронтовой полосы. 1916 г.

Шли военные действия, а общественные вожаки все больше втягивались в борьбу с собственным правительством. С думской трибуны летели требования отставки неугодных министров, обвинения в измене, шпионаже… Император возмущался, но ничего не предпринимал. Все инсинуации оставались безнаказанными и безответными. Оскорбленным министрам царица рекомендовала не обращать внимания на пустую болтовню. Время от времени, стараясь умерить страсти, Николай II сменял кого-нибудь из руководителей ведомств, и это действительно снимало напряжение, но не надолго. Причина такого несколько легкомысленного отношения к Думе со стороны самодержцев крылась в их убеждении, что, кроме пустой болтовни, думская общественность мало на что способна. Лишь когда заходила речь о кабинете министров из общественных деятелей, император проявлял твердость. Он считал себя ответственным «перед Богом и Россией за все, что случилось и случится», и не мог «передать все дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред России, а завтра умоют руки, подав в отставку». Кроме того, он был совершенно уверен, что в «общественный кабинет» войдут «люди совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не справятся со своей задачей».

Император забеспокоился только после того, как в ночь на 17 декабря 1916 г. в Петрограде был убит Григорий Распутин. Дело было не только в самом старце, о потере которого он сильно скорбел, но и в том, что пустые, как ему казалось, разговоры внезапно обернулись настолько решительными действиями. И не важно, что убийство было совершено с целью спасения монархии от «богопротивного Гришки», важен сам факт убийства. Царь немедленно вернулся из Ставки в Петроград и пробыл здесь два месяца, налаживая дела, реорганизовывая правительство.

Обратно в Могилев он выехал 22 февраля, уверенный в том, что на какое-то время положение стабилизировано. Радовала его и ситуация на фронте. Кризисы снабжения были преодолены, на весну было назначено большое наступление совместно с союзниками, которое должно было нанести сокрушительный удар Германии и заставить замолчать отечественных крикунов. Позднее У. Черчилль напишет: «Несомненно, что ни к одной стране судьба не была столь жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда уже был виден порт».

На следующий день после отъезда императора корью заболели дети – Ольга и Алексей, днем позже – Татьяна, а еще через несколько дней – Анастасия. В тот же день, 23 февраля, в Петрограде начались уличные волнения, но власти не придали им значения. «Это хулиганское движение, – писала Александра Фёдоровна, – мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение… Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам».

Ситуация резко изменилась 27-го числа, когда на сторону восставших стали переходить войска. Даже представить такое царские сановники не могли. Между тем события развивались очень быстро. Получившая в тот же день (понедельник, 27 февраля) указ о роспуске Государственная дума фактически примкнула к восстанию: был избран Временный комитет Государственной думы с неограниченными полномочиями. Параллельно возник Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, взявший на себя руководство уличным движением.

Николай II знал о волнениях в Петрограде. Известия об этом были получены 25 февраля. 27-го в Ставку полетели телеграммы о присоединении к восстанию военных частей. Ему советовали распустить Совет министров и, назначив премьером одного из лидеров оппозиции, Г. Е. Львова, поручить ему составить новый кабинет. Но император не торопился. Он даже не ускорил своей отъезд из Ставки, намеченный на 28 февраля, и отложил окончательное решение вопроса до своего прибытия. Да и были ли поводы для паники? Восстание захватило столицу, но и только. Были отданы соответствующие распоряжения для нормализации ситуации. 28 февраля в Петроград должны были прибыть четыре пехотных и четыре кавалерийских полка. Наиболее разумным решением в этой ситуации было переждать, и начальник штаба Алексеев советовал императору отменить поездку или, если уж ехать, то в расположение гвардии, а не в столицу. Но императора больше всего в тот момент тревожило положение семьи, находившейся рядом с восстанием и не могущей никуда выехать из-за болезни детей. Александре Фёдоровне действительно настоятельно советовали уехать хотя бы в Гатчину, а еще лучше в Новгород, и она даже согласилась – когда из тюрем стали выпускать арестантов, заполыхали полицейские участки и прервалась связь с министрами. Но потом заявила: «Никуда не поедем. Пусть делают, что хотят, но я не уеду и детей губить не стану».

Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев. 1916 г.

Николай II выехал из Ставки 28-го. Уже в поезде он узнал, что правительство не просто оказалось бессильно, оно фактически самораспустилось, что начались аресты министров, а в зале заседаний Думы был снят царский портрет. Царь торопился в Петроград, но в ночь на 1 марта, когда до столицы оставалось около 200 километров, оказалось, что дальше проехать нельзя, так как пути заняты «революционными войсками» (позже выяснилось, что слухи были преувеличены), и Николай II приказал ехать в Псков, где располагался штаб Северного фронта и куда царский поезд прибыл вечером 1 марта. Но вместо верных войск и поддержки со стороны командующих фронтами, которую император рассчитывал здесь найти, он увидел только готовность генералов пойти навстречу требованиям лидеров Думы, словами главнокомандующего армиями Северного фронта генерала Н. В. Рузского – «сдаться на милость победителя».

Здесь, в Пскове, в полной мере осознал Николай II, насколько далеко зашло разложение генералитета, предпочитавшего слушать думских лидеров, а не своего государя. От императора требовали отречения в пользу наследника при регентстве Михаила Александровича, запугивали опасностью, которая грозит его семье, говорили о невозможности продолжать войну при столь непопулярном монархе, о грозящем развале армии…Днем 2 марта Николай II внутренне уже согласился на отречение, но его беспокоил вопрос о сыне. Алексей Николаевич должен был стать первым конституционным монархом России, и было маловероятно, что его самодержавным родителям позволят продолжать заниматься его воспитанием. Между тем здоровье 13-летнего наследника требовало особого наблюдения и ухода, и оставить сына одного Николай II не мог. Выходом стало отречение и за себя, и за Алексея. В 23 часа 40 минут 2 марта манифест был подписан.

Митинг у здания Государственной думы в дни Февральской революции.

Все произошедшее за эти два дня сильно повлияло на императора. «Кругом измена, и трусость, и обман!» – записал он в дневнике в ночь на 3 марта. Но внешне бывший царь сохранял полное спокойствие, что заставило одного старого генерала оскорбленно заметить, что Николай II «отказался от Российского престола просто, как сдал эскадрон». Только знавшие его люди видели, как одеревенело его лицо, каким нервным движением доставал он папиросу, как необычно сосредоточен был, стараясь не выдать напряжения.